Какие большие зубки
Часть 39 из 48 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Я снова пожала плечами. Она снова показала на пол, на этот раз настойчивее. Два резких удара в землю у нас под ногами.
Подвал.
Маргарет заметила, как расширились мои глаза. Она взяла с верхней полки керосиновую лампу и протянула мне. Я кивнула, но тут же поняла, что этого недостаточно. Я обняла ее, и, к моему изумлению, тетушка спокойно позволила мне это сделать. Она оказалась теплой, от нее пахло шалфеем.
Я вышла в сад через заднюю дверь и обошла дом, остановившись перед входом в подвал.
Снаружи дверь был не заперта, но, потянув ее на себя, я поняла, что что-то держит ее изнутри. Я опустилась на колени, приподняла дверь и разглядела внутреннюю задвижку. Странно. Я сунула пальцы в щель и после нескольких попыток смогла отпереть засов.
Вниз вела крутая лестница, и, спустившись, я оказалась в почти непроглядной темноте. Я возилась с фитилем лампы, пока пламя не разгорелось достаточно сильно, чтобы можно было что-то разглядеть.
Стены подвала оказались заставлены вареньями и соленьями, стеклянные банки сверкали в тусклом свете лампы. Но внизу обнаружилась дыра, небрежно выкопанная в полу, и там была лестница. Осторожно подойдя к краю, я посветила себе под ноги.
Там, внизу, было еще одно помещение с низким потолком и земляными стенами. На полу стоял длинный кедровый ящик с крышкой, достаточно большой, чтобы вместить человека. А на земле лежал старый пиджак Артура.
Я спустилась по лестнице через дыру в полу. Рядом с пиджаком валялся мой экземпляр стихотворений Элиота, а на нем – пара темных очков, тех самых, старомодных, у которых по бокам тоже были линзы.
Я поставила лампу на пол и прокралась к ящику. Еще не успев поднять крышку, я уже точно знала, что обнаружу внутри. Но я должна была посмотреть. Я поддела пальцами крышку и приподняла ее. Снова задвижка, с которой мне пришлось повозиться. Задвижки были в самых неподходящих местах: изнутри. Наконец, я сдвинула крышку в сторону. Внутри оказалось то, к чему я была совершенно не готова.
В ящике лежал Артур, но он был совсем не похож на того Артура, которого я знала. Артур был грациозен, он был живым, он двигался. В ящике же лежал труп. Вместо глаз – впадины, веки зашиты поверх пустых глазниц. Руки сложены на груди. Мне хотелось зарыдать. Он совсем не шевелился, даже не дышал. Я накрыла его ладони своей. Руки у него были не просто прохладными. Они были такими же холодными, как земляные стены вокруг нас.
Я сделала глубокий вдох. Должен быть какой-то способ. Это ведь я изгнала его, так? И из-за меня он сделался таким. Значит, чтобы вернуть его, я должна его призвать.
Я залезла вверх по лестнице. В бабушкиной книге говорилось, что стучать нужно в дверь, но я не хотела рисковать и идти к главному входу. Поэтому я поднялась по крутым подвальным ступенькам и три раза неуверенно постучала в деревянный люк, надеясь, что снаружи этого никто не услышит.
Вернувшись к яме, я увидела, что гроб пуст.
– Что-то потеряла? – прозвучало из темноты по другую сторону дыры.
– Артур? – прошептала я.
Он ухватился за края проема. Длинные паукообразные руки, те, что охватывали полторы октавы на фортепиано. Во тьме подвала они превратились во что-то другое. Это были руки незнакомца.
– Что ж, ты призвала меня, – сказал он. – Чего ты хочешь?
Сверху раздались шаги. Мы оба подняли головы к потолку. Я не знала наверняка, кто там был, но звук шагов напомнил мне о grand-mère.
– Послушай меня, – сказала я. – Все пошло не так. Отец, он… кажется, мертв. – На этих словах я закашлялась. – Лума с дедушкой прячутся в лесу. Рис заперт наверху, а grand-mère хочет, чтобы я… чтобы я его съела. Ты поможешь мне спасти его?
– Не понимаю, с чего ты решила, будто мне это не безразлично.
– Потому что вы двое… – я помедлила. – Я слышала, как ты сказал тогда папе, что не уходишь только из-за Риса.
– И ты действительно думаешь, что это правда?
– Не знаю. Я уже ничего не знаю.
– Правда тебе не понравится, – сказал Артур. – Никому из вас не нравится. Я годами ломал голову, как использовать это против вас. А потом пришла ты и сделала за меня всю работу.
– Ты желаешь нам зла?
Он расплылся в улыбке, в которой не было ни капли радости.
– Ты ничего обо мне не знаешь.
Двигаясь, словно краб, он выполз из дыры в полу и двинулся на меня, длинные руки и ноги легко ему в этом помогали. Я упала и попыталась отползти назад. Но он легко догнал меня и теперь возвышался надо мной. Он не причинит мне вреда, напомнила я себе. Я могу остановить его в любой момент. Но от этого мой страх не уменьшился. Раньше мне казалось, что мы его то раздражаем, то забавляем, что он хочет от нас уйти. Но это было не так. Он был полон ярости, и одна эта ярость внушала мне ужас.
– Ты не знаешь, что я пережил, – сказал он. – Не знаешь, чего я лишился.
– Так расскажи мне. – Слова прозвучали тихо и слабо. Я попыталась снова. – Расскажи мне. – Он замер, ошеломленный, а его челюсть пощелкивала от напряжения: он пытался держать рот закрытым. Что-то мешало ему говорить, но я была сильнее. Я села прямо и схватила его голову обеими руками. – Рассказывай!
Он обмяк. Лампа погасла, и в окутавшей нас темноте я почувствовала присутствие бабушки Персефоны, холодное, электрическое, оно давило на нас со всех сторон, а Артур медленным низким голосом начал говорить. Вот что он рассказал мне.
* * *
Артур Нокс приехал в Уинтерпорт осенью 1908 года. Он хотел устроиться учителем в школу и сбежать от каких-то проблем в своем родном городе. Заррины переехали сюда незадолго до этого, и он – то есть, я, – узнал о них, когда они пожертвовали школе новую печь. Впервые я увидел эту фамилию на табличке, которая была установлена на той печи.
Я мало что знал о них, разве только то, что они купили участок земли на вершине холма, старый заброшенный охотничий домик, и на его фундаменте стали строить нечто вроде дворца или крепости. Она была уже наполовину готова. Очертания дома возвышались среди вырубленных деревьев. Рабочие начали пилить доски прямо там, как только расчистили место.
У Зарринов пока еще не было детей, но жена была беременна. У нее были такие белые волосы, что она казалась старше своего возраста. Волосы ее мужа были черными и густыми, сам он был невысоким, но сильным. Имел привычку стоять, широко расставив ноги и опершись руками о бедра, будто король, обозревающий свои владения.
Из поселения стали частенько пропадать кошки и собаки, и люди поговаривали, что поблизости завелись не то пума, не то волк, который выходит по ночам на охоту, но, похоже, никого это особо не волновало, ведь молодой мистер Заррин заказывал всевозможные товары из Уинтерпорта, и деньги в город текли рекой. Ходили слухи, будто он какой-то знатный европейский джентльмен, который сбежал не то от преследователей, не то из-за каких-то своих прегрешений. Как бы то ни было, он был богат и говорил без акцента, так что точно понять, в чем тут дело, было невозможно.
Молодая хозяйка, кажется, была медсестрой. Выращивала травы в больших горшках на окнах старого крыла здания, пока строилось новое, и все время топила печь, чтобы растения не погибли. Иногда она приносила горожанкам подарки: выпечку, настои в бутылочках. Муж ее был совсем не такой. Сторонился всех, и лишь иногда на него нападали приступы внезапной щедрости. Но каждый раз, когда он видел меня, у меня складывалось впечатление, будто он меня изучает. Я убеждал себя, что это все мои фантазии, и что не стоит пялиться на него в ответ. Думаю, я просто не хотел неприятностей.
Как-то вечером он пришел в здание школы. Настойчиво стучался в дверь. Когда дверь открылась, он снова уставился на меня. А потом взял меня за предплечья и стал оттеснять к дальней стене, пока я не прижался к ней спиной. Я думал, он собирается меня избить. Меня уже били прежде. В детстве, и позже, когда я был взрослым. Но ударов не последовало. Миклош просто пристально смотрел на меня и чего-то ждал. Он поймал меня и хотел увидеть, что я стану делать.
Не знаю, какой импульс заставил меня его поцеловать. Может, я хотел разозлить его, спровоцировать убить меня. Но я не умер. Он ждал именно этого. Не знаю, понимал ли он это сам, но я уверен: так оно и было.
А потом – страсть, полагаю. Теперь, спустя столько лет ненависти к Миклошу, странно вспоминать, как сильно я любил его тогда. Ты понимаешь. Но Артур Нокс, человек, которым я был когда-то, действительно его любил, любил до безумия.
Это сделало меня счастливей. Добрей к ученикам, дружелюбней к родителям. Я все ждал, когда молодой мистер Заррин снова постучится ко мне. Но потом… меня навестила хозяйка.
Я ужасно боялся ее ярости. Но она не казалась рассерженной. Она, похоже, ничего не знала. Просто пришла и сказала, что заприметила меня, что восхищалась мной. И что хотела… быть со мной. Так оно и вышло.
* * *
Артур, кажется, пребывал в нерешительности. Будь передо мной кто-то другой, я бы подумала, что он просто переводит дыхание, но я знала, что это не так.
– Тяжело вспоминать? – спросила я.
– Нет, – ответил он. – Просто это как будто снова происходит, но не со мной. Как будто я смотрю со стороны. Тот мальчишка как будто вовсе не я.
Часть меня хотела снова заставить его замолчать. Я знала, что могу это сделать. Мне не хотелось слушать, что было дальше. Но я остановила себя. Я не стану уподобляться моему отцу. Что бы моя семья ни сделала с Артуром, меня это касается напрямую.
* * *
Заррины начали приглашать Артура – меня – на ужины. Помимо купленных в городе продуктов у них к столу всегда подавалась дичь, что вызывало удивление: почти все жители боялись охотиться с тех самых пор, как появились слухи о волке и стали попадаться искалеченные останки животных. Горожане засыпали меня вопросами. Какой у них дом. Какая мебель. Что они едят. В чем ходят дома. Как ведут себя друг с другом. Помню, мне приходилось подтягивать воротник повыше, чтобы скрыть царапины на шее. Отпечатки зубов, когтей.
Мне они оба нравились. А может, мне нравилось ощущение, что я им нужен. Большую часть жизни я провел в одиночестве. Я не знал, как заглушить это чувство. Помню, как сидел у них дома напротив их обоих, обливаясь холодным потом и гадая, что им известно. Они гладили мои ноги под столом, а я лгал им обоим. Но это было так захватывающе. Оба так много значили для города, были так красивы и, по всей видимости, счастливы. Но я крал что-то ценное у каждого из них, и ни один из них об этом не подозревал. Возможно, это тоже придавало мне сил.
Но потом миссис Заррин родила.
Они оба на какое-то время перестали навещать меня. Артур Нокс, человек, испытавший на мгновение такую власть, снова остался в одиночестве. Я стал им не нужен. Я и был-то нужен им лишь для того, чтобы отвлечься на секунду. Поэтому я вернулся к тому, чем занимался раньше. Учил детей арифметике. Рано ложился спать. Снег выпал, растаял и снова выпал, а я уже смирился с мыслью, что состарюсь в одиночестве.
Так вот, в чем дело. Вот какой у них был секрет. В темноте я почувствовала, как мои щеки полыхают. Я стала вспоминать, как бабушка Персефона и дедушка Миклош смотрели на Артура, и пыталась понять, не замечала ли я в их взглядах какой-нибудь искры былой страсти. Нет, вряд ли. Они оставили прошлое в прошлом.
* * *
Спустя год они снова пригласили меня к себе в дом. Все изменилось. Теперь их стало трое: Миклош, Персефона и их ребенок. Но ребенок был странным. Слишком большой, слишком сильный, он уже бегал по дому, опираясь на ноги и руки. Я знал секрет Миклоша, но ребенок был просто диким. Неуправляемым. Персефоне не раз приходилось подхватывать его в воздухе и уносить от меня, пока он менял облик.
Примерно через год после этого первого моего визита в лесу неподалеку от дома пропала одна из городских девочек. Несколько дней спустя она вернулась, не понимая, где находится, а ее руки и ноги были покрыты укусами, словно кто-то изжевал ее всю. Ее отправили в бостонскую больницу. Прошло несколько недель, но она так и не сказала ни слова. Волки, решили горожане.
Когда я пришел на ужин в следующий раз, на дверях изнутри появились засовы. Высоко, чтобы ребенок не смог до них дотянуться. Прежде чем Заррины сели ужинать, хозяйка уложила ребенка спать.
Пока мы ели тушеного кролика, я понял, что должен сделать. Я убедил себя, что это никак не связано с тем, что они меня бросили. Что это верное решение. Что любой на моем месте поступил бы так же.
* * *
– И что ты сделал? – спросила я.
– Дождался, пока они уложат ребенка спать, – сказал Артур. Он чуть склонил голову вперед, и могло бы даже показаться, будто ему стыдно – если бы он мог хоть что-то чувствовать. – Второй этаж еще достраивали, поэтому ребенок спал в колыбели у камина на кухне. Под благовидным предлогом – я уже не помню, что сказал, – я пошел в кухню, пока Заррины продолжали беседовать за столом, держа друг друга за руки. Я убедил себя, что это единственное, что я могу сделать. Но потом, когда все случилось, я понял, что сделал это из эгоизма.