Янтарь в болоте

– Я тебе сейчас объясню, как на чужое зариться, никакой Вьюжин не спасет! – пригрозил Олег, шагнув в сторону противника, который поднимался на ноги, держась за челюсть. Разжал и снова стиснул кулак, разминая руку.

Однако тут опомнилась Алёна, подскочила, заступила дорогу. Обхватила его обеими руками поперек туловища – так просто не сбросишь.

– Олег, стой, не трогай его!

Рубцов замер на пару мгновений, словно закаменел, потом взял девушку за плечи и слегка отодвинул, пытливо заглянул в глаза:

– Значит, и впрямь он – жених? Верно, боярин тебе…

Дар Озерицы в правой глазнице тускло горел оранжевым – ни за что с обычным камнем не спутаешь, здоровый глаз заволокла чернота, но Алёна с пронзительной радостью поняла: не от хмеля он не в себе, иное кровь горячит. Да она и сама насилу сдерживала торжественно и яростно бушующее внутри пламя – от волнения, от предвкушения, от осознания. Это она умом никак поверить не могла, а сердце чувствовало, что уж о янтаре говорить!

– Дурак! – оборвала алатырница мужчину. – Никакой он мне не жених! Это все Вьюжина охотничьи уловки. Не тронь его, он ничего дурного не сделал и не хотел…

– Плевать! Нечего на чужое зариться! – опять отмахнулся воевода, сгреб ее в охапку, только сдавленно охнула от неожиданности, приподнял.

Алёна крепче вцепилась в твердые плечи, обтянутые сырой рубашкой. Янтарноглазый выглядел жутко – бледный, глаза безумные, но она не могла отвести взгляд, ее эта буря заворожила, потянула за собой.

– Что это здесь чужое? Заладил тоже, – не до конца поддалась колдовству алатырница, но не удержалась от улыбки, а пальцы почти сами собой закопались в короткие волосы на затылке мужчины.

– Ты – моя. Никому не отдам, и думать не смей! – улыбнулся он в ответ, широко и шало.

– Вот еще что придумал! – уперлась Алёна, пытаясь совладать и с чувствами, и с янтарем в крови. – Ты меня замуж не звал, а я согласия не давала, да и отчего бы должна?

– Я… – заговорил он, но осекся, глянул в сторону и, чуть нахмурившись, проговорил тише: – Я тебе попозже объясню.

Алёна обернулась, столкнулась взглядом со Степанидой, которая что-то чаровала над лицом боярина. И то верно, не при чужих о таком говорить надо, да и вообще…

– Поставь меня на место, ну куда ты, люди смотрят! – завозилась она, опомнившись, и хватка ослабла, позволив соскользнуть, коснуться ногами пола.

Девушка ощутила укол досады на некстати подвернувшихся зрителей, да и на то, что Олег все же послушался, – тоже. Пусть и понимала, что так нельзя, но хотелось продолжать обнимать его, ластиться, наплевав на все дворцовые приличия и чужие глаза, тем более и так уже насмотрелись. Заставила себя разжать руки, отступить…

Да так он и отпустит!

Воевода замешкался на мгновение, а потом, глухо ругнувшись себе под нос, нагнал, обхватил ладонями ее лицо. Алёна ухватилась за его запястья – не в попытке отстранить, а для опоры, потому что сердце ухнуло в пятки и ноги подкосились от восторга и предвкушения. И Олег в следующее мгновение вправду поцеловал – жарко, коротко. Потом выпустил ее лицо, но поймал обеими руками за талию, не давая сбежать.

– Я… – начал, запнулся, опять нахмурился и длинно вздохнул, после чего пробормотал со смешком: – А я думал, второй прыжок – самое сложное!

– Какой прыжок? – не поняла Алёна.

– С парашютом. Не важно, – отмахнулся он, понимая, что вряд ли что-то этим объяснил, а подробно расписывать сейчас не хотелось. Опять запнулся, усмехнулся – уже не так жутко, по-человечески, и проговорил скорее для себя: – А вообще есть что-то общее. И тут и там кольцо… Леший! Кольцо!

– Какое кольцо?! – окончательно растерялась алатырница. – О чем ты?

– Да и пес с ним, с кольцом, в конце-то концов! – проворчал он. Глубоко вздохнул, расправил плечи, слегка отступил назад, продолжая кончиками пальцев придерживать девушку за талию, словно боялся упустить, и преклонил колено – четко, как на присяге.

– Олег, ты что?.. – испугалась Алёна, потянула мужчину за плечи, но тот крепко перехватил ее ладони.

– Не звал, это верно, ну так вот зову. – Улыбка вышла кривой, неуверенной, но хоть не оскал, на том спасибо! – Выходи за меня. Черт его, правда, знает, на кой тебе это нужно, и я придумать ничего не могу. Я в этом вообще мало что понимаю, но… Обещаю, не обижу. И пить брошу. И ну этот дворец псу под хвост, поедем на твою заставу, как ее? Пятую Моховую…

Тут Алёна не выдержала, рассмеялась; не над ним – от радости. Олег ощутил мороз по коже, когда она высвободила ладони из его рук, но тут же – громадное облегчение, когда ладони эти обняли его лицо, а губ коснулись мягкие теплые девичьи губы.

– Поедем, – шепнула она едва слышно. – Куда скажешь, туда и поедем. Ну что ты, Олежка? Встань, люди же смотрят…

Он тоже негромко засмеялся в ответ, обнял ее обеими руками и попенял весело:

– Ты не ответила.

– Согласна я, согласна, ты только встань! Удумал тоже… Олег! – ахнула она, когда он послушно поднялся, продолжая при этом держать ее в охапке. Должно было прозвучать возмущенно, а вышло радостно.

Он снова рассмеялся и все же аккуратно поставил ее на ноги. Совсем не отпустил, продолжил придерживать одной рукой за талию, но оправить сарафан и рукава позволил. А после Алёна сама не смогла отойти, прильнула, уцепилась за рубашку, до конца еще не веря в случившееся.

– Вечно твой Алексей в дело какое втянет плевое, потом расхлебывай, – отвлекло их недовольное ворчание Светлова. Боярин глядел на влюбленную пару с насмешливой задумчивостью и рассеянно ощупывал щеку и разбитую, опухшую, хотя и не кровящую, губу. Видать, лекарских талантов рыжей на многое не хватило.

– Коли у самого ума нет, нечего на Вьюжина пенять, – возразила та. – На кой ты воеводе поперек дороги попер, дурень? Жених…

– А я почем знал, что у них любовь и страдания былинные? – справедливо возразил Светлов. – Леший знает, зачем он к девушке явился! Ох, воевода, ну и тяжелый у тебя кулак… – протянул, удостоверившись, что влюбленные все же отвлеклись друг от друга.

– Это еще спасибо скажи, боярин, что я про янтарь не вспомнил, – отозвался Рубцов, и не думая извиняться. Он стоял, продолжая осторожно обнимать Алёну, и чувствовал себя совсем пьяным от радости и облегчения. По-прежнему не представлял, что будет дальше и как теперь изменится жизнь, но сейчас это почему-то совсем не беспокоило.

– Тут тебе, верно, весь Китеж-град спасибо должен говорить! – засмеялся Светлов, но прервался с болезненным вздохом и недовольно поморщился – губа хотя и не болела, но зажить ей требовалось время.

– Так что Вьюжин удумал и во что Алёну втянул? – Олег постарался взять себя в руки.

– А ты, воевода, так увлекся мыслями о молодой невесте, что вовсе перестал по сторонам смотреть? – с ухмылкой поддела его Степанида.


Рубцов недовольно нахмурился и точно бы сказал какую-нибудь глупость, но не успел: дверь распахнулась, впуская легкого на помине Вьюжина.

– Мнится мне, самое интересное я все же пропустил, – рассеянно проговорил боярин, обводя взглядом остальных. Шагнул в горницу, поддел носком сафьянового сапога частью пережженную труху, устилающую пол в доброй половине горницы. – Спасибо терем княжий по камешку не раскатали…

Только теперь влюбленные обратили внимание, что вокруг них образовалось на полу черное пятно, и благо, что разошлось вширь, а не вглубь, еще не хватало провалиться! И вот за это стало по-настоящему стыдно обоим: силу сдерживать алатырников приучают в первую голову, и так выплеснуть ее было совестно. А ну как задело бы кого-то?

Однако эти мысли не помешали Алёне, настороженно поглядывая на Вьюжина, теснее прижаться к своему воеводе, а тому – крепче обнять ее обеими руками, будто невзначай отгораживая от главы Разбойного приказа.

От того перестановка не укрылась, вызвала насмешливую улыбку и полный веселого укора взгляд.

– Вы еще в окно сиганите, от злого дядьки спасаясь! Не гляди так дико, Алёна свет Ивановна, я слово свое держу. Никто тебя неволить не станет – ни замуж гнать силой, ни на княжество сажать. Другие найдутся, не бойся.

– А княжич? С ним что? – спросила алатырница осторожно, почти успокоенная словами боярина.

– Княжич… небезнадежен, – пряча улыбку в уголках губ, отозвался Вьюжин. – Отправится в ссылку на годок, на нечисть вблизи глянет – так книжки за счастье покажутся.

– А вдруг ему там понравится? – нахмурилась Алёна.

– Не понравится, – уверенно отмахнулся Олег. – Из упрямства и гордости прежде срока домой не попросится, но и дольше не останется. А за что его в ссылку? Чувствую, многое я пропустил…

– Всего лишь заговор против князя, – с короткой усмешкой ответил Вьюжин. – Не хмурься, те, кто княжича в это дело втянул, пойманы, а там кого на плаху, кого на рудники – князь разберется. Да он еще с тобой и остальными воеводами говорить будет. Человек ему надежный нужен, кто бы и не обидел наследника лишку, но и дурь из него повыбил.

– Я знаю, кого посоветовать можно, – хмыкнул Рубцов. – Если он еще от дел не отошел.

– Интересно. – Вьюжин с непонятным выражением приподнял брови. – И кого же? Впрочем, нет, не интересно. Матушка с вами, это князь решать будет. Раз здесь без меня разобрались, то я другим займусь. – Он развернулся, шагнул к выходу, но на пороге обернулся: – Да, Олег Сергеевич, если хочешь просить князя отправить тебя к границе, советую сделать это поскорее. Лучше прямо сейчас, не тратя времени на смену одежды, чтобы врасплох его застать. А вот сюда заглянуть ему не советуй, это будет слишком, – подытожил он и стремительно вышел.

– И впрямь, чего дальше-то высиживать? – засобиралась Степанида, с ней опомнился и Светлов, так что через пару мгновений новоиспеченные жених и невеста остались в горнице вдвоем.

– Пойдем? – неуверенно предложила Алёна, запрокинув голову, чтобы заглянуть воеводе в лицо.

Олег хотел что-то сказать, но потом только кивнул и за руку потянул ее к двери. Шарик, который все это время пролежал в дальнем углу, сосредоточенно грызя и без того потрепанные ножны, с недовольным вздохом поднялся, потянулся, подхватил свою игрушку. Шашка со стуком выпала, пришлось отвлекаться и подбирать, благо одна рука у воеводы оставалась свободна.

Кольнула совесть еще и за это. Олег представлял, что бы сказал на такое обращение с оружием к месту вспомнившийся старый пластун, и твердо решил исправить и эту оплошность, раз уж за ум взялся. Сходить к оружейникам, новые ножны выбрать, авось что и подойдет. Парадные еще были, это верно, но их просто так не потаскаешь – красивые, только неудобные жутко.

Но для начала следовало переодеться, что бы там ни говорил Вьюжин.

– Куда мы идем? – тихо спросила Алёна вскоре. Ответ на этот вопрос она и сама знала, но так было проще завести разговор. А иначе – она отчего-то робела.

– Ко мне, одежду сменить, – подтвердил Олег догадку. – Тебя это смущает? – глянул искоса.

– Не знаю, – ответила она честно. – Я так надеялась, что ты придешь, что ты… И теперь никак поверить не могу, все кажется, мне это снится. Ты снишься. И что ты это все совсем не из благородства, а потому что правда… – Она окончательно запуталась в словах и в мыслях, поэтому замолчала. Счастье, волной накрывшее с головой, схлынуло, оставив тревогу и неприятные сомнения – в нем, в себе.

– Да уж, благородства… – Олег неопределенно хмыкнул себе под нос, но умолк – не хотелось продолжать этот разговор на ходу, когда на них с испугом и любопытством глазели все встречные.

Тем более идти осталось всего ничего: меньше минуты – и за их спинами закрылась дверь Моховых покоев. Все та же темноватая горница, которую Алёна неплохо запомнила с прошлого раза, неприметная дверь в смежную комнату в глубине, служившую воеводе спальней.

Не к месту подумалось об изначальном назначении этих комнат. Они, кажется, и впрямь были жилыми, но уж больно странная отделка. Может, князь сюда неугодных селил, чтобы тосковать в вечном сумраке начинали? Кто же знал, что Рубцову это место по нраву придется, а для жизни ему будет довольно пары светцев!

В горнице Олег девушку не оставил, потянул за руку дальше. А Алёна и спорить не стала, только вздохнула глубоко, силясь унять быстро застучавшее в горле сердце. Зачем он ее туда ведет? Просто не подумав? Или покоя не дает прерванный появлением боярина Шорина поцелуй?

А самая большая сложность поиска ответов состояла в том, что Алёна и сама не знала, чего именно ей больше хочется.

Шарик вместе с ножнами взобрался на лавку в первой комнате, на что хозяин не обратил внимания. Прошел, аккуратно положил шашку на сундук, только после этого выпустил ладонь Алёны. С удовольствием стащил тяжелую от сырости рубаху, бросил ее следом за шашкой, взялся за завязки штанов – и запоздало сообразил, что вообще-то не один здесь. Вряд ли он мог чем-то смутить алатырницу, но… С уж больно напряженным видом стояла она у двери, словно боялась чего-то. Не его ли?

Мысль заставила замереть, обернуться. Наверное, стоило что-то сказать, как-то успокоить, убедить в чем-то, но, как назло, опять не нашлось слов. Собственное косноязычие начало всерьез злить Олега, но как с ним бороться – он понятия не имел. Все же с войной гораздо проще…

Он тихо ругнулся себе под нос и, отвернувшись от девушки, полез в сундук за сменой одежды. Показалось, для начала лучше привести себя в порядок и только потом разговаривать. А то он лишь теперь заметил, насколько неприятно ощущается на теле сырая одежда.

Достал, бросил на постель, опять взялся за завязки штанов, но решил все-таки предупредить.

– Если хочешь, можешь меня там подождать, – кивнул он на дверь.

Алёна качнула головой, глядя на него с непонятным выражением. Не дождавшись ответа, Олег все же распустил завязки и, почти не глядя, сел на край постели, чтобы стащить штаны. Отбросил мокрую тряпку в сторону, а вот взяться за чистые не успел – Алёна очнулась и шагнула к нему, нимало не смущаясь наготы. И он ее не тянул, и она не примеривалась, но само собой получилось, что девушка оказалась у него на коленях, уютно пристроила голову на плече. На душе у обоих стало спокойнее.

– Только я не знаю, что дальше делать, – признался наконец Олег, не выдержав тишины. – Не помню, можно вообще служивым жениться? Я-то в любой момент уйти могу, а тебе еще небось нельзя. Да и не захочешь ты, наверное. Наверное, подождать можно? Как раз у тебя будет время передумать…

– И ничего я не передумаю! – возмутилась Алёна, подняла на него взгляд, ожидая увидеть насмешку. Однако был воевода странно серьезен и хмур, словно впрямь ожидал от нее чего-то подобного. – Я тебя люблю, с чего мне вдруг передумать? – слабо улыбнулась она, погладив его по щеке.

Воевода перехватил ее руку, прижал, на мгновение прикрыл глаза и сказал тихо:

– Ты же совсем меня не знаешь.

– А ты будто меня хорошо знаешь? – спросила Алёна с укором. – Зачем же тогда позвал, коли так не уверен?