Кладбище ведьм
Часть 16 из 51 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Куда направила? Я не понимаю.
— Чтобы ты закрыла глаза и нашла двери. Чтобы принесла карты.
Женщина подошла. Под сапожками скрипел снег. Тяжело присела на корточки, взяла одну карту, потом другую. Стряхнула с них снег и убрала в карман. Потянулась за третьей картой.
— Это хорошее умение. Полезное. Тебя, наверное, зовут Наташа.
— Как вы догадались? Вы знали бабушку?
— Мы же соседи, глупышка, — произнесла женщина с той мягкостью в голосе, с которой маленьким детям объясняют, почему нельзя совать пальцы в огонь.
Наташа ощутила, как по обнаженным ногам скользит цепкий морозный ветер. Поежилась.
— Как вы меня сюда перенесли?
— Я же говорю — тебя направили. Очень толковое дело, между прочим. Зоя была лучшей. Она оставила несколько дверей, чтобы кто-нибудь мог докопаться до истины. — Женщина повертела в руке карту с изображением червового валета. Провела большим пальцем по изображению, превращая мелкие снежинки во влагу. — Наташа, будь осторожна.
— Почему? Кто вы?
Женщина вздохнула:
— Думаю, бабушка не хотела, чтобы ты провалилась в черноту и никогда из неё выбиралась. Я не смогу помочь. Никто здесь не сможет, даже если бы и хотели. Тебе нужно пройти через все двери самой. Поэтому, как я сказала — будь осторожна. Никому не доверяй. Опасайся дурных советов. Договорились?
Наташа осторожно кивнула. Она не знала, что происходит, но на всякий случай со всем согласилась. Зубы звонко клацнули друг о дружку. На улице, должно быть, не меньше десяти градусов мороза.
— Я бы на твоем месте возвращалась скорее в дом, а то замерзнешь, — сказала женщина.
— Как? Как мне вернуться?
— Ну ты же не маленькая. Ножками.
Наташа поднялась и заковыляла к калитке. Отворила ее, вошла в бабушкин двор. Уже на крыльце обернулась и никого не увидела. Соседский огород оказался пуст, а дом стоял, укутанный в снег, будто сто лет в нём никто не жил.
Оксана собрала карты, перетянула лохматой резинкой.
Надя убрала руки под стол, на колени, чтобы никто не видел тремора пальцев. Холод отступил, и сразу же стало невероятно жарко. Захотелось выскочить на крыльцо, подышать морозным воздухом. Надышаться.
— Не упустите перелом судьбы, — сказала она. — Это важно.
Надя допила лимонад, взяла кусок пирога и быстро его съела. Потянулась к вину, налила себе и удивленному мужу.
— И тебе погадать? — положила на блюдце ещё один кусок пирога. — Я могу, видишь? Я теперь и не так смогу.
Оксана, смущаясь, достала тысячную купюру, положила на стол.
— Это что?
— За гадание. Зоя никогда не говорила, сколько ей надо платить, поэтому мы оставляли столько, сколько считаем нужным. В любом случае, спасибо! И колоду тоже оставьте себе. Подарок, за первый блин, так сказать.
Крыгин за столом неопределенно хмыкнул:
— А если хотите, моя дорогая, можно сразу же и второй блин запустить. Мне погадать не хотите? На красивую любовницу, повышение по службе и, если позволите, новенький автомобиль, а?
Надины руки непроизвольно потянулись к колоде. Она поймала взгляд Грибова — бывший ничего не понимал в происходящем — и подмигнула ему.
Странно и необъяснимо, но Наде вдруг захотелось погадать ещё. Да и вино было отличным на вкус. Благо, в погребе лежало штук шесть таких бутылок.
Глава седьмая
1.
Надя не спала.
Сквозь прозрачные шторы в ночную комнату лился мягкий лунный свет. Его хватало, чтобы разглядеть нехитрое убранство комнатки — зеркало на стене, старый шкаф на кривых ножках, пару стульев, аккуратный маленький столик. Точно так же эта комната выглядела десять и даже двадцать лет назад. Прошлое имеет свойство возвращаться в самых неожиданных моментах. Мама оставила Надину комнату без изменений, видимо, не оставляя мысли, что дочь когда-нибудь вернется. Тут даже пахло, как раньше, как в детстве.
Не давала спать тишина, давно забытая и исчезнувшая в городских джунглях. В тишине оказалось вдруг, что хочется ко всему прислушиваться, ловить возникающие звуки. И это отвлекало.
Вот где-то далеко проехал автомобиль. Звук вырос, заполнил комнату и почти сразу же растворился.
Залаяли собаки, для которых поселки и деревни — лучший способ побыть нормальным животным, а не домашним любимцем, которого выводят погулять в какой-нибудь розовой кофточке, в наморднике и на коротком поводке.
Послышались далекие-далекие, едва слышные песни. Впрочем, они быстро стихли.
И еще звуки дома. Любой дом живет собственной жизнью: в нём скрипят старые половицы, дрожат стёкла, по чердаку гуляет ветер, а между комнатами ползёт сквозняк. Все это тоже непривычно. В сравнении с крохотной обжитой квартиркой, дом кажется огромным, живым, дышащим…
Лежа в темноте, Надя перебирала воспоминания о сегодняшнем вечере. Кончики пальцев до сих пор чувствовали трепет каждой карты. Но это было не самое главное. В душе до сих пор не остыли вызванные гаданием эмоции.
Словно кто-то наполнил Надю до краев восторженностью, радостью, счастьем. Такое бывало и раньше, называлось незатейливо: «творческая эйфория».
Когда Надя обработала свою первую фотографию в «фотошопе» — это был эйфория.
Потом она вязала, делала игрушки на заказ, мастерила открытки, рисовала на воздушных шариках, сочиняла поздравления на свадьбы — занималась миллионом мелких дел, годных для самовыражения, не более. Получала порцию счастья. А когда счастье улетучивалось, приходила депрессия.
За депрессией — холодная бутылка из холодильника. Желание ничего не делать. Таблетки. Истерика. Развод.
Когда это Надя вдруг решила, что алкоголь — лучшее лекарство от депрессии? Может быть, когда сообразила, что вязаные ею шарфы никому не нужны, волшебный интернет не продаст ни одного, а значит, можно завязывать (какая, скажите, игра слов!). Вроде бы раньше пили только по вечерам, вместе с Грибовым, за ужином. Пропускали по бокалу красного полусухого, или по рюмочке коньяка для оптимизма. Потом она начала пить сама, в пустой квартире, одну рюмку, две, попробовала, как в кино, положить на дно кубики льда. Понравилось. Ложилась на диван и засыпала, улыбаясь, потому что тоскливых мыслей — этих негодных червей, грызущих сознание — больше не существовало.
Сама не заметила, как угодила в ловушку. Думала, что едет по прямой к какой-то эфемерной цели, а на самом деле скакала по кругу: новое дело — неудача — депрессия — алкоголь — новое дело — неудача… Хороший коньяк в этом кольцевом движении выполнял функцию творческой эйфории, заставлял забыть неудачи и выдумывать что-то новое. Когда же случался ступор, когда эйфория не наступала — приходилось пить.
Сейчас она лежала в старой кровати, купленной лет двадцать назад, прислушивалась к тишине, и очень четко понимала, что творческая эйфория не проходит. После гадания эмоции оставались такими же острыми и ясными. Это как испытывать оргазм продолжительное время. Оргазм, которые не надоедает… которого, правда, давно уже не было.
Она усмехнулась в темноте.
Надо признаться: да, блин, хочу попробовать ещё раз. Взять колоду, перетасовать, разложить чью-нибудь судьбу. Узнать наверняка, что выпавшее — это реальность. Сбудется! Карты, блин, не врут. Они не предугадывают судьбу, а создают её.
Надя села на кровати. Холодный воздух непривычно пробежал по обнаженным плечам и шее. Дом за ночь остывал — не до такого состояния, чтобы чувствовать дискомфорт, но после теплой квартиры ощутимо. На ногах высыпали крупные мурашки.
Подвал, вспомнила Надя.
На похоронах она готова была засыпать его песком, как и мамин рабочий кабинет под лестницей. Слишком много дрянных воспоминаний.
Но сейчас ощущения были иные.
В подвале мама хранила все свои ведьмовские вещи. Посторонним туда вход был воспрещен. И почему-то сейчас Надя поняла, что в подвале всё еще хранятся мамины гадальные колоды. Старые, использованные — они лежали в коробке из-под конфет, перетянутые белыми резинками. И новые колоды, которые никто и никогда не держал в руках, кроме мамы. Запас на черный день.
Они точно там! Ждут свою новую хозяйку!
Надя нащупала ногами тапочки, поднялась и тихонько вышла из комнаты. Двери не скрипели — мама следила за домом. В коридоре было темно. Надя решила не включать свет, чтобы не будить Наташу, наощупь дошла до лестницы, спустилась, ощущая под рукой холод деревянных перил.
Пустой дом вселял неосознанный страх. Два человека в этом доме казались букашками, паразитами, забравшимися в его остывающее нутро.
Надо было захватить плед или какую-нибудь накидку. Надя прошла мимо дверей в кладовую, мимо ванной, остановилась на мгновение перед дверью в мамину комнатку под лестницей. На похоронах тут висел большой, навесной замок. Интересно, куда он делся? Сейчас дверь была закрыта на простую щеколду. Можно отодвинуть её — и таинственный рабочий кабинет в Надином распоряжении… Вот только имеет ли право Надя туда заходить? Комнатка — второе место после подвала, куда маленькой Наде заходить без мамы было строжайше воспрещено.
Слишком яркие воспоминания.
Запах воска.
Остриженные волосы, кружащиеся в золотистом утреннем свете.
Надя стряхнула воспоминания, словно высохшие листья. Подошла к горшку с фикусом, отодвинула. В полумраке хорошо проглядывалась дверца в подвал. Грибов что-то говорил про неё, мимолётом, обрывками какой-то странной истории про падение с лестницы и ушибы. Надя тогда слушала вполуха, не до того было. Запомнила только, что бывшего зачем-то потянуло в подвал, он поскользнулся на бетонной ступеньке и разбил себе лицо и коленку. С Грибовым всегда так, находит неприятности на пустом месте…
Она просунула пальцы в овальное отверстие, потянула, испугавшись, что не хватит сил открыть. Ощутила легкое сопротивление, словно массивная дверь давно и прочно вросла в пол. Но потом раздался едва слышный скрип, в полу прорезались глубокие черные линии, дверца поднялась, вываливая наружу закрепленный на болтах металлический упор, вперемешку с едким болотным запахом, холодом и чернотой.
Кончики пальцев всё еще дрожали.
Надя склонилась, нащупала рукой выключатель на голой кирпичной стене. В глубине подвала зажегся яркий свет, осветивший стены, лестницу, край пыльного пола внизу, деревянные балки и колышущуюся паутину. Был виден только небольшой участок подвала — край каких-то полок, коробки, вазы и чашки…
— И ты действительно хочешь туда спуститься? — прошептала Надя. — В два часа ночи? В подвал, который боялась в детстве и который планировала засыпать песком, не глядя?
Сама же себе дала неожиданный ответ — да.
Где-то там были колоды карт, с помощью которых можно
(получить бесконечную творческую эйфорию?)
выкарабкаться из кризиса — семейного, личного, душевного, все равно какого.
— Чтобы ты закрыла глаза и нашла двери. Чтобы принесла карты.
Женщина подошла. Под сапожками скрипел снег. Тяжело присела на корточки, взяла одну карту, потом другую. Стряхнула с них снег и убрала в карман. Потянулась за третьей картой.
— Это хорошее умение. Полезное. Тебя, наверное, зовут Наташа.
— Как вы догадались? Вы знали бабушку?
— Мы же соседи, глупышка, — произнесла женщина с той мягкостью в голосе, с которой маленьким детям объясняют, почему нельзя совать пальцы в огонь.
Наташа ощутила, как по обнаженным ногам скользит цепкий морозный ветер. Поежилась.
— Как вы меня сюда перенесли?
— Я же говорю — тебя направили. Очень толковое дело, между прочим. Зоя была лучшей. Она оставила несколько дверей, чтобы кто-нибудь мог докопаться до истины. — Женщина повертела в руке карту с изображением червового валета. Провела большим пальцем по изображению, превращая мелкие снежинки во влагу. — Наташа, будь осторожна.
— Почему? Кто вы?
Женщина вздохнула:
— Думаю, бабушка не хотела, чтобы ты провалилась в черноту и никогда из неё выбиралась. Я не смогу помочь. Никто здесь не сможет, даже если бы и хотели. Тебе нужно пройти через все двери самой. Поэтому, как я сказала — будь осторожна. Никому не доверяй. Опасайся дурных советов. Договорились?
Наташа осторожно кивнула. Она не знала, что происходит, но на всякий случай со всем согласилась. Зубы звонко клацнули друг о дружку. На улице, должно быть, не меньше десяти градусов мороза.
— Я бы на твоем месте возвращалась скорее в дом, а то замерзнешь, — сказала женщина.
— Как? Как мне вернуться?
— Ну ты же не маленькая. Ножками.
Наташа поднялась и заковыляла к калитке. Отворила ее, вошла в бабушкин двор. Уже на крыльце обернулась и никого не увидела. Соседский огород оказался пуст, а дом стоял, укутанный в снег, будто сто лет в нём никто не жил.
Оксана собрала карты, перетянула лохматой резинкой.
Надя убрала руки под стол, на колени, чтобы никто не видел тремора пальцев. Холод отступил, и сразу же стало невероятно жарко. Захотелось выскочить на крыльцо, подышать морозным воздухом. Надышаться.
— Не упустите перелом судьбы, — сказала она. — Это важно.
Надя допила лимонад, взяла кусок пирога и быстро его съела. Потянулась к вину, налила себе и удивленному мужу.
— И тебе погадать? — положила на блюдце ещё один кусок пирога. — Я могу, видишь? Я теперь и не так смогу.
Оксана, смущаясь, достала тысячную купюру, положила на стол.
— Это что?
— За гадание. Зоя никогда не говорила, сколько ей надо платить, поэтому мы оставляли столько, сколько считаем нужным. В любом случае, спасибо! И колоду тоже оставьте себе. Подарок, за первый блин, так сказать.
Крыгин за столом неопределенно хмыкнул:
— А если хотите, моя дорогая, можно сразу же и второй блин запустить. Мне погадать не хотите? На красивую любовницу, повышение по службе и, если позволите, новенький автомобиль, а?
Надины руки непроизвольно потянулись к колоде. Она поймала взгляд Грибова — бывший ничего не понимал в происходящем — и подмигнула ему.
Странно и необъяснимо, но Наде вдруг захотелось погадать ещё. Да и вино было отличным на вкус. Благо, в погребе лежало штук шесть таких бутылок.
Глава седьмая
1.
Надя не спала.
Сквозь прозрачные шторы в ночную комнату лился мягкий лунный свет. Его хватало, чтобы разглядеть нехитрое убранство комнатки — зеркало на стене, старый шкаф на кривых ножках, пару стульев, аккуратный маленький столик. Точно так же эта комната выглядела десять и даже двадцать лет назад. Прошлое имеет свойство возвращаться в самых неожиданных моментах. Мама оставила Надину комнату без изменений, видимо, не оставляя мысли, что дочь когда-нибудь вернется. Тут даже пахло, как раньше, как в детстве.
Не давала спать тишина, давно забытая и исчезнувшая в городских джунглях. В тишине оказалось вдруг, что хочется ко всему прислушиваться, ловить возникающие звуки. И это отвлекало.
Вот где-то далеко проехал автомобиль. Звук вырос, заполнил комнату и почти сразу же растворился.
Залаяли собаки, для которых поселки и деревни — лучший способ побыть нормальным животным, а не домашним любимцем, которого выводят погулять в какой-нибудь розовой кофточке, в наморднике и на коротком поводке.
Послышались далекие-далекие, едва слышные песни. Впрочем, они быстро стихли.
И еще звуки дома. Любой дом живет собственной жизнью: в нём скрипят старые половицы, дрожат стёкла, по чердаку гуляет ветер, а между комнатами ползёт сквозняк. Все это тоже непривычно. В сравнении с крохотной обжитой квартиркой, дом кажется огромным, живым, дышащим…
Лежа в темноте, Надя перебирала воспоминания о сегодняшнем вечере. Кончики пальцев до сих пор чувствовали трепет каждой карты. Но это было не самое главное. В душе до сих пор не остыли вызванные гаданием эмоции.
Словно кто-то наполнил Надю до краев восторженностью, радостью, счастьем. Такое бывало и раньше, называлось незатейливо: «творческая эйфория».
Когда Надя обработала свою первую фотографию в «фотошопе» — это был эйфория.
Потом она вязала, делала игрушки на заказ, мастерила открытки, рисовала на воздушных шариках, сочиняла поздравления на свадьбы — занималась миллионом мелких дел, годных для самовыражения, не более. Получала порцию счастья. А когда счастье улетучивалось, приходила депрессия.
За депрессией — холодная бутылка из холодильника. Желание ничего не делать. Таблетки. Истерика. Развод.
Когда это Надя вдруг решила, что алкоголь — лучшее лекарство от депрессии? Может быть, когда сообразила, что вязаные ею шарфы никому не нужны, волшебный интернет не продаст ни одного, а значит, можно завязывать (какая, скажите, игра слов!). Вроде бы раньше пили только по вечерам, вместе с Грибовым, за ужином. Пропускали по бокалу красного полусухого, или по рюмочке коньяка для оптимизма. Потом она начала пить сама, в пустой квартире, одну рюмку, две, попробовала, как в кино, положить на дно кубики льда. Понравилось. Ложилась на диван и засыпала, улыбаясь, потому что тоскливых мыслей — этих негодных червей, грызущих сознание — больше не существовало.
Сама не заметила, как угодила в ловушку. Думала, что едет по прямой к какой-то эфемерной цели, а на самом деле скакала по кругу: новое дело — неудача — депрессия — алкоголь — новое дело — неудача… Хороший коньяк в этом кольцевом движении выполнял функцию творческой эйфории, заставлял забыть неудачи и выдумывать что-то новое. Когда же случался ступор, когда эйфория не наступала — приходилось пить.
Сейчас она лежала в старой кровати, купленной лет двадцать назад, прислушивалась к тишине, и очень четко понимала, что творческая эйфория не проходит. После гадания эмоции оставались такими же острыми и ясными. Это как испытывать оргазм продолжительное время. Оргазм, которые не надоедает… которого, правда, давно уже не было.
Она усмехнулась в темноте.
Надо признаться: да, блин, хочу попробовать ещё раз. Взять колоду, перетасовать, разложить чью-нибудь судьбу. Узнать наверняка, что выпавшее — это реальность. Сбудется! Карты, блин, не врут. Они не предугадывают судьбу, а создают её.
Надя села на кровати. Холодный воздух непривычно пробежал по обнаженным плечам и шее. Дом за ночь остывал — не до такого состояния, чтобы чувствовать дискомфорт, но после теплой квартиры ощутимо. На ногах высыпали крупные мурашки.
Подвал, вспомнила Надя.
На похоронах она готова была засыпать его песком, как и мамин рабочий кабинет под лестницей. Слишком много дрянных воспоминаний.
Но сейчас ощущения были иные.
В подвале мама хранила все свои ведьмовские вещи. Посторонним туда вход был воспрещен. И почему-то сейчас Надя поняла, что в подвале всё еще хранятся мамины гадальные колоды. Старые, использованные — они лежали в коробке из-под конфет, перетянутые белыми резинками. И новые колоды, которые никто и никогда не держал в руках, кроме мамы. Запас на черный день.
Они точно там! Ждут свою новую хозяйку!
Надя нащупала ногами тапочки, поднялась и тихонько вышла из комнаты. Двери не скрипели — мама следила за домом. В коридоре было темно. Надя решила не включать свет, чтобы не будить Наташу, наощупь дошла до лестницы, спустилась, ощущая под рукой холод деревянных перил.
Пустой дом вселял неосознанный страх. Два человека в этом доме казались букашками, паразитами, забравшимися в его остывающее нутро.
Надо было захватить плед или какую-нибудь накидку. Надя прошла мимо дверей в кладовую, мимо ванной, остановилась на мгновение перед дверью в мамину комнатку под лестницей. На похоронах тут висел большой, навесной замок. Интересно, куда он делся? Сейчас дверь была закрыта на простую щеколду. Можно отодвинуть её — и таинственный рабочий кабинет в Надином распоряжении… Вот только имеет ли право Надя туда заходить? Комнатка — второе место после подвала, куда маленькой Наде заходить без мамы было строжайше воспрещено.
Слишком яркие воспоминания.
Запах воска.
Остриженные волосы, кружащиеся в золотистом утреннем свете.
Надя стряхнула воспоминания, словно высохшие листья. Подошла к горшку с фикусом, отодвинула. В полумраке хорошо проглядывалась дверца в подвал. Грибов что-то говорил про неё, мимолётом, обрывками какой-то странной истории про падение с лестницы и ушибы. Надя тогда слушала вполуха, не до того было. Запомнила только, что бывшего зачем-то потянуло в подвал, он поскользнулся на бетонной ступеньке и разбил себе лицо и коленку. С Грибовым всегда так, находит неприятности на пустом месте…
Она просунула пальцы в овальное отверстие, потянула, испугавшись, что не хватит сил открыть. Ощутила легкое сопротивление, словно массивная дверь давно и прочно вросла в пол. Но потом раздался едва слышный скрип, в полу прорезались глубокие черные линии, дверца поднялась, вываливая наружу закрепленный на болтах металлический упор, вперемешку с едким болотным запахом, холодом и чернотой.
Кончики пальцев всё еще дрожали.
Надя склонилась, нащупала рукой выключатель на голой кирпичной стене. В глубине подвала зажегся яркий свет, осветивший стены, лестницу, край пыльного пола внизу, деревянные балки и колышущуюся паутину. Был виден только небольшой участок подвала — край каких-то полок, коробки, вазы и чашки…
— И ты действительно хочешь туда спуститься? — прошептала Надя. — В два часа ночи? В подвал, который боялась в детстве и который планировала засыпать песком, не глядя?
Сама же себе дала неожиданный ответ — да.
Где-то там были колоды карт, с помощью которых можно
(получить бесконечную творческую эйфорию?)
выкарабкаться из кризиса — семейного, личного, душевного, все равно какого.