Я стираю свою тень

— Да. Гордей говорит, что он стоит, как космический корабль. Какая-то Панамера.

— Панамера? — я услышал удивление в голосе следователя. — Это не наши жульманы угнали. Опять цирк с гастролями приехал. Вы что, хотите влезть в эту помойку?

— Почему бы и нет? — смело ответила Айрис.

— Это нашего ведомства дело, — Михаил Аркадьевич замолчал на некоторое время. — Подъехать к дому сможете?

— Сейчас? — спросила Айрис.

— Да.

— Уже летим, — она постучала по моей руке, чтобы я поспешил.

Через пять минут мы уже были у дома следователя. Айрис набрала ему, и тот появился у подъезда в камуфляжной зимней куртке нараспашку, под которой белела майка-алкашка.

— Ну вы парочка, баран и ярочка, — Михаил полез здороваться.

Вначале со мной, типа признал во мне какой-то авторитет, а может из мужской солидарности, потом с Айрис.

— Как же тебя зовут на самом деле, красавица? — поинтересовался он, задержав руки Айрис в своих.

— Аэлита, — соврала Айрис.

— Не хочешь, не говори, узнаю сам. Давайте к делу, что знаете?

Айрис назвала марку машины и регистрационный номер. Михаил вынул из кармана блокнот и записал в него информацию.

— Вы хотите, я так понимаю, чтобы мы после обращения потерпевших дали им ваши реквизиты? — предположил Михаил.

— Так точно. Мы хотим взяться за это дело, — я решил встрять в разговор. — Там мы не стали лезть к ним на глаза, чтобы они не посчитали нас в доле с преступниками.

— Умно, — согласился Михаил. — Объясняю вам всю ситуацию, как ее вижу я. Угоны совершают гастролеры. Приехали дня на три, угонят три-пять машин, и свалят из города. Из-за бумажной волокиты мы можем упустить время начала расследования. Насколько я знаю, это первый угон. В запасе у нас примерно три дня. Машины сгоняют в отстойник, потом перегружают в контейнер, частный груз, коммерческая тайна, никто не имеет права интересоваться содержимым.

— А машины защищены от угона? — спросила Айрис.

— Разумеется, но на каждую хитрую жопу есть свой хрен с винтиком, — солдафонски пошутил следователь. — Наверняка к этой счастливой семье пристроился парень с «удочкой» и ходил рядом, пока ему не сообщили, что машина вскрыта.

— Какой удочкой? — я подумал, что это тоже какая-то шутка.

— Зелень, — цыкнул Михаил Аркадьевич. — Учите матчасть. Удочка — это передатчик сигнала от брелка к машине, снабженной системой бесключевого доступа. Обычно его носят в рюкзаке или сумке, и таскаются за жертвой, пока не угонят. Мы будем смотреть камеры из центра, но эти черти скрывают лица, тем паче сейчас все в масках. Эпидэмия, мать ее, — Михаил запахнулся и зябко передернул плечами. — Не передумали?

— Нет! — с готовностью ответила Айрис. — Наоборот, вы нас только убедили этим заняться.

— Ах ты сучка лупоглазая, — добродушно рассмеялся следователь. — От тебя, наверное, в детстве игрушки прятали?

— У меня их и не было, только программа ежедневных занятий с обязательным исполнением нормы.

— Ясно, жертва нереализованных мечтаний родителей.

— Так точно, — согласилась Айрис.

— Как только я узнаю, что потерпевшие написали заявление, передам им вашу визитку. Если они решатся, ждите звонка.

— Спасибо, — мы поблагодарили следователя синхронно с Айрис.

— Удачи, — Михаил пожал нам руки и потрусил домой.

Со спины его можно было принять за тракториста или сантехника, но никак не следователя. Айрис нетерпеливо потянула меня к машине.

— Поехали, может, успеем еще застать их там.

— Зачем? — я понял, что она говорит о потерпевших.

— Хочу увидеть их лица и восстановить в памяти где, когда и с кем я их видела. Если увижу человека с «удочкой», то это будет удача.

На месте преступления уже моргала световой иллюминацией полицейская машина. Любопытный народ стоял неподалеку, жадно впиваясь глазами и ушами в процесс оформления преступления. Айрис попросила меня остаться в машине. Натянула на лицо медицинскую маску, натянула капюшон и протиснулась в первые ряды. Через пять минут вернулась в машину, села на свое место и откинулась на спинку с закрытыми глазами. Я не стал ее ни о чем спрашивать, зная, что в этот момент ее биологическая память пыталась найти в синтетических устройствах нужные моменты.

— Есть! — Айрис открыла глаза. — Три часа назад я видела эту семью на фудкорте. Рядом с ними сидел мужчина в зеленой куртке. Рядом с ним на стуле стоял рюкзак песочного цвета. Мужчина был в маске, из-под которой торчала черная борода. Глаза темные. Уши оттопыренные. На правом ухе в мочку вдето кольцо. На пальцах рисунки.

— Это татуировки, или скорее, наколки, как их называют блатные. И как мы его найдем?

— Пока не знаю. Дождемся решения потенциальных клиентов. Предлагаю завтра посетить все места, куда съезжаются люди на дорогих машинах. Походить, побродить, поприглядываться.


— Хорошо. Завтра у меня как раз выходной.

— А мне придется снова врать, что я болею. Они и так подозревают меня в тайном алкоголизме.

— Это даже лучше. Взывать к совести больного легче, чем к совести алкоголика. Запой — это святое, — я вспомнил пьяные прогулы Петровича. Никому на ум не приходило звонить ему и просить выйти.

Мы поехали домой окружными путями, петляя по городу. Айрис показывала на машину пальцем и спрашивала ее стоимость. Я оценивал примерно, так как не был большим специалистом в этой области. Я считал наш город довольно скромным по доходам населения, но когда пришлось акцентировать внимание на автомобилях из нескромного ассортимента, понял, что подпольных Корейко у нас завались. Заезжим гастролерам было из чего выбирать.

Мы вернулись домой уже за полночь. Погода начала портиться, поднялся ветер, завьюжило. В окна порывами шуршал колкий снег. Айрис согрела чайник, разлила нам горячий чай для согрева и выключила во всей квартире свет. Я попытался что-то сказать, но она прикрыла мне рот пальцем.

— Просто слушай, — попросила она меня.

Мы пили чай и слушали, как за окнами неистовствует вьюга. От мысли, что снаружи сейчас холодно, а дома тепло, по душе разливалось парным молоком чувство неги. Чай закончился, а мы все слушали завывания и свист стихии. Айрис заговорила первой.

— Я никогда не испытывала подобного ощущения, — призналась она. — Вся моя жизнь — это безопасность и комфорт. Само собой на станции нет необузданных стихий. В природных парках иногда идет дождь, иногда снег, грохочет гром, но ты знаешь, что это симуляция. Вернее, теперь я понимаю это отчетливее, что у нас симуляция, а у вас все настоящее. Настоящий ветер, мороз и снег очень красивы. Они же легко могут убить тебя. Тебе надо прятаться и наблюдать за ними со стороны. Наслаждаться силой и красотой из безопасного места. Меня это очаровывает.

— А я привык и даже не замечаю. Метёт и метёт. Завтра на дорогах будет полный капец, и меня это разочаровывает.

— У, скучный абориген. Всё, идем спать. Надо хорошенько отдохнуть перед великими делами, — Айрис вышла из-за стола.

Я направился за ней, будучи уверенным, что мы идем в одну комнату, но оказалось, что это не так. Айрис остановила меня на входе в теткину спальню.

— Спать — в смысле, отдыхать и набираться сил, — она приложила мне ладошку к груди и мягко надавила. — Рядом с тобой этого не получается.

Она и польстила и отшила меня одновременно. Немного разочарованный, я отправился на свою кровать. Вопреки ожиданиям, что тестостерон еще долго будет бурлить в крови и не даст мне уснуть, уснул я мгновенно. Проснулся оттого, что выспался, но за окнами до сих пор нормально не рассвело. Засвистел чайник. Я выбрался из кровати и прошел на кухню. Стрелки больших настенных часов показывали около девяти утра. Айрис смотрела в окно, за которым не было видно ничего, кроме белой пелены метели. С ночи она усилилась многократно.

— Привет! — первым поздоровался я.

— Привет, — поприветствовала она меня, не обернувшись. — Пытаюсь понять: непогода для преступников друг или враг?

— Друг, наверное. Чем меньше их видят, тем лучше.

— Если так, то они решат использовать момент. Предчувствую, сегодня будет жарко, — Айрис повернулась ко мне. — В переносном смысле.

Мне показалось, что у нее припухшие веки, как после плача.

— Как спала? — спросил я.

— Хорошо, — ответила Айрис вздохнув. — Грустила.

— Почему? — спросил я заинтересованно.

— Я проснулась, подошла к окну, не увидела из-за метели соседних домов и почему-то почувствовала себя одинокой. Мои поступки — они такие же, как эта вьюга, изолируют меня ото всех, и всех от меня, — она снова вздохнула и вытерла глаза рукой. — Мгновение слабости, не обращай внимания.

— Все нормально, Айрис. Я понял твою аллегорию, потому что сам иногда чувствую за собой такое. Мир вокруг меня существует, но я будто вне его, как инородное тело. Я понимаю, что сам создаю вокруг себя эту капсулу изоляции, но мне так комфортно в ней, что нет никакого желания выбираться.

— Подобрались два дурака, — Айрис сняла чайник с плиты и разлила кипяток по чашкам. — Неспроста это.

— Что? — не понял я.

— Не верю в случайности. Почему я упала рядом с тобой?

— Ну, потому что у меня давно не было девушки. Вернее, никогда. Это же вселенская несправедливость, которую пришлось компенсировать с процентами.

Айрис рассмеялась.

— Замечу, что с момента нашего знакомства ты изменился, — Айрис манерно повела глазками.

— В какую сторону? — мне захотелось услышать комплименты в свой адрес.

— Не смотришь на меня, как брошенный пёс. Стал смелее, свободнее в проявлении чувств.

— Спасибо, — я слегка зарделся. — Ты тоже изменилась.

— А я-то в какую сторону? — Айрис как будто так не считала.

— Ты стала мягче, женственнее, выдержаннее. Помнишь, когда я купил тебе пиво? — я напомнил ей тот случай, когда она изображала бутылкой процесс опорожнения.

— Фу, заткнись! Еще раз напомнишь, руку сломаю.

— Я же говорил, огромная разница между той Айрис со звезды и этой почти земной.

— Знаешь, почему я раньше такая была? — спросила она интригующе.

— Потому что у тебя велосипеда не было? — вспомнил я известную цитату из Простоквашино.