Карельский блицкриг

– Но, быть может, среди них не все были красными. Дети наверняка не успели проникнуться духом большевизма, – неудачно встрял в эпическое повествование капитана Нико Пирволяйнен. Выпускник университета, он только недавно получил погоны и не успел как следует проникнуться духом «Великой Финляндии».

– Молчать! – взревел обиженный капитан. – Дети не успели сейчас, но их потом этому в школе научат, разве это не понятно?! Каждый русский, живущий в Карелии и Лапландии, наш потенциальный враг, и мы не имеем права проявлять к ним никакой жалости. Сегодня ты пожалел мальчишку или девчонку, а завтра они тебе в спину выстрелят. Думать надо, Пирволяйнен!

– Я думаю, господин капитан, – пугливо съежился вчерашний студент, но разгоряченного офицера уже нельзя было остановить.

– Плохо думаете! Если вы в бою будете позволять себе сентиментальничать по отношению к врагу, ваша песенка спета! Вы должны знать только одно: любого русского надо убить, независимо от того, мужчина перед тобой стоит или женщина, больной он или раненый. Он должен быть убит, чтобы освободить нам жизненное пространство на востоке. Ты согласен со мной?! – разгоряченный спиртным капитан вперил требовательный взгляд в своего подчиненного и для наглядности ткнул в него грязным корявым пальцем. Как раз перед этим он резал кровяную колбасу и немного запачкал руки.

– Мужчин да, но женщин и детей… – замялся Пирволяйнен, чем еще больше разозлил капитана.

– Вот из-за таких умников мы двадцать лет назад не смогли сделать то, что должны были сделать. Именно такие осторожные, как ты, дали нам приказ отступить с нашей исконной земли, и мы были вынуждены подчиниться. Это благодаря вам нынешняя граница проходит не по берегу Белого моря и русские свиньи владеют нашими землями в устье Невы. Это из-за вас умников мы вынуждены шагать к Уралу не от Архангельска, а от Ладоги! – далее следовала непереводимая игра слов финского диалекта, от которых несчастный студент судорожно подтянул ноги и сжался в комок.

Если бы капитан был скандинавом, его смело можно было бы сравнить с грозным Тором или Одином. Однако он был финном, в чьем пантеоне не было бога, ответственного за выявление крамолы и измены в собственных рядах.

– Ты и тебе подобные, Пирволяйнен, трусы и изменники, способные в любой момент предать нашу великую национальную идею. Выстрелить нам в спину из-за страха перед ответственностью, из-за нежелания запачкать свои чистенькие ручки!

– Но, господин капитан… – затравлено пискнул оппонент, однако капитану не нужны были слова. Ему нужны были действия и немедленно.

– Молчать!!! Встать!! – приказал Пуккенен, и бедного студента подбросило как из катапульты. – Ты паршивый слизняк и соглашатель, Пирволяйнен. Ты предатель, окопавшийся в наших рядах!

В порыве гнева капитан выхватил из кобуры пистолет и гневно потряс им перед лицом подчиненного.

– Уверяю вас, господин капитан, что это не так! – пересохшими от волнения губами промолвил Пирволяйнен.

– Не так?! Значит, я ошибаюсь?!

– Ошибаетесь, господин капитан!! – не сводя глаз с вороненого дула пистолета, проговорил несчастный парень.

– Тогда докажи мне и всем нам, что мы ошибаемся в отношении тебя, – потребовал вошедший в раж мучитель.

– Но как я смогу вам это доказать?!

– Убей красного, и тогда я поверю тебе!

– Но ведь мы не воюем! Как я смогу убить красного, господин капитан? – вопрос бывшего студента на секунду поставил капитана в замешательство, но только на секунду.

– А ну выходи! – приказал он Пирволяйнену и указал стволом на дверь. Слова капитана заинтриговали остальных офицеров, и они гурьбой выскочили на свежий воздух. Там, не выпуская оружия из рук, капитан подвел свою жертву к артиллерийскому орудию, входившему в состав батареи, недавно прибывшей в часть.

– Зарядить орудие! – приказал капитан стоявшему рядом с орудием солдату-артиллеристу.

– Но, господин капитан, – запротестовал солдат.

– Молчать! Выполнять мой приказ! Сейчас рядовой Пирволяйнен всем нам докажет, что он не трус и не тайный агент большевиков, – приказал капитан и, видя, что солдат не торопится выполнять его приказ, пригрозил: – Или ты тоже скрытый сторонник красных?! И тебя тоже следует передать жандармам?

Услышав о жандармах, солдат испугался и покорно выполнил приказ капитана.

– Там красные, – торжественно указал на юг Пуккенен. – Если ты честный финн, то ты выстрелишь по ним. Если нет, на счет три выстрелю я, и никто меня за это не осудит. Дай ему шнур!

Солдат проворно сунул шнур в руки трясущемуся от страха новобранцу и боязливо отскочил в сторону.

– Ну?! – грозно потребовал капитан и вскинул руку с пистолетом. – Раз! Два!!

Не дожидаясь счета три, Пирволяйнен судорожно дернул шнур, и пушка выстрелила. Оглохший от грохота, он собирался отойти от орудия, но капитан остановил его.

– Одного выстрела мало! Ты слишком медлил! Зарядить орудие снова! – потребовал капитан, и артиллерист покорно подчинился. Разумный финн предпочел не связываться с психом. В конце концов, он только выполнял приказ офицера.

Прошло меньше минуты, как прогремел второй выстрел, а затем и третий. Он был необходим капитану для чистоты эксперимента.

Этот случай вызвал большой переполох. Все три снаряда упали на территории СССР и принесли ущерб пограничной заставе, охранявшей этот участок границы. Взбешенное начальство перевело Пуккенена в другую часть, находящуюся в Карелии, а на протест советской стороны ответило, что понятия не имеет о причинах взрывов на советской территории.

Многие прогрессивные издания свободного Запада провели собственное «непредвзятое» расследование и дружно пришли к выводу, что в этом инциденте виновата исключительно советская сторона. Выйдя с огромными заголовками статей, бойкие перья наемников капитализма предложили своим читателя различные варианты этого конфликта.

По мнению французов, «советы» обстреляли свой пост из орудий, находящихся в их глубоком тылу. На это указывали многочисленные «факты и свидетельства». Англичане твердо стояли за том, что коварные чекисты под покровом ночи совершили тайную вылазку на территорию финнов. Оттуда на специально перевезенном через границу орудии дали несколько залпов по своим солдатам.

Снова масса свидетельств людей, с честными глазами желающих рассказать миру о преступлении кровавых чекистов и стоявшего за их спинами злобного Сталина.

Обстрел советской территории и издевательское предложение финнов для предотвращения подобных инцидентов впредь отвести войска от границы на расстояние в двадцать пять километров, переполнило чашу терпения Кремля.

Газета «Правда» вышла с разгромной статьей «Шут гороховый на троне» в адрес финского президента Каллио. Товарищ Жданов торопливо собрал новое финское правительство, а Кировская железная дорога завершила переброску людей и техники на север. Часы истории отсчитывали последние минуты мирного времени. В конце ноября финскому послу в Москве была вручена нота о разрыве отношений, и началась малая война, которая по планам великих держав должна была превратиться в большую мировую мясорубку.






Глава VI

Переправа, переправа, берег левый, берег правый…




Переход через границу с Финляндией прошел спокойно и без особых хлопот. Застигнутые врасплох финские пограничники не оказывали какого-либо серьезного сопротивления. Некоторые солдаты, полностью повторяя польский сценарий, подхватили пограничный шлагбаум и дружно, под озорные прибаутки своих товарищей откатили его в сторону, символично открывая дорогу Красной армии для нового освободительного похода. Другие весельчаки проявляли свою удаль и торжество, озорно сбивая с дверей таможни эмблемы с финским львом и срывая бело-голубые флаги.

Совсем по-другому при переходе границы вели себя советские пограничники. У них были свои давние счеты с сопредельной стороной, оставившие свой след в названиях застав, полученных в честь погибших героев-пограничников, или их именах, навечно зачисленных в списки гарнизонов застав.

Свой переход границы они отмечали по-особому. Вооружившись пилами, они с особой тщательностью принялись выпиливать и выкорчевывать финские пограничные столбы. А когда с ними было покончено, стали усердно засыпать землей и затаптывать те места, где они находились.

Действуя подобным образом, они четко и ясно говорили всем и вся, что больше этого пограничного рубежа уже никогда не будет, а относительно нового так это мы ещё посмотрим.

В подавляющем большинстве у солдат, что вторглись в Финляндию, настроение было веселое. Свою роль в этом сыграл недавний польский поход, а также действия агитаторов, что две недели усиленно обрабатывали личный состав полков и дивизий, которым предстояло привести в чувство зарвавшихся белофиннов. Благодаря этому, солдаты были уверены, что финская армия откровенно слаба и малочисленна, и достаточно только один раз хорошо ударить, как она побежит без оглядки, подобно тому, как бежали поляки.

Кроме того, солдаты были полностью уверены, что финские трудящиеся, мобилизованные капиталистами в армию, только и ждут прихода советских братьев. Что стрелять они не будут, а будут оказывать всестороннюю помощь бойцам РККА.

В несколько ином виде, но полностью схожим по своему настрою, виделась война и многим командирам, ведущим в бой своих бойцов. На преодоление предполья они отводили пять дней, примерно столько же планировалось потратить на преодоление финских укреплений на Карельском перешейке. Не больше недели уходило на взятие Выборга, а затем марш-марш на Хельсинки и конец войне.

Успехи польского похода основательно вскружили голову отцам-командирам, и они были уверены, что к концу декабря, в худшем случае к Старому Новому году они закончат свой освободительный поход.

Истинное положение дел о том, что финны готовы оказать упорное сопротивление, не знал ни командарм Яковлев, руководивший всей этой массой войск, вторгшихся в Финляндию, ни командующий Ленинградским округом Мерецков. Отдавая приказ о начале боевых действий, нарком обороны посчитал лишним разводить страсти среди высшего командного состава.

– Лишнее это все. Вы же знаете, как это у нас бывает. Поступит директива сверху, и начнут каждого куста бояться, проявлять излишнюю предосторожность, – говорил Ворошилов, отвечая на предложение Шапошникова ознакомить руководство Ленокруга с полученными разведывательными сведениями. – Его задача прорвать финскую оборону, вот пусть он ее и прорывает, не отвлекаясь на другие задачи. Тем более что именно его штаб разработал план прорыва линии Маннергейма, и вы, Борис Михайлович, утвердили его без серьезных замечаний. Пусть люди попробуют свои силы в проведении наступательной операции.

– Меня беспокоит тот факт, что этот план создан на основе устаревших разведданных, срок которых более полугода. Всестороннего обследования финских укреплений перед началом боевых действий командармом Мерецковым не проводилось. Знай я об этом ранее, никогда не поставил бы свою подпись под этим планом операции.

– Ну не успел провести командарм перепроверку разведданных из-за цейтнота, в котором мы оказались. Да, дал немного маху, что теперь, всю операцию отменять? – с нажимом спросил нарком, прекрасно зная, что Шапошников не рискнет предложить Сталину перенести начало операции на поздний срок. Время работало против Советского Союза, ибо каждый день только укреплял силы его будущего врага.

– Я считаю, что нужно предупредить командарма Мерецкова о возможных трудностях, что могут возникнуть при прорыве финских укреплений, – предложил командарм, но нарком не услышал его опасений.

– Так мы им столько войск, танков и артиллерии дали, что они спокойно разнесут финнов к чертовой матери. Да и не успели они там за полгода ничего серьезного построить, – отрезал нарком, полностью уверенный в правоте своих слов и силе руководимой им РККА.

В том, что дело обстоит несколько не так, как это планировалось, старший лейтенант Василий Любавин убедился в первый же день наступления на предполье линии Маннергейма. Как имевший опыт боевых действий, его полк был переброшен к финской границе для прорыва вражеского укрепрайона.

Польский поход принес молодому волжанину повышение по службе и медаль «За отвагу». Комдив Рокоссовский упомянул о его удачных действиях в боевой обстановке в своем рапорте Тимошенко и своей властью представил лейтенанта к медали.

Привыкшего к просторам приволжских степей и широте украинских полей Любавина местные карельские особенности сильно озадачили. Небольшие финские дороги оказались не готовы к той огромной массе войск, что хлынула в наступление через границу. Пехота, танки, конные упряжки с полевыми орудиями и тягачи с пушками крупного калибра, бензозаправщики, машины со снарядами, полевые кухни – все находилось в движении, нещадно мешая друг другу.

Никакого управления проходом войск не было и в помине. На дороге действовал принцип «кто успел, тот и съел», въехавшие на дорогу машины не хотели уступать свое место на ней ни конному, ни пешему.

Все шли вперед, ориентируясь в основном по компасу. Карт было мало, и они были в основном у командиров полков и дивизий, в редком случае у комбатов. Из-за возникшего на дороге хаоса и бардака многие из соединений оказались оторванными друг от друга, а если этого не случалось, то на помощь тыловой поддержки рассчитывать не приходилось. Даже точно зная местонахождение своих подразделений, они не могли быстро пробиться к ним.

Крик, ругань и мат непрерывно стояли над военными дорогами весь световой отрезок дня. Именно здесь на финских дорогах как никогда остро встала проблема связи. Радиостанции были только в дивизиях, а привычная телефонная связь была невозможна. Вся надежда была на делегатов связи, но быстро найти и доставить командиру сообщение в этом дорожном винегрете оказалось просто невозможно.

Очень быстро выяснилось, что обходные маневры в условиях Карельского перешейка невозможны. С обеих сторон от дороги стояла стена леса и лежали покрытые снегом гранитные глыбы. Налети в этот момент на дорогу эскадрилья финских бомбардировщиков – и потери советских войск были бы огромны, но этого, слава богу, не случилось. Вся финская авиация в эти дни была стянута на защиту Хельсинки, который «сталинские соколы» уже дважды успели отбомбить, правда, не очень удачно.

Такая картина наблюдалась на всех дорогах в течение всех четырех дней, что соединения 7-й армии продвигались от границы в глубину финской территории. И чем дальше они уходили от пограничной черты, тем больше возникали проблемы логистики.

О них командиры полков и дивизий наперебой докладывали своим комкорам, те информировали командарма 2-го ранга Яковлева, но никакой реакции со стороны командующего не последовало. Вместо того чтобы дать команду навести порядок на дорогах, он продолжал упорно гнать войска вперед, бодро рапортуя Мерецкову, а тот в свою очередь Москве.

Перед самым выходом к линии Маннергейма командарм неожиданно решил поменять направление главного удара армии, сместив его с Выборга на район западного побережья Ладожского озера. Штаб 7-й армии посчитал, что там легче всего будет прорвать укрепления финнов, основываясь на разведывательных данных, полученных в конце 1937 года.

Как результат этого решения, возникли новые пробки на дорогах, и в итоге решение командарма начать штурм финских укреплений без предварительной инженерной разведки. У Яковлева горели сроки, определенные высоким командованием для прорыва вражеских укреплений на перешейке.

В результате этой спешки реку Быстрая, что преградила путь советским войскам к основной линии финской обороны в этом районе, было решено форсировать с марша. Как ни упрашивали комдивы своих комкоров дать им время для проведения разведки, все было тщетно. «Вперед и только вперед!» – таков был девиз тех декабрьских дней, обернувшийся потом большой кровью.

Все подходы к реке финская артиллерия пристреляла более месяца назад, и когда саперная команда попыталась установить переправу через холодную и быструю реку, она понесла сильные потери.

Руководимые своими корректировщиками, финны уверенно били по южному берегу, перемалывая людей и подведенную к берегу реки технику. Черные столбы разрывов перемешивались с огнем и дымом от подбитых автомобилей и горящего в них имущества.

Попав под столь сильный и неожиданный удар вражеской артиллерии, саперы были вынуждены в спешке отступить, бросая ставшее ненужным снаряжение и вынося из-под огня раненых.

– Где наши артиллеристы?! Когда они по ним ударят?! Мы там у них как на ладони!! – неслось по радио от полка к дивизии, но ничего утешительного в ответ не приходило. Артиллеристы и снаряды прочно застряли в той каше, что возникла на дорогах. К переправе через реку они прибыли только на следующий день, а пока корпуса требовали от дивизии, невзирая на потери, продолжить форсирование реки.

Приказ есть приказ, и через два часа, несмотря на ожесточенный огонь противника, в район переправы смогли пробиться машины понтонного батальона, которые стали мужественно наводить мосты через водный рубеж.

Вслед за ними стали подтягиваться стрелковые роты, что не осталось незамеченным для наблюдателей противника. Едва только они приблизились к переправе, как финны тут же перешли с осколочных снарядов на шрапнель, заставив выскочивших из траншеи красноармейцев пробираться к стоящим у берега лодкам перебежками и ползком.

С большим трудом роты капитана Доброва и старшего лейтенанта Супонина погрузились на лодки и стали переправляться через быструю студеную реку. Они уже преодолели половину пути, когда к артиллерийскому огню противника добавился огонь пулеметный. В этом месте переправы дотов у противника не было, но две пулеметные точки в прибрежной роще у финнов имелись.

Страшно грести под завывание пролетающей над твоей головой шрапнели, но во сто крат ужаснее видеть, как по тебе с того берега бьет вражеский пулемет. Как его хищные очереди стремительно летят навстречу твоей лодке, стараясь во что бы то ни стало снести тебя в черную бурлящую воду, не дать преодолеть эти невыносимо долгие сто метров.