Каньон Тираннозавра
Часть 20 из 63 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Из-за вершины холма показался Уитли: неся за плечами четыре тяжелые фляги, он карабкался по длинному слоистому склону, блестевшему под знойными лучами. Две отвязанные собаки трусили впереди него, высунув языки и уткнув носы в землю.
— Готов поспорить, Уитли сейчас несладко приходится, — заметил Уиллер. — Питье надо тащить и для себя, и для собак.
Эрнандес хихикнул.
— А у вас какие-нибудь соображения есть? Версии?
— Сначала я думал — все дело в наркотиках. А теперь мне кажется, тут все куда серьезнее. Здесь и Бродбент замешан, и монах…
Уиллер снова затянулся, потом щелчком сбил пепел с кончика сигареты. Пепел посыпался на камни.
— А что вообще происходит, как вы считаете?
— Не знаю. Они за чем-то охотятся. Ты только подумай: Бродбент заявляет, будто много ездит верхом по здешним местам, просто «для удовольствия». Нет, полюбуйтесь-ка на этого паршивца! Ты бы стал тут для удовольствия на лошади скакать?
— Да ни за что на свете!
— А потом ему случайно попадается тот разведчик-старатель, пять минут назад застреленный. Солнце вот-вот сядет, до главной дороги восемь миль, кругом пустыня… Совпадение? Черта с два!
— Думаете, он же его и убил?
— Нет. Но Бродбент замешан в преступлении. Он что-то недоговаривает. Во всяком случае, спустя два дня после убийства Бродбент виделся с тем монахом, Уайманом Фордом. Я о нем порасспрашивал; так вот, он, похоже, всю здешнюю пустыню исходил — его по нескольку дней не бывает в монастыре.
— Ну, хорошо, а за чем же они гоняются?
— В этом-то и вопрос. И кое-чего ты, Эрнандес, еще не знаешь. Я поручал Сильвии посмотреть, нет ли в компьютерной базе данных каких-нибудь сведений о монахе. Как думаешь, что всплыло? Что он бывший агент ЦРУ!
— Да ну!
— Я не в курсе всех событий, но Форд вроде бы оставил службу довольно неожиданно, объявился в монастыре, и его туда приняли. Это случилось два с половиной года назад.
— А чем именно он занимался в ЦРУ?
— Этого мы выяснить не можем — знаешь же, как у них там, в Конторе. Жена Форда тоже была агентом, погибла при исполнении. Он, выходит дело, герой.
Уиллер затянулся еще раз и, почувствовав во рту горечь от фильтра, бросил окурок на землю. Он испытал странное удовлетворение, загрязняя эту нетронутую природу, само это место, весь день кричавшее ему прямо в ухо: «Ты никто и ничто!» Вдруг детектив выпрямился. На довольно близком расстоянии он заметил черную точку, двигавшуюся вдоль невысокой горной гряды и отчетливо вырисовывавшуюся на фоне крутых утесов. Уиллер поднес к глазам бинокль, внимательно присмотрелся.
— Ага, легок на помине!
— Бродбент?
— Нет, так называемый монах. С биноклем на шее. Я ж говорю, они за чем-то охотятся. Да я прямо готов дать кое-что на отсечение, только бы разузнать, какого черта им надо!
2
Доходяга Мэддокс вышел на крыльцо снятого им домика, засунул большие пальцы за ремень брюк и вдохнул аромат сосновых игл, нагретых утренним солнцем. Поднес ко рту кружку с кофе, шумно отхлебнул. Посмотрел на часы: проспал он долго, было уже почти десять. Над верхушками сосен-пондерос виднелись отливавшие серебром далекие вершины гор Канхилон. Мэддокс прошелся по крыльцу, его ковбойские ботинки гулко затопали по доскам. Он остановился около вычурного указателя с надписью «Салун» и легонько тронул деревяшку пальцем. Дощечка заскрипела, раскачиваясь на ржавых петлях.
Мэддокс посмотрел на главную улицу поселения. От старого трудового лагеря, основанного Гражданским корпусом охраны природных ресурсов, практически ничего и не осталось: почти все постройки осели и превратились в груды гниющих досок, заросших кустарником и маленькими деревцами. Мэддокс допил кофе, поставил кружку на перила и, спустившись с крыльца, оказался на главной улице. Он сознавался себе, что в глубине души не был городским человеком. Ему нравилось находиться в одиночестве, подальше от дорог, транспорта, больших зданий и людских толп. Когда дело будет сделано, он, наверное, возьмет да и купит себе участок наподобие этого. Так Мэддокс сможет заниматься «Временем невзгод», живя в тишине и покое, как никогда не жил, и ничего ему не надо будет, только, пожалуй, пара девиц — и всё.
Он двинулся по пыльной главной улице, сунув руки в карманы и фальшиво насвистывая. Ближе к противоположному концу городка дорога переходила в заросшую сорняками тропинку, которая вилась вверх по лощине. Мэддокс продолжил путь, раздвигая высокие стебли носками ботинок; подняв палку, стал сбивать ею зеленые верхушки неизвестных растений.
Через две минуты он увидел дощечку на шесте, вкопанном в землю. Надпись на дощечке гласила:
ОСТОРОЖНО! НЕ ОБОЗНАЧЕННЫЕ НА КАРТЕ ШАХТЫ
ПРОХОД НА ТЕРРИТОРИЮ ВОСПРЕЩЕН
ЗА НЕСЧАСТНЫЕ СЛУЧАИ ВЛАДЕЛЕЦ
ОТВЕТСТВЕННОСТИ НЕ НЕСЕТ
В лесу было тихо, только порою ветер чуть слышно вздыхал в ветвях деревьев. Мэддокс пробрался мимо предостерегающего указателя. Тропинка уходила чуть вверх и бежала вдоль высохшего русла. За десять минут Мэддокс дошел до поляны, которую, очевидно, расчистили от леса уже давным-давно. Справа возвышался склон холма, практически лишенный растительности. Туда, наверх, и уходила тропинка. Мэддокс взобрался на склон. Дальше тропинка вилась параллельно вершине холма, только немного ниже, и через четверть мили упиралась в ветхую постройку, скрывавшую вход в старую шахту. На двери постройки красовались новенький висячий замок и цепочка, а также еще одна запретительная табличка — это два дня назад потрудился Мэддокс.
Он вынул из кармана ключ, отпер замок и вошел в шахту. Там было прохладно и сильно пахло сыростью. Старые рельсы скрывались в темном отверстии в скале, загороженном железными воротами. На них тоже висел замок. Мэддокс отпер и его, ворота на свежесмазанных петлях легко распахнулись. Джимсон вдохнул запах мокрого камня и плесени, посветил вокруг себя фонариком. Продвигаясь вглубь, он старательно обходил лужи и переступал через неизвестно когда положенные шпалы. Скала, в которой прокладывали тоннель, во многих местах сгнила и растрескалась, и потолок укрепили, подперев массивными столбами.
Через сто футов тоннель поворачивал влево. За углом при свете фонарика виднелось разветвление. Мэддокс шел налево, пока не уперся в тупик, противоположный конец которого он уже успел отделать деревянными брусками, встроив их прямо в крепление шахты так, чтобы за ними получилась маленькая камера.
Мэддокс приблизился к деревянной стене и гордо похлопал по ней рукой. Прочная, не хуже каменной. Он начал работать позавчера в полдень, а закончил около полуночи. Двенадцать часов непрерывного каторжного труда.
В крошечную камеру, выстроенную в тупике, Мэддокс попал через недостроенный вход. Он снял с крючка керосиновый светильник, зажег его, приподняв стекло, затем снова повесил на гвоздь. Веселый желтый свет озарил каморку, размер которой не превышал восемь футов на десять. А здесь не так уж и плохо, подумал Мэддокс. В углу он успел положить матрас, застеленный чистой простыней. В принципе все готово: рядом с матрасом вместо стола — отслужившая свое деревянная катушка из-под кабеля, пара старых стульев (их он достал из-под развалин старого дома), да две бадьи: одна, бывшая лошадиная поилка, — для воды, другая — под парашу. В противоположную стену, каменную, Мэддокс ввинтил четыре стальных полудюймовых болта с проушинами; к каждому крепилась прочная цепь и кандалы, два для рук, два для ног.
Мэддокс остановился на минуту, любуясь делом своих рук и не переставая удивляться, как же ему посчастливилось отыскать такое местечко. Тоннель прекрасно подходил для его целей, да еще большую часть досок удалось раздобыть прямо здесь, поскольку старые опоры и деревянные столбы были свалены в глубине шахты и от времени не пострадали.
Мэддокс прервал свои приятные размышления и перевел взгляд на свернувшийся от сырости лист бумаги с грубо нарисованной на нем схемой. Расправив рисунок на столе-катушке, прижал его болтами, присмотрелся. Понадобится еще несколько деревянных столбов, и готово. Над входом закрепить три доски — так выйдет проще, крепче и безопаснее, а если делать обычную дверь, она получится чересчур хлипкой. Да и входить-выходить придется совсем мало.
В комнатенке было тепло и сыро. Мэддокс снял рубашку, бросил ее на матрас. Потянулся мускулистым торсом, сделал несколько упражнений на растяжку. Потом взял мощную беспроводную дрель «Макита», вставил новый аккумулятор. Подойдя к куче старых опор, потыкал их отверткой, а когда нашел подходящую планку, измерил ее, карандашом наметил точку и начал сверлить. Вой дрели эхом отдавался в пещере; в ноздри бил запах лежалой сырой древесины, а из просверленного отверстия струйками высыпалась дубовая труха. Как только паз был готов, Мэддокс обеими руками приподнял планку и с усилием водворил ее на нужное место. Затем прибил планку гвоздем, просверлил отверстие нужного размера в ранее укрепленном брусе, вставил восемнадцатидюймовый болт и так сильно завинтил ключом шестигранную гайку, что она ушла в древесину на добрые четверть дюйма.
Теперь эту гайку нипочем не вывинтить, хоть расшибись.
Через час Мэддокс завершил работу. Он оставил лишь входное отверстие. Три бывшие опоры, которыми предстояло блокировать вход, лежали неподалеку одна на другой, уже наготове, с просверленными пазами.
Джимсон прошелся вдоль только что отделанной стены, погладил доски рукой. Потом неожиданно издал вопль, стиснул одну из досок своими большими ладонями и принялся изо всех сил дергать ее взад-вперед и из стороны в сторону. Он отступал на несколько шагов и пинал деревянные брусья, кричал, взвизгивал, сыпал проклятиями, с разбегу налегал на стену плечом, снова и снова. Затем схватил стол и ахнул им о доски. Он повторял, как заведенный: «Сукины дети! Ублюдки! Всех кончу! Всем кишки выпущу!»
Внезапно Мэддокс замер, тяжело дыша. Вынул из рюкзака полотенце, отер пот с плеч и груди, промокнул лицо, откинул назад волосы, пригладил их пальцами. Поднял с матраса рубашку, надел ее, потянулся.
Напоследок он ухмыльнулся. Никому из этой дыры не улизнуть. Никому.
3
Уайман Форд отряхнул от пыли края рясы и сел на упавший скрюченный ствол старого можжевельника. Выйдя из монастыря, он одолел почти двадцать миль и достиг далеких вершин Навахского кольца — огромного протяженного плоскогорья, тянувшегося на многие мили вдоль южной границы Эхо Бэдлендс. Далеко позади лежали ярко-красные каньоны, известные под общим названием Ранчо привидений, а с северо-запада пейзаж обрамляли заснеженные вершины гор Канхилон.
Форд достал из мешка четыре топографические карты масштабом 1:24 000 — такие чертят в Геологической службе. Развернул их и разложил на земле, одну подле другой, а уголки прижал камнями. За считаные минуты он определил, где находится, сличив видимые ориентиры с их графическими обозначениями. Взял бинокль и стал осматривать Эхо Бэдлендс, ища глазами скалу, которая напоминала бы изображение, полученное на компьютерной схеме. Завидев нечто похожее, Форд сразу же отмечал расположение объекта красным карандашом на нужной карте. Через пятнадцать минут он опустил бинокль, воодушевленный открывшимся ему зрелищем. Скала, обнаруживавшая необходимое сходство, Форду пока не попалась, однако чем дольше он всматривался в бесконечную череду каньонов, крестообразно пересекавших Эхо Бэдлендс, тем более твердым становилось его убеждение, что формация, в которой замурован тираннозавр, находится именно здесь. Куполообразные скалы, подобные скале на схеме, похоже, типичны для этой дикой местности, насколько Форд мог судить со своего наблюдательного пункта. Одно было плохо: практически весь обзор закрыли столовые горы, изрезанные каньонами. К тому же компьютерная схема демонстрировала двухмерное изображение, на котором не видно, как скала выглядит под другим углом.
Форд снова поднес бинокль к глазам и продолжал высматривать нужную скалу, пока не изучил все объекты, видимые с его позиции. Пришло время переходить на участок, который Уайман обозначил на карте «Наблюдательным пунктом № 2». То был небольшой холм с крутыми склонами, расположенный на другой стороне Навахского кольца и торчавший, словно поднятый палец. Идти придется долго, но прогулка эта не будет напрасной: Форд сможет увидеть территорию пустынных земель, столовых гор и каньонов почти полностью.
Он взял флягу и встряхнул ее, определив, что запас воды израсходован меньше чем наполовину. В мешке у Форда имелась еще одна фляга, еще не начатая. Если аккуратно использовать запасы, трудностей с водой не предвидится.
Уайман сделал маленький глоток и отправился в путь, двигаясь по краю Навахского кольца.
По дороге он погрузился в приятные мысли — благотворно подействовала физическая нагрузка. Настоятелю в монастыре Форд сказал, что хотел бы провести некоторое время в пустыне, посвятив его духовным исканиям, и пообещал вернуться на следующий день к часу третьему. Теперь это оказывалось абсолютно невозможным, а если Форд уйдет еще дальше в пустынные земли, то на возвращение понадобится, вероятно, еще дня два. Настоятель не возражал: он привык к отлучкам Форда в пустыню, где тот предавался благочестивым размышлениям. Однако на сей раз Уайман чувствовал, что в чем-то неправ. Он ввел настоятеля в заблуждение относительно своих намерений. Молитва, пост и предельное самоограничение еще не свидетельствуют о духовности его исканий. Форд понимал: он позволил интриге, тайне, опасностям, сопряженным с поисками динозавра, увлечь себя. В монастыре Уайман приобрел весьма ценный навык самоанализа и теперь пользовался им, раздумывая над причинами собственного поведения. Зачем вообще он отправился в эти дикие земли? Нет, не затем, чтобы найти динозавра во имя блага американского народа — альтруистических побуждений тут нет и в помине. Он хочет разыскать окаменелость не ради денег и, уж конечно, не ради славы.
Форд предпринял поиски в силу более глубинных причин, в силу некоего изъяна в характере: он жаждал риска и приключений. Три года назад Уайман принял решение, тогда — импульсивное, но к настоящему моменту уже хорошо обдуманное и подкрепленное молитвой: решение удалиться от мирской жизни и посвятить себя служению Богу. А нынешняя экспедиция — тоже часть служения Богу?
Почему-то Форд так не думал.
Вопреки этим мыслям, будто бы повинуясь неведомой внешней силе, брат Уайман Форд продолжал путь по утесам Навахского кольца, открытого всем ветрам, и не сводил глаз с далекого холма.
4
Айэн Корвус стоял у окна. Он услышал, как у него на рабочем столе зазвонил телефон и голос секретарши объявил: «Мистер Уормус из Бюро по управлению землями на первой линии».
Корвус подскочил к столу, снял трубку и заговорил приятнейшим голосом:
— Как поживаете, мистер Уормус? Вы, полагаю, получили мой запрос о предоставлении разрешения?..
— Разумеется, профессор. Он сейчас лежит прямо передо мной.
Резкий западный акцент резал Корвусу ухо. «Профессор». И откуда только берутся такие чинуши?
— Возникли какие-то сложности?
— Вообще-то да. Наверняка это вышло просто по недосмотру — однако вот здесь я не вижу информации о месторасположении объекта.
— Недосмотр здесь ни при чем, мистер Уормус. Я просто не указал этих сведений. Речь идет об исключительно ценном образце, который вполне могут и похитить.
— Ценю вашу предусмотрительность, профессор, — протянули на другом конце провода, — но Высокие Плоскогорья занимают значительную территорию. Мы не можем выдать разрешение на изъятие ископаемого, не имея сведений о расположении участка.
— Готов поспорить, Уитли сейчас несладко приходится, — заметил Уиллер. — Питье надо тащить и для себя, и для собак.
Эрнандес хихикнул.
— А у вас какие-нибудь соображения есть? Версии?
— Сначала я думал — все дело в наркотиках. А теперь мне кажется, тут все куда серьезнее. Здесь и Бродбент замешан, и монах…
Уиллер снова затянулся, потом щелчком сбил пепел с кончика сигареты. Пепел посыпался на камни.
— А что вообще происходит, как вы считаете?
— Не знаю. Они за чем-то охотятся. Ты только подумай: Бродбент заявляет, будто много ездит верхом по здешним местам, просто «для удовольствия». Нет, полюбуйтесь-ка на этого паршивца! Ты бы стал тут для удовольствия на лошади скакать?
— Да ни за что на свете!
— А потом ему случайно попадается тот разведчик-старатель, пять минут назад застреленный. Солнце вот-вот сядет, до главной дороги восемь миль, кругом пустыня… Совпадение? Черта с два!
— Думаете, он же его и убил?
— Нет. Но Бродбент замешан в преступлении. Он что-то недоговаривает. Во всяком случае, спустя два дня после убийства Бродбент виделся с тем монахом, Уайманом Фордом. Я о нем порасспрашивал; так вот, он, похоже, всю здешнюю пустыню исходил — его по нескольку дней не бывает в монастыре.
— Ну, хорошо, а за чем же они гоняются?
— В этом-то и вопрос. И кое-чего ты, Эрнандес, еще не знаешь. Я поручал Сильвии посмотреть, нет ли в компьютерной базе данных каких-нибудь сведений о монахе. Как думаешь, что всплыло? Что он бывший агент ЦРУ!
— Да ну!
— Я не в курсе всех событий, но Форд вроде бы оставил службу довольно неожиданно, объявился в монастыре, и его туда приняли. Это случилось два с половиной года назад.
— А чем именно он занимался в ЦРУ?
— Этого мы выяснить не можем — знаешь же, как у них там, в Конторе. Жена Форда тоже была агентом, погибла при исполнении. Он, выходит дело, герой.
Уиллер затянулся еще раз и, почувствовав во рту горечь от фильтра, бросил окурок на землю. Он испытал странное удовлетворение, загрязняя эту нетронутую природу, само это место, весь день кричавшее ему прямо в ухо: «Ты никто и ничто!» Вдруг детектив выпрямился. На довольно близком расстоянии он заметил черную точку, двигавшуюся вдоль невысокой горной гряды и отчетливо вырисовывавшуюся на фоне крутых утесов. Уиллер поднес к глазам бинокль, внимательно присмотрелся.
— Ага, легок на помине!
— Бродбент?
— Нет, так называемый монах. С биноклем на шее. Я ж говорю, они за чем-то охотятся. Да я прямо готов дать кое-что на отсечение, только бы разузнать, какого черта им надо!
2
Доходяга Мэддокс вышел на крыльцо снятого им домика, засунул большие пальцы за ремень брюк и вдохнул аромат сосновых игл, нагретых утренним солнцем. Поднес ко рту кружку с кофе, шумно отхлебнул. Посмотрел на часы: проспал он долго, было уже почти десять. Над верхушками сосен-пондерос виднелись отливавшие серебром далекие вершины гор Канхилон. Мэддокс прошелся по крыльцу, его ковбойские ботинки гулко затопали по доскам. Он остановился около вычурного указателя с надписью «Салун» и легонько тронул деревяшку пальцем. Дощечка заскрипела, раскачиваясь на ржавых петлях.
Мэддокс посмотрел на главную улицу поселения. От старого трудового лагеря, основанного Гражданским корпусом охраны природных ресурсов, практически ничего и не осталось: почти все постройки осели и превратились в груды гниющих досок, заросших кустарником и маленькими деревцами. Мэддокс допил кофе, поставил кружку на перила и, спустившись с крыльца, оказался на главной улице. Он сознавался себе, что в глубине души не был городским человеком. Ему нравилось находиться в одиночестве, подальше от дорог, транспорта, больших зданий и людских толп. Когда дело будет сделано, он, наверное, возьмет да и купит себе участок наподобие этого. Так Мэддокс сможет заниматься «Временем невзгод», живя в тишине и покое, как никогда не жил, и ничего ему не надо будет, только, пожалуй, пара девиц — и всё.
Он двинулся по пыльной главной улице, сунув руки в карманы и фальшиво насвистывая. Ближе к противоположному концу городка дорога переходила в заросшую сорняками тропинку, которая вилась вверх по лощине. Мэддокс продолжил путь, раздвигая высокие стебли носками ботинок; подняв палку, стал сбивать ею зеленые верхушки неизвестных растений.
Через две минуты он увидел дощечку на шесте, вкопанном в землю. Надпись на дощечке гласила:
ОСТОРОЖНО! НЕ ОБОЗНАЧЕННЫЕ НА КАРТЕ ШАХТЫ
ПРОХОД НА ТЕРРИТОРИЮ ВОСПРЕЩЕН
ЗА НЕСЧАСТНЫЕ СЛУЧАИ ВЛАДЕЛЕЦ
ОТВЕТСТВЕННОСТИ НЕ НЕСЕТ
В лесу было тихо, только порою ветер чуть слышно вздыхал в ветвях деревьев. Мэддокс пробрался мимо предостерегающего указателя. Тропинка уходила чуть вверх и бежала вдоль высохшего русла. За десять минут Мэддокс дошел до поляны, которую, очевидно, расчистили от леса уже давным-давно. Справа возвышался склон холма, практически лишенный растительности. Туда, наверх, и уходила тропинка. Мэддокс взобрался на склон. Дальше тропинка вилась параллельно вершине холма, только немного ниже, и через четверть мили упиралась в ветхую постройку, скрывавшую вход в старую шахту. На двери постройки красовались новенький висячий замок и цепочка, а также еще одна запретительная табличка — это два дня назад потрудился Мэддокс.
Он вынул из кармана ключ, отпер замок и вошел в шахту. Там было прохладно и сильно пахло сыростью. Старые рельсы скрывались в темном отверстии в скале, загороженном железными воротами. На них тоже висел замок. Мэддокс отпер и его, ворота на свежесмазанных петлях легко распахнулись. Джимсон вдохнул запах мокрого камня и плесени, посветил вокруг себя фонариком. Продвигаясь вглубь, он старательно обходил лужи и переступал через неизвестно когда положенные шпалы. Скала, в которой прокладывали тоннель, во многих местах сгнила и растрескалась, и потолок укрепили, подперев массивными столбами.
Через сто футов тоннель поворачивал влево. За углом при свете фонарика виднелось разветвление. Мэддокс шел налево, пока не уперся в тупик, противоположный конец которого он уже успел отделать деревянными брусками, встроив их прямо в крепление шахты так, чтобы за ними получилась маленькая камера.
Мэддокс приблизился к деревянной стене и гордо похлопал по ней рукой. Прочная, не хуже каменной. Он начал работать позавчера в полдень, а закончил около полуночи. Двенадцать часов непрерывного каторжного труда.
В крошечную камеру, выстроенную в тупике, Мэддокс попал через недостроенный вход. Он снял с крючка керосиновый светильник, зажег его, приподняв стекло, затем снова повесил на гвоздь. Веселый желтый свет озарил каморку, размер которой не превышал восемь футов на десять. А здесь не так уж и плохо, подумал Мэддокс. В углу он успел положить матрас, застеленный чистой простыней. В принципе все готово: рядом с матрасом вместо стола — отслужившая свое деревянная катушка из-под кабеля, пара старых стульев (их он достал из-под развалин старого дома), да две бадьи: одна, бывшая лошадиная поилка, — для воды, другая — под парашу. В противоположную стену, каменную, Мэддокс ввинтил четыре стальных полудюймовых болта с проушинами; к каждому крепилась прочная цепь и кандалы, два для рук, два для ног.
Мэддокс остановился на минуту, любуясь делом своих рук и не переставая удивляться, как же ему посчастливилось отыскать такое местечко. Тоннель прекрасно подходил для его целей, да еще большую часть досок удалось раздобыть прямо здесь, поскольку старые опоры и деревянные столбы были свалены в глубине шахты и от времени не пострадали.
Мэддокс прервал свои приятные размышления и перевел взгляд на свернувшийся от сырости лист бумаги с грубо нарисованной на нем схемой. Расправив рисунок на столе-катушке, прижал его болтами, присмотрелся. Понадобится еще несколько деревянных столбов, и готово. Над входом закрепить три доски — так выйдет проще, крепче и безопаснее, а если делать обычную дверь, она получится чересчур хлипкой. Да и входить-выходить придется совсем мало.
В комнатенке было тепло и сыро. Мэддокс снял рубашку, бросил ее на матрас. Потянулся мускулистым торсом, сделал несколько упражнений на растяжку. Потом взял мощную беспроводную дрель «Макита», вставил новый аккумулятор. Подойдя к куче старых опор, потыкал их отверткой, а когда нашел подходящую планку, измерил ее, карандашом наметил точку и начал сверлить. Вой дрели эхом отдавался в пещере; в ноздри бил запах лежалой сырой древесины, а из просверленного отверстия струйками высыпалась дубовая труха. Как только паз был готов, Мэддокс обеими руками приподнял планку и с усилием водворил ее на нужное место. Затем прибил планку гвоздем, просверлил отверстие нужного размера в ранее укрепленном брусе, вставил восемнадцатидюймовый болт и так сильно завинтил ключом шестигранную гайку, что она ушла в древесину на добрые четверть дюйма.
Теперь эту гайку нипочем не вывинтить, хоть расшибись.
Через час Мэддокс завершил работу. Он оставил лишь входное отверстие. Три бывшие опоры, которыми предстояло блокировать вход, лежали неподалеку одна на другой, уже наготове, с просверленными пазами.
Джимсон прошелся вдоль только что отделанной стены, погладил доски рукой. Потом неожиданно издал вопль, стиснул одну из досок своими большими ладонями и принялся изо всех сил дергать ее взад-вперед и из стороны в сторону. Он отступал на несколько шагов и пинал деревянные брусья, кричал, взвизгивал, сыпал проклятиями, с разбегу налегал на стену плечом, снова и снова. Затем схватил стол и ахнул им о доски. Он повторял, как заведенный: «Сукины дети! Ублюдки! Всех кончу! Всем кишки выпущу!»
Внезапно Мэддокс замер, тяжело дыша. Вынул из рюкзака полотенце, отер пот с плеч и груди, промокнул лицо, откинул назад волосы, пригладил их пальцами. Поднял с матраса рубашку, надел ее, потянулся.
Напоследок он ухмыльнулся. Никому из этой дыры не улизнуть. Никому.
3
Уайман Форд отряхнул от пыли края рясы и сел на упавший скрюченный ствол старого можжевельника. Выйдя из монастыря, он одолел почти двадцать миль и достиг далеких вершин Навахского кольца — огромного протяженного плоскогорья, тянувшегося на многие мили вдоль южной границы Эхо Бэдлендс. Далеко позади лежали ярко-красные каньоны, известные под общим названием Ранчо привидений, а с северо-запада пейзаж обрамляли заснеженные вершины гор Канхилон.
Форд достал из мешка четыре топографические карты масштабом 1:24 000 — такие чертят в Геологической службе. Развернул их и разложил на земле, одну подле другой, а уголки прижал камнями. За считаные минуты он определил, где находится, сличив видимые ориентиры с их графическими обозначениями. Взял бинокль и стал осматривать Эхо Бэдлендс, ища глазами скалу, которая напоминала бы изображение, полученное на компьютерной схеме. Завидев нечто похожее, Форд сразу же отмечал расположение объекта красным карандашом на нужной карте. Через пятнадцать минут он опустил бинокль, воодушевленный открывшимся ему зрелищем. Скала, обнаруживавшая необходимое сходство, Форду пока не попалась, однако чем дольше он всматривался в бесконечную череду каньонов, крестообразно пересекавших Эхо Бэдлендс, тем более твердым становилось его убеждение, что формация, в которой замурован тираннозавр, находится именно здесь. Куполообразные скалы, подобные скале на схеме, похоже, типичны для этой дикой местности, насколько Форд мог судить со своего наблюдательного пункта. Одно было плохо: практически весь обзор закрыли столовые горы, изрезанные каньонами. К тому же компьютерная схема демонстрировала двухмерное изображение, на котором не видно, как скала выглядит под другим углом.
Форд снова поднес бинокль к глазам и продолжал высматривать нужную скалу, пока не изучил все объекты, видимые с его позиции. Пришло время переходить на участок, который Уайман обозначил на карте «Наблюдательным пунктом № 2». То был небольшой холм с крутыми склонами, расположенный на другой стороне Навахского кольца и торчавший, словно поднятый палец. Идти придется долго, но прогулка эта не будет напрасной: Форд сможет увидеть территорию пустынных земель, столовых гор и каньонов почти полностью.
Он взял флягу и встряхнул ее, определив, что запас воды израсходован меньше чем наполовину. В мешке у Форда имелась еще одна фляга, еще не начатая. Если аккуратно использовать запасы, трудностей с водой не предвидится.
Уайман сделал маленький глоток и отправился в путь, двигаясь по краю Навахского кольца.
По дороге он погрузился в приятные мысли — благотворно подействовала физическая нагрузка. Настоятелю в монастыре Форд сказал, что хотел бы провести некоторое время в пустыне, посвятив его духовным исканиям, и пообещал вернуться на следующий день к часу третьему. Теперь это оказывалось абсолютно невозможным, а если Форд уйдет еще дальше в пустынные земли, то на возвращение понадобится, вероятно, еще дня два. Настоятель не возражал: он привык к отлучкам Форда в пустыню, где тот предавался благочестивым размышлениям. Однако на сей раз Уайман чувствовал, что в чем-то неправ. Он ввел настоятеля в заблуждение относительно своих намерений. Молитва, пост и предельное самоограничение еще не свидетельствуют о духовности его исканий. Форд понимал: он позволил интриге, тайне, опасностям, сопряженным с поисками динозавра, увлечь себя. В монастыре Уайман приобрел весьма ценный навык самоанализа и теперь пользовался им, раздумывая над причинами собственного поведения. Зачем вообще он отправился в эти дикие земли? Нет, не затем, чтобы найти динозавра во имя блага американского народа — альтруистических побуждений тут нет и в помине. Он хочет разыскать окаменелость не ради денег и, уж конечно, не ради славы.
Форд предпринял поиски в силу более глубинных причин, в силу некоего изъяна в характере: он жаждал риска и приключений. Три года назад Уайман принял решение, тогда — импульсивное, но к настоящему моменту уже хорошо обдуманное и подкрепленное молитвой: решение удалиться от мирской жизни и посвятить себя служению Богу. А нынешняя экспедиция — тоже часть служения Богу?
Почему-то Форд так не думал.
Вопреки этим мыслям, будто бы повинуясь неведомой внешней силе, брат Уайман Форд продолжал путь по утесам Навахского кольца, открытого всем ветрам, и не сводил глаз с далекого холма.
4
Айэн Корвус стоял у окна. Он услышал, как у него на рабочем столе зазвонил телефон и голос секретарши объявил: «Мистер Уормус из Бюро по управлению землями на первой линии».
Корвус подскочил к столу, снял трубку и заговорил приятнейшим голосом:
— Как поживаете, мистер Уормус? Вы, полагаю, получили мой запрос о предоставлении разрешения?..
— Разумеется, профессор. Он сейчас лежит прямо передо мной.
Резкий западный акцент резал Корвусу ухо. «Профессор». И откуда только берутся такие чинуши?
— Возникли какие-то сложности?
— Вообще-то да. Наверняка это вышло просто по недосмотру — однако вот здесь я не вижу информации о месторасположении объекта.
— Недосмотр здесь ни при чем, мистер Уормус. Я просто не указал этих сведений. Речь идет об исключительно ценном образце, который вполне могут и похитить.
— Ценю вашу предусмотрительность, профессор, — протянули на другом конце провода, — но Высокие Плоскогорья занимают значительную территорию. Мы не можем выдать разрешение на изъятие ископаемого, не имея сведений о расположении участка.