Капитанская дочка для пирата
Часть 31 из 50 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Меня богатства не интересуют… – хрипло выговариваю и отворачиваюсь.
Мягкое прикосновение к плечу, как удар молнии. Я вздрагиваю, но головы не поворачиваю.
– Тогда что это, Энзо?
– Я хочу найти свою смерть… Глава 41. Ария
Он говорил что-то еще. Наверное.
Все слова слились в сплошное гудение.
Я просто перестала воспринимать слова. Ушел шелест морских волн, затих под ногами песок. Слова хрустнули и разлетелись, не достав меня. Упали растерзанными птицами и смотрели со всем своим неприкрытым безразличием.
«Я хочу найти свою смерть…»
Поднимаюсь, бреду к кромке воды, но в море не захожу. Страшно.
Вода кажется черной и враждебной. Она будто смеется надо мной, хохочет в лицо, размалывая в невидимом кулаке мои чувства. Стискиваю зубы, сжимаю руки, до боли, до хруста костяшек, до тугих красных капель на ладонях.
Несправедливо. Так просто нечестно!
Будто глотнула пепельного эля, и сладость улетучилась, вернув полынную горечь.
Ничего не вижу перед глазами из-за соленой пелены. Я тону, и меня спасти некому. Не хватает воздуха, и я пытаюсь успокоить сердце несколькими глубокими вдохами, но помогает паршиво.
Смерть. Значит сокровище несет смерть, а Энзо собирается его использовать. Хочет от бессмертия избавиться? Не могу его винить. Не знаю, как смогла бы жить вот так: смотреть, как мир истончается, тлеет, а ты остаешься совершенно один.
Но и принимать это не хочу. Не могу. Только не после всего…
Закусываю губу до крови. Значит, пользовался мной просто? Не хотел оставаться один, дни скрашивал? Знал, что может погибнуть через несколько дней и в нежность играл, а на деле…
Что мне делать, Ишис?
Я просто не смогу…
– Ария, я прожил достаточно, – говорит Энзо над плечом. Касается волос кончиками пальцев, перебирает локоны, но держится на расстоянии. – Я пережил большинство своих детей. Я видел, как они росли, взрослели, а потом мое бессмертие забирало их жизни. Жизни моих любимых. Я разменял пятнадцатый десяток и хочу остановиться. Мне не суждено постареть, но сердце у меня давно скукожилось и омертвело. Я разучился любить. Стал каменным изнутри. Прости, что впутал тебя в это мрак, это не нарочно.
Энзо выходит вперед и становится рядом. Смотрит на спрятанный ночной дымкой корабль.
– Знаешь, я дружил с отцом Риччи. Не разлей вода были много лет. Именно с ним мы строили Искру, выложили своими руками от киля до кормы. Каждый узелок, каждую доску, каждый гвоздь – все вместе. Я видел, как у него родился сын и видел, как друг сгорал от старости. Сейчас уже Риччи под пятьдесят, – опускает голову и смотрит в беспокойные темные воды. Смеется, и, вдавливая босыми ногами мягкий песок, говорит: – Я держал его на руках мальчишкой и пел морскую считалочку: «Плыл по морю чемодан, в чемодане был диван, на диване ехал слон. Кто не верит… – запинается. Кадык дергается, а Энзо поджимает губы. – Он так смеялся и краснел, как рак, и был до безобразия смышленым. Риччи постарел, а я остался прежним. Я устал, Ария.
Меня душат его слова. Они меня разрывают. Прости, Ария, я не хотел. Я не нарочно.
Вот и все! Я большего не заслуживаю.
Я слушаю и слушаю, слова все льются, а я подыхаю на месте, не в силах даже пошевелиться.
– Утром я попрошу, чтобы Скадэ забрал нас, – говорю тихо, а кровь медленно скатывается по подбородку и капает вниз. – Поплывем ко второй точке. Соберем все осколки, и я просто надеюсь, что мое сердце в конце разорвется.
Энзо подается ко мне, но замирает, увидев мой взгляд, и отходит в сторону. Сжимает и разжимает кулаки до белых косточек, на его губах пляшут слова, но не срываются. И только через долгие минуты молчания…
– Я не заслуживаю тебя, – не говорит, а выдыхает, а затем разворачивается и идет по берегу. Согнувшись, как коряга. Все дальше и дальше от меня.
Хочу догнать, обнять, как раньше, сказать, что мы все вместе сможем преодолеть, но ведь это вранье. Он не хочет преодолеть. Ему это не нужно, Энзо устал.
Просто хочет уйти. Исчезнуть, растаять, как утренняя дымка.
Плюхаюсь на песок, смотрю на морскую синь и наблюдаю, как медленно алеет горизонт. Я молю Ишис испепелить меня на месте, но ничего не происходит, а горечь и боль выходят слезами. Не могу их остановить.
Люблю.
И что мне теперь делать?
Время проходит быстро, будто ленточка мелькает перед глазами. Грифельные облака тянутся на север, белесые застывают на горизонте, где с алым отсветом горит Мэс-тэ и распускает по воде золотую дорожку.
Ночь становится непроглядной, тугой и холодной.
«Мое бессмертие забирало их жизни. Жизни моих любимых», – всплывают в голове слова Энзо.
Он ведь любил их. Чем я хуже?
– Иди ко мне, – слышу мягкий голос за спиной. – Прошу, Ария. Ты очень нужна мне сейчас.
Не хочу оборачиваться. Мне больно. Утыкаюсь лицом в колени, закрываюсь волосами. Как Энзо тогда, на корме. Мы поменялись ролями.
Увижу глаза его и не смогу отказать, а что потом с этим делать? Как жить? Одна точка, вторая, третья. До сокровища рукой подать, а наши минуты ускользают водой в песок.
Интересно, я ему хотя бы нравилась? Хоть немножко?
Да сколько же во мне слез?! Казалось ведь, что выплакала все давно.
Энзо садится рядом на колени и накрывает большими руками, целует в макушку горячими губами. Ничего не говорит, будто ему нечего сказать. Слышу, как он сопит и тяжело дышит. Я для него – просто игрушка на время? Это жестоко. Сказал бы хоть что-то, хоть что-нибудь, потому что я…
Меня колотит, как в лихорадке. Я в бреду, в агонии и едва ли могу мыслить трезво.
Закрываю лицо дрожащими руками, кусаю губы, но боль не отрезвляет.
– Ария, перестань, – звенит его голос. – Зачем ты так? Не должен был я тебя к себе привязывать. Ты – молодая, красивая, самая лучшая. Тебе нужен такой, как Федерико. Со светлым прошлым и без камней за душой. Зачем тебе старик? Я, мать ее заморская язва, вытравил из себя все чувства! Ты говоришь, что любишь меня, а мне, ядреная каракатица, больно! Я разучился говорить с людьми, потому что закрывался и не хотел никого впускать в сердце. Знать не знаю, что будет, когда дойду до конца. Я ничего не знаю, но хочу умереть, как все. Состариться, поседеть, нянчить внуков. Хочу, чтобы мои дети меня похоронили, а не я их! – он встает и смотрит из-под опущенной челки. Затравленно и печально. – Разве это сложно понять?! Что я буду делать, если в конце пути ничего не поменяется? Смириться, что потеряю тебя, сына, внучку? – выдыхает после выпущенной, как стрела, тирады. – Я не могу. Я. Больше. Не могу!
Он отходит на берег, складывает руки и посылает в сторону корабля высокий свист. Через несколько мгновений на борту вспыхивает освещение, и на воду спускается крошечная шлюпка.
– Что…?
Я поднимаю голову и смотрю на его спину.
«…хочу умереть, как все. Состариться, поседеть, нянчить внуков».
– Идиот! – ору во всю силу легких и, вскочив на ноги, несусь вперед и врезаюсь в его спину. Энзо охает и от неожиданности валится на песок, прижимает меня к груди.
Сажусь на него и от души вписываю ему кулаком в лицо.
– Идиот! Я думала ты хочешь сразу там умереть! Раз, и все! Бросить меня, рассыпаться пеплом! Что игрался просто, в ожидании конца дни скрашивал, телом пользовался, а ты…
Рыдаю в голос, утыкаюсь носом ему в грудь.
– Да нет же, фурия! – он смеется и, кажется, плачет. – Я… просто хочу стать нормальным! Но я не знаю, что меня ждет. А если я упаду замертво, стоит только коснутся сокровища?
– Ты этого не знаешь… – отвечаю, а в голове полный кавардак, кажется, что сознание сейчас потеряю.
– Потому и боюсь тебя к себе привязывать, – он потирает нос и трогает разбитую губу. Кровь не успевает даже выступить, втягивается назад. – Вот это хук! Не хуже мужика бьешь, – и хохочет, рухнув назад. – Теперь точно ночевать будем в каюте, а то у меня песок уже везде: и в трусах, и в голове…
– Уже поздно, – говорю, утыкаясь ему в грудь, – слишком поздно…
– Меня другое волнует, – шепчет Энзо и кладет ладонь на мою щеку. – Почему осколок к тебе прилепился? Зачем? Страшно представить, что задумала Ишис.
– Мы выясним, – мотаю головой, губы предательски дрожат, а слезы текут по щекам и срываются вниз. – Ты только… – вздрагиваю и опускаю голову, – больше так не д-делай. Я ведь столько всего подумать успела, я в-ведь…
– Не говори, – он запечатывает мои слова указательным пальцем. – Я знаю. Просто еще не готов.
Глава 42. Энзарио
Идиот. Она права.
А может, и хуже. Я – бессердечная тварь, что не умеет любить. Не запоминает имена приближенных, не впускает их в сердце. Я – обуглившийся чурбан.
Выхожу на зеленый берег, спрыгивая с лодки в лазурную воду. Сегодня решится еще одна часть загадки: мы добрались до второй точки на карте.
Ария все еще напряжена и держится ближе к лодке Скадэ. Хоть вплавь не бросилась к острову, уже радует.
Несколько дней она разговаривала со мной мало, больше пропадала на палубе со Скадэ и Федерико, ходила к Риччи. И я позволял, притворялся, что занят, и приходил в каюту, когда девушка уже спала. Или делала вид.
Я заткнул ревность невидимым кляпом, чтобы не орала и не душила меня, и дал Арии возможность зацепиться за кого-то другого.
Зря привязал. Зря лишил невинности и подарил наслаждение. Это отпечаталось во мне глубокими ранами, воспоминаниями, проросло под кожу ядовитым запахом ландышей. И мне было так плохо без ее прикосновений и ласк, что я истлевал изнутри. Но я не настаивал, не говорил, что не могу без нее.
Она права. Я и-ди-от.
Ну, кто знал, что для нее это так важно?! Что она найдет во мне свою половинку и сможет полюбить… Я хотел бы признать, что она мне не безразлична, но я не знаю, что будет дальше. И, как страус, прячу голову в песок. Потому что трус!
Второй пункт оказался на зеленом вытянутом острове, с одной стороны окруженном высокой черной горой.
В этот раз мы взяли еще пятерых моряков и Бикуля. Я шел по бровке воды и разглядывал плотно стоящие впереди деревья. Казалось, что в эту чащу не проберешься даже с топором. И почему-то от взгляда в темноту меня прошивает колючим страхом. Таким знакомым, холодным и царапающим лопатки.
Мягкое прикосновение к плечу, как удар молнии. Я вздрагиваю, но головы не поворачиваю.
– Тогда что это, Энзо?
– Я хочу найти свою смерть… Глава 41. Ария
Он говорил что-то еще. Наверное.
Все слова слились в сплошное гудение.
Я просто перестала воспринимать слова. Ушел шелест морских волн, затих под ногами песок. Слова хрустнули и разлетелись, не достав меня. Упали растерзанными птицами и смотрели со всем своим неприкрытым безразличием.
«Я хочу найти свою смерть…»
Поднимаюсь, бреду к кромке воды, но в море не захожу. Страшно.
Вода кажется черной и враждебной. Она будто смеется надо мной, хохочет в лицо, размалывая в невидимом кулаке мои чувства. Стискиваю зубы, сжимаю руки, до боли, до хруста костяшек, до тугих красных капель на ладонях.
Несправедливо. Так просто нечестно!
Будто глотнула пепельного эля, и сладость улетучилась, вернув полынную горечь.
Ничего не вижу перед глазами из-за соленой пелены. Я тону, и меня спасти некому. Не хватает воздуха, и я пытаюсь успокоить сердце несколькими глубокими вдохами, но помогает паршиво.
Смерть. Значит сокровище несет смерть, а Энзо собирается его использовать. Хочет от бессмертия избавиться? Не могу его винить. Не знаю, как смогла бы жить вот так: смотреть, как мир истончается, тлеет, а ты остаешься совершенно один.
Но и принимать это не хочу. Не могу. Только не после всего…
Закусываю губу до крови. Значит, пользовался мной просто? Не хотел оставаться один, дни скрашивал? Знал, что может погибнуть через несколько дней и в нежность играл, а на деле…
Что мне делать, Ишис?
Я просто не смогу…
– Ария, я прожил достаточно, – говорит Энзо над плечом. Касается волос кончиками пальцев, перебирает локоны, но держится на расстоянии. – Я пережил большинство своих детей. Я видел, как они росли, взрослели, а потом мое бессмертие забирало их жизни. Жизни моих любимых. Я разменял пятнадцатый десяток и хочу остановиться. Мне не суждено постареть, но сердце у меня давно скукожилось и омертвело. Я разучился любить. Стал каменным изнутри. Прости, что впутал тебя в это мрак, это не нарочно.
Энзо выходит вперед и становится рядом. Смотрит на спрятанный ночной дымкой корабль.
– Знаешь, я дружил с отцом Риччи. Не разлей вода были много лет. Именно с ним мы строили Искру, выложили своими руками от киля до кормы. Каждый узелок, каждую доску, каждый гвоздь – все вместе. Я видел, как у него родился сын и видел, как друг сгорал от старости. Сейчас уже Риччи под пятьдесят, – опускает голову и смотрит в беспокойные темные воды. Смеется, и, вдавливая босыми ногами мягкий песок, говорит: – Я держал его на руках мальчишкой и пел морскую считалочку: «Плыл по морю чемодан, в чемодане был диван, на диване ехал слон. Кто не верит… – запинается. Кадык дергается, а Энзо поджимает губы. – Он так смеялся и краснел, как рак, и был до безобразия смышленым. Риччи постарел, а я остался прежним. Я устал, Ария.
Меня душат его слова. Они меня разрывают. Прости, Ария, я не хотел. Я не нарочно.
Вот и все! Я большего не заслуживаю.
Я слушаю и слушаю, слова все льются, а я подыхаю на месте, не в силах даже пошевелиться.
– Утром я попрошу, чтобы Скадэ забрал нас, – говорю тихо, а кровь медленно скатывается по подбородку и капает вниз. – Поплывем ко второй точке. Соберем все осколки, и я просто надеюсь, что мое сердце в конце разорвется.
Энзо подается ко мне, но замирает, увидев мой взгляд, и отходит в сторону. Сжимает и разжимает кулаки до белых косточек, на его губах пляшут слова, но не срываются. И только через долгие минуты молчания…
– Я не заслуживаю тебя, – не говорит, а выдыхает, а затем разворачивается и идет по берегу. Согнувшись, как коряга. Все дальше и дальше от меня.
Хочу догнать, обнять, как раньше, сказать, что мы все вместе сможем преодолеть, но ведь это вранье. Он не хочет преодолеть. Ему это не нужно, Энзо устал.
Просто хочет уйти. Исчезнуть, растаять, как утренняя дымка.
Плюхаюсь на песок, смотрю на морскую синь и наблюдаю, как медленно алеет горизонт. Я молю Ишис испепелить меня на месте, но ничего не происходит, а горечь и боль выходят слезами. Не могу их остановить.
Люблю.
И что мне теперь делать?
Время проходит быстро, будто ленточка мелькает перед глазами. Грифельные облака тянутся на север, белесые застывают на горизонте, где с алым отсветом горит Мэс-тэ и распускает по воде золотую дорожку.
Ночь становится непроглядной, тугой и холодной.
«Мое бессмертие забирало их жизни. Жизни моих любимых», – всплывают в голове слова Энзо.
Он ведь любил их. Чем я хуже?
– Иди ко мне, – слышу мягкий голос за спиной. – Прошу, Ария. Ты очень нужна мне сейчас.
Не хочу оборачиваться. Мне больно. Утыкаюсь лицом в колени, закрываюсь волосами. Как Энзо тогда, на корме. Мы поменялись ролями.
Увижу глаза его и не смогу отказать, а что потом с этим делать? Как жить? Одна точка, вторая, третья. До сокровища рукой подать, а наши минуты ускользают водой в песок.
Интересно, я ему хотя бы нравилась? Хоть немножко?
Да сколько же во мне слез?! Казалось ведь, что выплакала все давно.
Энзо садится рядом на колени и накрывает большими руками, целует в макушку горячими губами. Ничего не говорит, будто ему нечего сказать. Слышу, как он сопит и тяжело дышит. Я для него – просто игрушка на время? Это жестоко. Сказал бы хоть что-то, хоть что-нибудь, потому что я…
Меня колотит, как в лихорадке. Я в бреду, в агонии и едва ли могу мыслить трезво.
Закрываю лицо дрожащими руками, кусаю губы, но боль не отрезвляет.
– Ария, перестань, – звенит его голос. – Зачем ты так? Не должен был я тебя к себе привязывать. Ты – молодая, красивая, самая лучшая. Тебе нужен такой, как Федерико. Со светлым прошлым и без камней за душой. Зачем тебе старик? Я, мать ее заморская язва, вытравил из себя все чувства! Ты говоришь, что любишь меня, а мне, ядреная каракатица, больно! Я разучился говорить с людьми, потому что закрывался и не хотел никого впускать в сердце. Знать не знаю, что будет, когда дойду до конца. Я ничего не знаю, но хочу умереть, как все. Состариться, поседеть, нянчить внуков. Хочу, чтобы мои дети меня похоронили, а не я их! – он встает и смотрит из-под опущенной челки. Затравленно и печально. – Разве это сложно понять?! Что я буду делать, если в конце пути ничего не поменяется? Смириться, что потеряю тебя, сына, внучку? – выдыхает после выпущенной, как стрела, тирады. – Я не могу. Я. Больше. Не могу!
Он отходит на берег, складывает руки и посылает в сторону корабля высокий свист. Через несколько мгновений на борту вспыхивает освещение, и на воду спускается крошечная шлюпка.
– Что…?
Я поднимаю голову и смотрю на его спину.
«…хочу умереть, как все. Состариться, поседеть, нянчить внуков».
– Идиот! – ору во всю силу легких и, вскочив на ноги, несусь вперед и врезаюсь в его спину. Энзо охает и от неожиданности валится на песок, прижимает меня к груди.
Сажусь на него и от души вписываю ему кулаком в лицо.
– Идиот! Я думала ты хочешь сразу там умереть! Раз, и все! Бросить меня, рассыпаться пеплом! Что игрался просто, в ожидании конца дни скрашивал, телом пользовался, а ты…
Рыдаю в голос, утыкаюсь носом ему в грудь.
– Да нет же, фурия! – он смеется и, кажется, плачет. – Я… просто хочу стать нормальным! Но я не знаю, что меня ждет. А если я упаду замертво, стоит только коснутся сокровища?
– Ты этого не знаешь… – отвечаю, а в голове полный кавардак, кажется, что сознание сейчас потеряю.
– Потому и боюсь тебя к себе привязывать, – он потирает нос и трогает разбитую губу. Кровь не успевает даже выступить, втягивается назад. – Вот это хук! Не хуже мужика бьешь, – и хохочет, рухнув назад. – Теперь точно ночевать будем в каюте, а то у меня песок уже везде: и в трусах, и в голове…
– Уже поздно, – говорю, утыкаясь ему в грудь, – слишком поздно…
– Меня другое волнует, – шепчет Энзо и кладет ладонь на мою щеку. – Почему осколок к тебе прилепился? Зачем? Страшно представить, что задумала Ишис.
– Мы выясним, – мотаю головой, губы предательски дрожат, а слезы текут по щекам и срываются вниз. – Ты только… – вздрагиваю и опускаю голову, – больше так не д-делай. Я ведь столько всего подумать успела, я в-ведь…
– Не говори, – он запечатывает мои слова указательным пальцем. – Я знаю. Просто еще не готов.
Глава 42. Энзарио
Идиот. Она права.
А может, и хуже. Я – бессердечная тварь, что не умеет любить. Не запоминает имена приближенных, не впускает их в сердце. Я – обуглившийся чурбан.
Выхожу на зеленый берег, спрыгивая с лодки в лазурную воду. Сегодня решится еще одна часть загадки: мы добрались до второй точки на карте.
Ария все еще напряжена и держится ближе к лодке Скадэ. Хоть вплавь не бросилась к острову, уже радует.
Несколько дней она разговаривала со мной мало, больше пропадала на палубе со Скадэ и Федерико, ходила к Риччи. И я позволял, притворялся, что занят, и приходил в каюту, когда девушка уже спала. Или делала вид.
Я заткнул ревность невидимым кляпом, чтобы не орала и не душила меня, и дал Арии возможность зацепиться за кого-то другого.
Зря привязал. Зря лишил невинности и подарил наслаждение. Это отпечаталось во мне глубокими ранами, воспоминаниями, проросло под кожу ядовитым запахом ландышей. И мне было так плохо без ее прикосновений и ласк, что я истлевал изнутри. Но я не настаивал, не говорил, что не могу без нее.
Она права. Я и-ди-от.
Ну, кто знал, что для нее это так важно?! Что она найдет во мне свою половинку и сможет полюбить… Я хотел бы признать, что она мне не безразлична, но я не знаю, что будет дальше. И, как страус, прячу голову в песок. Потому что трус!
Второй пункт оказался на зеленом вытянутом острове, с одной стороны окруженном высокой черной горой.
В этот раз мы взяли еще пятерых моряков и Бикуля. Я шел по бровке воды и разглядывал плотно стоящие впереди деревья. Казалось, что в эту чащу не проберешься даже с топором. И почему-то от взгляда в темноту меня прошивает колючим страхом. Таким знакомым, холодным и царапающим лопатки.