Я вещаю из гробницы
Часть 9 из 17 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Что такое? — спросила Фели. Она тоже не смогла сдержаться.
— Летучая мышь в органе! — возбужденно сказала я. — Она как-то попала в церковь. Готова поспорить, что какое-то окно разбито! Как ты думаешь, Фели?
Моя отговорка была не особенно оригинальной, но это было лучшее, что я смогла придумать так быстро.
Хорошо, что она не может читать мои мысли. На самом деле я думала вот о чем: порыв холодного ветра из якобы запечатанного склепа напомнил мне о словах Даффи касательно стихотворения на надгробии Кассандры Коттлстоун.
I did dye
And now doe lye
Att churche’s door
For euermore
Pray for mye bodie to aleepe
And my soule to wake[14]
«Она лежит у порога церкви, — сказала Даффи, — потому что была самоубийцей. Вот почему ее не похоронили с остальными Коттлстоунами в склепе. По правилам ее и вовсе нельзя было хоронить на церковном кладбище, но ее отец был членом городского магистрата и мог перевернуть землю и небо, что он и сделал».
На секунду я вспомнила о бедном мистере Твайнинге, старом школьном учителе моего отца, который покоится на клочке общественной земли на дальнем берегу речки позади Святого Танкреда.[15] Его отец, по всей видимости, не был членом городского магистрата.
«Миссис Коттлстоун, тем не менее, заставила выкопать подземный ход между гробницей Кассандры и семейным склепом, чтобы ее дочь — или по крайней мере душа ее дочери, — могла бы навещать родителей, когда пожелает».
«Ты все это выдумала, Даффи!»
«Нет, отнюдь. Об этом говорится в третьем томе “Истории и древностей Бишоп-Лейси”. Можешь сама посмотреть».
«Подземный ход? Правда?»
«Так говорят. И до меня дошли слухи…»
«Да? Расскажи, Даффи!»
«Может, не стоит? Ты знаешь, как отец сердится, когда думает, что мы наполняем твой разум призраками».
«Я ему не скажу. Пожалуйста, Даффи! Клянусь!»
«Нууу…»
«Пожааалуйста! Чтоб мне лопнуть!»
«Ладно, слушай. Но не говори, что я тебя не предупреждала. Однажды мистер Гаскинс сказал мне, что он копал новую могилу рядом с гробницей Кассандры Коттлстоун, ее край отодвинулся, и его лопата упала в яму. Обнаружив, что он не может дотянуться до нее рукой, он был вынужден ползти туда головой вперед и… ты уверена, что хочешь это услышать?»
Я сделала вид, что грызу костяшки пальцев.
«На полу гробницы рядом с лопатой лежала мумифицировавшаяся человеческая ступня».
«Это невозможно! Она не сохранилась бы двести лет спустя!»
«Мистер Гаскинс сказал, что могла сохраниться в определенных условиях. Что-то насчет почвы».
Разумеется! Жировоск! Трупный воск! Как я могла забыть?
Похороненное во влажном месте, человеческое тело может удивительным образом изменяться. Аммиак, выделяемый при гниении, когда жировые ткани разлагаются на пальмитиновую, олеиновую и стеариновую кислоты, работающие рука об руку с натрием и калием в земле могилы, способен превратить труп в кусок хозяйственного мыла. Простой химический процесс.
Даффи понизила голос и продолжила:
«Он сказал, что незадолго перед этим рассыпал красную кирпичную крошку на полу гробницы, чтобы увидеть, могут ли крысы с берега реки найти дорогу в церковь».
Я вздрогнула. Не прошло и года с тех пор, как меня заперли в ремонтном гараже на берегу реки, и я знала, что крысы — не плод воображения моей сестрицы.[16]
Глаза Даффи расширились, и голос опустился до шепота.
«И знаешь что?»
«Что?»
Я не смогла сдержаться и тоже перешла на шепот.
«Ступня была окрашена в красный цвет, как будто вышла…»
«Кассандра Коттлстоун! — я чуть ли не кричала, и у меня волосы встали дыбом, как будто подул холодный ветер. — Она бродила…»
«Именно», — сказала Даффи.
«Не верю!»
Даффи пожала плечами.
«А мне какое дело, веришь ты или нет? Я излагаю тебе факты, а от тебя только головная боль. Теперь дуй отсюда».
И я дунула оттуда.
Пока я была погружена в воспоминания, рыдания Фели утихли, и она угрюмо уставилась в окно.
— Кто жертва? — спросила я, пытаясь подбодрить ее.
— Жертва?
— Ну ты знаешь, бедолага, которого ты собираешься отвести к алтарю.
— О, — сказала она, встряхивая волосами, и выболтала ответ с удивительно минимальным подбадриванием с моей стороны. — Нед Кроппер. Я думала, ты уже слышала это у замочной скважины.
— Нед? Ты же его презираешь.
— С чего ты взяла? Нед собирается однажды стать владельцем «Тринадцати селезней». Он хочет купить гостиницу у Тулли Стокера и перестроить ее целиком: эстрадные оркестры, дартс на террасе, боулинг на лужайке… вдохнуть свежий воздух в это дышащее на ладан место… принести в него двадцатый век. Он собирается стать миллионером. Ты только подожди и увидишь.
— Ты меня дуришь, — сказала я.
— Ну что ж, ладно. Если ты так хочешь знать, это Карл. Он умолял отца разрешить мне стать миссис Пендракой, и отец согласился — главным образом потому, что верит, что Карл происходит из рода короля Артура. Наследник с таким происхождением — бриллиант в короне отца.
— Что за дерьмо, — сказала я. — Ты меня за нос водишь.
— Мы будем жить в Америке, — продолжала Фели. — В Сент-Луисе, штат Миссури. Карл собирается сводить меня на матч, посмотреть, как Стэн Мьюжел выбьет дух из «Кардиналов». Это бейсбольная команда.
— На самом деле я надеялась, что это будет сержант Грейвс, — сказала я. — Я даже не знаю его имени.
— Жаль, — произнесла Фели, мечтательно разглядывая свои ногти. — Но с какой радости мне выходить замуж за полицейского? Я даже помыслить не могу о том, чтобы жить с человеком, который приходит домой каждый вечер после убийства.
Похоже, Фели неплохо справляется со смертью мистера Колликута. Вероятно, в ней все-таки есть хоть капля крови де Люсов.
— Это Дитер, — сказала я. — Это он подарил тебе кольцо дружбы на рождество.
— Дитер? Ему нечего предложить, кроме любви.
Когда она дотронулась до кольца, я в первый раз заметила, что она носит его на среднем пальце левой руки. И при упоминании имени Дитера она не смогла сдержать улыбку.
— Точно! — боюсь, я завопила. — Это Дитер!
— Мы начнем все сначала, — сказала Фели, и ее лицо стало таким нежным, каким я его никогда не видела. — Дитер выучится на школьного учителя. Я буду преподавать фортепиано, и мы будем счастливы вдвоем, как голубки.
Я не могла не пожать сама себе руку. Яру! — воскликнула мысленно я.
— Кстати, где Дитер? — поинтересовалась я. — Я его давненько не видела.
— Он поехал в Лондон сдавать экзамен. Это отец устроил. Если ты проболтаешься хоть словом, я тебя убью.
Что-то в ее голосе сказало мне, что она сдержит слово.
— Я нема как могила, — сказала я, тоже собираясь сдержать слово.
— Год мы будем помолвлены, пока мне не исполнится девятнадцать, — продолжила Фели, — просто чтобы сделать приятное отцу. А потом — коттедж, лютики и место, где можно будет при желании хоть на голове ходить.
Фели в жизни своей ни разу не ходила на голове, но я поняла, что она имеет в виду.
— Я буду скучать по тебе, Фели, — медленно сказала я, осознавая, что вложила душу в эти слова.
— О, как же это трогательно, — отозвалась она. — Ты справишься.
— Летучая мышь в органе! — возбужденно сказала я. — Она как-то попала в церковь. Готова поспорить, что какое-то окно разбито! Как ты думаешь, Фели?
Моя отговорка была не особенно оригинальной, но это было лучшее, что я смогла придумать так быстро.
Хорошо, что она не может читать мои мысли. На самом деле я думала вот о чем: порыв холодного ветра из якобы запечатанного склепа напомнил мне о словах Даффи касательно стихотворения на надгробии Кассандры Коттлстоун.
I did dye
And now doe lye
Att churche’s door
For euermore
Pray for mye bodie to aleepe
And my soule to wake[14]
«Она лежит у порога церкви, — сказала Даффи, — потому что была самоубийцей. Вот почему ее не похоронили с остальными Коттлстоунами в склепе. По правилам ее и вовсе нельзя было хоронить на церковном кладбище, но ее отец был членом городского магистрата и мог перевернуть землю и небо, что он и сделал».
На секунду я вспомнила о бедном мистере Твайнинге, старом школьном учителе моего отца, который покоится на клочке общественной земли на дальнем берегу речки позади Святого Танкреда.[15] Его отец, по всей видимости, не был членом городского магистрата.
«Миссис Коттлстоун, тем не менее, заставила выкопать подземный ход между гробницей Кассандры и семейным склепом, чтобы ее дочь — или по крайней мере душа ее дочери, — могла бы навещать родителей, когда пожелает».
«Ты все это выдумала, Даффи!»
«Нет, отнюдь. Об этом говорится в третьем томе “Истории и древностей Бишоп-Лейси”. Можешь сама посмотреть».
«Подземный ход? Правда?»
«Так говорят. И до меня дошли слухи…»
«Да? Расскажи, Даффи!»
«Может, не стоит? Ты знаешь, как отец сердится, когда думает, что мы наполняем твой разум призраками».
«Я ему не скажу. Пожалуйста, Даффи! Клянусь!»
«Нууу…»
«Пожааалуйста! Чтоб мне лопнуть!»
«Ладно, слушай. Но не говори, что я тебя не предупреждала. Однажды мистер Гаскинс сказал мне, что он копал новую могилу рядом с гробницей Кассандры Коттлстоун, ее край отодвинулся, и его лопата упала в яму. Обнаружив, что он не может дотянуться до нее рукой, он был вынужден ползти туда головой вперед и… ты уверена, что хочешь это услышать?»
Я сделала вид, что грызу костяшки пальцев.
«На полу гробницы рядом с лопатой лежала мумифицировавшаяся человеческая ступня».
«Это невозможно! Она не сохранилась бы двести лет спустя!»
«Мистер Гаскинс сказал, что могла сохраниться в определенных условиях. Что-то насчет почвы».
Разумеется! Жировоск! Трупный воск! Как я могла забыть?
Похороненное во влажном месте, человеческое тело может удивительным образом изменяться. Аммиак, выделяемый при гниении, когда жировые ткани разлагаются на пальмитиновую, олеиновую и стеариновую кислоты, работающие рука об руку с натрием и калием в земле могилы, способен превратить труп в кусок хозяйственного мыла. Простой химический процесс.
Даффи понизила голос и продолжила:
«Он сказал, что незадолго перед этим рассыпал красную кирпичную крошку на полу гробницы, чтобы увидеть, могут ли крысы с берега реки найти дорогу в церковь».
Я вздрогнула. Не прошло и года с тех пор, как меня заперли в ремонтном гараже на берегу реки, и я знала, что крысы — не плод воображения моей сестрицы.[16]
Глаза Даффи расширились, и голос опустился до шепота.
«И знаешь что?»
«Что?»
Я не смогла сдержаться и тоже перешла на шепот.
«Ступня была окрашена в красный цвет, как будто вышла…»
«Кассандра Коттлстоун! — я чуть ли не кричала, и у меня волосы встали дыбом, как будто подул холодный ветер. — Она бродила…»
«Именно», — сказала Даффи.
«Не верю!»
Даффи пожала плечами.
«А мне какое дело, веришь ты или нет? Я излагаю тебе факты, а от тебя только головная боль. Теперь дуй отсюда».
И я дунула оттуда.
Пока я была погружена в воспоминания, рыдания Фели утихли, и она угрюмо уставилась в окно.
— Кто жертва? — спросила я, пытаясь подбодрить ее.
— Жертва?
— Ну ты знаешь, бедолага, которого ты собираешься отвести к алтарю.
— О, — сказала она, встряхивая волосами, и выболтала ответ с удивительно минимальным подбадриванием с моей стороны. — Нед Кроппер. Я думала, ты уже слышала это у замочной скважины.
— Нед? Ты же его презираешь.
— С чего ты взяла? Нед собирается однажды стать владельцем «Тринадцати селезней». Он хочет купить гостиницу у Тулли Стокера и перестроить ее целиком: эстрадные оркестры, дартс на террасе, боулинг на лужайке… вдохнуть свежий воздух в это дышащее на ладан место… принести в него двадцатый век. Он собирается стать миллионером. Ты только подожди и увидишь.
— Ты меня дуришь, — сказала я.
— Ну что ж, ладно. Если ты так хочешь знать, это Карл. Он умолял отца разрешить мне стать миссис Пендракой, и отец согласился — главным образом потому, что верит, что Карл происходит из рода короля Артура. Наследник с таким происхождением — бриллиант в короне отца.
— Что за дерьмо, — сказала я. — Ты меня за нос водишь.
— Мы будем жить в Америке, — продолжала Фели. — В Сент-Луисе, штат Миссури. Карл собирается сводить меня на матч, посмотреть, как Стэн Мьюжел выбьет дух из «Кардиналов». Это бейсбольная команда.
— На самом деле я надеялась, что это будет сержант Грейвс, — сказала я. — Я даже не знаю его имени.
— Жаль, — произнесла Фели, мечтательно разглядывая свои ногти. — Но с какой радости мне выходить замуж за полицейского? Я даже помыслить не могу о том, чтобы жить с человеком, который приходит домой каждый вечер после убийства.
Похоже, Фели неплохо справляется со смертью мистера Колликута. Вероятно, в ней все-таки есть хоть капля крови де Люсов.
— Это Дитер, — сказала я. — Это он подарил тебе кольцо дружбы на рождество.
— Дитер? Ему нечего предложить, кроме любви.
Когда она дотронулась до кольца, я в первый раз заметила, что она носит его на среднем пальце левой руки. И при упоминании имени Дитера она не смогла сдержать улыбку.
— Точно! — боюсь, я завопила. — Это Дитер!
— Мы начнем все сначала, — сказала Фели, и ее лицо стало таким нежным, каким я его никогда не видела. — Дитер выучится на школьного учителя. Я буду преподавать фортепиано, и мы будем счастливы вдвоем, как голубки.
Я не могла не пожать сама себе руку. Яру! — воскликнула мысленно я.
— Кстати, где Дитер? — поинтересовалась я. — Я его давненько не видела.
— Он поехал в Лондон сдавать экзамен. Это отец устроил. Если ты проболтаешься хоть словом, я тебя убью.
Что-то в ее голосе сказало мне, что она сдержит слово.
— Я нема как могила, — сказала я, тоже собираясь сдержать слово.
— Год мы будем помолвлены, пока мне не исполнится девятнадцать, — продолжила Фели, — просто чтобы сделать приятное отцу. А потом — коттедж, лютики и место, где можно будет при желании хоть на голове ходить.
Фели в жизни своей ни разу не ходила на голове, но я поняла, что она имеет в виду.
— Я буду скучать по тебе, Фели, — медленно сказала я, осознавая, что вложила душу в эти слова.
— О, как же это трогательно, — отозвалась она. — Ты справишься.