Как завести дракона

— Настоящих преступников это отвлекает. Что они замечают? Наши метания по округе, ошибки, исследования. Мы их продолжаем в этом убеждать. А сами тем временем подбираемся все ближе…

— Что-то я не чувствую, что подбираемся, — фыркаю.

— Что ж, тогда я вам кое-что объясню.





Пояснения от Кингсмана




Мы сели в машину и обратились в слух.

А яр Кингсман повернулся в нашу сторону — я по привычке забралась на заднее сидение — и принялся рассказывать.

— Методы вашего мира многому меня научили, мири, — начал он с неожиданного, — Я часто использовал магию или собственную дедукцию, когда расследовал то или иное дело, но мне не хватало, как вы там говорили…. подхода системы?

— Системного подхода, — смутилась.

— Вот. Еще прежде заприметил результаты в вашем рвении и том, как вы сличали те или иные имена и архивные записи. Знали ли вы, что прежде ни я, ни прочие детективы не обращали особого внимания на них в наших расследованиях? Думаю, не знали. Возможно, это особенность вашего мира — умение анализировать довольно большие объемы информации. Быть может — ваша. Мне порой было достаточно глянуть на человека, чтобы понять, где он родился, что ел сегодня утром или куда планирует пойти. Глянуть на место преступления, чтобы понять, что там произошло. Но что было делать, когда у нас ни человека, ни преступления, ни места? Надо признать, здесь вы очень помогли. И собственным даром, и талантами.

Ох.

Я же сейчас растекусь прям по дорогой обшивке.

Ну кто так делает, а?

Мне ведь так сложно было из-за того, что никто не признавал во мне человека разумного — только человечку бескрылую. А тут сам яр Кингсман…

Так, Ира, не отвлекайся. Все что он говорит — это работа. А ты уже и улыбаешься радостно, будто он не только твои заслуги признает перед местным отечеством, но и тебя саму хвалит.

— Так что вы поняли? — спросила почти холодно.

— Благодаря всем происшествиям и той информации, что мы нашли, удалось исключить «лишние» рода и оставил всего-то несколько фамилий. То есть мы сузили настолько круг подозреваемых, что другими методами это было бы не возможно. Здесь, конечно, опасность приписать всему роду противоправные деяния каких-то отдельных его членов, но пока что есть… И я пришел к выводу, что, во-первых, каждый из представителей этих семей может — и будет, ежели виновен — следить за происходящим. За нами. А, во-вторых, чем меньше они будут понимать, что мы делаем и кем приходимся друг другу, тем лучше.

— Можно подумать мы понимаем, что делаем, — буркнул Эльвин.

— Мы и правда слишком нелепо действуем — внешне, — голос драконища был на удивление мирным. Он вообще… будто расслабился и помолодел на природе. Не странно ли? — Но преступники не могут подслушать наши выводы и разговоры, не могут подсмотреть наши записи или понять, в каком мы направлении движемся. Значит, чем нелепее и страннее будут выглядеть наши действия, тем более они спокойны будут за свои тайны.

— И не будут пытаться убить? — я все равно ничего не понимала.

— Будут. Но что значит беспечность убийцы? Если он уверен, что никто ничего не понимает?

— Он сделает ошибку?

— Именно. Много ошибок. Даже при подготовке. Потому-то мы и живем двойной жизнью. Гуляем по болотам, в деревню сейчас наведаемся, вы, яр Томас, жениться на непонятной девице намерены…

Я постаралась не заметить как он меня назвал.

— Мы пока не знаем точно, кому и что хотим показать — потому показываем всем и каждому, насколько мы не разбираемся в ситуации. А сами и правда продолжаем изучать все нужное, отделяя драконьи зубы от волчьих.

— Про волчьи… вы не просто так говорите?

— Клан Мэннингов, — кивнул Декстер. — Они фигурирует едва ли не в каждом деле или случае, что мы исследуем и вспоминаем. Хиксы — на втором месте. Фаулеры — ваши родственники. И потому, что их наследник — первый претендент на главенство рода, и потому, что мы слишком часто их встречаем вживую. Ну и Сивенсоны… но те лишь потому, что я не нашел, за что их исключить.

— А остальных нашли ща что? — удивилась.

— Нет мотивов, нет действий, есть алиби или четкое подтверждение, что их силы слишком слабы, чтобы совладать с принуждением. Я также не сидел без дела…

— Да я так и не думала, — пробормотала.

— Угу, конечно… — сказал он как будто на свою внутреннюю реплику. — Но сужение круга подозреваемых, к сожалению, не слишком конкретизирует мотивы и дальнейшие действия. Зато если подумать…

— Что? — спросили мы хором с Эльвином.

— Меня осенило вечером. Давайте примем как данность, что проклятия не существует. Мы же в этом уверены?

— Да! — это я.

— Ну, в общем-то, да… — смутился блондинчик. — Но и первая трагедия, и последующие инциденты — их ведь трудно примирить с естественным порядком вещей.


— Да-да, я понимаю, — детектив как раз был уверен, — Есть отчего так думать — про страшные болота рассказывают люди, которые вполне дружат с головой, сами эти истории наводят ужас на округу, а псы-легенды настолько материальны, что могут кого-то умертвить. Но я бы не стал переходить на сторону сверхъестественного — и сразу вам сказал об этом, и все что происходило дальше только подтверждало мои заверения. Каждый раз, когда мы сталкивались с нападением или же другим инцидентом, связанным с вами, яр Томас, это происходило с явной подачи существ вполне существующих. То есть тех, кто четко просчитывал свои действия — и псами они быть никак не могут. Согласны с этим?

— Ну… да, — кивнул Эльвин. Надо же, а я и не думала, что он все еще сомневается, полагала, мы давно покончили с предрассудками. Что я со своим материалистичным подходом убедила его в том, что никаких проклятий не существует. Ну, существует, но… не в этом случае. Но я не учла, что мой друг всю жизнь жил в этой неоднозначной ситуации и подспудно привык, в общем-то, готовиться к смерти.

— Вы слишком неуверенны, — яр Кинсман тоже это заметил, — получается, вы считаете, что бесполезно расследовать смерть Томасов, и одновременно просите меня это сделать? Полагаете, что всех ваших предков постигало злое предназначение?

Эльвин помедлил. Мне вдруг стало ужасно жалко друга, потому я приобняла его за плечи, перегнувшись через сиденье, и даже взлохматила бы волосы и в щеку поцеловала, от прилива сестринской нежности, но прищуренный взгляд яра Кингсмана меня остановил.

Вернула ему такой же. Нечего прищуриваться — пусть на свою невесту прищуривается.

Но чрезмерно нежничать все-таки не стала.

— Я считаю, что все дело в злом умысле, — выдал, наконец, мой друг.

— Прекрасно. Итак, мы уверены, что по меньшей мере часть смертей Томасов были спровоцированными вполне материальными действиями, а некоторые может и стали случайностью. Теперь нам уже проще думать дальше. Что вас настораживает в таком случае?

— А что не настораживает? — пожала я плечами, — Мне кажется все странным…

— А закономерности? — драконище что-то ждал от нас терпеливо, но до нас все никак не доходило. Потому Эльвин отозвался раздраженно.

— Единственная закономерность — это возраст и род!

— Вот именно! — просиял Декстер. — Возраст и род!

— Но это логично — убийцам надо подтверждать именно проклятие…

— И я так думал. Пока решил не перевернуть эту ситуацию… Что если именно возраст — это то, что важно?

— В смысле?

— Допустим — на минутку — в тридцать лет с теми, кто является наследником рода Томасов, что-то происходит. Что-то важное…

— Что, например? — подалась я вперед.

— Есть ли у вас семейные предания на этот счет? Или понятие «порога»? — это уже спросили у блондинчика

— Да вроде нет… — растерялся Эльвин.

— У Кингсманов… — драконище чуть смутился и отвернулся в противоположную от нас сторону, — такое понятие есть. В сорок, правда. Нам… необходимо жениться до этого момента, и тогда в наступление сорокалетия происходит определенная родовая магия, делающая союз еще более крепким и плодовитым.

— О, — только и могли сказать мы с Эльвином на это откровение.

— На самом деле об этом не принято говорить — во многом это связано с магией предков, которую они укрепляли и передавали по наследству. Я даже не уверен, что это есть в каждом роду… Но накануне я подумал — что если у Томасов этот «порог» — в тридцатилетие? И именно его не должно наступить у прямого наследника рода?

— Но тогда бы мы знали…

— Или растеряли эти знания за более чем век? — покачал головой Декстер, — И даже если оставить само понятие магии. В тридцать, в полноценную зрелость… может ведь прийти письмо. Или открыться тайник. Или…

— Я понял… — протянул Эльвин.

— Что если предположить… что некоторые члены названных родов точно знают, что бывает в тридцать с Томасами и опасаются этого? — не унимался Декстер, — Например, предполагают, что живым Эльвин может узнать некую информацию, которая им навредит? Или именно в этом возрасте наступит некое событие, которое изменит представление об их прошлом?

— Это не лишено смысла, — мой друг задумался, — Хотя бы в качестве версия.

— У нас нет других, столь же привлекательных, — уверил нас драконище, — и да, где-то я могу ошибаться — все мы. Но вспомните нас в начале пути — он казался огромным. А сейчас мы действительно подбираемся к разгадке, я это чувствую. Так что отправимся в деревню…

— Показаться еще большему числу народа?

— Скорее, собрать всякие сплетни в процессе экскурсии. Ну и посмотреть учетные книги — там мы найдем информацию, кто умер в окрестностях в нужные годы.

Яр Кингсман завел машину и нажал на педаль, за так, что под колесами что-то взвизгнуло.

А я, пока мы тряслись по проселочной дороге, пыталась вспомнить, сколько же ему лет.

Тридцать восемь? Тридцать девять?

Черт, а чего не женится, а? Ведь не видать ему тогда крепкого брака и плодовитости, как своего хвоста…





Боги горшки обжигают