Каждый твой вздох

Бьянка смеется – до Себы у нее почти не было парней. Хотя с таким типом мужчин она встречалась и до сих пор отлично их помнит.

– Это точно, Би… Тот, кто придумает противоядие от говнюков, достоин нобелевки! Но хватит обо мне… Как у вас с Себой?

– Ничего, подружка, хотя его вечно нет.

– Тоже мне, новость, – саркастически парирует Диана.

– Он обещал, что сегодня мы вместе поужинаем, а вместо этого завис на работе, а я тут сижу дома, как гусыня, и жду его…

– И когда он только изменится?

– Думаю, никогда, но меня это устраивает, я не хочу его менять.

– Боже мой, дорогуша, ну какая ты молодец! Не знаю, как только ты терпишь такое к себе отношение, учитывая, сколько ты делаешь для поместья и его завода.

В ее тоне звучит плохо скрываемая враждебность. Диана никогда не любила Себастьяно. Когда Бьянка приняла решение отказаться ради него от карьеры, она всеми силами старалась заставить ее передумать.

– Если останешься здесь, ты совершишь огромную ошибку! Если он и правда тебя любит, то должен дать тебе свободу, позволить следовать за мечтой, и ты должна дать ему это понять!

И она так и не отступилась от своих слов, хотя со временем, похоже, поняла, что Бьянка сделала правильный выбор. Броситься в объятия Себастьяно было спонтанным решением, естественным поворотом судьбы: этот человек, старше ее на одиннадцать лет, мог дать ей тепло, защиту и уверенность в завтрашнем дне, которых ей так не хватало. Ведь расти без матери нелегко, помнить ее такой, какой она осталась в сердце с самого детства, видеть только на фотографиях и в поблекших воспоминаниях – своих и чужих. Даже если отец готов на все, чтобы облегчить боль утраты.

– Диана, ты несправедлива к Себе! Вовсе он мной не пренебрегает. Просто это нелегко – тащить такую огромную компанию. Он взвалил на свои плечи такую ношу, это нужно понимать. Но он дает мне все, что нужно.

– Ну, раз ты так говоришь… Но как он может все еще тебе нравиться, после стольких лет? Ты заслуживаешь большего… Ты ведь красавица, во всех смыслах. Смотри, какая у тебя талия – а у него уже животик и совсем нет волос!

Она злобно хихикает. Диана беспощадна к нему, всегда говорит то, что думает. Знает, что Бьянка не обижается. К несчастью, она любит даже его жирок на животе, а его бритая голова кажется ей сексуальной – так его зеленые глаза кажутся больше.

– Слушай, а почему бы нам, вместо того чтобы перемывать косточки Себе, не пойти куда-нибудь поужинать?

– Я за!

– Что скажешь насчет крутейшего японского ресторана – недавно открылся по дороге в Венецию?

– Отлично! Себа нас туда все равно никогда не отвезет, он ненавидит суши… – снова в ход пошли шпильки. Бьянка не комментирует.

– Во сколько за тобой заехать?

– Я только немножко припудрю носик – минут через пятнадцать буду готова.

– Дорогуша, не торопись, я еще сама не переоделась после танцев.

– Понятно, – фыркает та. – Тогда давай через час. Знаю, сколько ты можешь провозиться.

– Заеду в девять.

– Жду.





Глава 5




Она щелкает пальцами, как всегда, когда спешит. При Себе этого лучше не делать – его бесит этот звук, но она ничего не может с собой поделать. Открыв на полную мощь горячую воду, она набирает чугунную ванну, снимает джинсы и майку. Затем подставляет руку под струю и, обжегшись, пытается отрегулировать температуру. Этот великолепный предмет интерьера начала двадцатого века остался от прежней обстановки поместья. Себа настоял на том, чтобы лично отреставрировать ее. В этот самый момент она слышит сзади приближающиеся шаги. Не успевает она повернуться, как сильные руки обнимают ее со спины. Ноздри наполняет его неповторимый терпкий аромат, и вот уже ее тело томится в его сладостном плену.

– Себа, что ты здесь делаешь?! – Бьянка поворачивается и смотрит ему в глаза. – Разве ты не должен был быть на работе?

– Так и есть, уже убегаю. – Себастьяно сжимает руками ее попку. – Просто, когда я услышал твой голос, во мне вдруг проснулось такое желание…

Он крепко целует ее в основание шеи, проводит языком, поднимается к уху, страстно и решительно. Его борода слегка щекочет ей лицо, она чувствует, как по всему телу разбегаются мурашки. Себа не отступает. Он крепко целует ее, одновременно расстегивая ремень и вынимая его, твердый и настойчивый. Он хочет взять ее прямо здесь, немедленно, стоя, прижав к стене ванной, быстро, как лопасти в дистилляционном кубе перемалывают виноградную мякость. Она даже не пытается сопротивляться – знает, что битва уже проиграна; только обхватывает ногами его бедра, руками – его бычью шею и позволяет этой безудержной силе захватить себя. Кажется, будто Себа не занимался этим уже месяц, хотя на самом деле секс у них был прошлой ночью. Хотя, конечно, как всегда, на бегу – таков уж он, переходит сразу к делу, предварительные ласки его не интересуют.

Тем временем Себастьяно проникает внутрь ее, притягивает к себе, сжимая ягодицы, двигает вверх и вниз, продолжая ласкать языком шею. Она начинает что-то чувствовать, но для истинного наслаждения нужно время, которого как раз сейчас и не хватает, потому что он уже кончает. Последний толчок, он проникает до самого дна – и выходит. Спальня оглашается сдавленным хриплым криком.

– Боже, как я тебя люблю! – Себастьяно крепко целует ее в лоб, одновременно застегивая брюки.

Одна рука скользит туда, в ее разгоряченную и пока не удовлетворенную промежность, он щиплет ее:

– Моя картошечка… Красавица! – Потом он с минуту смотрит ей в глаза и принимается вылизывать щеки. – Красавица, красавица, красавица! – последним поцелуем он запечатывает ей рот.

Бьянка улыбается ему, легонько встряхивая головой.


– Поговорим, когда вернешься, ладно?

Он берет ее руку и прикладывает к брюкам: под ними он все еще твердый.

– Клянусь: сегодня ночью, когда вернусь, я сведу тебя с ума.

Бьянка выходит из ванны и аккуратно ставит ноги на пол из лавового камня. Затем берет полотенце с пола и оборачивает вокруг тела, завязав на уровне груди. При соприкосновении со свежим воздухом кожа словно электризуется, пробуждается от неги, в которую ее окутали пузырьки гидромассажа.

Она берет из ящика масло с цветами тиаре и умащивает все тело, в особенности бедра и зону вокруг пупка. Между бедрами и ягодицами есть небольшие растяжки – всякий раз при виде их она испытывает досаду; но в то же время она прекрасно знает, что после тридцати не стоит ждать многого. Чтобы быть в гармонии с собой, нужно научиться принимать свое тело таким, как есть.

И все же ее кожа улучшилась; скраб с маслом макадамии сделал ее мягче.

Она рассматривает свое отражение в зеркале. Кожа белоснежна, и эта белизна подчеркивает малейшее несовершенство. С другой стороны, она всегда была строга к себе – гораздо строже, чем к другим.

Приподнимается на цыпочках; насколько было бы лучше, будь я сантиметров на пять повыше, думает она. Чтобы хоть как-то компенсировать свои метр шестьдесят, она носит туфли на головокружительных каблуках, которые напрочь убивают ее ноги, и без того подвергающиеся постоянной пытке танцами.

Она оглядывает поясницу со всех сторон: с одной стороны, выглядит она как-то невнятно, по бокам словно пустая, но, с другой – она ничего не имеет против маленькой попки; надо бы только немного ее подкачать, думает она, проводя по ягодицам пальцами и приподнимая их.

Затем берет крем с гиалуроновой кислотой и наносит на ягодицы, а потом проводит вокруг груди. Вот ее она не отказалась бы иметь немного побольше, а не этот второй размер, стремящийся скорее к первому, чем к третьему. Но для танцев – то, что нужно, к тому же она совершенно не намерена обращаться к пластическому хирургу. От одной только мысли у нее начинается паника. Во-первых, это отрицательно скажется на имидже – почти все звезды танцев плоские. Во-вторых, Себа и так от них без ума, их форма – как бокал для шампанского – идеально ложится в руку. Хоть она маленькая и хрупкая, но тело гармонично сложено, с точеными формами… К тому же пуш-ап творит чудеса!

Вот и сейчас на ней бюстгальтер-балконетт из синего кружева и трусики в тон. Она достает из шкафа свои лучшие джегинсы (тоже с эфектом пуш-ап в области ягодиц), синюю шелковую маечку и черную облегающую кожаную куртку с золотой молнией, к ней – черные же туфли с открытым носом на позолоченной шпильке. Отличный прикид для выхода с Дианой. Смотрит на часы – еще двадцать минут на макияж. Она идет в спальню и садится за туалетный столик в стиле рококо, с овальным регулируемым зеркалом и банкеткой, обитой розовым бархатом. Это также часть антикварной обстановки виллы, в которую Бьянка влюбилась с первого взгляда и которую ей благосклонно уступила «свекровь».

Лицо у нее немного усталое – наверное, из-за месячных, – а кожа на лбу красноватая из-за сделанного два дня назад пилинга. А ведь она просила косметолога работать аккуратнее, но та не слушала – и вот результат. Лицо светится, чистое и гладкое, ничего не скажешь, но в некоторых местах болит. Кожа у нее чувствительная, раздражается от всего. Даже от бороды Себастьяно, когда он не бреет ее несколько дней. Если целует в шею – это самая настоящая катастрофа – последний раз это случилось совсем недавно. Хотя пытаться его унять еще хуже, так что она смирилась… в конце концов, раздражение на коже можно вылечить. Она проводит по коже ватным тампоном, пропитанным очищающим тоником на основе лепестков розы, затем наносит гель – легкими движениями от контуров глаз к вискам. Глазам она уделяет особое внимание, ей очень нравится их цвет: цвет неба, который в счастливые моменты становится ярко-синим, а в минуты грусти – бледно-голубым. Время от времени она делает тонизирующие компрессы с травяным настоем на основе зеленого чая, и тогда этот небесно-синий цвет приобретает особый блеск. Но сейчас ей некогда, Диана придет в ярость, если она опоздает; поэтому просто убирает налет усталости при помощи корректора, туши, придающей объем ресницам, и подводки. Наконец, слой компактной пудры, румян и прозрачный блеск для губ. Немножко: слишком яркий макияж старит.

Волосы Бьянка почти всегда носит собранными, даже вне уроков танцев. Все дело в том, они слегка волнистые, а она не выносит беспорядка на голове. Укладка ей удается не слишком хорошо, она пыталась сделать их гладкими или кудрявыми при помощи плойки, но ничего хорошего из этого не вышло. Уж лучше собранные. Она слегка проводит феном, чтобы придать волосам объем, затем зачесывает назад и приподнимает над затылком, завязывая черной резинкой в высокий хвост. Пинцетом вырывает из каштановой гривы седой волос. Это ее кошмар! Впервые он вырос, когда ей было двадцать, и с тех пор постоянно растет на одном и том же месте. История повторяется из раза в раз: она его вырывает, а он вырастает снова, на том же самом месте, крепче прежнего.

Затем надевает кулон-капельку. За эти годы она несколько раз меняла нить – сначала черный шнурок, подаренный Сарой, на леску, потом – на тонкую серебряную цепочку; но кулон – серебряную капельку с заключенным внутри синим камушком, под цвет ее глаз – она бережно хранит.

Он чуть больше ногтя, неброский, Бьянка снимает его, лишь когда моется или ложится спать, но всегда кладет на прикроватную тумбочку как талисман, который ее защищает и согревает.

Каждый раз, надевая его, она вспоминает о матери. Вот и сейчас. Она застегивает цепочку и на секунду поворачивается к комоду. Там, в рамке из светлого дерева, фотография Сары, где ей чуть больше двадцати. Бьянка смотрит на нее, и кажется, будто она глядит в зеркало. Они похожи, как две капли воды: те же глаза продолговатой формы, только цвет другой: у Сары они нежно-орехового оттенка, те же губы, маленькие, но четко очерченные, высокий открытый лоб и этот нежный, доверчивый взгляд. Саре было всего тридцать, когда ее не стало, а Бьянке – девять, и она не понимала, что происходит с мамой. Тогда ей не сказали, что у нее за болезнь – все говорили общо и очень тактично о «тяжелом недуге», а Сара молча терпела и всегда улыбалась Бьянке. Она ушла бесшумно, как уходят самые чистые души, но прежде, чем навсегда закрыть глаза, сняла с шеи этот серебряный кулон и надела на шею Бьянке. Она усадила дочурку на свою постель и шепнула на ушко: «Девочка моя, всегда следуй за своей мечтой».

Следуй за мечтой. Эта фраза словно впечаталась в ее сердце. С ней Бьянка прошла переходный возраст, годы бунтарства, и даже сейчас иногда ей кажется, что эхо этих слов нет-нет да и пробьется сквозь толщу страха. Может быть, ее мечты были слишком хрупкими и смелыми, как кристаллы соли, которые испаряются, но не исчезают до конца.

К горлу ее подступает ком, и она смотрит в ласковые глаза матери в поисках света, ответа. Гордится ли она тем, какой стала ее дочь? «Как знать, чего ты сама хотела для меня? – думает Бьянка. – Может быть, я все сделала не так, может быть, заслуживаю большего, а может, и вовсе уже не знаю, о чем мои мечты. Если бы ты была сейчас со мной…» Она пытается представить хоть один день вместе – тогда эта неразбериха улетучилась бы сама собой. Бьянка делает глубокий вдох, сглатывает комок. Ты здесь, со мной, я чувствую, говорит она себе, будто собираясь с духом. И всегда будешь рядом, за горизонтом, как песнь, летящая в небо. Песнь каждого дня, звучащая в тиши, в радости и горе, в счастье, которое дарят простые мелочи. Я не имею права жаловаться, строго заключает она: отказавшись от мечты стать звездой сцены, взамен получила мужчину своей мечты… С которым живу как принцесса.

Теперь Бьянка улыбается, оглядываясь вокруг. Она думает о Саре, которая всегда говорила, что когда-нибудь она станет принцессой и будет жить в замке. И вот он – ее замок. И даже принц есть. Все чудесно так, как есть, повторяет она про себя, даже если и несовершенно. Но именно для этого и существуют посиделки с Дианой.





Глава 6




– Добрый вечер! – приветственно кричит Диана, широко улыбаясь, и помада медного цвета поблескивает на ее полных губах. Бьянка следует за ней, сдержанная и элегантная, в полной гармонии с этим местом.

– Добрый вечер, добро пожаловать, – девушка в японском кимоно цвета антрацита – ресторан «Каикая» – один из последних в районе, принадлежащий не китайцам, – приветственно кланяется.

– Мы хотели бы столик на двоих, – продолжает Диана, и Бьянка с готовностью уступает ей сцену. Когда они вместе идут гулять, Диана неизменно берет на себя эту роль. У нее природный дар убеждения официантов, которые всегда предлагают ей лучший столик.

– Вы бронировали? – спрашивает та снисходительно, почти высокомерно.

– Нет… – лицо Дианы принимает выражение потеряного олененка. – Но мы уже были здесь дважды и нам очень понравилось…

«Да ведь мы же первый раз сюда приехали!» – думает про себя Бьянка, но ничего не говорит, поддерживая игру.

Японка тоже понимает, что эта рыжая рассказывает сказки, но проникается к ней симпатией и решает пойти навстречу:

– Хорошо. Секундочку, проверю, есть ли свободные столики.

Она скрывается за занавеской. Бьянка осматривается, вдыхает аромат, внимательно изучает вход и интерьер соседних помещений.

– Какое красивое место! Как хорошо, что ты вернулась в Бассано и вытащила меня на этот ужин!

Диана с улыбкой кивает.

– Конечно, если мы будем ждать этого бесчувственного Себу… Здесь так чистенько, правда? Интерьером занималась одна из крупнейших миланских дизайн-студий.

– Ну, это видно по результату! – Бьянка с интересом изучает инсталляцию из бамбуковых стеблей, которые, словно лучи, спускаются с потолка.

Стены вестибюля отделаны облицовочным кирпичом, в двух дзен-фонтанчиках журчит на круглых камнях вода; стены, обшитые панелями светлого дерева, расписаны хайку и украшены сплетенными ивовыми ветвями; с потолка свисают фонари из рисовой бумаги, горят свечи, на столах стоят белые орхидеи. Фоном звучит восточная музыка – Бьянка в этом ничего не понимает, но на современную непохожа, – она успокаивает и увлекает за собой, в пространство полного умиротворения. Это идеальное место для романтического ужина, думает Бьянка в ожидании вердикта: найдется ли для них место в этом раю?