Карельский блицкриг

Это на летних учениях, на просторах Украины или Белоруссии, солдаты уверенно бежали вслед быстроходным «тэшкам» и «бэтэшкам». Здесь, на занесенном снегом Карельском перешейке, все было совсем по-другому. Здесь за каждую ошибку, за опыт войны, людям, совершенно не знавшим условий местной природы и климата, приходилось платить слишком высокую цену.

Высокое начальство торопило Грендаля, и комкор не смог найти мужества противостоять этому давлению. Последствия торопливости и неряшливости в подготовке штурма вражеских укреплений не замедлили сказаться. При отсутствии точных данных о положении опорных пунктов сопротивления противника, более половины огневого удара дивизионных гаубиц пришлось по пустому месту, а те снаряды, что упали на финские доты и прочие оборонительные сооружения, не причинили им практически никакого вреда. Сокрушить и заставить молчать бетонные укрепления могли орудия корпусной артиллерии, которая за все время штурма так и не смогла прибыть к месту боя. Уж слишком плотные были «пробки» и заторы на военных дорогах того времени.

В равной степени это можно было сказать и про стрелковые полки, что были выделены на бумаге, но прибывали к Грендалю в час по чайной ложке. Вместе с боеприпасами и прочим военным имуществом, так необходимым для штурма, но так и не полученным в назначенные сроки.

Рота старшего лейтенанта Любавина входила в состав тех сил, что должны были первыми пойти на штурм главной линии обороны финнов. После трехчасовой артиллерийской подготовки его пехотинцы оставили свои окопы и бросились в атаку вместе с танкистами.

Поначалу все было хорошо. Солдаты бежали легко и уверенно, стараясь не отстать от взвода Т-26, пока по ним не ударили финны. Огненный вал, состоявший из мин и снарядов вперемешку с пулеметными и автоматными очередями, был такой силы, что пехотинцы моментально упали, и дальше танки пошли в гордом одиночестве.

«Да откуда же они стреляли?! Что их там так много?!» – пронеслось в головах у прижатых к земле огнем людей. Уж слишком впечатляющая картина открылась у них перед глазами, наводя страх и оторопь на распластавшихся на снегу пехотинцев.

С большим трудом, после того как лишившиеся поддержки пехоты танки вернулись назад и своей броней стали прикрывать стрелков от вражеских пуль, атака продолжилась. Медленно, неся неоправданные потери, пехотинцы смогли продвинуться вперед до противотанкового рва, за которым располагались вражеские траншеи и блиндажи.

Количество неподавленных огневых точек противника было таково, что вражеский ров длиной в три и глубиной в два метра для измученной пехоты был подлинным спасением от губительного огня противника. И пусть количество пулеметов у финнов было не таким большим, как казалось. И пусть танкисты пытались самоотверженно подавить огонь вражеских огневых точек, а огнеметные танки выпускали по окопам врага свои смертоносные струи, заставить стрелков продолжить наступление было невозможно. Слишком густы были залпы свистевшей над их головами шрапнели и слишком часто падали на пехотинцев мины.

Застывшие на краю рва танки были прекрасной целью для противотанковых пушек, которые поспешили испробовать крепость их брони своими снарядами. И извечная борьба «брони и снаряда» завершилась не в пользу брони. Один за другим легкие «тэшки» и «бэтэшки» стали вспыхивать от вражеских снарядов или выходить из строя.

Некоторые экипажи решили благоразумно отступить, другие отважно продолжили попытки поднять пехоту в атаку посредством своего огня. Самые отважные из танкистов преодолели ров и, прорвав проволочные ограждения, вступили в схватку с вражескими пулеметчиками, расчетами орудий и засевшими в траншеях солдатами.

Поддержи пехотинцы их героические усилия – и, возможно, первая линия вражеской обороны была бы прорвана, но этого не случилось. Пехота так и осталась в противотанковом рву, а герои-танкисты стали нести потери. Их борта не выдерживали флангового огня крупнокалиберных пулеметов вражеских дотов, так же как и огня противотанковых орудий и бутылок с зажигательной смесью, изобретением финской оборонки. Не в силах огнем своих орудий пробить железобетонные стены укреплений противника, они были вынуждены отступить. Из 58 машин танковой бригады, вступивших в бой в этот день, обратно вернулось только 19 танков. Остальные были либо повреждены артиллерией противника, либо сожжены и оставлены на поле боя.

Также серьезные потери понесли от орудийно-минометного огня и соединения советской пехоты. Штурмовые роты потеряли убитыми и ранеными около половины личного состава в этом бою.

В числе раненых был и старший лейтенант Любавин, которому в этом бою в определенной мере повезло. Его контузило разрывом вражеского снаряда на ближних подступах к противотанковому рву. Санитары успели вынести командира с поля боя, в отличие от тех, кого ранило во время сидения во рву или при отступлении. Шквальный ружейно-пулеметный огонь противника не позволил отступающим солдатам забрать с собой тела павших и тяжелораненых бойцов.

Контузия, полученная в бою, спасла Любавина от упреков в трусости и угроз расстрела, которые обрушил комбат Гусыгин на головы вернувшихся с поля боя своих подчиненных.

Как ни стремился капитан возложить на «принца Савойского» вину за неумелое руководство ротой во время атаки, ему это не удалось. Все в один голос твердили, что своим личным примером комроты дважды поднимал залегших солдат и довел их до самого рва, где и был ранен. По всему этому выходило, что Любавин был не просто невиновен, но и еще герой, и Гусыгин отступил, но свел счеты с лейтенантом другим путем. В связи с выбытием Любавина в госпиталь он приказал уничтожить все наградные листы на него за переправу через реку Быструю.

Неудачные действия первого дня штурма не заставили комкора Грендаля сделать необходимые выводы и внести изменения при подготовке очередного штурма. Наскоро пополнив пехотные соединения подошедшими резервами, он после двухчасовой артподготовки вновь бросил войска в наступление.

Единственным отличием от предыдущего боя было то, что на этот раз площадь обстрела худо-бедно, но совпадала с местом размещения узлов финской обороны. Снаряды падали на позиции врага, однако существенного ущерба им не наносили. Тяжелая корпусная артиллерия, способная уничтожить бетонные доты противника, продолжала свое странствие по военным дорогам.

Все остальное осталось по-прежнему. Неподавленные огневые точки врага отсекли пехоту от танков еще на подступах ко рву. Только небольшие подразделения смогли добраться до него, тогда как основные силы упрямо лежали на снегу, боясь поднять голову.

В связи с понесенными потерями в танковой бригаде командование соединило оставшиеся танки с машинами огнеметного батальона, и если вчера они дополняли ударную силу бригады, то теперь были ее составной. Зная, что их орудия не смогут нанести урон бетонным колпакам противника, советские танкисты попытались проскочить между двумя опорными пунктами вражеской обороны и обратить в бегство финскую пехоту, но жестоко просчитались.

Если подступы к дотам прикрывались минными полями и проволочными заграждениями, то проходы между дотами прикрывались бетонными надолбами, наличие которых стало сюрпризом для танкистов. Не проведенная инженерная разведка обернулась смертью для экипажей шести машин. Две из них застряли, наскочив на надолбы, а остальные были сожжены огнем вражеской артиллерии, бьющей во фланг наступающим танкам.

Всего в этот день советская сторона недосчиталась девяти машин из двадцати танков, отправившихся на штурм вражеских укреплений. Казалось бы, что дважды наступив на грабли, советское командование остановится, возьмет паузу и сделает надлежащие выводы, но к огромному несчастью бойцов, этого не произошло. Подобно заядлому картежнику, что промотав все свои деньги, от отчаяния делает свою последнюю ставку, Грендаль утром третьего дня вновь отдал приказ атаковать укрепления противника, бросая на штурм свои последние резервы.

В этом наступлении всего было мало. И полуторачасовая артподготовка – сказывался плохой подвоз снарядов. И малое число танков, аж целых двенадцать штук, в состав которых входили наскоро отремонтированные ранее поврежденные машины. А также число наступающей пехоты. Намертво ухватившись за прежнюю договоренность с комкором, Яковлев категорически отказывался дать дополнительные пехотные соединения.

Всего было меньше, чем требовалось, за исключением шаблона наступательных действий, от которых выпускник военной академии никак не мог отступить. Ничто не смогло заставить Владимира Давыдовича провести предварительную разведку и внести изменения, и плачевный результат не заставил себя ждать. На этот раз цепи атакующей пехоты не достигли даже противотанкового рва. Точно бившие по квадратам финские артиллеристы и пулеметчики быстро отсекли пехоту от танков и не позволили ей продвинуться вперед ни на метр.

Из всех танков целыми и невредимыми обратно вернулись только четыре машины. Остальные машины получили те или иные повреждения и были с трудом эвакуированы с поля боя. После трехдневного наступления все наступательные резервы оперативной группы Грендаля были исчерпаны, и только это заставило комкора отказаться от проведения активных действий и перейти к составлению отчетов.

Многие из завистников Грендаля посчитали его песню спетой, но их ожидания не оправдались. Умение составлять правильные рапорты неожиданно обернулось большой пользой для комкора. Почитав, как его войска мужественно форсировали водный рубеж в зимнее время и храбро пытались взять штурмом древнюю Карелу, Москва приняла неожиданное решение: вместо нагоняя за неудачный штурм Грендаль получил под свое командование новые войска, получившие громкое название 13-й армии.

Вместе с новой должностью Владимир Давыдович получил и новое звание командарма 2-го ранга. Одновременно золотой дождь наград хлынул на оставшихся в живых и в строю командиров, комиссаров и простых солдат.

Очень часто говорят, что судьба слепа, милует недостойных и не замечает настоящих героев. В отношении старшего лейтенанта Любавина и капитана Гусыгина это выражение оказалось наполовину верным.

Кроме контузии и интриг комбата Василий Алексеевич ничего не получил за эти бои, но ничего не удостоился и капитан Гусыгин. Просидев все три дня в батальонном штабе, он получил тяжелое осколочное ранение ноги от шального снаряда на следующий день после перехода к обороне.

В бессознательном состоянии он был отправлен в госпиталь, а заменивший его командир не стал хлопотать и составлять наградные листы на капитана. Приготовив «березовое угощение» Любавину, Гусыгин сам вслед за ним испробовал собственное варево. Судьба скупо раздала «сестрам по серьгам».

Подобно Грендалю, в жестких тисках времени пребывал и сам командарм-7 Яковлев, обрушивший всю силу своей армии на финские укрепления в районе Выборга.

«Скорее, скорее, скорее!» – вот каким был девиз этого военачальника, стремившегося всеми силами доказать жизнеспособность и реалистичность планов по преодолению линии Маннергейма.

Так же как и Грендаль, Всеволод Федорович бросал свои войска на штурм вражеских укреплений без всякой подготовки. Наглядным примером этих скоропалительных действий стало наступление советских войск в районе Лядхе, где, по мнению штаба 7-й армии, советские войска не должны были встретить серьезного сопротивления врага.

Реализация замыслов командования была возложена на стрелковую дивизию, усиленную танковой бригадой средних танков Т-28 и полками дивизионной и корпусной артиллерии. Силы были вполне серьезные, если не для полного прорыва всех трех линий обороны противника, то вскрытие его передовых рубежей было им вполне по силам. Вся загвоздка заключалась в том, вводились они в бой по частям, что почти вполовину снижало силу удара. Так, из-за пробок на дорогах из всех обещанных полков артиллерии к моменту наступления прибыли только два полка дивизионной артиллерии и один корпусной полк. По той же причине у артиллеристов был один неполный боекомплект снарядов.

Не лучше обстояло дело с другой притчей во языцех – разведкой местности предстоящего места наступления. По причине привычной спешки должной разведки по-прежнему проведено не было. Посланные вперед разведчики доложили о надолбах, прикрывавших подходы к финским траншеям, и о наличии пулеметных гнезд в них. Более точных сведений по причине стремительно приближавшихся основных сил дивизии они собрать не успели, а летчики не смогли выполнить заявку на проведение воздушной разведки по причине нелетной погоды.

Руководивший наступлением комдив ограничился отправкой на повторную разведку трех танков Т-26, которые подтвердили наличие надолбов, проволочного заграждения и артиллерии противника, которая ударила по танкам, едва они приблизились к переднему краю финской обороны. Откуда велся огонь, танкисты не сумели определить, так как быстро ретировались.

Проведя анализ всех этих скудных сведений и добавив к ним разведданные двухгодичной давности, штаб дивизии отдал приказ о наступлении, в полной уверенности, что им будет противостоять всего несколько бетонированных траншей и несколько батарей, неизвестно где находящихся.

При проведении этого наступления вскрылась еще одна беда, которая будет постоянно преследовать советские войска всю эту войну и весь начальный этап Великой Отечественной войны. Эта проблема называлась связью, и дело было не только в преимуществе радиосвязи над проводной связью. Во время наступления на финские позиции под Лядхе полностью отсутствовала связь между штабами стрелковых полков и поддерживавших их действия артиллеристами. По этой причине пехота наступала сама по себе, а артиллерия молчала, не зная, куда и когда следует наносить удар своими скудными запасами боеприпасов.


За время боев от границы до главной линии обороны комдив уже хорошо усвоил, что финны большие мастера на мелкие пакости. И если впереди маячащий лес тих, это совсем не означает, что через минуты по тебе не ударят пушки и минометы, а откуда-то сбоку не застрочат автоматы неизвестно как и когда прорвавшихся финских разведчиков.

По этой причине он попросил артиллеристов ударить по площадям от всей души, и они выполнили его просьбу. Два часа дивизионная и корпусная артиллерия утюжили передний край обороны противника, после чего еще сорок минут громили его дальние тылы.

Перенос огня в тыл был явным сигналом для финских солдат, что враг вот-вот пойдет в атаку, и они стали спешно занимать свои места в передовых траншеях. Действовали они строго по уставу, намереваясь остановить наступление красных пулеметным огнем, но тут противник преподнес им неприятный сюрприз.

Желая первым ударом смять и уничтожить оборону врага, комдив бросил в наступление средние танки Т-28, которые смогли быстро преодолеть бетонные надолбы противника. С ужасом и недоумением смотрели финские солдаты, как стальные машины медленно, но верно переползают бетонные заграждения, перед которыми спасовали отряженные в разведку танкисты на Т-26.

Преодолев надолбы и прорвав проволочные заграждения, русские танки подошли к финским траншеям и принялись поливать их огнем своих орудий и пулеметов. Тяжесть положения финнов усугубили еще гибель и тяжелое ранение обоих командиров рот, обороняющих этот участок укреплений. Шквальный огонь танков быстро очистил от противника траншеи, дав «зеленый свет» наступающей пехоте.

Не прошло и пяти минут, как красноармейцы ворвались на передний край обороны противника и стали добивать последние очаги сопротивления. Более десятка человек укрылись в ротном блиндаже, на взятие которого потребовалась помощь танкистов. Плотные деревянные двери устояли перед взрывами гранат, и потребовался залп башенного орудия, чтобы разнести их в щепки.

Казалось, что удача на стороне советских бойцов, и осталось лишь только добить и уничтожить разгромленного врага. Развивая достигнутый успех, танкисты двинулись вперед, за ними побежали пехотинцы, и в этот момент заговорили молчавшие до сих пор доты.

Их было всего два. Первый в двух уровнях с пулеметными и орудийными гнездами, получивший впоследствии обозначение на советских картах как дот № 4, и дот-«миллионник», возможность существования которого у финнов категорически отрицал командарм Мерецков. Его особенность заключалась не только в стоимости его сооружения, откуда он и получил прозвище, и не в том, что являлся последним словом в фортификационном искусстве, – он был так мастерски замаскирован, что советские солдаты никак не могли понять, откуда по ним ведется огонь.

Если дот № 4 был сразу обнаружен пехотинцами, то «миллионник», подобно злому духу, оставаясь полностью невидимым, поражал ряды красноармейцев. Имея возможность вести фланкирующий огонь, оба дота буквально прошивали насквозь наступающие цепи стрелков. Каждый метр, каждый квадрат были ими хорошо пристреляны, и сорвать атаку противника им удалось без особого труда.

Как ни гудели моторами танкисты, призывая пехотинцев следовать за ними, никто из солдат не смог преодолеть «зоны смерти», и машины были вынуждены отступить. Двигаться в одиночку в неизвестность, плюющую в тебя снарядами, танкисты не рискнули.

Оказавшись в столь непростой для себя ситуации, пехотинцы попытались проникнуть внутрь вражеского дота, но безуспешно. Толстые стальные плиты устояли как перед взрывами связки гранат, так и перед выстрелом танковой пушки.

Итогом первого дня наступления стало овладение вражескими траншеями первой линии обороны и обнаружение наличия у врага дотов на этом направлении.

Ночью, подтянув резервы, финны попытались выбить противника из оставленных ими траншей, но все атаки завершились безрезультатно. Русские хорошо держали оборону, несмотря на минометный обстрел со стороны противника.

Утром следующего дня советское командование предприняло попытку продвинуться вперед и захватить дот № 4. Для этого в дело были введены танки Т-26, для которых были созданы проходы в бетонных надолбах противника. Более легкие и подвижные, в отличие от танков Т-28, они должны были выбить финнов из бетонных траншей и подавить замаскированные артиллерийские батареи.

План хорошо смотрелся на бумаге, но в реальности оказался трудновыполнимым. Перед второй линией обороны врага «тэшки» вновь уткнулись лбом в надолбы, а артиллерийский огонь с фронта и с тыла из амбразур четвертого дота не дал возможности обойти оборону врага с фланга.

Потеряв от огня противника пять машин, танкисты были вынуждены отступить, хотя до прорыва обороны финнов оставался только один шаг. Вторая линия обороны финнов в этом месте действительно состояла из одних бетонных траншей, и, зная их положение, можно было прорвать вражескую оборону.

Пока легкие Т-26 шли на прорыв, средние Т-28 пытались помочь пехотинцам захватить вражеский дот. Подойдя чуть ли не вплотную к боковой стенке дота, советские танкисты залпами из пушек все-таки пробили стальную дверь западного каземата, и хлынувшая внутрь пехота добила находившихся там финнов.

Долгожданная победа была одержана, но она не получила дальнейшего развития. Перед стрелками вновь встали наглухо забаррикадированные стальные двери. Гранаты-«лимонки» их не брали, а затащить пушку внутрь каземата не было никакой возможности.

Пытаясь помочь пехотинцам выкурить засевшего внутри дота финнов, танкисты открыли орудийный огонь по амбразурам дота, но без особого результата. Гарнизон осажденного дота мог вести фланкирующий пулеметный огонь со второго уровня, не давая пехотинцам поддержать атаку ушедших в прорыв Т-26. Возможно, что танкисты смогли бы заставить умолкнуть амбразуры вражеского дота, но огонь финских батарей не позволял им чувствовать себя вольготно. Потеряв от огня врага две машины и не добившись существенных результатов, танкисты отступили.

Единственным маленьким плюсом боев второго дня стал тот факт, что советские пехотинцы наконец-то обнаружили расположение дота-«миллионника», фланговый огонь которого не позволял им продвинуться вперед.

Пока комдив и его штаб подводили итоги и ставили задачи следующего дня, финны под покровом ночи попытались деблокировать осажденный дот № 4. При поддержке артиллерии они предприняли две атаки, которые были отбиты сидевшими в траншеях стрелками с большим трудом.

Главная трудность заключалась не только в интенсивном орудийно-минометном обстреле их позиций. Финские артиллеристы били не только по траншее, но и в пространство за ней, тем самым не давая возможность русским солдатам получить подкрепление.

Утро третьего дня началось артиллерийским обстрелом орудий дивизионной и корпусной артиллерии двух вражеских дотов. При этом по четвертому доту огонь велся прицельно, а «миллионник» получал огонь по площадям.

Скупость артиллеристов, обусловленная плохим подвозом снарядов, всего сорок минут артподготовки, обернулась тем, что оба вражеских дота не получили серьезных разрушений. Большие потери от огня советских орудий понесли бетонные траншеи, чьи координаты были известны пушкарям. Поддержи пехотинцы атаку танков – и оборона врага была бы прорвана, но этого не случилось. Фланкирующий огонь дотов вновь положил на снег рвущиеся вперед цепи пехоты, а орудийный огонь опять заставил советских танкистов отступить с существенными потерями.

Видя все катастрофическое положение пехоты, артиллеристы попытались помочь стрелкам и выкатили несколько орудий на прямую наводку. Ударив по амбразурам четвертого дота, они хотели справиться с той задачей, перед которой спасовали танкисты днем ранее. Возможно, это им удалось бы, но получившая по радио запрос из дота о помощи финская артиллерия уничтожила советские орудия.

Не увенчалась успехом и попытка саперов подорвать дот-«миллионник». Используя «мертвые зоны» огня, на санках они сумели подвезти заряд к боковой стенке дота и подорвали его. Прогремел мощный взрыв, но стенка бункера устояла. Вторая попытка подвезти заряд к доту была сорвана финскими снайперами. Едва только саперы начали подвозить санки с взрывчаткой к доту, как они попали под оружейный обстрел, закончившийся их гибелью.

Не оставляя попыток разделаться со зловредным дотом, комдив приказал повторить попытку подрыва ночью, но начавшаяся атака финнов сорвала эти планы. Артиллерийский огонь был таким плотным, что разрывы снарядов перебили все телефонные провода, протянутые связистами в траншеи.

В течение всего времени боя, пока связисты не восстановили связь, комдив не знал, живы его бойцы или нет. Все, чем он мог помочь им, это ударить по площадям, в надежде сорвать вражескую атаку, но скудный запас снарядов не позволил ему воплотить свои намерения в полном объеме.

Всю ночь шли интенсивные переговоры по телефону со штабом корпуса и армии, в результате чего командование приказало комдиву отвести войска из захваченных у врага траншей.

Причиной подобного приказа было то, что за все время боев соединениям 7-й армии так и не удалось прорвать оборону финнов ни на одном из участков выборгского направления. Наступило затишье, которое обернулось перемещением кадров на самом верхнем уровне.

Видя откровенные неудачи войск Ленинградского военного округа по прорыву линии Маннергейма, Сталин решил усилить его командные кадры, сместив Мерецкова с поста командующего фронтом, назначив на этот пост командарма 1-го ранга Тимошенко. Сам Мерецков получил назначение на пост командарма 7-й армии, заместителем которого стал комкор Яковлев.

– Сами заварили кашу, пусть сами и расхлебывают, – прокомментировал вождь свое решение наркому Ворошилову, и тот с ним был полностью согласен.

Неудачи советских дивизий при штурме укреплений на Карельском перешейке лились бальзамом на сердце финского народа, и в первую очередь жителей их столицы.

Налет советской авиации на Хельсинки произвел на них гнетущее впечатление. И пусть урон от советских бомб для столицы был минимальным, но их свист и звук разрывов заставили приуныть ее жителей. Одно дело митинговать и слать проклятья врагу, когда война идет где-то далеко и представляет собой абстрактное понятие. И совсем иное дело, когда бомбы врага падают на твой город, твою улицу, твой дом и от их взрывов гибнут твои соседи и хорошо знакомые тебе люди.

Запах гари и тола, вид крови и страдания хорошо прочищают затуманенные пропагандой мозги, и в них сразу появляются крамольные мысли: «а все ли правильно делает наше правительство? А вдруг что-то пойдет не так и не сегодня-завтра русские придут сюда?»

Успехи на фронте, а точнее неудачи дивизий противника взбодрили приунывших финнов. Произошел всплеск новой волны патриотизма, который принял довольно забавные формы.

В качестве главного объекта врага финского народа стал почему-то не Сталин, а нарком иностранных дел Молотов. Возможно, это было связано с тем, что Вячеслав Михайлович на переговорах в Москве занимал самую жесткую линию в отношении финской делегации. Так или иначе, но именно его персона стала главным объектом нападок со стороны финской пропаганды.

Именно на него финские газеты рисовали всевозможные карикатуры. Изобретение финской оборонки, зажигательная смесь, выпускаемая в бутылках из-под лимонада, получило название «Коктейль для Молотова».