К черту любовь

— Он личность творческая. Делает глиняную посуду из священной грязи.

— Поэтому он зовет себя Дёрт? — спрашиваю я.

— Его с рождения зовут Дёрт; он отправился на поиски самого себя, а затем включил свое имя в искусство.

Мне хочется рассмеяться, но я понимаю, что это экономист во мне хочет высмеять путешествие Дёрта. Как человек неискушенный и очень старающийся, я буду уважать творческое видение Дёрта. Может быть, я еще чему-нибудь научусь.

Мы заселяемся в наш экстравагантный отель с неровными бетонными полами и шаткой мебелью. Грир говорит мне, что этот отель очень дорогой, но за незбаываемые впечатления нужно платить.

— В 1800-х годах здесь ночевала испанская делегация. И ты спишь в той же комнате, где останавливались конкистадоры! — весело вещает она.

Я смотрю на испещренные пятнами стены и на свой кровоточащий палец, который разбила об растрескавшиеся полы, и чувствую, что мне повезло жить в двадцать первом веке.

— Освежись, — советует мне Грир. — Мы можем тусить всю ночь напролет.

Я в норме. Но переодеваюсь, наклеиваю новый пластырь на палец и крашу губы.

— Э-э-э, — говорит Грир, когда я выхожу из своей спальни. — Мы не собираемся посетить группу «Мама и я».

Порывшись в своем чемодане, она достает черное платье без рукавов с кисточками, идущими от подмышек до подола.

— Оно совсем не в твоем стиле, — смеюсь я. — Поверить не могу, что ты купила его.

— Ты права. Я купила его для тебя. Оно в твоем стиле. — Она бросает мне платье.

— Грир, я никогда в своей жизни не носила ничего подобного. Это не мой стиль.

— Только то, что ты ничего подобного не носила, не означает, что это не твой стиль. Некоторые люди слишком сдержанны и консервативны, чтобы действительно знать, что им подходит.

Ладно. Терять мне нечего, поэтому я надеваю платье. Внезапно выясняется, что у меня есть грудь и попка.

— Фу, — подкалывает Грир. — Ты такая страшная. Может быть, тебе стоит его снять?

Я показываю ей язык. Я же не дура. Я быстро учусь.

Мы отправляемся в шикарный бар. Пьем дорогое вино. Танцуем под музыку восьмидесятых годов. Волосы у меня растрепались и прилипли к лицу. А когда я покачиваюсь под музыку, то же самое делают и кисточки на платье. Поэтому я и покачиваюсь. Боже, как же это весело! Дэлле никогда не нравилось танцевать, потому что из-за этого она потела. Грир танцует так отчаянно, что я вижу, как по ее шее стекает пот.

А потом в бар входит Кит. И я не перестаю покачиваться. Посылаю ему воздушный поцелуй, танцую с Грир и наблюдаю за тем, как он смотрит на меня. У меня просто сердце болит от одного его вида. Никогда в жизни я не хотела чего-то так сильно. Он выглядит по-другому, но я знаю, что, вероятно, я ошибаюсь. Сейчас я все вижу иначе. В моих глазах Кит с каждым разом становится все красивее.

— Он не знал, что я приеду? — спрашиваю я у Грир.

— Напротив, — отвечает Грир. — Это он попросил меня привести тебя.





Глава 27

#свадьбамоейлучшейподруги




— Привет, одинокое сердце. Не хочешь прогуляться? — Это первые слова, что сказал мне Кит спустя столько времени. Прошли месяцы. Не хочешь прогуляться? Кит и его прогулки.

Мне очень, очень хочется прогуляться, потому что в этом баре жарко. Здесь слишком много людей, а мне нужно глотнуть свежего воздуха. Но все это второстепенно по сравнению с тем фактом, что мне хочется пройтись вместе с ним.

Я первой выхожу из бара, мои плечи все еще двигаются в такт музыке. За спиной слышу смех Кита. Он обвивается вокруг моего сердца и заставляет его биться быстрее — сердечный жокей. Кит находит меня смешной. Наверное, для него так всегда и было. На самом деле я не очень смешная, скорее очень странная. Пробираясь к выходу, я думаю о том, что он уходит от своих друзей, людей, которых он не видел очень давно, чтобы прогуляться со мной, в выходные на свадьбе его двоюродной сестры.

Воздух Нью-Мексико на вкус совсем не такой, как во Флориде. Когда он дует нам в лицо, я даже не вздрагиваю. Он сухой и пахнет землей. Я думаю о Дёрте, и хихикаю. Когда мы с Китом оказываемся достаточно далеко от музыки, я смотрю на него краем глаза и ухмыляюсь. Он вроде как совсем не изменился.

Может загорел немного. Держу пари, Дэлла вытаскивала его на пляж. Я танцую джигу рядом с фонтаном, а Кит спокойно наблюдает за мной. Если бы я его не знала, то подумала бы, что ему многое нужно сказать мне. И, вероятно, так и есть, просто он никогда не озвучивает свои мысли.

Я неуклюже бреду вперед и сажусь рядом с ним, болтая ногами взад-вперед.

— Привет, — произношу я.

— Привет.

— Почему у тебя такой взгляд на лице?

— Какой взгляд? — спрашивает он. — Это просто мое лицо.


— У тебя такое выражение лица. Как будто ты волнуешься или что-то в этом роде.

— Это так.

Я вскакиваю.

— Я сейчас так взвинчена. Придержи эту мысль, пока я оббегу вокруг фонтана.

Кит смеется так сильно, что чуть не падает. Он поворачивает голову, глядя на меня, пока я совершаю круг.

— Я и забыл, какая ты странная, — говорит он, когда я сажусь обратно. — Ты как мертвый язык, знаешь это? Нет никого, похожего на тебя, и ты не похожа ни на кого.

Это хороший комплимент, вероятно, куда лучше, чем мой мозг в состоянии принять прямо сейчас.

— Так почему ты нервничаешь? — я протягиваю руку к фонтану и зачерпываю немного воды, позволяя ей стекать по моей шее.

— Я жду неизбежного вопроса.

Я так предсказуема?

— Итак, — произношу я. — Ты влюблен? — Выставив ладони тыльной стороной вверх, я быстро трясу кистями рук, и Кит хватает меня за запястья, но сразу же опускает их.

— Да.

На этот раз никаких колебаний. Он не отводит глаз. Не избегает вопроса. Желудок стягивает в узел, а сердце стареет и сморщивается. Теперь я не смогла бы обежать вокруг фонтана, даже если бы попыталась. Почему я чувствовала себя достаточно счастливой, чтобы сделать это?

— Слово, — говорю я. А потом, — Вау.

У Кита черные, густые ресницы. Благодаря им он слишком красив, но квадратная форма челюсти спасает его мужественность — его прекрасные черты обретают квадратные, жесткие линии. Но когда Кит смотрит на тебя сквозь эти ресницы, кажется, что он передает что-то важное своим взглядом. Он не знает о том эффекте, что оказывает на женщин. Я видела, как они безмолвно теряют голову; как он заставляет женщин запинаться и краснеть.

— Могу я воспользоваться твоим телефоном? — прошу я. Кит без колебаний протягивает мне свой телефон. Я открываю камеру, перевожу ее в режим селфи и делаю свой снимок.

— Что ты делаешь? — спрашивает Кит.

— А на что это похоже? Фотографирую себя.

— Это я знаю. Но зачем?

Он наблюдает за тем, как я пересылаю эту фотографию себе. Я оставила свой телефон в номере отеля, и теперь жалею об этом. Я могла бы отправить Грир сигнал «SOS».

— Я фотографирую себя, когда переживаю важные моменты в жизни. Я даю им названия и храню в альбоме. — Кит гримасничает и качает головой, но его глаза бегают — думая, думая, думая.

— Как ты назовешь момент, который только что испытала?

Я смотрю на фотографию, которую только что сделала: выбившиеся из прически локоны торчат в разные стороны, пучок на макушке съехал на бок, а под глазами виднеется тушь, украшая кожу под глазами черными синяками. Я выгляжу немного отчаянно, немного сердито.

— К черту любовь, — отвечаю ему. Я с вызовом смотрю на него. Он отшатывается, как будто я его ударила, и улыбка превращается в гримасу.

— К черту любовь, — повторяю снова. Кит не понимает. Он качает головой, будто любовь не заслуживает жестоких слов. Мне хочется найти Грир и уйти отсюда. Убраться подальше от Кита, которому нужен год, чтобы обрести любовь, и год, чтобы разрушить мое сердце.

— Элена, — произносит он. — Все совсем не так.

— Ты уже видел Грир? Твоя давно потерянная любовь Грир? Ты ее больше не любишь? У тебя ушел год на то, чтобы полюбить Дэллу, и…

— Прекрати, — говорит Кит.

Теперь я плачу. Глупые, отвратительные слезы.

— Я влюблена в тебя! — кричу я, и сразу же жалею об этом. С какой стати человек должен кричать что-то подобное во всю глотку?

Наступает всепоглощающая тишина. Это все из-за боли. Она атакует изнутри, проходит сквозь меня, окружает — как будто нож с тупым лезвием. Столь откровенное признание. На его лице шок, и я не могу стоять и смотреть на него. Это так унизительно. Я разворачиваюсь. Один шаг, второй, а потом я бегу. Мои волосы рассыпаются и струятся по спине. Это делает мой побег тяжелее, чем он уже есть.

Кит не зовет меня, как это делают мужчины в кино. Я слышу лишь звук собственных шагов. Никакой погони, никакой романтики. И в этот момент я вспоминаю самую глупую вещь из всех возможных — цитату из фильма «Свадьба лучшего друга»: Ты гонишься за ним, но кто гонится за тобой?

Я не возвращаюсь в бар. Иду в отель и пакую свои вещи. Запихиваю все в свой рюкзак. Я делаю все это, стараясь не думать о том, что только что произошло. Как я «сожгла» свои отношения с Китом и Дэллой за одну единственную минуту безответственности. Ополоснув лицо водой, выбегаю на улицу, чтобы встретить такси. И когда добираюсь до аэропорта, то понимаю, что я трусиха. Как только жизнь становится сложнее, я пакую вещи и уезжаю. Это ново для меня, но в этом и есть суть взрослых людей. Я все больше узнаю о себе. Но, эй! Я сделала то, ради чего приехала. Так что я опытная трусиха. За последние три часа мой телефон буквально разрывался от звонков Грир. Мне интересно, видела ли она, как я выходила из бара с Китом. Найдет ли она его, если не сможет найти меня. Почувствовал ли он что-то, когда увидел ее, или теперь его сердце прочно привязано к Дэлле? Я пишу ей и сообщаю, что возвращаюсь домой.

Грир отвечает мне:

Он уже едет к тебе.

Запаниковав, я оглядываюсь по сторонам. Я уже миновала службу безопасности. Он не сможет добраться до меня. Да и зачем ему это? Мне уже и так стыдно. Я сказала парню моей лучшей подруги то, что говорить не стоило. Прижимая свою сумку к груди, считаю от тысячи до нуля. Я распадаюсь на части. Мне очень больно. Чувствую себя неудачницей и ничтожеством. А потом мы садимся в самолет, и я заказываю себе выпивку. Я отлично знаю, что на мне вызывающее платье, волосы в беспорядке, и люди пялятся на меня. Но они не видят моего сердца. Если бы они могли его видеть, то поняли бы, почему у меня так размазалась тушь.