Как научиться учиться
Часть 13 из 36 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Ху стал одним из тех немногих, кто поступил в колледж. Ему удалось получить место в одном из заведений «китайской Лиги плюща» — Чжэцзянском университете, и вскоре он начал изучать так называемое белое вещество головного мозга. Белое вещество служит средой для передачи нервных импульсов и помогает разным участкам мозга обмениваться сообщениями. Благодаря ему поток информации движется более эффективно, передача электрических сигналов от одного нейрона к другому ускоряется. Если бы в мозге существовали провода, белое вещество было бы в них медной проволокой — субстанцией, по которой идут сигналы.
В одном из первых своих исследований Ху вместе с группой коллег решили выяснить, могут ли определенные типы практики простимулировать развитие белого вещества в мозге. Они сравнили две группы учеников, одна из которых получила интенсивную математическую подготовку, а вторая — нет. Результаты исследования показали, что занятия математикой способствуют развитию передающего вещества: на томограммах было видно, что определенные участки белого вещества мозга, такие как мозолистое тело, более активны у тех, кто проходил углубленную, требующую усилий для освоения математическую программу{17}.
Работы Ху опирались на результаты десятилетних исследований, которые показали: когда дело касается мозга, рассчитывать на постоянство не приходится. Системы нашего мозга совсем не похожи на металлические детали, имеющие жестко заданную форму. Мозг способен адаптироваться к окружающей среде. Это скорее нейронное облако, чем нейронная бетонная конструкция. Так, например, если вы — мастер карате, то белое вещество вашего мозга претерпевает совершенно очевидные структурные изменения. Аналогичные изменения происходят, когда мы учимся жонглировать — или медитировать.
У этой идеи есть целый ряд следствий, важных с точки зрения развития навыков. Во-первых, в мозге существует куда меньше жестких нейронных структур, чем мы привыкли считать. Он не остается неизменным с рождения. Наши мыслительные способности не запрограммированы заранее. Долгое время люди верили в идею «критических периодов», то есть в то, что определенными навыками необходимо овладевать в определенные периоды жизни. Но, если не считать нескольких конкретных способностей, мы можем приобретать большинство навыков в любое время жизни.
Однако абсолютно новым — и самым важным — итогом этих исследований стало понимание того, как именно мозг создает новые структуры. Судя по всему, он производит новое белое вещество в ответ на трудности, испытываемые в процессе мышления. Если разрыв между тем, что нам известно, и тем, что мы способны сделать, слишком велик, структура мозга меняется так, чтобы справиться с проблемой. Группа немецких ученых сформулировала новую гипотезу относительно того, почему так происходит. По их мнению, новые нейронные структуры возникают, если «спрос» в нашем мозге значительно преобладает над «предложением».
Во время нашей встречи с Ху он говорил о том, что мозг реагирует на возможность обучения чему-то новому. Встретившись со сложной задачей, он мобилизует все силы для ее решения. «Ваш мозг оптимизирует способы выполнения задания. Если вы много практикуетесь в чем-то, ваш мозг думает: „Это важно“ — и вы вырабатываете стратегию, позволяющую выполнить задачу наилучшим образом». Иными словами, мозг как будто сам понимает ценность преодоления трудностей, ценность обучения как действия.
В тот вечер, когда мы встретились с Ху в Starbucks, я в конце концов набрался смелости и спросил, что у него с правой рукой. Честно говоря, сложно было не заметить, что она деформирована: два пальца у Ху срослись вместе. Он ответил, что родился с этим дефектом и понятия не имеет, есть ли у этой аномалии название или конкретная причина. Почувствовав мое любопытство, ученый лишь пожал плечами, вздохнул и сказал, что очень редко думает об этом.
Контрольный вопрос № 9
Верно или нет: учить других — эффективный способ учиться самому?
Его безразличие, в общем, вполне понятно. Физическая аномалия никак не влияет на его способность работать, водить машину или играть с сыном. Но я пришел еще к одному выводу: мне показалось, что мозг Ху уже адаптировался к ней. Произошло развитие белого вещества. Трудность была преодолена. Столкнувшись со сложной задачей, мозг нашел пути оптимизации.
Такого рода оптимизация нервной системы имеет ключевое значение, когда дело касается ошибок — еще одного аспекта развития и преодоления трудностей при освоении базовых навыков или знаний.
Психология ошибок
Исследователи проблем обучения не всегда верили в силу ошибки. Трудности не всегда воспринимались как часть учебного процесса, и в более пассивных поведенческих моделях обучения ошибки считались именно ошибками. Они указывали на то, что человек учится неправильно. Трудности в обучении свидетельствовали только о том, что он делает что-то не так.
Но сегодня стало понятно, что понимание не передается в неизменном виде из головы одного человека в голову другого. Наш мозг не просто устройство для хранения информации, сейф или склад воспоминаний. Мы должны осмыслять идеи, осваивать мастерство, а это значит, что ошибки просто неизбежны.
Эта идея совершенно очевидна, когда мы пользуемся, например, практикой извлечения. Если вы постоянно задаете себе вопросы, обязательно что-то упустите. Даже Беннет Шварц часто ошибается, готовясь к своим турнирам по скраблу.
Не менее важно то, что ошибки рождают смысл. Они создают понимание. К примеру, задайте себе такой вопрос: «Назовите столицу Австралии». Если вы не австралиец, скорее всего, первым городом, который придет вам в голову, будет Сидней. Но это неверно{18}.
Вторая попытка. Может быть, Мельбурн? Опять неверно.
А может быть, Брисбен? Перт? Аделаида? И эти версии также неверны.
Оказывается, правильный ответ — Канберра.
Я знаю. Звучит странно. Если вы не австралиец, правильный ответ, скорее всего, вызовет у вас недоумение. Типа «Погодите, что, серьезно? Канберра — столица Австралии?».
Но это ощущение — этот быстро просвистевший в вашем мозге момент удивления — и есть обучение. Это сигнал к изменению наших представлений о чем-либо. Совершая ошибку, мы начинаем искать смысл, и таким образом обучение становится более эффективным. Вспомните кучу коробок на чердаке нашей памяти, о которой мы говорили ранее. При наличии ошибки (причем существенной) мы ставим на соответствующей коробке жирный красный крест и говорим себе: «Запомни эту мысль. Это важно».
Конечно, здесь есть проблема. Никто не любит ошибаться. Ошибки ранят, унижают и деморализуют. Даже незначительные оплошности — неверно произнесенное слово, плохо исполненное поручение — могут преследовать людей годами. В этом смысле ошибки заставляют нас переосмыслять свое место в жизни, они — угроза нашей личности.
Не так давно я познакомился с математиком Джорданом Элленбергом. Он считался вундеркиндом — по крайней мере, согласно газетной легенде, уже в трехлетнем возрасте мог прочитать дорожные указатели. К семи годам Джордан научился решать математические задачи уровня старших классов. В 17 лет блестяще сдал вступительный экзамен по математике для поступления в вузы США, и газета The Washington Post назвала его «истинным гением». Сегодня Элленберг — профессор математики в Висконсинском университете, автор многих статей и книг, высоко оцененных научным сообществом{19}.
Я не много говорю в этой книге о таланте по одной простой причине: его роль в обучении преувеличена. Слишком часто мы смешиваем одаренность с другими важными факторами, такими как усилия и упорство, практика и стратегия обучения. Нам нужно упрощенное, однозначное объяснение успеха, поэтому мы упорно цепляемся за идею врожденных способностей.
Более того, мы забываем о том, что само обучение формирует интеллект. Эти два фактора тесно связаны. Последние несколько десятилетий показатели IQ уверенно ползли вверх, и многие эксперты считают, что причиной этого стали школьные программы. «Я всегда воспринимал тесты на IQ как способ оценить врожденные способности в сочетании с результатами обучения», — говорит экономист Ладжер Восманн.
Наконец, пока еще небольшое, но постоянно растущее число исследований показывает, что организация процесса обучения может играть более важную роль, чем врожденная сообразительность. Мы уже сталкивались с этой идеей; известно, что эффективные методы обучения — наилучший прогностический фактор академических успехов, а такие навыки, как метасознание, не менее важны, чем «голый» интеллект{20}.
Конечно, время от времени встречаются Джорданы Элленберги — люди действительно одаренные, точки, выпадающие из усредненной кривой человеческого интеллекта. Но здесь есть подвох. Даже гениям необходимо преодолевать трудности. Развивая свои навыки, они, как и все остальные, тратят многие часы на работу над ошибками, испытывая смущение и непонимание.
В детстве Элленберг скептически относился к этому неудобному аспекту учения, считая, что, если человек делает ошибки, значит, ему не хватает ума. Слово «трудолюбивый» казалось ему жестоким, если не оскорбительным. Гениальность, по его мнению, была такой же врожденной чертой, как рыжие волосы или маленький рост, и ему льстило, когда его называли вундеркиндом. Для него талант был божьим даром: благодаря ему учеба практически не требовала усилий, являясь его особой силой.
Когда мы встретились с Элленбергом в кафе, стало понятно, что сейчас он кардинально поменял свое мнение о развитии навыков. За годы занятий высшей математикой он понял, что ошибки в учении необходимы. Их нужно совершать, чтобы стать настоящим профессионалом. От промахов не застрахован никто. «Вам понадобится невероятная стойкость перед лицом неудач, — сказал Джордан. — 95 % времени вы чувствуете себя совершенно растерянным».
Мне было очень приятно слышать то, что говорил Элленберг о природе мастерства. Он, кажется, был самым умным человеком из всех, с кем я встречался лично, и уж точно самым умным из всех, с кем я делил кусок пирога. Так что нам всем наконец необходимо понять, что ошибки неизбежны. Люди ошибаются. Постоянно. Мы терпим неудачи в учении точно так же, как и во всем остальном. Даже у лучших учеников — и талантливейших математиков — случаются провалы и промахи.
Более того, ошибки — это суть мышления. Они лежат в основе развития любых идей. Чтобы учиться, чтобы овладевать мастерством, нам нужны ошибки, потому что без них нет понимания. В своей книге «Быть неправым» (Being Wrong) журналистка Кэтрин Шульц утверждает, что запрет на ошибки — все равно что запрет на сомнения и скептицизм: он не дает нам перейти к более глубоким логическим рассуждениям. Ошибки, пишет она, суть человеческой натуры{21}.
Если ошибки и трудности — неотъемлемая часть учения, мы должны быть к ним готовы. Для образования это новая идея, однако в спортивных тренировках она существует веками, и практически любой тренер — от детского до профессионального — обязательно произносит прочувствованные речи о том, как важно быть эмоционально и ментально стойкими перед лицом неизбежных трудностей.
Футбольный тренер Джим Харбо знаменит такими речами — так же, как и ушедшая от нас тренер одной из женских баскетбольных команд Пэт Саммитт. Эти вдохновляющие выступления, как правило, посвящены одной и той же теме. Тренер, собрав игроков вокруг себя в раздевалке, громким и хриплым голосом задает вопросы: «Вы будете выкладываться на 100 %? Вы останетесь сильными? Вы не отступите перед неудачами, трудностями и неизбежными ошибками?»
Наверное, самая известная речь в раздевалке принадлежит тренеру Хербу Бруксу, и произнесена она была в 1980 году. В тот момент олимпийская сборная по хоккею состояла из студентов колледжей, большинство из которых едва вышли из подросткового возраста. Команда русских, напротив, представляла собой сборную суперзвезд, доминировавших в спорте уже не первый год.
Перед олимпийским финалом[9] Брукс собрал американских игроков и подчеркнул, как важно быть эмоционально стойкими. Он допускал, что советские хоккеисты могут много забивать, что они даже могут быть лучшей командой. Но призывал американцев верить в себя. «Ваше предназначение — быть здесь в этот момент, — сказал Брукс хоккеистам. — Ваше предназначение — участвовать в этой игре»{22}.
Несомненно, эта речь вдохновила молодых людей. Несмотря на то что советская команда в самом начале игры забила шайбу в ворота противника, американцы выстояли и в конечном итоге победили со счетом 4:3. Эта игра получила название «Чудо на льду».
Однако, хотя идея эмоциональной и ментальной стойкости легла в основу немалого количества побед в спорте, оказывать влияние на практику образования она стала лишь недавно. Во многом этот процесс восходит к одному знаменитому исследованию — так называемому зефирному эксперименту. Многим из нас даже не нужно дополнительно объяснять, что это такое: остроумный эксперимент Уолтера Мишела, впервые поставленный в 1968 году, стал одним из самых известных психологических опытов XX века.
Как и большинство других блестящих экспериментов, это исследование было крайне простым. Мишел приглашал в комнату ребенка детсадовского возраста. Ребенок мог сразу же съесть небольшое угощение — например, зефир или печенье — или подождать и через некоторое время получить в два раза больше. Некоторые дети сразу же набрасывались на сладость — они не желали откладывать вознаграждение. Другие ждали, стараясь сохранить терпение и самоконтроль, чтобы получить двойную порцию угощения.
Выяснилось, что такого рода эмоциональная защита, сознательный отказ от быстрых решений, имеет огромное значение в последующей жизни человека. Мишел обнаружил, что способность четырехлеток справляться со своими сиюминутными желаниями и эмоциями дала им массу преимуществ. Те дети, которые смогли подождать и получить в итоге больше, оказались лучшими учениками в школе, в целом были более уверены в себе и легче справлялись с жизненными трудностями.
Работа Мишела послужила толчком для дальнейших научных изысканий, но, к сожалению, крайне мало повлияла на социум, особенно в том, что касается реакции на ошибки. Во многих школах учеников до сих пор пытаются оградить от всего, что хотя бы отдаленно напоминает неудачу. Сверхзаботливые родители одинаково вознаграждают любые действия ребенка, умиляясь тому, какой он молодец, при каждом удобном и неудобном случае — даже если он просто съехал с горки на игровой площадке.
Хотя наука о настойчивости еще молода, очевидно, что все мы нуждаемся в способах справляться с эмоциональной стороной ошибок и неудач, потерь и разочарований. Нам нужна подобная особая стойкость. В этом отношении процесс обучения во многом сводится к эмоциональному контролю.
В основе данной практики лежат знания. Профессор Йельского университета Марк Брэкетт утверждает, что люди проявляют гораздо больше стойкости, когда разбираются в своих чувствах. В самых разных ситуациях — от ссоры с другом до простого желания съесть сладенькое — Брэкетт рекомендует давать определение своим чувствам. Мы должны говорить себе: «Мой товарищ меня разозлил» или «Мне действительно очень хочется съесть этот кусочек зефира».
Контрольный вопрос № 10
Группа учеников хочет улучшить свои навыки деления в столбик. Выберите наилучший способ тренировки этих навыков:
А. Провести одно длительное занятие, посвященное решению примеров на деление.
Б. Много раз решить одну и ту же задачу.
В. Решить несколько примеров на деление, несколько — на умножение, затем еще какие-нибудь дополнительные задачи, а потом снова вернуться к практике деления.
Г. Не нужно многократно практиковаться в решении примеров с делением. Нужно просто изучить принципы, на которых основана эта операция.
Когда мы распознаем свои эмоции, мы можем ими управлять. Дав название тому или иному чувству, мы можем начать его осмыслять. Очень часто такой тип контроля эмоций, призванный помочь нам справиться со стрессом, требует внутреннего диалога — мы должны высказать сами себе слова поддержки после неудачи или столкновения с трудностями.
Ряд недавних исследований проливают свет на этот процесс. Выяснилось, что действительно полезно говорить с самим собой с авторитетной позиции. Если вам очень хочется съесть зефир, нужно сказать себе: «Конечно, ты с удовольствием съешь кусочек пастилы прямо сейчас, но два кусочка будут еще лучше!» Исследования показывают, что в разговорах с собой использование второго лица — «ты» — оказывается более эффективным, чем использование первого — «я». Почему? Обращение к себе как бы со стороны звучит более авторитетно и убедительно, и в этом случае мы больше склонны прислушиваться к голосу в своей голове{23}.
Роль общества также очень важна. Джошуа Браун из Фордемского университета, многие годы посвятивший изучению социальных и эмоциональных программ, считает, что эмоциональная стойкость во многом сводится к ощущению социальных связей, групповой идентичности. Так, например, одной из причин того, почему в оригинальном опыте Мишела детям было так трудно удержаться и не съесть зефир, было то, что они оставались в комнате в одиночестве, без друзей, без кого-либо, кто мог бы их поддержать.
Сам Мишел советует изменить образ мыслей. Чтобы лучше управлять эмоциями и быть более стойким, нужно взглянуть на то, что вызывает у вас затруднения, под другим углом. Так, если вы мечтаете похудеть, вам следует воспринимать зефир не как угощение, а как яд — благодаря чему он изрядно потеряет соблазнительность в ваших глазах.
Также Мишел говорит о пользе планирования в формате «если — то». Так, вместо того, чтобы думать «Может быть, я сделаю уроки позже», следует думать: «Если я сделаю уроки сейчас, то потом смогу пойти погулять». Мишел утверждает, что четкие правила помогают нам управлять эмоциями, так как уменьшают число эмоций, требующих управления. Такого рода привычки, заменяющие лишние эмоции и рассуждения, требуют куда меньших затрат душевной энергии. Как говорит Мишел, наша цель — «вынести усилия за пределы контроля, требующего усилий»{24}.
Итак, мы с вами обсудили различные подходы к обращению с эмоциями, однако до сих пор так и не рассмотрели толком один из важнейших аспектов: действительно ли мы верим, что неудачи в учении для нас полезны?
Лучше всего здесь будет вспомнить тот момент, когда вы последний раз терпели неудачу — например, сделали ошибку в докладной записке вашему боссу или ляпнули какую-то глупость в разговоре с другом.
Что вы после этого подумали? «Здорово! Есть повод задуматься, как сделать лучше в будущем!» или «Черт, вечно у меня ничего с этим не выходит!»?
Психолог Кэрол Дуэк{25} изучала подобные пары ответов не один десяток лет. По итогам ее исследований выяснилось, что некоторые из нас являются тайными эссенциалистами — то есть членами «Партии природы». Иными словами, они считают природу — биологию, гены, ДНК — ключевым фактором успеха. Таким образом, получается, что любой человек по определению либо умен, либо глуп, либо силен, либо слаб, либо хорош, либо плох и т. д. Поэтому, когда терпим неудачу, мы думаем: «Черт, вечно у меня ничего с этим не выходит!»
Другие люди, по мнению Дуэк, являются сторонниками воспитательного подхода. Они считают, что любое умение — будь то серфинг или математические способности — можно выработать. Практика и развитие — ключ ко всему. Само собой, они большие оптимисты. Но помимо этого они воспринимают мир как место, где люди могут меняться и расти. Короче говоря, «Партия развития» верит в прогресс, и, когда ее последователи терпят неудачу, они думают: «Здорово! Есть повод задуматься, как сделать лучше в будущем!»
Работы Дуэк вышли уже довольно давно — и, пожалуй, не менее популярны, чем работы Мишела, — однако недавние исследования показывают, что подобная разница во взглядах очень сильно влияет на отношение людей к учебе, особенно требующей преодоления трудностей.
Так, например, люди из «Партии развития» гораздо больше склонны к активной мыслительной деятельности, и исследования показывают, что они чаще занимаются самопроверкой. То же самое относится и к родителям из этого лагеря: они проводят больше времени за выполнением домашних заданий со своими детьми. В каком-то смысле можно сказать, что они просто больше верят в ценность усилий.