Яд и Меч

(Демонология Сангомара — 3)




И вздыбятся воды под мощью Осте,

И поднимется из глубин Спящий.

Бездонно чрево его, как и велика злость.

Восстрашись, Ноэль!





Глава I. Спящий





Спустя 30 лет после событий в Йефасе.



Ноэльское графство, 2150 год по общему летоисчислению, весна





Весеннее солнце склонилось к горизонту, и с моря в сторону особняка Лилле Адан подул сильный ветер. Ветви сосен и кустарники голубого олеандра заколыхались на ветру. Где-то вдалеке протяжно закричала пустельга. Крик стал ближе, затих, и через мгновение на выглянувшую из-под сосновых корней мышь спикировала охристая птица с черными полосками.

В синих глаза мужчины скользнуло любопытство, и он ненадолго отвлекся от разговора со своим собеседником, прищурился, любуясь застывшей в трепетном и зрелищном полете хищницей. Пустельга Ноэля затормозила лишь у самой земли, выставила вперед когти и уже с грызуном устремилась вверх и к далеким ветвям, чтобы поужинать.

— Господин ло Ксоуль, ваше предложение весьма интересно, но я вынужден в очередной раз отказать, — наконец, произнес Юлиан.

После этих слов последовал шумный выдох, а лицо седого гостя подернулось от негодования, которое тот попытался тщательно скрыть.

— Я вас понимаю, господин Лилле Адан, ведь ваш Цветочный дом уже более двух веков занимается банковской деятельностью. Однако…

— Однако что, господин ло Ксоуль?

— Хм. В последние годы на юге, в Айрекке и Дюльмелии, пошли по очень рациональному пути и позволили заниматься частной банковской деятельностью. Знаете об этом?

— Да, я слышал.

— Собственно, хочу заметить, что поток монет в казну благодаря полученным от этого дела налогам заметно увеличился.

— Господин ло Ксоуль, — улыбнулся Юлиан. — Мы обязательно подумаем о вашем предложении по поводу снятия ограничений на прием сбережений и выдачу займов населению…

Мохнатые брови Авгусса ло Ксоуля в очередной раз сошлись на переносице, а руки скрылись под накидкой серого цвета, расшитой олеандрами, теребя пальцами друг друга от нервов.

— Но у нас свой собственный опыт, который весьма успешен, — продолжил граф. — Цветочный дом известен на всем Севере и во многих землях Юга.

— Да, спору нет…

— И он — символ и олицетворение безопасности и надежности, так что система останется пока неизменной.

— Но мир меняется и нужно уметь подстраиваться под него, господин Лилле Адан. Ваша матушка — приверженица старых порядков, однако в вас я вижу того, кто готов не стоять на месте, держась за постылые образы, а идти в ногу со временем. Снятие ограничений лишь увеличит приток золота в ваши карманы.

— Увы, господин ло Ксоуль. Прошу передать другим членам купеческой гильдии, что мы отказываем в вашей просьбе.

Снова тяжкий вздох. Купец Авгусс ло Ксоуль, который уже не первый год вместе с представителями гильдии желал вложиться в собственный частный банк, развел руками и, сжав тонкие старые губы, тоскливо посмотрел через заросли олеандров на тучи.

— Ну что же, я пытался. Быть может, вы передумаете, когда это веяние коснется и Детхая, — по губам мужчины скользнула печальная улыбка из-за упущенной прибыли. — Я премного благодарен, что уделили мне время, Ваше сиятельство.

— Всегда пожалуйста. Чувствуете, бриз сменился на фелсский ветер?

— Да-да. Погода у нас — дитя капризное. Вы правы, нужно поспешить в Луциос, пока Фелл не обрушился проливнем. Да и я отвлек вас от дел своим неожиданным визитом.


— Ничего страшного. Хорошей и светлой вам дороги, — Юлиан кивнул головой, отчего прядь с серебристой трубочкой упала на глаза. Мужчина элегантно поправил ее привычным жестом и громко позвал. — Кьенс!

От небольшой постройки отделился очень худой слуга в шароварах и рубахе. Вежливо поклонившись, Кьенс поприветствовал гостя и отведенной в сторону рукой намекнул ему, что готов сопроводить до выхода. Глаза господина ло Ксоуля со скрытым недовольством взглянули на графа.

— Да осветит солнце ваш путь, — произнес Авгусс и, отвесив небольшой поклон, прошел мимо Кьенса, не замечая слуги.

Юлиан проводил взглядом купца. Когда тот исчез за особняком, то граф направился по выложенной камнем тропинке к морю. Предупреждающий раскат грома, справа. Юлиан заторопился и спешно спустился с холма, поросшего соснами, можжевельником и россыпью голубых олеандров.

Безобразно черная туча сползала с гор по правую руку от особняка, обещая вот-вот разразиться ливнем — а ведь с час назад на небе не было ни облака. Впрочем, столь быстрая переменчивость погоды была обычным делом для Ноэльского графства, поэтому ноэльцы дождя не боялись — привыкли.

У металлической калитки с узором из цветов стоял стражник с алебардой. Его спина согнулась в поклоне, и он отворил дверь перед Юлианом, а тот поблагодарил безмолвного воина и направился по ковру из хвои к каменистому бережку. Берег притаился за рощицей лорнейских сосен и громоздкими валунами. Прохладный ветер играл со смоляными волосами, украшенными трубочками, а половинчатые рукава рубахи графа трепались из стороны в сторону.

Меж тем, Юлиан вгляделся в посеревшие воды бухты Нериум. Он уже хотел было позвать кельпи: свою любимую Вериатель, по которой жутко соскучился, и безобразницу-дочь Мафейю, — но тут в небе громыхнуло. Туча извергла из себя ливень. Вздохнув от того, что не успел встретиться с Вериателью до дождя, Юлиан вдруг заметил движение. Из-за дальнего высокого камня, притопленного в воде, показалась рука: с острыми когтями, бледными пальцами, между которыми просвечивали тоненькие перепонки — но, в общем-то, похожая на человеческую, разве что укрытая чешуей. Настороженные желтые глаза поглядывали на стоящего на берегу графа.

Юлиан махнул рукой, и что-то заскользило в бурной воде к берегу. Вместе с набежавшей высокой волной на каменистый пляж выползло создание, похожее на змею, однако с торсом человека.

Нижняя часть его была полностью змеиной, покрытой черной блестящей чешуей с белесыми полосами, а вот верх был чешуйчатым лишь отчасти — под обхватившими плечи и спину темными пластинами просвечивала белая кожа. Лицо, живот и шея были свободны от чешуи и казались совсем человеческими. Даже оттопыренные уши с жабрами после того, как существо выползло на берег, прижались к голове и стали походить на людские. Чуть пригнувшись и касаясь длинными пальцами камней, наг грациозно полз по берегу, пока, наконец, не распрямился.





— Здраш-штвуй, благословленный водой, — сказал чуть шипяще наг, и на миг показался его раздвоенный язык.

— Здравствуй, Нюй Кха, — произнес Юлиан.

— Я ждал тебя…

Ливень стих также резко, как и начался, и выглянувшее солнце заиграло на сверкающей от капель воды чешуе. Юлиан перевел взгляд снова на море, которое, как по волшебству, успокоилось и стало менять цвет от серого к ярко-голубому. Там, за далекими камнями, прятались и другие наги, их было много — порядка двадцати-тридцати особей. Некоторые были очень юны.

— Вас очень много. Что случилось, Нюй Кха?

— Спящий на дне… Я хочу предупредить тебя, благословленный водой.

— Он проснулся?

— Прош-шипается… После зимы он перевернулся несколько раз во сне. А пару дней назад из его глотки донесся рык. Он очень голоден и пришла пора кормиться…

— Но ведь прошло лишь четырнадцать лет, а не пятнадцать, Нюй Кха.

Нюй Кха не подсчитывал проведенные в море годы, поэтому то, что Спящий проснулся на год раньше положенного, его совсем не смутило. Даже наоборот, он посмотрел на Юлиана с легким осуждением.

— Но он прош-шипается… Мы не ошибаемся… Может быть он мало поел в прошлое пробуждение…

— Вы покидаете море?

— Да… — снова прошипел Нюй Кха. — Мы поднимемся по реке к темным горам. Там переползем в Большое озеро и будем жить до зимы. Пока Спящий не вернется в Мертвый Желоб…

— Когда и где вы достигнете перехода по земле?

Наг задумался. Кончик его черного чешуйчатого хвоста задрожал, а уши вновь оттопырились, обнажая жабры. Убрав мокрую прядь черных волос с лица, Нюй Кха посмотрел на Юлиана.

— Три… или четыре ночи, — змей еще раз вскинул к небу глаза, чтобы не ошибиться. Он плохо умел считать. — Мы покинем реку там, где выш-шокие и стройные деревья сменяются темными и низкими, а острая гора прячет за собой круглые горы поменьше.

— Хорошо, Нюй Кха, я тебя понял. Я буду там и помогу сопроводить вас от реки Луцци до озера Иво, чтобы переход произошел без неприятностей. Я благодарен тебе за то, что ты предупредил меня о Спящем.

— Ты благословлен духами воды, которых мы чтим также, как и Спящего. Поэтому мы уважаем и тебя, — приложил руку к животу в почтительном жесте наг и обполз Юлиана по кругу. — Ш-шпящий проснется со дня на день…

— Вы не пытались с ним договориться?

Наг, как показалось Юлиану, смутился, едва побледнел и медленно качнул головой. Это демоническое дитя Двух Миров, потомок змей и людей, потер подбородок чешуйчатыми пальцами и грустно сказал.

— Если духи воды могут пощадить при вш-штрече, то Спящий не щадит никого. Его желудок подобен бездне, и он безжалостно сжирает все, что попадается на пути.

Граф Лилле Адан протянул руку Нюй Кха и тот, подумав, неуверенно подал в ответ свою, с тонкими и длинными когтистыми пальцами. Желтые глаза подернулись на мгновение мигательной перепонкой и затем снова приняли обычный вид.

— До встречи, благословленный водой, — прошипел Нюй Кха и, поглядывая с интересом на свою руку, стал возвращаться в море, покачиваясь при ползках.

У самой кромки берега, когда его хвост уже погрузился в воду, наг оглянулся, и по бескровному лицу скользнула слабая улыбка, обнажившая острые передние зубы и раздвоенный тонкий язык.

В конечном итоге, Нюй Кха скрылся в уже спокойных водах бухты Нериум вместе со всей своей многочисленной родней. Юлиан еще долго смотрел на блеск голубой глади, на ясное небо, уже без единого намека на тучу, на горы по правую руку, и на далекую верфь, которая примостилась у входа в бухту, около маяка, слева от особняка Лилле Адан.

Вздохнув и повертев руками туда-сюда, чтобы освободить тело от липкой промокшей одежды, обеспокоенный Юлиан повернулся и пошел к темно-серой каменной стене, а там через кованую калитку к особняку, по аллее.

Тропинка виляла среди высоких кустов голубого Олеандра, вдоль темных скамеек, устроившихся под сенью сосен, между одноэтажными пристройками, вверх по холму к дому. В три этажа, из такого же темно-серого, почти черного, камня, как и стена вокруг владений семьи Лилле Адан, особняк благодаря высоким прямоугольным окнам казался очень уютным и светлым. Дикий плющ оплел решетки и касался крыши, из которой торчали каминные дымоходы.