Капитанская дочка для пирата
Часть 14 из 50 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– А все уставшим притворялся! Раздевай его, да согревай, да рубашку с него стащи.
Ворчу недовольно, а в душе горячий клубок скручивается. Дрожу так сильно, что приходится сжать бедра Энзо коленями.
– Это было так мило и так… – он опускает взгляд и замирает на веточке папоротника, что вытатуирована у меня от ключицы до ключицы. Энзо шумно выдыхает: – Эротично.
– Не знала, что крепкие ругательства кажутся тебе эротичными, – краснею до самой шеи и даже ниже. Невольно отвожу глаза, потому что выдержать этот взгляд невозможно. Прикусываю губу, и укол боли не заставляет себя ждать.
– А эта ранка старая. Откуда она? – он цепляет большим пальцем уголок губ. – Странно, что ругательств от моряков ты нахваталась, а бурю до сих пор боишься.
– Здесь не было ничего острого, а я хотела открыть карту. Губу прокусить проще, чем руку, вот я и… – усмехаюсь, хотя совсем не весело. – Все чего-то боятся. Я знала моряков, которые до ужаса боялись медуз или водорослей.
– И что интересного увидела? – Энзо поворачивает меня и кладет на спину. Стягивает брюки по-хозяйски, будто мы сто лет вместе.
Это меня просто парализует, и я всеми силами пытаюсь уловить суть вопроса и собраться, чтобы вытолкнуть слова из пересохшего горла.
– Отметок на карте четыре, – говорю так тихо, будто кто-то песка мне в глотку насыпал. – Это либо обманки, либо и правда придется посетить каждое место. И так, и так придется, конечно! Но мне кажется, что карта не даст нам вот так запросто получить твое сокровище.
– А почему только моё? – Энзо поднимается во весь рост и смотрит на меня туманным взглядом из-под ресниц.
– Потому что мне ничего не нужно, Энзо, – прикрываю глаза рукой, создаю иллюзию что вокруг темно. Воздух со свистом рвется из груди, и я сжимаюсь, потому что чувствую взгляд пирата кожей. Он жжется и высекает из меня невидимые искры.
– Я просто хочу знать, на что столько поколений нашей семьи положили свои жизни. Я хочу увидеть. Хочу в руках подержать, понять суть. Освободиться от этого бремени. Не нужны мне золото, камни и бриги. Пусть будут чьи-то еще, не жалко.
В каюте повисает гробовая тишина, и я замираю, точно кто-то сковал меня цепями.
Кровать мягко прогибается, а лёгкий шепот скользит по коже и замирает возле губ:
– Мы найдем его вместе.
Вместо воздуха – его дыхание. Тело тяжелеет, будто напиталось штормовой влагой, а в голове шум и звон, ни одной ясной мысли. Почему-то хочется плакать. Совсем немного.
– Конечно, найдем, – смеюсь, а ладонь уже соленая и мокрая. – У тебя здесь лучший картограф на свете.
– Ария, – тепло его губ касается щеки, мягкая щетина щекочет кожу, – скажи, – голос понижается и становится густым, будто Энзо говорит через вату, – у тебя не было мужчины?
Свободной рукой стискиваю край одеяла. Все еще ничего не вижу, но лучше так, чем встретиться с его прожигающим взглядом.
– Я же говорила уже. Когда тебя мыла. У тебя короткая память, пират, – невольно усмехаюсь и боком чувствую исходящий от его сильного тела жар. Испепеляющий, как ойс пустыни.
– Извини, но когда ты меня мыла, я ничего не слышал и думал о другом.
Горячая ладонь опускается на живот и сползает ниже.
От волнения и страха стискиваю руки в кулаки и резко поворачиваюсь к Энзо лицом.
– Все ты слышал!
Мои слова исчезают в поцелуе. Осторожном и бережном. Энзо перемещает ладонь ниже и ласково прикасается к коже. Проникает в меня пальцем и, отрываясь от губ, соскальзывает вниз. Соски наливаются от его игр, а внизу живота скручиваются пружина.
Вскрикиваю от неожиданности ему в губы. Цепляюсь за Энзо, как за единственную опору, потому что сознание медленно ускользает, тонет во влажном жаре, его поцелуях и легких укусах. Хмельной размытый мир кружится над головой, а я впиваюсь ногтями в спину пирата и прикусываю ладонь, глуша новый, растекающийся в груди крик.
Волосы Энзо, будто шелк, оглаживают живот и замирают между ног. Я задыхаюсь от прикосновений его губ. Широкие ладони сжигают кожу, отпечатывая на ней колкие воспоминания. Язык кажется и холодным и горячим, а я падаю и взлетаю от каждого толчка.
Это все похоже на маленькую смерть.
Сгораю заживо, разлетаюсь тлеющим пеплом. Если небытие решит забрать меня в этот самый момент, то оно будет сладким и тягучим, как патока.
Перед глазами плывут разноцветные мушки и черные точки, а когда к языку снова присоединяются пальцы, мир с треском разлетается на части-мозаики. Собрать бы их потом. Если выживу.
– Ария, – шепчет Энзо. Ускоряется. Прикусывает, ласкает, мучает. Я извиваюсь под его горячими губами и стискиваю пальцами одеяло до хруста ткани.
Имя – как удар хлыста. Жаром бьет по коже, выгибает дугой, уничтожает меня. Мучительно. Просто невыносимо.
Вскрикиваю снова, свободно, будто крылья расправляю после зимней спячки. В теле – ни одной кости. Чувствую себя желе, которому придали нужную форму.
На мгновение становится стыдно. За себя, за удовольствие, за все вокруг. Грудь стискивает болезненный обруч вины. Так-то ты мстишь за свой корабль? Отдавшись врагу?
Закрываю лицо руками и ненавижу себя за слабость.
Или за то, что мне не жаль?
Энзо заметит. От него эти сомнения не спрятать.
– Не бойся ничего, – ласковые слова проливаются в душу. – Кричи, Ария, – пальцы пускаются в пляс. Я горю изнутри и трескаюсь снаружи. Энзо что-то ещё шепчет, но я плыву на острие обожженных эмоций и изломанных чувств и ничего не могу разобрать.
Когда стрела спазма продирает позвоночник и вонзается в средоточие внизу, вскрикивая прямо в губы пирату, я отпускаю себя.
Дышу тяжело, будто бежала вниз с крутого склона и взлетела в синее небо. Я ослепла и оглохла, превратилась в опустошенный сосуд.
Энзо нависает надо мной, невыносимо красивый с горящими глазами, а я не могу сдержать слезы. И не могу сказать, чего же в этих слезах больше. Вины или понимания, что я не буду сожалеть.
Глава 16. Энзарио
Ее крик сводит с ума, под пальцами стучит чувствительный ток. Я знаю, тысячу раз потом пожалею, что привязался, но так хочется урвать ещё кусочек счастья.
Подаюсь вверх и прижимаю её к кровати своим весом. Целую, стараясь не терзать рану на губе, собираю ладонями с бархатной кожи пот смешанный с дрожью.
Мне приходится собрать все силы в кулак, чтобы в порыве голодной страсти не причинить боль. Осторожно прикасаюсь к ней и вхожу нежно, плавно, позволяя ей к себе привыкнуть. Разрываюсь от напряжения, но оставляю себя за бортом. В пасти шторма и холодного ливня. Только бы не сломать, только бы не ранить.
Она вскрикивает и выгибается. Шипит, как рассерженная кошка, и оставляет на моей спине глубокие царапины. Мне даже жаль, что они сразу исчезнут. Я хочу оставить на себе этот знак принадлежности кому-то. Пусть недолго, пусть только сейчас.
Когда Ария открывает глаза и смотрит на меня, я немею, как мальчишка. Испепеляющий огонь в этом взгляде, непоколебимая отвага и искренное доверие.
Мы же сгорим, милая? Ты это понимаешь?
Понимает. Вижу, что понимает.
Руки обвивают мою шею и тянут вниз. Ария трется влажной щекой о мою, и я дурею от этой незатейливой ласки. И готов сорваться в подступающее безумие.
Она подается навстречу. Неловко и слишком резко. Её лицо меняет боль, хочется забрать, испить все плохие моменты, что я ей причинил. За украденную невинность, разрушенный корабль и даже за отца. Ловлю её эмоции и разгораюсь, как самый мощный в мире люнн.
Придерживаю ее за бедра и двигаюсь сам. Медленно. Собственным телом учу ее, как надо, раз уж отнялся язык, чтобы сказать что-то вслух. Выдыхаю сквозь стиснутые зубы, когда девушка подхватывает ритм.
Скольжу руками по горящей коже, касаюсь тонкой шеи, и под моими пальцами сердце Арии колотится, как сумасшедшее. Срываю с ее губ тихий первый стон.
Мне мало. Нужна вся она, немедленно, сейчас.
Чувствую ее пальцы на своих щеках, и тихий шепот заставляет меня расколоться на дрожащие паззлы.
– Энзо, мне…уже не больно…
– Ты сводишь меня с ума, фурия, – рычу и стискиваю белоснежно-молочную грудь. Она так приятно ложится в ладонь, а я рвусь, ломаюсь, разрываюсь на части.
Приподнимаю девушку и запускаю руку под её спину. Больше не могу ждать. Плавлюсь от ее жара, от теплой плотности, нежных, невесомых поцелуев.
Горячие пальчики скользят по моим плечам, стискивают руки и тянут на себя. С каждым толчком я глубже, быстрей. Зверем срываюсь с цепи и боюсь, что буду груб. Вглядываюсь в румяное лицо и реку алых волос на подушке, чтобы поймать хоть что-то, но Ария только кусает губу, раскрывая старую рану и дышит часто, словно задыхается. И подается навстречу. Стискивая ногами мои бедра до искр в глазах.
Втягиваю запах наших тел, соленой влаги, что витает в каюте после шторма, и аромат цветов. Как же я люблю и ненавижу ландыши. Как же мечтаю избавиться от вечной боли и забыться в банальном семейном счастье.
Толкаюсь, впечатываю, заставляю Арию стонать подо мной и, когда она срывается на крик снова, взрываюсь.
Она сжимается до боли и исступления. Дышит тяжело, ловит мой взгляд, а я едва держусь, чтобы не рухнуть вниз и не придавить своим весом.
Я умер и воскрес, наверное, тысячи раз, но никогда воскрешение не было таким сладким и горьким одновременно. Алая капля крови набухает на ее нижней губе, а Ария ее слизывает и тянет меня вниз.
Прижимается губами, целует и врывается языком в рот, оставляя там привкус стали и сладости. Отстраняется, а глаза – огонь и пепел, мрак и морская бездна.
Перекатываюсь на бок и притягиваю Арию к себе, прячусь в коконе истомы и объятий. Укутываю нас в плед и, утыкаясь в алые волосы, вдыхаю полной грудью ее страсть смешанную с цветами.
Так, наверное, пахнет свобода.
Ария сжимает мою руку и что-то сонно бормочет.
Я наклоняюсь, чтобы разобрать слова, а она поворачивается и чмокает меня в щеку, почти невинно.
– Не сожалей о яблоках, Энзо.
– И помни об орехах, – смеюсь на грани сна и прижимаю её к себе плотней. В груди режет, будто между рёбер нож вставили. Ария-Ария, ты не понимаешь, что для меня сделала. Вырыла бездну одним взглядом, а словом смогла столкнуть меня с края и обречь на вечное падение.
Когда она тихо посапывает мне в ладонь, я стираю из уголка глаз слезу и, стараясь не разбудить, мажу ранку на ее истерзанной губе. Глава 17. Ария
Я на краю знакомого обрыва, всего в шаге от пропасти, но сейчас море спокойно и отливает светлой лазурью. Белые барашки волн облизывают камни внизу, а я запрокидываю голову и тону в синеве.
Теплый ветер мягко оглаживает щеки и дергает за волосы, откидывая их за спину.
Медленно поворачиваюсь, а под ребрами сердце пропускает удар. Помню, как неизвестная тень столкнула вниз, как я неслась навстречу штормовому морю. От страха сжимается горло, но рядом никого.
Ворчу недовольно, а в душе горячий клубок скручивается. Дрожу так сильно, что приходится сжать бедра Энзо коленями.
– Это было так мило и так… – он опускает взгляд и замирает на веточке папоротника, что вытатуирована у меня от ключицы до ключицы. Энзо шумно выдыхает: – Эротично.
– Не знала, что крепкие ругательства кажутся тебе эротичными, – краснею до самой шеи и даже ниже. Невольно отвожу глаза, потому что выдержать этот взгляд невозможно. Прикусываю губу, и укол боли не заставляет себя ждать.
– А эта ранка старая. Откуда она? – он цепляет большим пальцем уголок губ. – Странно, что ругательств от моряков ты нахваталась, а бурю до сих пор боишься.
– Здесь не было ничего острого, а я хотела открыть карту. Губу прокусить проще, чем руку, вот я и… – усмехаюсь, хотя совсем не весело. – Все чего-то боятся. Я знала моряков, которые до ужаса боялись медуз или водорослей.
– И что интересного увидела? – Энзо поворачивает меня и кладет на спину. Стягивает брюки по-хозяйски, будто мы сто лет вместе.
Это меня просто парализует, и я всеми силами пытаюсь уловить суть вопроса и собраться, чтобы вытолкнуть слова из пересохшего горла.
– Отметок на карте четыре, – говорю так тихо, будто кто-то песка мне в глотку насыпал. – Это либо обманки, либо и правда придется посетить каждое место. И так, и так придется, конечно! Но мне кажется, что карта не даст нам вот так запросто получить твое сокровище.
– А почему только моё? – Энзо поднимается во весь рост и смотрит на меня туманным взглядом из-под ресниц.
– Потому что мне ничего не нужно, Энзо, – прикрываю глаза рукой, создаю иллюзию что вокруг темно. Воздух со свистом рвется из груди, и я сжимаюсь, потому что чувствую взгляд пирата кожей. Он жжется и высекает из меня невидимые искры.
– Я просто хочу знать, на что столько поколений нашей семьи положили свои жизни. Я хочу увидеть. Хочу в руках подержать, понять суть. Освободиться от этого бремени. Не нужны мне золото, камни и бриги. Пусть будут чьи-то еще, не жалко.
В каюте повисает гробовая тишина, и я замираю, точно кто-то сковал меня цепями.
Кровать мягко прогибается, а лёгкий шепот скользит по коже и замирает возле губ:
– Мы найдем его вместе.
Вместо воздуха – его дыхание. Тело тяжелеет, будто напиталось штормовой влагой, а в голове шум и звон, ни одной ясной мысли. Почему-то хочется плакать. Совсем немного.
– Конечно, найдем, – смеюсь, а ладонь уже соленая и мокрая. – У тебя здесь лучший картограф на свете.
– Ария, – тепло его губ касается щеки, мягкая щетина щекочет кожу, – скажи, – голос понижается и становится густым, будто Энзо говорит через вату, – у тебя не было мужчины?
Свободной рукой стискиваю край одеяла. Все еще ничего не вижу, но лучше так, чем встретиться с его прожигающим взглядом.
– Я же говорила уже. Когда тебя мыла. У тебя короткая память, пират, – невольно усмехаюсь и боком чувствую исходящий от его сильного тела жар. Испепеляющий, как ойс пустыни.
– Извини, но когда ты меня мыла, я ничего не слышал и думал о другом.
Горячая ладонь опускается на живот и сползает ниже.
От волнения и страха стискиваю руки в кулаки и резко поворачиваюсь к Энзо лицом.
– Все ты слышал!
Мои слова исчезают в поцелуе. Осторожном и бережном. Энзо перемещает ладонь ниже и ласково прикасается к коже. Проникает в меня пальцем и, отрываясь от губ, соскальзывает вниз. Соски наливаются от его игр, а внизу живота скручиваются пружина.
Вскрикиваю от неожиданности ему в губы. Цепляюсь за Энзо, как за единственную опору, потому что сознание медленно ускользает, тонет во влажном жаре, его поцелуях и легких укусах. Хмельной размытый мир кружится над головой, а я впиваюсь ногтями в спину пирата и прикусываю ладонь, глуша новый, растекающийся в груди крик.
Волосы Энзо, будто шелк, оглаживают живот и замирают между ног. Я задыхаюсь от прикосновений его губ. Широкие ладони сжигают кожу, отпечатывая на ней колкие воспоминания. Язык кажется и холодным и горячим, а я падаю и взлетаю от каждого толчка.
Это все похоже на маленькую смерть.
Сгораю заживо, разлетаюсь тлеющим пеплом. Если небытие решит забрать меня в этот самый момент, то оно будет сладким и тягучим, как патока.
Перед глазами плывут разноцветные мушки и черные точки, а когда к языку снова присоединяются пальцы, мир с треском разлетается на части-мозаики. Собрать бы их потом. Если выживу.
– Ария, – шепчет Энзо. Ускоряется. Прикусывает, ласкает, мучает. Я извиваюсь под его горячими губами и стискиваю пальцами одеяло до хруста ткани.
Имя – как удар хлыста. Жаром бьет по коже, выгибает дугой, уничтожает меня. Мучительно. Просто невыносимо.
Вскрикиваю снова, свободно, будто крылья расправляю после зимней спячки. В теле – ни одной кости. Чувствую себя желе, которому придали нужную форму.
На мгновение становится стыдно. За себя, за удовольствие, за все вокруг. Грудь стискивает болезненный обруч вины. Так-то ты мстишь за свой корабль? Отдавшись врагу?
Закрываю лицо руками и ненавижу себя за слабость.
Или за то, что мне не жаль?
Энзо заметит. От него эти сомнения не спрятать.
– Не бойся ничего, – ласковые слова проливаются в душу. – Кричи, Ария, – пальцы пускаются в пляс. Я горю изнутри и трескаюсь снаружи. Энзо что-то ещё шепчет, но я плыву на острие обожженных эмоций и изломанных чувств и ничего не могу разобрать.
Когда стрела спазма продирает позвоночник и вонзается в средоточие внизу, вскрикивая прямо в губы пирату, я отпускаю себя.
Дышу тяжело, будто бежала вниз с крутого склона и взлетела в синее небо. Я ослепла и оглохла, превратилась в опустошенный сосуд.
Энзо нависает надо мной, невыносимо красивый с горящими глазами, а я не могу сдержать слезы. И не могу сказать, чего же в этих слезах больше. Вины или понимания, что я не буду сожалеть.
Глава 16. Энзарио
Ее крик сводит с ума, под пальцами стучит чувствительный ток. Я знаю, тысячу раз потом пожалею, что привязался, но так хочется урвать ещё кусочек счастья.
Подаюсь вверх и прижимаю её к кровати своим весом. Целую, стараясь не терзать рану на губе, собираю ладонями с бархатной кожи пот смешанный с дрожью.
Мне приходится собрать все силы в кулак, чтобы в порыве голодной страсти не причинить боль. Осторожно прикасаюсь к ней и вхожу нежно, плавно, позволяя ей к себе привыкнуть. Разрываюсь от напряжения, но оставляю себя за бортом. В пасти шторма и холодного ливня. Только бы не сломать, только бы не ранить.
Она вскрикивает и выгибается. Шипит, как рассерженная кошка, и оставляет на моей спине глубокие царапины. Мне даже жаль, что они сразу исчезнут. Я хочу оставить на себе этот знак принадлежности кому-то. Пусть недолго, пусть только сейчас.
Когда Ария открывает глаза и смотрит на меня, я немею, как мальчишка. Испепеляющий огонь в этом взгляде, непоколебимая отвага и искренное доверие.
Мы же сгорим, милая? Ты это понимаешь?
Понимает. Вижу, что понимает.
Руки обвивают мою шею и тянут вниз. Ария трется влажной щекой о мою, и я дурею от этой незатейливой ласки. И готов сорваться в подступающее безумие.
Она подается навстречу. Неловко и слишком резко. Её лицо меняет боль, хочется забрать, испить все плохие моменты, что я ей причинил. За украденную невинность, разрушенный корабль и даже за отца. Ловлю её эмоции и разгораюсь, как самый мощный в мире люнн.
Придерживаю ее за бедра и двигаюсь сам. Медленно. Собственным телом учу ее, как надо, раз уж отнялся язык, чтобы сказать что-то вслух. Выдыхаю сквозь стиснутые зубы, когда девушка подхватывает ритм.
Скольжу руками по горящей коже, касаюсь тонкой шеи, и под моими пальцами сердце Арии колотится, как сумасшедшее. Срываю с ее губ тихий первый стон.
Мне мало. Нужна вся она, немедленно, сейчас.
Чувствую ее пальцы на своих щеках, и тихий шепот заставляет меня расколоться на дрожащие паззлы.
– Энзо, мне…уже не больно…
– Ты сводишь меня с ума, фурия, – рычу и стискиваю белоснежно-молочную грудь. Она так приятно ложится в ладонь, а я рвусь, ломаюсь, разрываюсь на части.
Приподнимаю девушку и запускаю руку под её спину. Больше не могу ждать. Плавлюсь от ее жара, от теплой плотности, нежных, невесомых поцелуев.
Горячие пальчики скользят по моим плечам, стискивают руки и тянут на себя. С каждым толчком я глубже, быстрей. Зверем срываюсь с цепи и боюсь, что буду груб. Вглядываюсь в румяное лицо и реку алых волос на подушке, чтобы поймать хоть что-то, но Ария только кусает губу, раскрывая старую рану и дышит часто, словно задыхается. И подается навстречу. Стискивая ногами мои бедра до искр в глазах.
Втягиваю запах наших тел, соленой влаги, что витает в каюте после шторма, и аромат цветов. Как же я люблю и ненавижу ландыши. Как же мечтаю избавиться от вечной боли и забыться в банальном семейном счастье.
Толкаюсь, впечатываю, заставляю Арию стонать подо мной и, когда она срывается на крик снова, взрываюсь.
Она сжимается до боли и исступления. Дышит тяжело, ловит мой взгляд, а я едва держусь, чтобы не рухнуть вниз и не придавить своим весом.
Я умер и воскрес, наверное, тысячи раз, но никогда воскрешение не было таким сладким и горьким одновременно. Алая капля крови набухает на ее нижней губе, а Ария ее слизывает и тянет меня вниз.
Прижимается губами, целует и врывается языком в рот, оставляя там привкус стали и сладости. Отстраняется, а глаза – огонь и пепел, мрак и морская бездна.
Перекатываюсь на бок и притягиваю Арию к себе, прячусь в коконе истомы и объятий. Укутываю нас в плед и, утыкаясь в алые волосы, вдыхаю полной грудью ее страсть смешанную с цветами.
Так, наверное, пахнет свобода.
Ария сжимает мою руку и что-то сонно бормочет.
Я наклоняюсь, чтобы разобрать слова, а она поворачивается и чмокает меня в щеку, почти невинно.
– Не сожалей о яблоках, Энзо.
– И помни об орехах, – смеюсь на грани сна и прижимаю её к себе плотней. В груди режет, будто между рёбер нож вставили. Ария-Ария, ты не понимаешь, что для меня сделала. Вырыла бездну одним взглядом, а словом смогла столкнуть меня с края и обречь на вечное падение.
Когда она тихо посапывает мне в ладонь, я стираю из уголка глаз слезу и, стараясь не разбудить, мажу ранку на ее истерзанной губе. Глава 17. Ария
Я на краю знакомого обрыва, всего в шаге от пропасти, но сейчас море спокойно и отливает светлой лазурью. Белые барашки волн облизывают камни внизу, а я запрокидываю голову и тону в синеве.
Теплый ветер мягко оглаживает щеки и дергает за волосы, откидывая их за спину.
Медленно поворачиваюсь, а под ребрами сердце пропускает удар. Помню, как неизвестная тень столкнула вниз, как я неслась навстречу штормовому морю. От страха сжимается горло, но рядом никого.