Я знаю тайну

– Не уверена, что ты поступаешь правильно.

– Только не говори мне, что теперь у тебя появились сомнения.

Маура собрала документы:

– Мы должны найти что-то общее у этих жертв. Что-то такое, что связывало их с убийцей.

Она положила фотографии Тимоти Макдугала с места преступления в папку и уже собиралась закрыть ее, но остановилась, глядя на изображение. Воспоминание внезапно всплыло на поверхность, воспоминание о солнечном свете, проникающем сквозь витражное стекло.

– Что? – спросила Джейн.

Маура не ответила. Он нашла фотографию Кассандры Койл и положила рядом с фотографией Тимоти на пристани. Две разные жертвы – мужчина и женщина. Мужчина утыкан стрелами, у женщины вырезаны глаза.

– Как же я не увидела этого раньше? – пробормотала Маура.

– Не хочешь сказать, что у тебя на уме? – спросила Джейн.

– Пока нет. Сначала мне придется провести кое-какое расследование. – Маура сунула фотографии в папку и направилась к двери. – Нужно проконсультироваться кое с кем.

– С кем?

Маура остановилась в дверях.

– Пожалуй, я тебе не скажу, – ответила она и вышла из комнаты.





17




Ничейная земля. Таким было соглашение: какое-нибудь публичное место, где они оба будут обязаны вести себя как профессионалы. Разумеется, они не могли встретиться в доме Мауры, где столько раз встречались прежде и где искушение будет шептать им из спальни. Не могли они встретиться и в церкви Пресвятой Богородицы, где кто-нибудь из церковного персонала или прихожан мог снова увидеть их вместе и удивиться. Нет, кафе на Хантингтон-авеню было гораздо более безопасной территорией, а в три часа дня здесь всегда достаточно тихо, чтобы они могли посидеть сколько надо, никем не замеченные и не потревоженные.

Маура пришла первой и выбрала кабинку в дальнем конце кафе. Села спиной к стене, словно наемный убийца, ожидающий появления врага, разве что настоящим ее врагом был не Дэниел, а ее собственное сердце. Она заказала кофе. Еще и первого глотка сделать не успела, а сердце уже колотилось как сумасшедшее. Чтобы отвлечься, Маура вытащила папки с делами и стала изучать фотографии с места преступления. Ну разве это не извращение – то, что сцены насилия и смерти успокаивают ее? Мертвецы всегда были хорошим обществом. Они ничего не требовали, не ждали никаких услуг.

Не вызывали никаких желаний.

Она услышала, как открылась дверь кафе, и увидела Дэниела. В зимнем пальто, в шарфе, он вполне мог оказаться очередным клиентом, который, спасаясь от холода, хочет согреться чашечкой кофе, но Дэниел Брофи не был каким-то обычным клиентом. Официантка, раскладывавшая столовые приборы на столике, замерла и проводила его взглядом. И неудивительно. Темноволосый, в черном длиннополом пальто, он напоминал мрачного Хитклиффа[15], шагающего из болот. Дэниел не заметил на себе взгляда официантки – он увидел Мауру и не сводил с нее глаз, идя прямо к ней в кабинку.

– Как давно это было, – тихо сказал он.

– Не так уж давно. В апреле, кажется.

На самом деле она помнила точную дату, время и обстоятельства их последней встречи. Как и он.

– Станция «Роксбери-Кроссинг», – произнес Дэниел. – Вечер, когда убили того отставного копа.

Места совершения преступлений – вот где они теперь встречались. В то время как Маура занималась мертвецами, на долю отца Дэниела Брофи, капеллана бостонской полиции, доставались живые, сломленные горем, травмированные люди, зачастую тоже своего рода жертвы преступления. У Дэниела и Мауры были там свои, не пересекающиеся обязанности и никакого повода заводить беседы. Но Маура всегда чувствовала его. Даже если они ни разу не встречались взглядом, она знала, что он поблизости, и испытывала волнение в своей упорядоченной вселенной.

Теперь эта вселенная опрокинулась.

Дэниел снял пальто и размотал шарф, обнажив воротник священника. Неумолимая белая полоска представляла собой всего лишь кусочек накрахмаленной ткани, но обладала властью разделять двух любящих людей.

Избегая смотреть на воротник, Маура спросила:

– Ты ушел из полиции? Я перестала видеть тебя на местах преступлений.

– Последние шесть месяцев я провел в Канаде. Вернулся всего несколько недель назад.

– В Канаде? Почему в Канаде?

– Для ретрита[16]. Я попросил. Мне нужно было на время уехать из Бостона.

Маура не стала спрашивать о причинах, которые вынудили его уехать. Морщины на его лице стали глубже, в темных волосах появились новые седые пряди. Он не из Бостона убегал – от нее.

– Я удивился, когда ты позвонила сегодня, – сказал Дэниел. – Во время нашего последнего разговора ты попросила больше не искать встреч с тобой. Это было нелегко, но я хочу только того, что лучше для тебя, Маура. И всегда только этого хотел.

– Дэниел, речь не о нас. Это насчет…

– Принести вам что-нибудь, сэр?


Они оба подняли голову и увидели официантку возле их столика.

– Кофе, пожалуйста, – попросил Дэниел.

Они молчали, пока официантка наливала кофе ему и доливала Мауре. Что подумала она об этой странной паре, молча сидящей с мрачным видом в кабинке? Возможно, она предположила, что это пасторская беседа, что Маура ищет слов утешения у своего священника? Или эта женщина видит больше, понимает больше?

Только после того, как официантка ушла, Маура сказала Дэниелу:

– Я позвонила тебе, потому что в ходе расследования кое-что всплыло. Мне нужно твое мнение.

– О чем?

– Можешь посмотреть на это? Скажи, что тебе приходит в голову при первом взгляде.

Он нахмурился, глядя на фотографии:

– Почему ты показываешь мне это?

– Имя жертвы – Тимоти Макдугал. Его тело нашли на пристани Джеффриз-Пойнт в канун Рождества. У полиции пока нет никаких ниточек, никаких подозреваемых.

– Я не уверен, что могу тебе чем-то помочь.

– Просто держи это изображение в голове. А теперь посмотри на это.

Она подсунула ему фотографию тела Кассандры Койл. Крупный план с двумя дырами в тех местах, где прежде были глаза. Пока Дэниел смотрел, Маура молчала – ждала, не осенит ли его какое-нибудь откровение. Наконец он поднял на нее удивленные глаза:

– Луция Сиракузская.

Она кивнула:

– Именно о ней я и подумала.

– Ты никогда не ходишь в церковь, но тебе не чужда эта символика.

– Мои родители были католиками, и… – Она помедлила, не желая выдавать свою тайну. – Ты этого не знаешь, но я приходила в твою церковь – посидеть, подумать. Иногда, кроме меня, там никого не было. Последняя скамья слева – там я всегда садилась.

– Зачем? Если ты даже не верующая?

– Я хотела почувствовать себя рядом с тобой. Даже когда тебя там не было.

Он потянулся через стол и прикоснулся к ее руке:

– Маура…

– Рядом со скамьей, на которой я сидела, на левой стене есть витражные окна с изображениями святых. Я смотрела на эти окна и думала об их жизни. О том, как они страдали. Как ни странно, я находила в этом утешение, потому что их мученичество заставляло меня думать о тех благодатях, которые получила я. В особенности запомнилось мне одно окно. На нем был изображен человек с привязанными к столбу руками и устремленным в небеса взглядом. Человек, пронзенный стрелами.

Дэниел кивнул:

– Святой Себастьян, покровитель лучников и полицейских. Один из самых узнаваемых святых в средневековом искусстве. Он был римским гвардейцем, принявшим христианство, а когда отказался почитать старых богов, его привязали к столбу и расстреляли из лука. – Дэниэл постучал пальцем по фотографии Тимоти Макдугала. – Ты думаешь, это воссоздание мученичества Себастьяна?

Маура кивнула:

– Я рада, что ты тоже чувствуешь эту символику.

Он показал на фотографию Кассандры Койл:

– Расскажи мне об этой жертве.

– Женщина, двадцати шести лет, найдена мертвой в своей спальне. Оба глаза удалены хирургическим путем после смерти. Глазные яблоки положены ей в открытую ладонь.

– Классический портрет Луции. Она была девственницей, посвятившей себя Христу, и, когда отказалась выходить замуж, человек, с которым она была обручена, добился ее помещения в тюрьму, где ее подвергли мучениям. Палач вырвал ей глаза.

– Если вспомнить об этом, то символика совершенно очевидна. Одна жертва пронзена стрелами, как святой Себастьян. У другой жертвы вырезаны глаза, как у святой Луции.

– И что думает об этом бостонская полиция?

– Я еще не говорила им об этой символике. Хотела сначала услышать твое мнение. Ты знаешь историю святых, и я подумала, что ты найдешь ответы.

– Я знаю литургический календарь и знаком с житиями большинства святых. Но я ни в коем случае не эксперт.

– Разве? Я помню, как ты со всеми подробностями объяснял мне иконографию религиозного искусства. Ты говорил, что, когда видишь старика с ключами, это почти наверняка изображение святого Петра с ключами от рая. Женщина с сосудом благовоний – Мария Магдалина, а мужчина в изодранной одежде и с ягненком – Иоанн Креститель.

– Тебе это скажет любой историк.