Каторжанин
Часть 19 из 47 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
А одновременно, прямо на деревенском майдане, по моей просьбе, сладили виселицу. Ничего особенного, два вкопанных в землю высоких неошкуренных бревна и перекладина. Ну и пеньковая веревка с петлей, как без нее. Вервие со скрипом о души оторвал Фомич, теперь в деревне каждая мелочь становилась на вес золота. Где другую возьмешь?
Старшего лейтенанта тащили волоком, сам он уже не мог идти — только жалобно выл, судорожно пытаясь цепляться ногами за землю.
Черт, какие там пытки, японец сейчас испытывал гораздо более страшные муки.
Мне было противно на него смотреть, а еще немного жалко. Не исключаю, что в бою он мог быть храбрым и толковым офицером, но сейчас перестал быть даже человеком. Такое бывает, стоит чуть дать слабину, слишком захотеть жить и начинается цепная реакция — человек цепляется за свою душонку изо всех сил. И подобное зачастую случается с людьми, которые привыкли забирать чужие жизни без причины, просто из прихоти.
— Ну что, господин Кабо, — я присел рядом с японцем. — Пора платить по счетам. Вас уже заждались на том свете ваши кредиторы…
Японец ничего не ответил, он лежал на земле сжавшись и только жалобно всхлипывал.
Но и в этот раз, с казнью пришлось повременить, потому что к деревне вышел капитан Борис Стерлигов и с ним двадцать два солдата из гарнизона Корсакова.
Капитан, высокий и крепкий брюнет, лет сорока возрастом, оказался военным юристом, дико педантичным служакой, но при этом вполне адекватным человеком.
Он даже не пытался качать права, а свершенные нами подвиги тут же взялся задокументировать, чтобы потом передать по инстанции для награждения. Моя персона тоже не вызвала у него никакого отторжения. Он только насыпал кучу параграфов и пунктов разных законов, подтверждающих, что я теперь совершенно чист перед правосудием.
А потом обратил внимание на виселицу.
— Кого вешать собрались? — капитан с интересом провел по нам с подпоручиком взглядом.
— Старшего лейтенанта японской армии Ясухиро Кабо, за свершенные зверства в отношении мирного населения.
— А с его солдатами как поступили? Вы же говорили, что взяли их в плен.
— Спалили скопом в овине… — вызывающе брякнул Собакин, но тут же спохватился и поспешно добавил: — Местные жители.
Честно говоря, я ждал, что Стерлигов тут же объявит нас военными преступниками, но тот только понимающе покивал головой.
— Самосуд, да, русский народ в гневе бывает беспощаден… — но тут же ткнул пальцем в потолок избы и заявил. — Но с этим… как его там, мы обязаны поступить по закону. Мне надо будет опросить местных жителей, я набросаю обвинительное заключение, после чего мерзавца уже можно будет повесить на законных основаниях. В военное время функции правосудия исполняет командир воинского подразделения, согласно пункта…
Капитан опять разразился потоком законов, но я его вежливо прервал.
— А может ну его? У нас своих забот хватает. Повиснет и без обвинительного заключения. Опять же, я приказал баньку истопить…
— Думаете? — Стерлигов поморщился. — Хотя… действительно. Оформлю все задним числом. Но вернемся к нашим делам. Я планировал добраться до побережья со своими людьми, чтобы попробовать переправиться на материк. В сложившихся условиях считаю продолжение боевых действий на острове полностью бесперспективным, но сдаваться тоже не собираюсь. Уверен, власти еще дадут должную правовую оценку преступной капитуляции генерал-губернатора Ляпунова. А вы? Вы как собираетесь поступить?
Тут опять взлез подпоручик и менторским тоном повторил капитану мою речь, о пределе стойкости японской армии.
— Гм, — Стерлигов одобрительно кивнул. — Похвально, похвально, молодой человек. Но это какая-то партизанщина, вам не кажется? Хотя… в войну 1812 года… подобным образом…
В разговор вступил уже я и развернуто описал капитану все наши планы и диспозицию.
— Действительно, звучит вполне рационально, — капитан опять кивнул. — Пожалуй… я остаюсь с вами.
Вот тут, у меня в голове внезапно сложился странный план. Почему странный? Да потому, что он основывался на событиях из будущего. Которые, как штабс-ротмистр Любич, я никак не мог знать.
— Думаю, Борис Львович, вам все-таки следует отправиться на материк, причем при первой же возможности.
— Почему? — капитан внимательно на меня посмотрел.
— Для начала, сообщить властям, что на Сахалине еще активно сопротивляются русские воинские подразделения и боевые действия даже не думали заканчиваться. Это надо сделать для того, чтобы на предстоящих мирных переговорах Российской империи и Японии, оккупация Сахалина не считалась свершившимся фактом. Что усилит уже нашу позицию, а не японскую.
— Переговорах? Каких переговорах? — Собакин и Стерлигов недоуменно на меня уставились. — Вы о чем, Александр Христианович?
— Считайте это моими аналитическими выкладками, — быстро съехал я. — Несмотря на свои военные успехи, Япония практически выдохлась. И очень скоро, при посредничестве третьих держав, возможно Америки, запросит переговоры. Аннексию Сахалина она задумала, как раз чтобы усилить свои позиции на этих переговорах. И будет требовать оставить остров за собой, как победившая сторона. И, боюсь, наши могут уступить им, к примеру, в обмен на отмену контрибуционных выплат. Но мы своим сопротивлением спутаем все эти планы. К тому же, у меня есть фотоматериалы о зверствах японцев над мирным населением — если их правильно вбросить в прессу, они тоже сыграют против косоглазых макак. Вот всем этим вам и предстоит заняться, Борис Львович. У меня есть еще соображения, но я их изложу чуть позже.
— Макак? — Стерлигов приподнял очки и тут же понимающе воскликнул. — Ах да, конечно макак! Ну что же, ваши выкладки звучат фантастически, но вполне логично и разумно.
— Спасибо… — я почувствовал себя полностью выдохшимся.
Три тысячи чертей! Откуда я все это знаю? Звучит не только фантастически, а просто безумно. Но абсолютно уверен, что все это полная правда. Даже знаю, где эти переговоры произойдут. В Портсмуте, мать его ети! И наши на них отдадут япошкам половину Сахалина, ровно по пятидесятую параллель. А Витте, будь он неладен, потом прилепят погоняло, граф Полусахалинский. Так я из будущего и прошлого? Господи…
Ответов, конечно, не нашел. Но найду обязательно, просто слишком уж часто начались выбросы информации из подсознания.
Мы еше немного пообщались, а потом пошли вешать японского старшего лейтенанта. Стерлигов толкнул перед жителями речь, в которой юридически обосновал казнь, ну а чурбак даже не пришлось выбивать из-под ног смертника, он сам с него случайно соскочил.
Умирал он долго и страшно, ну а я, глядя как Ясухиро Кабо выделывает коленца ногами, неожиданно для себя продекламировал вслух:
Пляшут шуты на веревке,
Дергают петлю ритмично,
Ох, до чего же мы ловки,
Как же мы пляшем отлично.
Как же не дергать веревку,
Если солдат из-под ног
Выбьет скамеечку ловко
Сильным ударом сапог!
Пляшут в петельках шуты,
Ах ты, ух ты!
Ну а ветерок легко
Песни носит далеко[8]!
Стерлигов с любопытством покосился на меня:
— Простенько, но симпатично и очень подходит к случаю. Сами написали?
Пришлось соврать, что да. Ну а что я скажу? Что это стихи человека, который еще не родился? То, что он из будущего, я знал точно, вот только фамилии никак не мог вспомнить.
Ну а потом я устроил бал Майе и Мадине. Лука мастерски наяривал на единственной в деревне гармони, ну а мы всласть наплясались. Я даже научил сестер средневековому танцу под названием кароль и фокстроту из будущего, соврав что сам их придумал.
А еще через сутки все мы отправились в дорогу.
Глава 11
День отправки ознаменовался еще двумя смертями.
Рано утром нашли в коровнике Настю, девушка висела в петле, в той же рубахе и веночке, в которых сжигала японцев.
А уже когда собирались отчаливать, вдруг обнаружили, что куда-то запропастился Нил Фомич. А после недолгих поисков обнаружили его в клетушке, где дед всегда обитал.
Старик лежал, вытянувшись по струнке в домовине, долбленном из цельной колоды гробу, в чистом исподнем, на иссохшем лице застыла одновременно благостная и суровая улыбка, а в сложенных на груди руках он держал, все еще теплившуюся восковую свечку.
Меня так тронула смерть Фомича, что я даже хотел перенести отправку на следующее утро, но потом, после спешных похорон, все-таки дал команду отчаливать. Куда, и так времени нет…
Последним на борт лодки заскочил здоровенный котяра, размером почти с рысь — единственная домашняя животина, оставшаяся в деревне. Непонятно зачем, японцы первым делом перестреляли всех собак и кошек. Кошак держался независимо, шипел аки змея, но после доброго шмата лососины, даже позволил мне погладить его по холке. Правда для порядка прикусил руку, но не сильно.
А дальше… дальше начался ад.
Мне раньше казалось, что плыть по реке — это приятное и необременительное занятие. А что тут трудного, иди себе по течению, глазей по сторонам и наслаждайся живописными пейзажами.
Может так и есть, где-нибудь на Волге или на Днепре, но, черт побери, только не на гребанных сахалинских ручьях, только по дикому недоразумению названными реками.
Живописных пейзажей хватало. Но остальное…
Относительно спокойные участки, щедро разбавляли стремнины, с диким бурным течением, а их, в свою очередь, сменяли отмели, через которые приходилось сотни метров тянуть лодки как заправские бурлаки, или вообще перетаскивать по суше, обходя пороги и завалы из топляков.
За двое суток мы прошли всего полтора десятка верст и почти полностью выбились из сил, но, к счастью на оставшемся отрезке пути до Малого Тымово, Пиленга наконец угомонилась и получилось немного отдохнуть.
Вечером, когда оставалась всего полторы версты до поселка, караван причалил к берегу. Наспех обсушившись у костерка, мы похлебали ушицы из кеты, слегка сдобренной крупой, после чего я устроил военный совет.
К слову, мое лидерство в военных вопросах никто не собирался оспаривать, Собакин, тот вообще, как-то сразу признал во мне своего кумира и даже начал во многом копировать, а капитан Стерлигов, оказался достаточно умным для того, чтобы сразу понять, что мешать не стоит. За ополченцев я не говорю, да и кадровые солдаты качать права не собирались. Все они, как один, добровольно согласились воевать дальше, а это уже о чем-то говорит.
Как выразился унтер Семен Потапыч Серьга, основательный и красномордый мужик с бравыми усиками а-ля кайзер Вилли:
— Солдатская доля такая, вашбродье, помереть, когда прикажут, опять же, за правое дело, святое, можно сказать, тока обидно будет, если без толку сгинем. Ты ужо постарайся, чтобы толк вышел, а мы подсобим чем сможем. Ты боженькой в темечко целованный, тебе и рулить, а то, что каторжанин бывший, так я всякого навидался, уж поверь, иной варнак поболе человек, чем какая-нить морда при погонах.
А вообще, послужившие вволю солдатики, со временем обретают интуитивное чутье, с кем из начальства можно голову сложить не за понюшку табаку, а с кем еще пожить. В этом я убедился, еще когда шастал по Европе в банде рутьеров…
Старшего лейтенанта тащили волоком, сам он уже не мог идти — только жалобно выл, судорожно пытаясь цепляться ногами за землю.
Черт, какие там пытки, японец сейчас испытывал гораздо более страшные муки.
Мне было противно на него смотреть, а еще немного жалко. Не исключаю, что в бою он мог быть храбрым и толковым офицером, но сейчас перестал быть даже человеком. Такое бывает, стоит чуть дать слабину, слишком захотеть жить и начинается цепная реакция — человек цепляется за свою душонку изо всех сил. И подобное зачастую случается с людьми, которые привыкли забирать чужие жизни без причины, просто из прихоти.
— Ну что, господин Кабо, — я присел рядом с японцем. — Пора платить по счетам. Вас уже заждались на том свете ваши кредиторы…
Японец ничего не ответил, он лежал на земле сжавшись и только жалобно всхлипывал.
Но и в этот раз, с казнью пришлось повременить, потому что к деревне вышел капитан Борис Стерлигов и с ним двадцать два солдата из гарнизона Корсакова.
Капитан, высокий и крепкий брюнет, лет сорока возрастом, оказался военным юристом, дико педантичным служакой, но при этом вполне адекватным человеком.
Он даже не пытался качать права, а свершенные нами подвиги тут же взялся задокументировать, чтобы потом передать по инстанции для награждения. Моя персона тоже не вызвала у него никакого отторжения. Он только насыпал кучу параграфов и пунктов разных законов, подтверждающих, что я теперь совершенно чист перед правосудием.
А потом обратил внимание на виселицу.
— Кого вешать собрались? — капитан с интересом провел по нам с подпоручиком взглядом.
— Старшего лейтенанта японской армии Ясухиро Кабо, за свершенные зверства в отношении мирного населения.
— А с его солдатами как поступили? Вы же говорили, что взяли их в плен.
— Спалили скопом в овине… — вызывающе брякнул Собакин, но тут же спохватился и поспешно добавил: — Местные жители.
Честно говоря, я ждал, что Стерлигов тут же объявит нас военными преступниками, но тот только понимающе покивал головой.
— Самосуд, да, русский народ в гневе бывает беспощаден… — но тут же ткнул пальцем в потолок избы и заявил. — Но с этим… как его там, мы обязаны поступить по закону. Мне надо будет опросить местных жителей, я набросаю обвинительное заключение, после чего мерзавца уже можно будет повесить на законных основаниях. В военное время функции правосудия исполняет командир воинского подразделения, согласно пункта…
Капитан опять разразился потоком законов, но я его вежливо прервал.
— А может ну его? У нас своих забот хватает. Повиснет и без обвинительного заключения. Опять же, я приказал баньку истопить…
— Думаете? — Стерлигов поморщился. — Хотя… действительно. Оформлю все задним числом. Но вернемся к нашим делам. Я планировал добраться до побережья со своими людьми, чтобы попробовать переправиться на материк. В сложившихся условиях считаю продолжение боевых действий на острове полностью бесперспективным, но сдаваться тоже не собираюсь. Уверен, власти еще дадут должную правовую оценку преступной капитуляции генерал-губернатора Ляпунова. А вы? Вы как собираетесь поступить?
Тут опять взлез подпоручик и менторским тоном повторил капитану мою речь, о пределе стойкости японской армии.
— Гм, — Стерлигов одобрительно кивнул. — Похвально, похвально, молодой человек. Но это какая-то партизанщина, вам не кажется? Хотя… в войну 1812 года… подобным образом…
В разговор вступил уже я и развернуто описал капитану все наши планы и диспозицию.
— Действительно, звучит вполне рационально, — капитан опять кивнул. — Пожалуй… я остаюсь с вами.
Вот тут, у меня в голове внезапно сложился странный план. Почему странный? Да потому, что он основывался на событиях из будущего. Которые, как штабс-ротмистр Любич, я никак не мог знать.
— Думаю, Борис Львович, вам все-таки следует отправиться на материк, причем при первой же возможности.
— Почему? — капитан внимательно на меня посмотрел.
— Для начала, сообщить властям, что на Сахалине еще активно сопротивляются русские воинские подразделения и боевые действия даже не думали заканчиваться. Это надо сделать для того, чтобы на предстоящих мирных переговорах Российской империи и Японии, оккупация Сахалина не считалась свершившимся фактом. Что усилит уже нашу позицию, а не японскую.
— Переговорах? Каких переговорах? — Собакин и Стерлигов недоуменно на меня уставились. — Вы о чем, Александр Христианович?
— Считайте это моими аналитическими выкладками, — быстро съехал я. — Несмотря на свои военные успехи, Япония практически выдохлась. И очень скоро, при посредничестве третьих держав, возможно Америки, запросит переговоры. Аннексию Сахалина она задумала, как раз чтобы усилить свои позиции на этих переговорах. И будет требовать оставить остров за собой, как победившая сторона. И, боюсь, наши могут уступить им, к примеру, в обмен на отмену контрибуционных выплат. Но мы своим сопротивлением спутаем все эти планы. К тому же, у меня есть фотоматериалы о зверствах японцев над мирным населением — если их правильно вбросить в прессу, они тоже сыграют против косоглазых макак. Вот всем этим вам и предстоит заняться, Борис Львович. У меня есть еще соображения, но я их изложу чуть позже.
— Макак? — Стерлигов приподнял очки и тут же понимающе воскликнул. — Ах да, конечно макак! Ну что же, ваши выкладки звучат фантастически, но вполне логично и разумно.
— Спасибо… — я почувствовал себя полностью выдохшимся.
Три тысячи чертей! Откуда я все это знаю? Звучит не только фантастически, а просто безумно. Но абсолютно уверен, что все это полная правда. Даже знаю, где эти переговоры произойдут. В Портсмуте, мать его ети! И наши на них отдадут япошкам половину Сахалина, ровно по пятидесятую параллель. А Витте, будь он неладен, потом прилепят погоняло, граф Полусахалинский. Так я из будущего и прошлого? Господи…
Ответов, конечно, не нашел. Но найду обязательно, просто слишком уж часто начались выбросы информации из подсознания.
Мы еше немного пообщались, а потом пошли вешать японского старшего лейтенанта. Стерлигов толкнул перед жителями речь, в которой юридически обосновал казнь, ну а чурбак даже не пришлось выбивать из-под ног смертника, он сам с него случайно соскочил.
Умирал он долго и страшно, ну а я, глядя как Ясухиро Кабо выделывает коленца ногами, неожиданно для себя продекламировал вслух:
Пляшут шуты на веревке,
Дергают петлю ритмично,
Ох, до чего же мы ловки,
Как же мы пляшем отлично.
Как же не дергать веревку,
Если солдат из-под ног
Выбьет скамеечку ловко
Сильным ударом сапог!
Пляшут в петельках шуты,
Ах ты, ух ты!
Ну а ветерок легко
Песни носит далеко[8]!
Стерлигов с любопытством покосился на меня:
— Простенько, но симпатично и очень подходит к случаю. Сами написали?
Пришлось соврать, что да. Ну а что я скажу? Что это стихи человека, который еще не родился? То, что он из будущего, я знал точно, вот только фамилии никак не мог вспомнить.
Ну а потом я устроил бал Майе и Мадине. Лука мастерски наяривал на единственной в деревне гармони, ну а мы всласть наплясались. Я даже научил сестер средневековому танцу под названием кароль и фокстроту из будущего, соврав что сам их придумал.
А еще через сутки все мы отправились в дорогу.
Глава 11
День отправки ознаменовался еще двумя смертями.
Рано утром нашли в коровнике Настю, девушка висела в петле, в той же рубахе и веночке, в которых сжигала японцев.
А уже когда собирались отчаливать, вдруг обнаружили, что куда-то запропастился Нил Фомич. А после недолгих поисков обнаружили его в клетушке, где дед всегда обитал.
Старик лежал, вытянувшись по струнке в домовине, долбленном из цельной колоды гробу, в чистом исподнем, на иссохшем лице застыла одновременно благостная и суровая улыбка, а в сложенных на груди руках он держал, все еще теплившуюся восковую свечку.
Меня так тронула смерть Фомича, что я даже хотел перенести отправку на следующее утро, но потом, после спешных похорон, все-таки дал команду отчаливать. Куда, и так времени нет…
Последним на борт лодки заскочил здоровенный котяра, размером почти с рысь — единственная домашняя животина, оставшаяся в деревне. Непонятно зачем, японцы первым делом перестреляли всех собак и кошек. Кошак держался независимо, шипел аки змея, но после доброго шмата лососины, даже позволил мне погладить его по холке. Правда для порядка прикусил руку, но не сильно.
А дальше… дальше начался ад.
Мне раньше казалось, что плыть по реке — это приятное и необременительное занятие. А что тут трудного, иди себе по течению, глазей по сторонам и наслаждайся живописными пейзажами.
Может так и есть, где-нибудь на Волге или на Днепре, но, черт побери, только не на гребанных сахалинских ручьях, только по дикому недоразумению названными реками.
Живописных пейзажей хватало. Но остальное…
Относительно спокойные участки, щедро разбавляли стремнины, с диким бурным течением, а их, в свою очередь, сменяли отмели, через которые приходилось сотни метров тянуть лодки как заправские бурлаки, или вообще перетаскивать по суше, обходя пороги и завалы из топляков.
За двое суток мы прошли всего полтора десятка верст и почти полностью выбились из сил, но, к счастью на оставшемся отрезке пути до Малого Тымово, Пиленга наконец угомонилась и получилось немного отдохнуть.
Вечером, когда оставалась всего полторы версты до поселка, караван причалил к берегу. Наспех обсушившись у костерка, мы похлебали ушицы из кеты, слегка сдобренной крупой, после чего я устроил военный совет.
К слову, мое лидерство в военных вопросах никто не собирался оспаривать, Собакин, тот вообще, как-то сразу признал во мне своего кумира и даже начал во многом копировать, а капитан Стерлигов, оказался достаточно умным для того, чтобы сразу понять, что мешать не стоит. За ополченцев я не говорю, да и кадровые солдаты качать права не собирались. Все они, как один, добровольно согласились воевать дальше, а это уже о чем-то говорит.
Как выразился унтер Семен Потапыч Серьга, основательный и красномордый мужик с бравыми усиками а-ля кайзер Вилли:
— Солдатская доля такая, вашбродье, помереть, когда прикажут, опять же, за правое дело, святое, можно сказать, тока обидно будет, если без толку сгинем. Ты ужо постарайся, чтобы толк вышел, а мы подсобим чем сможем. Ты боженькой в темечко целованный, тебе и рулить, а то, что каторжанин бывший, так я всякого навидался, уж поверь, иной варнак поболе человек, чем какая-нить морда при погонах.
А вообще, послужившие вволю солдатики, со временем обретают интуитивное чутье, с кем из начальства можно голову сложить не за понюшку табаку, а с кем еще пожить. В этом я убедился, еще когда шастал по Европе в банде рутьеров…