Караваль

Скарлетт бросилась вслед за сестрой, но не успела догнать ее: та взлетела по ступеням и выскочила наружу. За стенами дома воздух был густым, точно суп. Во дворе, как всегда после полудня, было влажно и пахло морской солью. Видимо, на кухни уже доставили дневной улов. Петляя в поисках сестры под облупившимися белыми сводами галерей, вымощенных глиняной плиткой, Скарлетт неизменно чувствовала тяжелый рыбный запах.

Губернатор, казалось, все никак не мог удовлетвориться размерами своих владений. Огромное имение на краю города беспрестанно расширялось. Постоянно строились новые дома и новые дворы, прокладывались очередные тайные ходы, по которым контрабандой проносили спиртное и бог знает что еще. Дочерям хозяина разрешалось заглядывать далеко не во все двери родного дома. Если бы сейчас губернатор увидел, как они носятся по имению, он бы тотчас приказал хорошенько всыпать им по пяткам. Но израненные подошвы ног – ничто по сравнению с той карой, которая ждала бы обеих девушек, узнай отец о готовящемся побеге Донателлы.

Скарлетт несколько раз теряла сестру из виду, когда та ныряла в коридоры, где еще не рассеялся утренний туман. В какой-то момент она уже почти отчаялась найти Теллу, но вдруг увидела голубой лоскуток платья на лестнице, ведущей к самой высокой точке поместья – церковной башне из белого камня, блестевшего сейчас на солнце. Желая слыть набожным человеком, губернатор Дранья построил церковь так, чтобы она была видна из любой части города. Однако, не испытывая ни малейшей потребности исповедоваться в своих грехах, он захаживал сюда крайне редко. Именно поэтому храм стал излюбленным убежищем его дочерей и использовался ими для отправки и получения тайной корреспонденции. Ускорив шаг, Скарлетт нагнала сестру на последних ступеньках перед резной деревянной дверью церкви.

– Стой! Если ты напишешь тому моряку, я все расскажу отцу!

Девушка в голубом платье остановилась, а когда она повернула покрытую платком голову и луч солнца, прорезав туман, упал на ее лицо, застыла сама Скарлетт: это оказалась молодая послушница, со спины очень похожая на Донателлу. Чертовка, надо отдать ей должное, ловко умела скрываться от погони. Чувствуя, как по шее стекают капли пота, Скарлетт представила себе, что Телла сейчас, наверное, проникла на какую-нибудь из кухонь поместья, где ворует еду для предстоящего путешествия.

Нет, непременно нужно найти способ помешать этой безрассудной затее. Пусть Донателла потом даже возненавидит старшую сестру, та не позволит ей пожертвовать всем ради Караваля. Особенно теперь, накануне собственной свадьбы, которая могла спасти или (в случае если венчание не состоится) погубить их обеих.

Следуя за послушницей, Скарлетт вошла в церковь. В маленьком круглом помещении всегда стояла такая тишина, что слышно было, как потрескивали толстые свечи, горящие вдоль каменных стен. Роняя капли горячего воска, они освещали гобелены с изображениями святых, претерпевающих смертные муки. В воздухе, щекоча нос, витал затхлый запах пыли и сухих цветов. Скарлетт прошла мимо ряда деревянных скамей к алтарю, где лежали листочки бумаги, на которых следовало записывать собственные грехи.

До того как их мать исчезла (а это произошло семь лет тому назад), Скарлетт не посещала церковь и даже не знала, что, исповедуясь, люди записывают свои дурные поступки, а потом передают листки священникам для сожжения. Как и губернатор, Палома Дранья, его жена, не была религиозна, но, когда она исчезла с острова, дочери в отчаянии пришли сюда молиться о ее возвращении. Эти молитвы услышаны не были, однако выяснилось, что кое-какой толк от священников все-таки есть: оказалось, что они очень искусны в передаче посланий.

Вот и сейчас, взяв один из листков, Скарлетт написала:

Мне нужно с тобою увидеться.

Жди меня на пляже Дель-Охос.

Приходи через час после полуночи.

Это важно. ♥



Скарлетт указала адрес, но вместо имени отправительницы нарисовала сердечко, понадеявшись, что этого будет достаточно. Присовокупив к записке щедрое пожертвование, она передала ее священнику.





4


Когда Скарлетт было восемь лет, отцовские гвардейцы, чтобы малышка держалась подальше от моря, сказали ей, будто блестящий черный песок пляжа Дель-Охос и не песок вовсе, а сожженные кости пиратов. Девочка поверила в эту страшную сказку и как минимум год даже близко не подходила к берегу. Однажды Фелипе, старший сын одного из наименее жестокосердных гвардейцев, разоблачил эту ложь, сказав маленькой Скарлетт, что никаких пиратских костей на пляже никогда не было. Однако страх, как это нередко случается в детстве, уже прожег ее душу, и, сколько бы раз девочку потом ни пытались переубедить, она упорно продолжала считать пляж Дель-Охос кладбищем пиратов.

Сейчас, стоя среди зловеще темного песка в мигающем голубом свете щербатой луны, Скарлетт чувствовала, как давно забытый ужас просачивается вместе с песчинками в ее сандалии и струится между пальцами ног. Справа черную скалистую бухту ограничивал утес, слева – старый док. Он вдавался в море и казался Скарлетт огромным языком в обрамлении неровных зубов-камней. Стояла одна из тех ночей, когда девушка чувствовала, чем пахнет луна – смесью свечного воска с соленой водой разбухшего светящегося океана.

Глядя на мерцающую луну, Скарлетт вспомнила о таинственных переливчатых письменах, которые видела днем на билетах, лежавших теперь у нее в кармане. На мгновение ей захотелось поддаться уговорам сестры, вняв голосу той частички собственной души, что не утратила еще способности мечтать. Но двумя годами ранее она уже совершила подобную ошибку.

Фелипе тайком купил для дочерей губернатора места на шхуне. Правда, сестры лишь едва успели подняться на борт, но и за такое недолгое путешествие они дорого заплатили. Телла потеряла сознание, когда один из гвардейцев с особой грубостью потащил ее вниз по трапу. Скарлетт, на свою беду, не лишилась чувств. Ей пришлось стоять в промокших ботинках у самой кромки прилива и наблюдать за тем, как губернатор вершит расправу над Фелипе. Лучше бы она утонула в ту ночь в святящихся голубых волнах океана. Лучше бы это ее голову отец держал под водой, пока тело не перестало биться и не обмякло, точно водоросли, выброшенные на берег. На следующий день все поверили, что Фелипе погиб по неосторожности, и только Скарлетт знала правду. «Если снова вздумаешь бежать, с твоей сестрой будет то же самое», – предупредил ее отец.

Скарлетт тогда никому не сказала ни слова. С тех пор она стала оберегать Теллу, позволяя той думать, будто старшая сестра просто стала излишне заботливой, превратившись в этакую наседку. Ей одной было известно, что им никогда не уехать с острова живыми, если только обеих не заберет ее муж.

Волны, бившиеся о берег, заглушили шум шагов, но Скарлетт все равно их услышала.

– Ты не та сестра, которую я ждал, – сказал Хулиан, подойдя ближе.

В темноте он больше походил на пирата, чем на обыкновенного моряка. Да и отточенная легкость его движений подсказывала Скарлетт, что юноша этот не из тех, кому следует доверять. Ночь окрасила длиннополый сюртук Хулиана в чернильно-черный цвет, а тени подчеркнули скулы, сделав их острыми, как ножи. Девушка уже начала сомневаться, разумно ли поступила, решившись ускользнуть из поместья, чтобы один на один встретиться с этим человеком на пустынном берегу в столь поздний час. Не проявила ли она сама то безрассудство, за которое ругала Теллу?

– Вижу, ты передумала? Решила принять мое предложение?

– Нет. Я сама хочу кое-что тебе предложить, – ответила Скарлетт, постаравшись, чтобы голос не выдал ее страха, и достала из кармана изящные билетики, полученные от магистра Легендо.

Пальцы не хотели их выпускать, но ради Теллы нужно было это сделать. Вечером, войдя в свою комнату, Скарлетт обнаружила, что все ее вещи перерыты. Не успев определить, чем именно обогатилась младшая сестра, она поняла одно: Донателла приходила, чтобы обеспечить себя всем необходимым для бегства.

Скарлетт сунула билеты Хулиану:

– Возьми все три. Используй их сам или продай, только уезжай отсюда – поскорее и, главное, без моей сестры.

– Ах, так это взятка!

Слово «взятка» покоробило Скарлетт, поскольку прочно ассоциировалось у нее с отцом. Но когда речь шла о Телле, она была готова на все. Даже на то, чтобы расстаться с единственной мечтой, которая до сих пор ее манила.

– Донателла слишком безрассудна. Она хочет уехать с тобой, но даже не представляет себе, насколько это опасно. Если отец поймает беглянку, он обойдется с ней куда хуже, чем сегодня.

– А если твоя сестра останется здесь, она будет цела и невредима? – спросил Хулиан тихо и чуть насмешливо.

– Скоро я выйду замуж и увезу ее с собой.

– А ты уверена, что она сама этого хочет?


– В один прекрасный день она меня за это поблагодарит.

Хулиан по-волчьи улыбнулся, сверкнув в лунном свете белыми зубами:

– Ты не поверишь, но твоя сестра недавно сказала мне про тебя то же самое, слово в слово.

Скарлетт почувствовала опасность слишком поздно. Заслышав еще чьи-то шаги, она обернулась: позади стояла Донателла; ее маленькая хрупкая фигурка, закутанная в темный плащ, словно слилась с ночью.

– Мне жаль, что приходится так поступать, Скар, но ты ведь сама внушила мне: забота о сестре превыше всего.

В этот момент Хулиан набросил на голову Скарлетт мешок. Отчаянно пытаясь высвободиться, девушка стала поднимать ногами клубы черного песка. Однако мешковина явно была чем-то окурена, и дурман подействовал быстро. Все вокруг завертелось, и Скарлетт уже не могла понять, открыты ее глаза или закрыты. Она лишь падала, проваливаясь куда-то.

Все глубже,

и глубже,

и глубже…





5


Прежде чем Скарлетт совершенно лишилась чувств, ласковая рука погладила ее по щеке.

– Так будет лучше, сестрица. Мы живем не только затем, чтобы оставаться целыми…

Слыша эти слова, Скарлетт вошла в хрупкий мир, существовавший лишь в ее лучезарных снах. Перед ней возникла комната с множеством окон, раздался голос бабушки. Щербатая луна, мигая за стеклом, пролила голубой зернистый свет на фигурки двух девочек – самой Скарлетт и Теллы. Они, совсем еще крошки, лежат, свернувшись калачиком, в одной постели, а бабушка заботливо подтыкает им одеяло. Пожилая дама стала уделять внучкам больше времени с тех пор, как исчезла их мать, и все же Скарлетт не могла припомнить другого случая, когда бы nana[3] сама укладывала их спать. Как правило, это вменялось в обязанность служанкам.

– Расскажите нам про Караваль, – просит старшая из девочек.

Младшая тут же подхватывает ее просьбу:

– Да-да! Про магистра Легендо! Про то, как он получил свое имя!

Бабушка восседает в мягком кресле, как на троне. Нити, унизанные жемчугом, обвивают ее тонкую шею и, словно роскошные перчатки, покрывают ей руки от запястья до локтя. На туго накрахмаленном платье цвета лаванды нет ни единой складки, отчего морщины, избороздившие некогда прекрасное лицо, еще сильнее бросаются в глаза.

– Легендо родился в семье артистов по фамилии Сантос, – начала бабушка свой рассказ. – Они сами сочиняли пьесы и играли в них, причем делали это совершенно бездарно. Публика любила их по одной-единственной причине: все они были красивы, словно ангелы. Особенно один из сыновей – тот, который ныне известен как Легендо.

– А как его звали на самом деле? – заинтересовалась Скарлетт.

– Его настоящего имени я тебе назвать не могу, – ответила бабушка. – Могу только сказать, что, как все великие и ужасные истории, эта история началась с любви. Легендо полюбил девушку по имени Аннелиз, чьи волосы были словно бы из золота, а слова – из сахара. Она околдовала его похвалами, поцелуями и обещаниями. Удивительно, что молодой человек, сам точно таким же образом обманувший множество девушек, поверил ей. В ту пору Легендо не имел состояния. Все его богатство заключалось в умении разбивать сердца. Аннелиз уверяла, будто деньги нисколечко ее не волнуют, но вот ее отец, богатый торговец, никогда не позволит дочери выйти замуж за нищего.

– Значит, они не поженились? – спросила Телла.

– Будешь слушать – узнаешь. – Облако, проплывавшее в окне, закрыло луну, оставив лишь две точки, которые светились над бабушкиной посеребренной головой, напоминая рожки. – У Легендо родился замысел, – продолжила бабушка. – В то время Элантина готовилась надеть корону Меридианной империи. Выступив на торжестве, молодой артист мог бы заработать славу и деньги, необходимые для женитьбы на Аннелиз. Но устроители праздника отказали юноше, сочтя его бесталанным.

– А я бы пустила Легендо во дворец! – воскликнула Телла.

– И я тоже, – согласилась Скарлетт.

– Если не прекратите меня перебивать, не стану дальше рассказывать! – пригрозила бабушка, и сестры тут же поджали губки, превратив их в два розовых сердечка.

Бабушка продолжила:

– Тогда Легендо еще не был чародеем. Но он верил своему отцу, который утверждал, что каждому человеку якобы может быть даровано исполнение одного-единственного неосуществимого желания. Если есть нечто такое, чего ты хочешь больше всех благ в мире, магия поможет тебе это получить. Ну так вот, Легендо отыскал женщину, которая умела колдовать.

– Это была ведьма, да? – прошептала Скарлетт.

Бабушка замолчала и нахмурилась, а глаза девочек стали огромными, точно блюдца: бабушкин рассказ ожил перед ними, как в театре. Их комната превратилась в треугольную клетушку с деревянными стенами. Свечи в люстре, свисавшей с потолка, были перевернуты. От их пламени сверху вниз шел густой беловатый дым. Перед женщиной с огненно-рыжими волосами сидел худощавый юноша, чье лицо затеняли поля черного цилиндра. По этой шляпе Скарлетт тотчас узнала магистра Легендо, хотя черты его лица девочка рассмотреть не смогла.

– Колдунья спросила, чего он хочет больше всего на свете, – снова заговорила бабушка. – Легендо ответил, что желает возглавить величайшую из всех театральных трупп, какие только видел мир, чтобы завоевать свою любовь – Аннелиз. Но женщина возразила: «Это уже не одно желание, а целых два. Ты должен выбрать». Легендо был не только красив, но и горд. Молодой человек рассудил, что, если к нему придет слава, он и без всякого волшебства женится на своей возлюбленной. «Хочу, – сказал он, – чтобы о моих магических представлениях повсюду слагали легенды».

Тут ветер, внезапно ворвавшийся в комнату, задул все свечи, кроме той, что освещала юношу. Его лица Скарлетт по-прежнему не видела, но готова была поклясться: оно изменилось. Тени, лежавшие на нем, как будто стали резче.

– Превращение началось сразу же, – объяснила бабушка. – Истинные желания Легендо, которые были очень сильны, разожгли магический огонь. Колдунья пообещала юноше, что его представления станут настоящим волшебством, какого свет еще не видывал: правда переплетется в них с причудливым вымыслом. «Но всякое желание имеет свою цену, – предупредила она. – Чем дальше, тем больше ты будешь вживаться в роли, которые играешь. Однажды, представляя негодяя, ты действительно им станешь».

– Легендо и впрямь стал негодяем? – спросила Телла.

– А как же Аннелиз? – Скарлетт зевнула.

– Колдунья не солгала, – вздохнула бабушка. – Ему не суждено было получить и славу, и любовь одновременно. Назвавшись Легендо, он перестал быть тем юношей, которого полюбила Аннелиз. Девушка разбила ему сердце, выйдя замуж за другого. Приобретя известность, о которой мечтал, Легендо счел себя жертвой предательства и поклялся впредь никогда больше никого не любить. Одни называют его за это негодяем, а другие говорят, что благодаря своей магической силе магистр Легендо стал подобен Богу.