Каторжанин

— Найдем надежное место для хранения, — пообещал я и присел возле пулемета.

В академии нас знакомили с образцами новейшего оружия, в том числе французского, так что идентифицировать «оружье» удалось сразу. Пулемет системы Гочкиса образца 1897 года, на легком треножном станке. В отличие от Максима, питание из однорядных кассет, емкостью в двадцать четыре патрона. Патрон…

— Стоп… — я вытащил из брезентового мешка плашку с масляно отблескивающими желтыми патронами. — Да это… ну нихрена себе…

— Штось не так, Христианович? — забеспокоился Лука. — Поломатый? Вот же напасть…

— Нет, все в порядке… — я улыбнулся.

Нам неимоверно повезло, вместо восьмимиллиметрового лебелевского патрона, «оружье» питалось стандартными патронами Арисаки. Честно говоря, я даже не подозревал о такой модификации, но изделие стояло перед глазами. Ну что же, тем лучше — японских патронов у нас сравнительно много. И будет еще больше. А где французский Лебель искать?

— Отец, научишь стрелять из этот большой ружье? — тихо попросил Тайто.

— После меня! — сурово оборвал его Лука.

— Хорошо, хорошо, большой человек! — быстро согласился айн.

— Научу обязательно, — уверенно пообещал я ближникам.

В самом деле, почему нет? Вряд ли кто из отряда умеет пользоваться французской трещоткой, у меня тоже такого опыта нет, срочную я служил только формально, в спортроте, но в учебке, куда меня запроторили по ошибке, обучался на стрелка-пулеметчика. Так что теорию стрельбы из пулемета знаю крепко — гоняли не на шутку. А она одинакова, как для ПКМ, так и для остального однотипного оружия, в том числе допотопного Гочкиса.

И тут же чуть не сел на задницу, от очередных откровений подсознания.

Что, мать твою? Какая, нахрен учебка, если я учился в Павловском императорском училище? Какая спортрота? Что такое ПКМ и почему новейший Гочкис допотопный? Бля… Ну ладно, с тем что из меня прет средневековое нутро, вместе с типичными воспоминаниями, я уже примирился, ну а это откуда?

Попытка покопаться в себе опять закончилась дичайшей головной болью, я плюнул и поперся проверять посты.

Закончив с часовыми вернулся в деревню. Майя с Мадиной уже вовсю тиранили раненых в просторной избе, отведенной под хирургическое отделение. К ним, помимо ополченцев, выстроилась целая очередь из деревенских баб с детишками. Кстати, как я узнал, местные сестер знали и даже наведывались к ним на заимку лечиться от случая к случаю.

— Фомич… — я показал на избу. — Под твою ответственность. Обеспечь всем необходимым. Жилье, еда, баня. И приструни своих, установи часы приема, что ли, а то Майя Александровна весь день на ногах. Понял? Вот и молодец.

Сам соваться к сестрам не стал и пошел проведать айнов, ставших лагерем отдельно от остальных.

Староста выглядел смурным и сразу же нажаловался на своих мужиков, которые, с того времени, как подрядились воевать, почти перестали принимать во внимание его авторитет. Проще говоря, даже в хрен его не ставили.

— Плоха! Очэнно плоха! — ворчливо бухтел Кадо. — Боги гневаться, айна так никогда не жить. Надо уважати старший и обычай! Япона резай — он потома айна резай! Плоха…

Я как мог успокоил вождя и, в качестве компенсации, подарил саблю старшего лейтенанта, вместе с портупеей и его же плохонькие часы-луковицу. Что сразу примирило мужика с действительностью. А так да… он совершенно прав. Я прямым ходом толкаю айнов под японский нож. Выгнать косоглазых с Сахалина мне никак не удастся, даже при самых благоприятных раскладах, а айнам японцы будут мстить — попросту вырежут целый народ, да и все. С них станется. Вот если поднять всех аборигенов Сахалина разом, тогда может что-то получится. Да как же я их подниму? Н-да… задачка, однако…

После старосты в меня вцепился Куси, муж роженицы и потащил в шатер из шкур, который соорудили для матери с ребенком.

— Она хочет называть ребенка твой имя, отец, — растолмачил Тайто. — Отказать нельзя, такова обычая…

Муж и мамаша активно закивали головой, показывая на бутуза у сиськи. Выглядела девушка вполне миловидно, она уже слегка отошла от родов, но жуткая татуировка вокруг губ, в виде мужских усов и бороды, делала ее похожей на Гуинплена.

— Обычай так обычай… — я дал добро. — Пусть будет Александром. Гм, девочка? Ну тогда Александра. А ну повтори. Н-да… Тогда Алекса, так короче.

Айны довольно разулыбались, а Тайто шепнул:

— Теперь подарка. Обычая такая…

Я понял, что обряд, собственно, из-за подарков и затевался, но чиниться не стал и высыпал мамаше все трофейные японские монеты и ассигнации, чем привел родителей в бурный восторг. Уж не знаю, почему они так радовались куче помятых бумажек и горсти монет.

А после того, как вернулся в деревню — попал в руки к жителям, в основном женщинам, хотя и мужиков хватало.

Меня наперебой обнимали, лезли целовать, благодарили на разный лад, приглашали в избы отведать чего боженька послал, но основной посыл был не в этом.

Первое что интересовало людей — когда будут казнить японцев и способ этой казни.

— Спалить иродов, как они бабку Неонилу спалили! В сарай загнать и спалить.

— Ну не томи, вашбродье, повели немедля порешить нехристей.

— Ужо мы натерпелись от них досыта!

— По самые краешки! Мало застрелить, мало, пусть вдоволь помучаются, как мы!!!

— На кол косоглазых!

— Потопить как кутят!

— Али отдай, отдай нам, мы сами управимся!


— Да я их сам голыми руками порву, за Настену мою!!! Тока отдай!

Второй вопрос был гораздо менее кровожадный. Людей интересовало, что им делать дальше.

— Дык, вы уйдете, а оне вернуться…

— Косоглазые хучь в Александровск обесчали отправить, а тама в Россею, а таперича как?..

— И куды нам таперича?

— Ой, горе-горюшко, пропадем ведь…

В конце концов, мне надоел гвалт, и я рявкнул страшным голосом:

— Ма-а-алчать!!!

Люди немедленно заткнулись.

— Вот так хорошо… — я сразу подобрел. — Я просто не могу ответить на все вопросы сразу. Теперь по порядку. Казнить — завтра. Как, я еще не решил. Может вам отдам, сами все сделаете, как захотите. Кроме самого главного — он мой. Но он тоже сдохнет — обещаю. Теперь второе, что вам делать? Тоже пока не знаю, но что-нибудь придумаю. Обязательно придумаю уже к завтрему. Не переживайте, еще пару-тройку дней здесь будет безопасно. Но на всякий случай начинайте собираться помаленьку. И последнее — спасибо за приглашения. Выберу время и к каждому зайду. Но позже, сейчас занят. На этом все? Разойтись…

Люди помаленьку стали рассасываться, при этом оживленно переговариваясь.

Ну… успокоил как мог. Хотя, что вам делать дальше, я даже не представляю. Но оставаться в деревне вам точно нельзя.

Разобравшись с жителями, заметил на крыльце импровизированной операционной сестер и подошел к ним.

— У вас прямо талант общаться с людьми, — с доброй улыбкой сыронизировала Майя

Мадина просто молча бросилась мне на шею.

Вдосталь покружив девочку, я тоже присел на лавочку.

— Как вы, Майя Александровна?

— Устала… — пожаловалась девушка и зло процедила. — Вы знаете… в деревне почти всех женщин изнасиловали. Даже пожилых. Зверски…

— Знаю. Но японцы ответят за это.

— Вы помните о моей просьбе? — Майя внимательно на меня посмотрела.

— Не женское это дело, если рядом есть мужчина. Я уже исполнил за вас кровную месть.

Думал, она будет настаивать, но Майя неожиданно теплым голосом поблагодарила меня.

— Спасибо, Александр Христианович… — а потом прыснула и добавила. — Кто этот прыткий молодой человек? Впрочем, неважно. Передайте, если он будет лезть ко мне со своими ухаживаниями, я его пристрелю.

И склонила свою голову мне на плечо. А Мадина на другое.

Так и сидели. И мне было неожиданно очень приятно. Хотя… хотя к Майе, я ничего кроме отеческих чувств, по-прежнему не испытываю.

Потом пришли бабы и забрали сестер в баню. А меня утащил Фомич — тоже париться. А возле дверцы придержал и отвел в сторону.

— Тут такое дело, Християныч… — старик заговорщицки улыбнулся. — Дело молодое, тудыть-сюдыть, так-растак…

— Не тяни, Фомич. Чего надо? Париться хочу, мочи уже нет.

— Можыть бабенку ладную под бочок, ты как, Християныч? — горячо зашептал Фомич и покосился на статную наряженную молодуху, прогуливающуюся на расстоянии. — Не подумай, японы не тронули ее, Глашка умная, мордяку сажей измазала, ушат тухлой рыбьей крови на себя вывернула — те и побрезговали. А так она вдовушка, муж евоный, Матвей, еще в прошлом году в лесу сгинул. Мается баба, дурная совсем сделалась. Верная будет тебе, обиходит, постирает, все как положено. Ты как?

Я задумался. Бабу хотелось. Даже очень. Ты смотри какая, пышная и ладная, все при ней. И мордаха приятная. Но вот это «верная, «обиходит» и «постирает» сильно настораживает. Женой я обзаводиться не собираюсь. Опять же, что-то подсказывает, что с бабами надо повременить…

— Нет, Фомич. Я бы с удовольствием— но не могу.

— Дык я што, я ничего… — старик с пониманием закивал. — Видать твоя дохтурша… того… ревнивица… Ну тадыть я Глашку охфицерику молодому пристрою…

Собакин не заставил себя ждать, приперся с дурной мордой, видать башка раскалывалась с перепоя. Как у него прошли переговоры с дедом, я не знаю, ибо полез в баню.

Ум-м-м, хорошая банька, да с веничками, да кваску на каменку поддать — это что-то с чем-то!

Лука меня отходил вениками на славу, как оживил. Кстати, Тайто тоже парился умело и с удовольствием, оказывается айны знали толк в банном деле. Подпоручик сперва опохмелился и тоже оторвался не на шутку.

В общем, в избу к деду Фомичу мы вернулись уже далеко ночью. А перед тем, как пображничать на сон грядущий, я расстелил на столе трофейную карту.

— Моя-то похуже была… — зло заметил подпоручик. — Ну и черт с ней. Ладно, Александр Христианыч, какова наша диспозиция.

— Я со своими иду сюда… — я показал тупым концом карандаша место. — Увы, для меня это первоочередная задача. Вам советую тоже самое — для того, чтобы вырваться из треугольника Тымово-Дербинское-Рыковское. Здесь кишмя-кишат японцы, а на севере их гораздо меньше. В тех краях вы можете создать свою постоянную базу и уже оттуда устраивать набеги. Я же после выполнения своей задачи, присоединюсь к вам