Кинк. Право на удовольствие

Я не поднимала глаза на подругу, выбирая себе в меню завтрак поплотнее. Она, казалось, постоянно поглядывает на меня и ждет продолжения. Но после салата ее выдержка дала сбой:

— Знаешь, мать, я тебя сто лет знаю, потому имею право спросить. Кирилл видел каких-то двух мужиков, которые ждали тебя. Этот хоть — один из них?

— Конечно!

Я не видела смысла оправдываться, но глаза почему-то бегали — именно они и делали каждый мой ответ подозрительным.

— Ну и прекрасно, чего ты так напрягаешься, мать? Или ты что же, придумала себе, что я разозлюсь? Типа бросила, счастье-то какое, своего ушлепка и нашла нормального мужика, гадюка такая? Не разозлюсь, а поздравлю! — Она без паузы сменила тон на нейтральный, как если бы ее не особенно заботило: — Мужик-то нормальный или так себе?

Допрос все равно продолжался, Кира любопытства скрыть не могла. И странно было бы ожидать от нее другого поведения, особенно по отношению ко мне, которая раньше обо всем рассказывала. Я нашла в себе смелость посмотреть на нее и ответить как можно честнее:

— Володя более чем нормальный, Кир. И он мне очень нравится. Думаю, что я нравлюсь ему не меньше. И в его отношении ко мне нет ни капли того, что я видела от Олега. Я даже специально ищу признаки эгоизма, но до сих пор не обнаружила. Когда он что-то делает для себя, то я в любом случае получаю еще больше.

Кира наконец-то заулыбалась:

— Так и прекрасно, Лиль! Прекрасно! Тогда откуда эта стыдливость? Спите уже вместе? Ну и еще один повод поздравить! Или ты паришься по поводу того, что будет дальше? А никто не знает, что будет дальше. Может, и разбежитесь, а может, как мы с Кириллом, поймете, что друг без друга вообще все не то. Помнишь же, я вначале тоже верещала, что мой совсем молоденький, а мне всегда нравились мужчины постарше, еще не хватало со студентиком шуры-муры водить, и что мы пару недель позависаем и разбежимся. И посмотри, к чему пришли! Так что такие попытки необходимы, без них вообще ничего не будет. И не смотри, что у твоего тачка навороченная! Это необязательно признак того, что между вами не склеится. Как раз наоборот, мужики в достатке себе жен ищут не абы каких, а чтоб с полной уверенностью в надежности, уме и характере. Разок развлечься с любой можно, но рядом крутиться долго не стал бы, зачем ему? А ты в некотором плане идеальна. На самовлюбленных стерв ведутся только идиоты, умные мужики всегда выбирают таких, как ты. Потому будь собой, и если он не придурок, то сам тебя никому не отдаст.

Я кивнула ей с широкой улыбкой. Об остальном рассказать никогда не решусь. Кира за меня по-настоящему рада — самый главный признак счастливого человека, когда так открыто радуешься за других. Неудивительно, что ей и в голову не пришло подумать о возможном наличии и другого мужчины. Даже не представляю, как вытянулось бы лицо подруги, узнай она, что замуж за Володю я не собираюсь, а кроме Володи есть еще Артем, который ничуть не хуже. И что я пироги испечь обещала, похвастаться зачем-то кулинарным талантом, но когда это произойдет — сделаю это сразу для двоих. Любые мои умения или проявления — сразу для двоих. Потому-то так остро. И потому безнадежно.

Мне удалось переключить тему на ее праздник, назначенный на конец следующего месяца, и от обсуждения все раздумья испарились. На свадьбу, наверное, придется пригласить Володю, чтобы у подруги когнитивного диссонанса не вызвать. Если мы еще продержимся полтора месяца.

Сегодня все шло против моих планов. Или я с ушами погрузилась в новые впечатления, позабыв о том, что реальность существует вне моих кинков. Кире удалось меня ненадолго выдернуть из эйфорического тумана, но окончательно в себя я пришла, когда уже собиралась на смену.

Звонок с номера Олега вызвал раздражение:

— Чего тебе?

Однако ответили мне женским голосом:

— Лилия? Вашего мужа сбила машина, оформили в травмотологию. — И она сухо продиктовала номер отделения больницы.

У меня внутри похолодело.

— Господи… Олег жив? Что с ним?

— Да, не волнуйтесь. Я просто обязана была сообщить родственникам, ваш номер записан первым.

Я еще по инерции сделала несколько шагов в сторону автобусной остановки, но замерла, осознавая. Олег мне никакой не муж, но медсестра или сотрудница регистратуры выполняет свою работу, ей не до таких тонкостей. Матери его надо позвонить! Она будет в ужасе… Нет, сначала необходимо самой увидеть, а потом пугать бедную женщину фактами. Но логика подсказывала, что ситуация не слишком радостная, раз позвонил не сам Олег…

Поймала такси и уже из машины набрала номер Артема:

— Артем Александрович, — мне было не до подбора обращения. — Я сегодня задержусь, можно? Не знаю, во сколько смогу приехать на работу. Пожалуйста, попросите Жанну меня заменить!

— Что случилось, Лиля? — он извечным спокойствием теперь тоже выводил из себя.

— Личные проблемы.

Я отключила вызов, не зная, как объяснить: вот я своему любовнику и одновременно начальнику сообщаю, что лечу на другой конец города, потому что гражданский муж попал в беду. Артем вскинул бы бровь, Володя вообще рассмеялся бы, но есть в человеке то, что и делает его человеком. Олег, с которым я собиралась провести всю жизнь, которого любила, попал в беду. Что бы там между нами ни произошло, но я обязана хотя бы оказаться рядом, привезти вещи и документы, сообщить его маме и успокоить ее. Это такие действия, которые следует совершить, даже если меня за них уволят и снова назовут слабовольной тряпкой.



В приемном покое на мою панику особого внимания не обратили — здесь часто паникуют. Но эту женщину с ее непроницаемым лицом запросто можно в какой-нибудь самый жестокий БДСМ-зал «Кинка» штатной сотрудницей оформлять, ей только плетки к интонации не хватало:

— Что вы кричите, гражданка? Дождитесь своей очереди.

Меня наконец-то передали в руки более компетентной сотруднице — вернее, поймали летящую мимо медсестру и снарядили ее в провожатые, а она уже провела в нужное отделение.

С таким же ледяным сердцем я влетела в палату и среди нескольких пациентов разглядела своего. Олег сидел на кровати и, увидев меня, вымученно улыбнулся. Медсестра заверила:

— Снимки сделали, перелом несложный. Но если хотите пообщаться с врачом, то он после обхода будет в кабинете — дальше по коридору.

После ее ухода Олег подтвердил:

— Правую руку сломал, — он продемонстрировал загипсованную конечность. — Ничего страшного, Лилька, не беспокойся. На боку гематома сойдет — вообще выпишут.

Я заняла стул рядом и поинтересовалась, что вообще произошло и что ему требуется. Из палаты же набрала номер его матери и как можно мягче описала ситуацию. Ее реакция мне и напомнила, почему у нас отчасти семейная жизнь не сложилась:

— Чуть ребенка моего не убили! — закричала женщина, едва меня выслушав. — Куда же ты смотрела, если мой сын оказывается в больнице?!

На самом деле я чувствовала невероятное облегчение, ведь ничего непоправимого не произошло, подобные неприятности с любым могут случиться. И не жалела, что сюда сорвалась, — иначе все равно бы беспокоилась и себя корила за равнодушие. Олег выглядел даже виноватым, причитая вкрадчиво:

— Перепугалась? Прости за это. Что-то вообще жизнь развалилась на части. — Он вздохнул, отводя взгляд. — На работе непонятно что творится, сегодня вот — зазевался и попер на красный. Повезло еще, что водитель среагировал и сразу в больницу доставил…


Сомневаюсь, что его жизни что-то угрожало, но страх вначале я прекрасно могла понять. Я утешала — больше по инерции, забыв, сколько времени его вообще не видела:

— Ничего страшного, Олег. И если нужно привезти вещи — говори список и давай ключ. Кстати, а почему мне звонила медсестра, а не ты? Я уж себе вообразила, что ты в какой-нибудь коме! — я натянуто рассмеялась.

На это Олег ответил очередной виноватой улыбкой и совсем уж неожиданным комплиментом:

— Ты сильно изменилась, Лилька. Никогда тебя такой красивой не видел. Уже нашла себе ухажера? Если нет, то скоро найдешь — сейчас любой лучше меня, инвалида.

Как интересно, а по телефону меня шлюхой называл. Реплика эта осталась без ответа, поскольку в палату влетела его мама, на которую я и могла переложить обязанности по уходу за больным. Пока она не успела обвинить меня вообще во всех смертных грехах, сослалась на необходимость съездить в квартиру за необходимым и ушла. Какой же взгляд я получила напоследок! Какая может быть квартира, когда здесь «инвалид»! Ну, в остальном они уже сами разберутся, а я свою миссию выполнила.

Надо же, я часто представляла себе, как встречу Олега, но никак не думала, что произойдет это таким образом. Сердце сжималось по многолетней привычке, но я заставляла себя возвращаться к главному выводу: радоваться надо, что все обошлось, а короткий всплеск жалости — обязательный атрибут любого порядочного человека. Вспомнилась нелепая шутка Володи о том, что больного в гипсе куда легче прощать. И я приложила все усилия, чтобы взять и простить, раз так сошлось. Но то ли недостаточно старалась, то ли старалась не в том направлении, то ли вообще не представляла, с чего начинается прощение, в три витка обернутое жалостью.

Вернулась через час со сменной одеждой, зарядным устройством для сотового и паспортом, в коридоре наткнулась на врача, который меня каким-то образом узнал и весело обнадежил:

— Ничего страшного с ним, не переживайте! В конце недели можете забирать домой, а с гипсом придется покрасоваться не меньше месяца!

К тому моменту я окончательно успокоилась и пожала плечами — мне-то с чего переживать? Олег всем меня женой представляет, но в панике и не такое соврешь. А домой пусть его любимая мама забирает.

Но Олег зачем-то пытался меня задержать:

— Заяц, посиди еще немного, скукота здесь. А ты больничную еду пробовала? Просто кошмар! Тебе несложно сбегать на первый этаж и купить кроссворды? Прости, самому неудобно, что приходится тебя просить.

Я не стала усаживаться, наклонилась и тихо, чтобы другие пациенты не расслышала, сообщила:

— Я поеду, Олег. Мне на работу нужно, хотя и так сильно опоздала.

— Какая еще работа в ночь?! — он начинал раздражаться, что выглядело так знакомо, как будто мы сегодня утром расстались. — Зачем врешь? Просто скажи, что тебе плевать, а не выдумывай!

Я выпрямилась и долго смотрела на него. Олег попросил медсестру позвонить именно мне и сейчас усиленно делает вид, что мы вместе. И вот стою я, жестокосердная, за кроссвордами сбегать не могу. Моя ошибка была не в том, что я сюда от страха рванула, а что потом еще свою помощь зачем-то предложила. Задумчиво поинтересовалась:

— Ты матери хотя бы сообщил о том, что мы разошлись?

— Зачем? — он будто всерьез удивился. — Зачем беспокоить ее такой чушью? Лилька, да перестань ты уже. У всех бывают разлады, но тут такая ситуация, что можно было бы забыть мелкие обиды…

— Олег, перестань, пожалуйста.

— Вот так, да? Прошла любовь? Лилька, да что с тобой происходит? Я же не могу маме сейчас о таком сообщать! А как я буду обходиться дома со сломанной рукой?!

Покачала головой и ушла, ощущая на себе осуждающие взгляды всех травмированных пациентов в палате. И они были тяжелы, смущали и давили. Как так получилось, что я вдруг в глазах всех без исключения стала злодейкой? Остановиться бы и заорать на все отделение: «Мы не женаты!», «Да я самый добрый человек на свете, раз явилась сюда!» или «Мы не виделись уйму времени». Так уверена, этим вызвала бы еще больше осуждения. Зато сформировала еще один вывод в череде всех моих последних открытий о жизни: виновен не тот, кто хуже всех, а тот, кого первого обвинили виновным. Так не плевать ли, если в таком осуждении нет ничего справедливого?



Попала в «Кинк» к концу смены, но Жанна мне поднос не отдала и, убедившись, что я жива-здорова, заявила:

— Сама закончу, мне Саныч просто за переработку заплатит. И лучше ему все подробно объясни — он понимающий, но терпеть не может, когда его подводят. Так что если у тебя какие-то проблемы — это и расскажи. Где-то наверху он, не тяни, Лиль.

Ее я поблагодарила и заторможенно направилась к лестнице. Увольнения не боялась — в смысле, от любого решения смогу плясать. Но наверх шла с полной путаницей в мыслях, не определившись, хочу ли вообще объясняться. Мне еще в больничном коридоре надоело чувствовать себя виноватой! Уволит — да и хер с ним, я все равно не мечтала носиться среди пьяных клиентов всю оставшуюся жизнь.

Кабинет оказался открыт, я вошла, когда он ответил на стук, и села напротив. Артем сразу схватил телефон.

— Володя тебя караулит возле коммуналки, ты ему не сообщила, что здесь? Он за эти часы чуть не свихнулся.

— Нет, — ответила я самым ровным голосом, на какой была способна. — Позвони ты, если несложно.

Артем кивнул и за пару минут решил вопрос с другом, после подошел ко мне и присел на корточки, заглядывая в глаза.

— Что случилось? Родители?

У меня даже на улыбку от неуместной заботы сил не нашлось:

— Нет-нет, я только сейчас понимаю, что ничего, по сути, не случилось. Извини, что подвела.

Он как будто соображал, что делать или как реагировать, а потом потянулся ко мне и коснулся губами щеки. Но отстранился снова.

— Не хочешь рассказывать?

— Не хочу. Наверное, сегодня я вдруг осознала, что осталась все той же жалкой тряпкой, которой и была. И я совершенно точно не хочу тебя в это посвящать.

— Ладно, как знаешь. Выпьешь?

— Нет. Я домой хочу. Но спрошу на всякий случай — я все еще на тебя работаю?

Артем встал, задумчиво уставился в сторону. Его точно не тревожило решение об увольнении — он как будто об этом вовсе не думал. Немного нервно пожал плечами и на меня не смотрел, однако заговорил тихо:

— Лиля, я просто думал, что у нас такие отношения, когда ты можешь спокойно делиться. Если тебе проще поговорить с Володей, то прошу — дождись его. И если даже с тобой произошла какая-то мелочь, то нет ничего страшного в том, чтобы обсудить ее с одним из нас.