Капитанская дочка для пирата
Часть 11 из 50 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Поднимаюсь. Дается с трудом. Но не тряпка же я, должен взять себя в руки. Мышцы вялые, но зато сосуды хорошо работают – камень в штанах тому доказательство.
Мне кажется, что Ария дергается в мою сторону, чтобы помочь, но я отворачиваюсь. Жалость в ее глазах обжигает. Всего лишь жалость, я понимаю. И чувство вины за рану. Симпатия проявляется иначе.
С одной стороны – все правильно, с другой – разочаровывает. Неужто я такой страшный и противный, а она так меня боится, что готова на все лишь бы угодить? Накручиваю себя? Наплевать! Морская бездна давно пленила мою душу.
Дверца шкафа ударяется о стену, а я вздрагиваю. Мне нужно уединиться, спрятаться от ее пронзительных глаз, что будто щекочут по лопаткам. Она не похожа ни на одну из моих жен: Весалия – ласковая и податливая, Мирида была жесткой, но правильной и надежной. Мы вместе искали карту: она знала обо всем и соглашалась не заводить детей очень долго. И случайная беременность оказалась роковой…
Сдавливаю дерево под руками и смотрю на вешалки с рубашками, а вижу испуганное, вспотевшее лицо моей любимой Мириды. Роды были тяжелыми, долгими. Они длились, мне казалось, вечность. А умерла жена быстро, даже сына на руках подержать не успела.
Хватаю рубашку и, шатаясь, плетусь на выход.
– Убери эту тварь с дороги! – рявкаю, поглядывая на Бикуля. Мне нужно побыть одному. Я не хочу снова в омут с головой, а потом бессмысленно тащиться в одинокой тьме. Пусть лучше Ария считает меня мразью.
Глава 13. Ария
Вздрагиваю и подхожу к двери. Стараюсь не сталкиваться с Энзо взглядом, ведь он просто прожигает меня насквозь. Ярится и шипит, как раненый зверь. Черные волосы упали на глаза, а под ними непогода и холод. Только минуту назад к себе прижимал, а сейчас…
Невольно вздрагиваю от колкой мысли.
Тихого голоска в голове, который шепчет, что мне понравилось. Что я хотела больше его рук, больше губ, больше прикосновений. И сбежала только из-за страха. Храбрилась, прятала волнение, но правда такова: мне страшно. Эти ощущения пугают меня. Это какое-то странное, новое, щемящее чувство. И для него у меня нет названия.
Это был далекий голос. Будто и не мой вовсе. Он бился во мне крохотной птичкой, рвался в небо, разламывал ребра новой и непонятной болью.
Недавно мечтала перерезать ему горло, а тут…стыд потеряла, дочь капитана.
Забыла, кто корабль твой потопил? Забыла, зачем ты здесь?
Не забыла.
Но разве это что-то меняет?
Подхожу к Бикулю и чувствую его теплое дыхание. Зеленые лианы оплетают меня в дружеской ласке, а я обнимаю кота за шею и прижимаю голову к груди. Поглаживаю за ухом и слушаю довольное урчание.
Он не предаст и успокоит, поможет в себе разобраться.
– Можешь отпустить, дружище. Энзо нужно выйти.
– Скажу подать завтрак, – ворчит пират и выходит, пряча взгляд. Смотрит куда-то в пол, рубашку так и не надел, в кулаке зажимает. – Будет шторм, Ария, – сообщает Энзо напоследок.
Дверь со скрипом закрывается, и замок щелкает.
Ладно. Просто отпусти ситуацию, Ария. Позволь ей течь свободно, как воде. Влага ускользает из рук, если пытаться сдавить ее силой. Посмотри, что будет дальше.
От завтрака я бы не отказалась. Голод после этого странного купания зверский проснулся, ничего не могу с собой поделать.
Расхаживаю из конца в конец каюты и поглядываю на Бикуля. Вспоминаю о сделке и хватаюсь за эту мысль, как за соломинку, чтобы не утонуть в страхе перед предстоящим штормом. Я дико боюсь гнева моря. Плаваю с пятнадцати, а пересилить себя так и не смогла. Впадаю в ступор, и все тут.
Беру медальон со стола и осматриваюсь по сторонам. Ничего острого. Можно, конечно, обыскать шкафы, но Энзо и так достаточно в бешенстве. Лучше быть паинькой, а то еще передумает насчет Бикуля.
Или насчет меня.
В голове не укладывается, что он, будучи бессмертным, столько мне позволял. Почему просто не взял то, что хотел? Я не могла причинить ему вред. Что ему стоило? Пират же.
– Потому что он не берет силой, – бормочу под нос и густо краснею. Сама себе не верю в этот момент, но разве я не права? Сколько у Энзо было возможностей? Сотни. Если не больше.
Бикуль тычется носом мне в бедро и тихо мяукает.
– Прости дружище, – треплю кота по зеленой шее, – не уберегла.
Прикусываю губу до болезненного укола и металлического привкуса и подношу медальон ко рту. Несколько тяжелых капель падают на резную крышку, и карта растягивается на столе во всем своем золотом великолепии.
Ищу глазами плед и с удовольствием в него заворачиваюсь. От вязанных нитей приятно пахнет морской солью и кипарисом.
Распускаю волосы, чтобы лучше просохли. Потом все равно заплету. С такими лохмами неудобно совершенно.
Тяжелые кудри падают на плечи и закрывают спину, а я встаю на стул и замираю над картой.
Даже не замечаю кровь, медленно засыхающую на подбородке.
Есть только я и золотое полотно. И мое будущее где-то там.
Не замечаю ход времени и не слышу, как дверь открывается. Реагирую только на глухой рык Бикуля.
– Убери собачку! – бросает с порога Энзо. Несет поднос с едой в одной руке, в другой завернутый куль из холщовой ткани. Он ступает осторожно, но уже не шатается, хотя еще морщится от движений.
– Бикуль, не тронь! – рявкаю и спрыгиваю на пол. Поднимаю руку, заставляя Энзо замереть на месте и становлюсь на колени рядом с котом. – Друг, – указываю на пирата, – друзей есть нельзя.
Бикуль тихо рычит и пытается отвернуться, но я хватаю его за шкирку и смотрю в желтые горящие глаза.
– Друзей есть нельзя. Ты понял?
Ответом мне было тихое недовольное рычание и тяжелый вздох.
Поднимаю взгляд на пирата и понимаю, что тону, не в силах отвернуться. Энзо рассматривает меня из-под ресниц, и его лицо совершенно ничего не выражает.
– Он больше не тронет. Я обещаю.
– Еще раз гаркнет, я его в каюту не пущу, – Энзо внезапно улыбается одними губами. Натянуто и угрожающе. Бросает взгляд на стол и приподнимает удивленно бровь, но не комментирует.
Идет дальше. Снова в глаза смотрит, а затем соскальзывает вниз: по губам, плечам и замирает на бедрах.
– Нашла что-то интересное? – показывает на стол. Ставит поднос на стульчик, а сам идет к кровати. – Извини, не смог ничего лучше найти в закромах. Надеюсь, тебе подойдет размер.
Он почему-то нервно сглатывает, только потом кладет куль и почти шарахается от него.
– И поешь.
Понимаю, что дверь он не закрыл намерено, и собирается уйти. Или сбежать.
Не хочу его останавливать, хотя при малейшей мысли о шторме содрогаюсь всем телом. Стыдно. Мне стыдно признаваться в этом страхе, но боюсь, что сердце разорвется, если останусь одна.
Может, попросить не уходить? Знаю, что он будет насмехаться, если попрошу. Как-то не думала о беде и море, пока картой занималась, а тут…
Энзо бы не отказал. Почему-то у меня нет сомнений. Поязвил бы, конечно, но не ушел.
Но сейчас лучше разойтись в стороны. Остыть.
Перетерплю, не хрустальная.
Даже если небо над головой расколется пополам.
Энзо выходит на палубу и, закрывая дверь, бросает на меня горячий взгляд.
– Я вернусь до начала шторма, – говорит он тихо. – Но могу и в другом месте переждать, если ты хочешь остаться одна, Ария.
Вздрагиваю и смотрю на него во все глаза. Пират мысли что ли читает?
Ловлю его взгляд и внутри что-то трещит, будто кто-то рвет руками свежие стежки. Больно и жарко, невыносимо душно смотреть вот так.
А Энзо прибивает меня к полу. Смотрит с вызовом. Что я решу? Осмелюсь ли остаться с ним снова? Выберу ли одиночество?
И если выберу, что будет дальше?
Отчего-то меня это и правда волнует. До дрожи в коленках.
На Ласточке я никогда не была одна, а здесь будто в клетке заперта и некому сказать, что боишься до одури, что скулы сводит от мысли об одиночестве посреди бушующего влажного холода и скрипа досок.
И в каюте сейчас холодно, а что будет дальше?
Бикуль еще побольше моего этого всего треска и грохота боится. Друг друга не спасем от ужаса.
– Не хочу, – отворачиваюсь и цепляюсь за куль одеревеневшими пальцами, будто мне жизненно необходимо узнать, что внутри. – Возвращайся, Энзо. Пожалуйста.
Он не отвечает. Просто закрывает дверь, бросая меня в холодную дрожь грохотом.
Щелчок замка ввинчивается в уши, как наказание за дерзость и выходки.
Сама виновата.
Сжимаюсь в комок и прикладываю руку к груди. Сердце испуганно колотится, стоит только скрипнуть доске или зашелестеть ветру.
Энзо только из мертвых вернулся, едва ходит, а все равно.
Еду принес, об одежде не забыл. Даже не злится особо, не кричит и не насмехается. Лучше бы наорал. Лучше бы ненавидел открыто, чем так.
В полном молчании.
Мне кажется, что Ария дергается в мою сторону, чтобы помочь, но я отворачиваюсь. Жалость в ее глазах обжигает. Всего лишь жалость, я понимаю. И чувство вины за рану. Симпатия проявляется иначе.
С одной стороны – все правильно, с другой – разочаровывает. Неужто я такой страшный и противный, а она так меня боится, что готова на все лишь бы угодить? Накручиваю себя? Наплевать! Морская бездна давно пленила мою душу.
Дверца шкафа ударяется о стену, а я вздрагиваю. Мне нужно уединиться, спрятаться от ее пронзительных глаз, что будто щекочут по лопаткам. Она не похожа ни на одну из моих жен: Весалия – ласковая и податливая, Мирида была жесткой, но правильной и надежной. Мы вместе искали карту: она знала обо всем и соглашалась не заводить детей очень долго. И случайная беременность оказалась роковой…
Сдавливаю дерево под руками и смотрю на вешалки с рубашками, а вижу испуганное, вспотевшее лицо моей любимой Мириды. Роды были тяжелыми, долгими. Они длились, мне казалось, вечность. А умерла жена быстро, даже сына на руках подержать не успела.
Хватаю рубашку и, шатаясь, плетусь на выход.
– Убери эту тварь с дороги! – рявкаю, поглядывая на Бикуля. Мне нужно побыть одному. Я не хочу снова в омут с головой, а потом бессмысленно тащиться в одинокой тьме. Пусть лучше Ария считает меня мразью.
Глава 13. Ария
Вздрагиваю и подхожу к двери. Стараюсь не сталкиваться с Энзо взглядом, ведь он просто прожигает меня насквозь. Ярится и шипит, как раненый зверь. Черные волосы упали на глаза, а под ними непогода и холод. Только минуту назад к себе прижимал, а сейчас…
Невольно вздрагиваю от колкой мысли.
Тихого голоска в голове, который шепчет, что мне понравилось. Что я хотела больше его рук, больше губ, больше прикосновений. И сбежала только из-за страха. Храбрилась, прятала волнение, но правда такова: мне страшно. Эти ощущения пугают меня. Это какое-то странное, новое, щемящее чувство. И для него у меня нет названия.
Это был далекий голос. Будто и не мой вовсе. Он бился во мне крохотной птичкой, рвался в небо, разламывал ребра новой и непонятной болью.
Недавно мечтала перерезать ему горло, а тут…стыд потеряла, дочь капитана.
Забыла, кто корабль твой потопил? Забыла, зачем ты здесь?
Не забыла.
Но разве это что-то меняет?
Подхожу к Бикулю и чувствую его теплое дыхание. Зеленые лианы оплетают меня в дружеской ласке, а я обнимаю кота за шею и прижимаю голову к груди. Поглаживаю за ухом и слушаю довольное урчание.
Он не предаст и успокоит, поможет в себе разобраться.
– Можешь отпустить, дружище. Энзо нужно выйти.
– Скажу подать завтрак, – ворчит пират и выходит, пряча взгляд. Смотрит куда-то в пол, рубашку так и не надел, в кулаке зажимает. – Будет шторм, Ария, – сообщает Энзо напоследок.
Дверь со скрипом закрывается, и замок щелкает.
Ладно. Просто отпусти ситуацию, Ария. Позволь ей течь свободно, как воде. Влага ускользает из рук, если пытаться сдавить ее силой. Посмотри, что будет дальше.
От завтрака я бы не отказалась. Голод после этого странного купания зверский проснулся, ничего не могу с собой поделать.
Расхаживаю из конца в конец каюты и поглядываю на Бикуля. Вспоминаю о сделке и хватаюсь за эту мысль, как за соломинку, чтобы не утонуть в страхе перед предстоящим штормом. Я дико боюсь гнева моря. Плаваю с пятнадцати, а пересилить себя так и не смогла. Впадаю в ступор, и все тут.
Беру медальон со стола и осматриваюсь по сторонам. Ничего острого. Можно, конечно, обыскать шкафы, но Энзо и так достаточно в бешенстве. Лучше быть паинькой, а то еще передумает насчет Бикуля.
Или насчет меня.
В голове не укладывается, что он, будучи бессмертным, столько мне позволял. Почему просто не взял то, что хотел? Я не могла причинить ему вред. Что ему стоило? Пират же.
– Потому что он не берет силой, – бормочу под нос и густо краснею. Сама себе не верю в этот момент, но разве я не права? Сколько у Энзо было возможностей? Сотни. Если не больше.
Бикуль тычется носом мне в бедро и тихо мяукает.
– Прости дружище, – треплю кота по зеленой шее, – не уберегла.
Прикусываю губу до болезненного укола и металлического привкуса и подношу медальон ко рту. Несколько тяжелых капель падают на резную крышку, и карта растягивается на столе во всем своем золотом великолепии.
Ищу глазами плед и с удовольствием в него заворачиваюсь. От вязанных нитей приятно пахнет морской солью и кипарисом.
Распускаю волосы, чтобы лучше просохли. Потом все равно заплету. С такими лохмами неудобно совершенно.
Тяжелые кудри падают на плечи и закрывают спину, а я встаю на стул и замираю над картой.
Даже не замечаю кровь, медленно засыхающую на подбородке.
Есть только я и золотое полотно. И мое будущее где-то там.
Не замечаю ход времени и не слышу, как дверь открывается. Реагирую только на глухой рык Бикуля.
– Убери собачку! – бросает с порога Энзо. Несет поднос с едой в одной руке, в другой завернутый куль из холщовой ткани. Он ступает осторожно, но уже не шатается, хотя еще морщится от движений.
– Бикуль, не тронь! – рявкаю и спрыгиваю на пол. Поднимаю руку, заставляя Энзо замереть на месте и становлюсь на колени рядом с котом. – Друг, – указываю на пирата, – друзей есть нельзя.
Бикуль тихо рычит и пытается отвернуться, но я хватаю его за шкирку и смотрю в желтые горящие глаза.
– Друзей есть нельзя. Ты понял?
Ответом мне было тихое недовольное рычание и тяжелый вздох.
Поднимаю взгляд на пирата и понимаю, что тону, не в силах отвернуться. Энзо рассматривает меня из-под ресниц, и его лицо совершенно ничего не выражает.
– Он больше не тронет. Я обещаю.
– Еще раз гаркнет, я его в каюту не пущу, – Энзо внезапно улыбается одними губами. Натянуто и угрожающе. Бросает взгляд на стол и приподнимает удивленно бровь, но не комментирует.
Идет дальше. Снова в глаза смотрит, а затем соскальзывает вниз: по губам, плечам и замирает на бедрах.
– Нашла что-то интересное? – показывает на стол. Ставит поднос на стульчик, а сам идет к кровати. – Извини, не смог ничего лучше найти в закромах. Надеюсь, тебе подойдет размер.
Он почему-то нервно сглатывает, только потом кладет куль и почти шарахается от него.
– И поешь.
Понимаю, что дверь он не закрыл намерено, и собирается уйти. Или сбежать.
Не хочу его останавливать, хотя при малейшей мысли о шторме содрогаюсь всем телом. Стыдно. Мне стыдно признаваться в этом страхе, но боюсь, что сердце разорвется, если останусь одна.
Может, попросить не уходить? Знаю, что он будет насмехаться, если попрошу. Как-то не думала о беде и море, пока картой занималась, а тут…
Энзо бы не отказал. Почему-то у меня нет сомнений. Поязвил бы, конечно, но не ушел.
Но сейчас лучше разойтись в стороны. Остыть.
Перетерплю, не хрустальная.
Даже если небо над головой расколется пополам.
Энзо выходит на палубу и, закрывая дверь, бросает на меня горячий взгляд.
– Я вернусь до начала шторма, – говорит он тихо. – Но могу и в другом месте переждать, если ты хочешь остаться одна, Ария.
Вздрагиваю и смотрю на него во все глаза. Пират мысли что ли читает?
Ловлю его взгляд и внутри что-то трещит, будто кто-то рвет руками свежие стежки. Больно и жарко, невыносимо душно смотреть вот так.
А Энзо прибивает меня к полу. Смотрит с вызовом. Что я решу? Осмелюсь ли остаться с ним снова? Выберу ли одиночество?
И если выберу, что будет дальше?
Отчего-то меня это и правда волнует. До дрожи в коленках.
На Ласточке я никогда не была одна, а здесь будто в клетке заперта и некому сказать, что боишься до одури, что скулы сводит от мысли об одиночестве посреди бушующего влажного холода и скрипа досок.
И в каюте сейчас холодно, а что будет дальше?
Бикуль еще побольше моего этого всего треска и грохота боится. Друг друга не спасем от ужаса.
– Не хочу, – отворачиваюсь и цепляюсь за куль одеревеневшими пальцами, будто мне жизненно необходимо узнать, что внутри. – Возвращайся, Энзо. Пожалуйста.
Он не отвечает. Просто закрывает дверь, бросая меня в холодную дрожь грохотом.
Щелчок замка ввинчивается в уши, как наказание за дерзость и выходки.
Сама виновата.
Сжимаюсь в комок и прикладываю руку к груди. Сердце испуганно колотится, стоит только скрипнуть доске или зашелестеть ветру.
Энзо только из мертвых вернулся, едва ходит, а все равно.
Еду принес, об одежде не забыл. Даже не злится особо, не кричит и не насмехается. Лучше бы наорал. Лучше бы ненавидел открыто, чем так.
В полном молчании.