Я иду искать
Часть 16 из 54 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Да, неплохое, – флегматично согласился мой друг.
Знай я его немного хуже, решил бы, что ему и правда неинтересно. А так прекрасно понимал, что сэр Шурф сейчас натурально погибает от любопытства. Но ни за что не станет набрасываться на меня с вопросами, пока не сформулирует их предельно корректно и ясно. Восторженное мычание: «И что он? А ты? А потом? И как?..» – по его мнению, недостойно мыслителя.
Ну, в общем, сам виноват. Но я решил проявить милосердие и, не дожидаясь расспросов, подробно рассказал о своем визите на окраину Ачинадды. Особенно упирал на красоту своих загадочных «врат», в чем бы она ни выражалась, и переменчивость облика Иллайуни – то мальчишка, то старуха, то вдруг просто нормальный мужик. Базилио слушала меня, открыв рот и, похоже, была готова заочно влюбиться в героя моего рассказа, собаки, напротив, быстро заскучали и начали невежливо зевать, а Шурф в кои-то веки не трудился сохранять свой обычный невозмутимый вид. Впрочем, я бы все равно ему не поверил.
– Я неоднократно читал об удивительном впечатлении, которое производят на собеседников старые могущественные кейифайи, – сказал он, когда я умолк. – Но никогда не наблюдал описанный тобой эффект лично. Тебе чрезвычайно повезло. Впрочем, все пустяки в сравнении с выпавшей тебе возможностью побеседовать о бессмертии с одним из бывших хранителей Харумбы. Причем вне зависимости от того, говорил он правду, или просто решил над тобой подшутить. Из таких уст и ложь дорогого стоит.
– Тем более, что сама жизнь, по его утверждению, лжива, а смерть – горькая правда, которую следует скрывать от себя любой ценой, – усмехнулся я.
– И бессмертие как высшая награда преуспевшему в искусстве самообмана, – подхватил Шурф. – Изария Кум Уфуши, «Двадцать четыре вкуса вечности», самое начало Третьего Периода Небесных Скитаний, то есть, приблизительно сто восемьдесят тысячелетий тому назад. Нет в этом Мире ничего более неизменного, чем классическая кейифайская философия.
– Ну должно же у них быть хоть что-то неизменное, – вздохнул я, в очередной раз вспомнив зыбкое лицо Иллайуни.
– Удивительно удачный у тебя выдался день, – заключил мой друг.
– Да не то слово, – согласился я. – Особенно если учесть, что перед Иллайуни был еще и лучший в моей жизни концерт. Надо бы запомнить, что заниматься ботаникой с утра пораньше – к счастью…
– Концерт?! – хором переспросили Шурф, Базилио и Дримарондо. Друппи не переспросил, поскольку лишен дара речи, но очень внимательно на меня посмотрел – не подменили ли часом любимого хозяина? И получится ли мирно ужиться с этим его высококультурным двойником?
Только Армстронг и Элла продолжали дрыхнуть. Кошек такой ерундой не проймешь.
– Концерт, – подтвердил я, втайне наслаждаясь произведенным эффектом. – Первое выступление Маленького оркестра во дворе резиденции Ордена Потаенной Травы. Пошел туда из вежливости и ничего особенного не ждал. А оказалось – одно из сильнейших впечатлений моей жизни. Я не преувеличиваю. Хотел бы преувеличить, сказал бы «самое сильное». Но врать не стану, были в моей жизни встряски и покруче. Мост Времени, например. Или когда я от супа Отдохновения чуть не окочурился. Так что Маленький оркестр всего лишь на третьем месте. Но все равно, я считаю, неплохой результат. До слез меня довели, мерзавцы.
В гостиной воцарилась тревожная тишина. Боюсь, теперь не одному Друппи пришла в голову мысль о возможной подмене.
– Да ладно вам, – вздохнул я. – Это я только с виду такой непрошибаемый. А на самом деле, трепетный, как какой-нибудь дурацкий старый кейифай. Нерасчетливый и беззащитный. Врата, опять же, зачем-то нараспашку, что бы это ни означало. А Маленький оркестр действительно очень хороший. Надо бы не забыть попросить Кофу распустить о них всякие нелепые сплетни, чтобы заинтересовать публику. Если хоть кто-нибудь в Мире заслуживает громкой славы и легких денег, то эти музыканты. И вообще…
На этом месте мои силы окончательно иссякли, и я умолк.
– Что – «и вообще»? – строго спросил сэр Шурф.
– «Вообще»? – сонно повторил я, пытаясь вспомнить, что собственно хотел сказать. – А. Ну да. И вообще ты дал мне очень хороший совет.
– Какой именно?
– Поговорить с бывшими изгнанниками. Они замечательные. Каждый по-своему. Один, кстати, у Скалдуара Ван Дуфунбуха сейчас работает – и счастлив, прикинь. И все это были их подарки – и концерт, и рассвет на берегу Ариморанского моря, и старый кейифай. Такой отличный он оказался… Прости, от всех этих впечатлений я устал, как неведомо что. И сейчас негостеприимно усну прямо у тебя на глазах.
– Ну, это далеко не самое худшее, что я от тебя видел, – утешил меня Шурф. – Как-нибудь переживу. – И, помолчав, добавил: – А интересные ответы на вопрос, что именно проделывала леди Шимора Тек с неизвестным сновидцем, приходят на ум теперь, когда мы узнали о специализации ее учителя, правда?
– Даже слишком интересные, чтобы обрабатывать их нелепой штуковиной, в которую превратилась моя голова, – зевнул я. – Подумаю об этом завтра.
Иногда я – удивительный оптимист.
* * *
«Ты мне нужен, – сказал Мелифаро. – Прямо сейчас. Можешь со мной встретиться?»
Мелифаро, конечно, злодей каких мало. И поиздеваться над ближними совсем не дурак. Но он знает меня слишком давно, чтобы будить задолго до полудня без веских на то оснований. Кому в наше время нужны могущественные враги?
И уж насколько я был сонный, растерянный и несчастный обладатель самой многоугольной в Мире головы, а сразу понял, что послать его подальше, перевернуться на другой бок и продолжить спать – хорошее, легко выполнимое, но не самое верное решение в моей жизни.
«Я все могу, – сказал я. – Потому что всемогущ. Приходи в гостиную Мохнатого Дома через четверть часа, и будет тебе счастье».
«Да хоть прямо сейчас!»
Ну да. Я и забыл, что тратить время на дорогу ему больше не надо. Мелифаро совсем недавно выучился ходить Темным Путем и теперь практикует новое умение при всякой возможности. Кенлех говорит, он даже дома с этажа на этаж иначе как Темным Путем не перемещается. В общем-то, правильно делает, нет ничего важней регулярной практики. Но все равно почему-то смешно.
Однако в настоящий момент смешно мне не было. Это что же получается, прощай мои драгоценные утренние минуты наедине с собой? Ну уж нет.
«Приходи когда хочешь, – сказал я. – Но счастье все равно наступит только через четверть часа. Я, видишь ли, царственно нетороплив».
И с присущей мне царственной неторопливостью принялся метаться по спальне в поисках бутылки с бодрящим бальзамом Кахара, которая совершенно точно еще позавчера где-то здесь была. И заодно приличной одежды. Ладно, ладно, хоть какой-нибудь одежды. Хоть чего-нибудь смутно напоминающего одежду. С утра Малое Заклинание Призыва мне точно не по зубам, поневоле приходится быть непривередливым.
Когда я кое-как привел себя в порядок и спустился в гостиную, Мелифаро уже сидел в кресле, с шиком умостив на стол ноги в золоченых валенках, и пил камру прямо из кувшина, каким-то чудом появившегося здесь, пока я спал. Интересные дела. Вчера ночью никаких кувшинов точно не было, а Базилио, в силу своей иллюзорной природы не способная употреблять человеческие напитки, но полагающая их наличие на столе важным элементом дизайна интерьера, отправилась спать даже позже, чем я, а значит вряд ли поднимется раньше полудня; впрочем, я уже привык, что причинно-следственные связи в моем доме работают, как им самим заблагорассудится. И лучше вообще никогда не задумываться, откуда что берется и куда оно потом девается. Меньше знаешь – крепче спишь.
– Там что-нибудь еще осталось? – без особой надежды спросил я, указывая на кувшин.
– Вряд ли, – меланхолично ответил Мелифаро. – Я уже довольно долго здесь сижу.
Я открыл было рот, намереваясь высказать все, что я думаю о злых людях, способных оставить бедного сироту в моем лице без глотка утренней камры, но тут наконец увидел его отчаянные глаза. Все дурацкие шутки сразу вылетели из моей головы, а сердце привычно сжалось и ухнуло – не в пятки даже, а куда-то глубоко под землю. Чтобы никто никогда не нашел, не откопал и не заставил переживать очередную драму, хватит уже с него.
Не то чтобы это ему когда-нибудь помогало.
– Что стряслось? – спросил я. – Кенлех в порядке?
Имя жены неожиданно произвело на моего друга целительное воздействие. Он растерянно моргнул и улыбнулся с таким облегчением, словно счастливо пробудился от кошмара и обнаружил, что все ужасы, успевшие с ним стрястись – всего лишь дурацкий сон, который даже запоминать особого смысла не имеет.
– Кенлех в полном порядке, – наконец сказал он. – Спасибо.
– За что?
– За напоминание о том, что по большому счету у меня все отлично. Вечно так – когда всякая ерунда выбивает из колеи, забываешь о главном.
Я молча кивнул. Сам так же устроен. Спросил:
– А какая именно ерунда тебя выбила? Я могу помочь?
– Еще как можешь. Если прямо сейчас отправишься на улицу Мрачных Дверей и…
– И подниму им настроение?
Иногда бывает просто невозможно удержаться.
Мелифаро и бровью не повел.
– Что-то в таком роде. На самом деле надо, чтобы ты попробовал там поколдовать. Абсолютно все равно, что именно ты сделаешь, лишь бы магию применил.
– Но зачем?
– Потом расскажу. Когда вернешься. Ну что ты так кривишься? Я тебя не разыгрываю. Правда.
– Кривлюсь, потому что пытаюсь вспомнить, где у нас эта самая улица Мрачных Дверей, – объяснил я.
– Рядом с улицей Маятников.
– Час от часу не легче.
– А какая тебе разница? Не пешком же будешь добираться.
– Ну так бескорыстную любовь к бесполезным знаниям никто не отменял.
* * *
Улица Мрачных Дверей, строго говоря, представляет собой один небольшой квартал между почти такой же короткой улицей Маятников и глухим забором, окружавшим когда-то роскошный, а теперь явно нежилой желтый особняк в стиле конца эпохи правления Гурига Третьего. Или Четвертого. И хорошо если не вовсе Пятого, по прозвищу Малыш. Чем больше полезных знаний по истории архитектуры вкладывает в мою бедную дырявую голову друг мой Малдо, обладающий сверхъестественной способностью свести к этой теме любую беседу, включая сетования на погоду и обсуждения нюансов вкуса жареных плавников рыбы йопс, тем больше я путаюсь в стилях, эпохах и порядковых номерах монархов.
В общем, этот желтый дом был похож на праздничный торт, испеченный неумелым, зато полным энтузиазма учеником кондитера. Таким домам к лицу бурная жизнь – разрисованные стены, разноцветные занавески, вертушки на балконах, флюгер на крыше, детские игрушки, раскиданные в палисаднике, пестрые коврики на крыльце. Но опустев, они выглядят душераздирающе, даже если никаких видимых следов разрушения нет.
Кроме укрывшегося за забором особняка на улице было еще полдюжины домов. Один совсем новый, трехэтажный, из темного камня, со всех сторон увешанный яркими плакатами с надписями «Продается» и «Сдается в долгосрочную аренду». Остальные примерно на пять-шесть столетий постарше и на столько же метров пониже, но не ветхие, а напротив, недавно отремонтированные. Судя по отсутствию цветов на подоконниках, занавесок на окнах и хоть каких-нибудь посторонних предметов в одинаковых аккуратных палисадниках, эти дома тоже еще не обрели жильцов. Впрочем, магистры их знают, может, и обрели, просто цветы и занавески нынче не в моде? За этими переменами я совсем не слежу, поэтому грош цена моим скоропалительным выводам.
Некоторое время я внимательно разглядывал входные двери, прикидывая, с какой стати их назвали «мрачными». Но так и не отыскал ответа на этот вопрос. То ли с мрачностью было покончено во время ремонта, то ли я просто недостаточно хорошо разбираюсь в выражениях дверных лиц.
Второе вероятнее. Я и с людьми-то далеко не всегда угадываю.
Отчаявшись распознать дверные настроения, я спохватился, что пришел сюда не на экскурсию, а по делу. То есть поколдовать по просьбе сэра Мелифаро. С которого, конечно, сталось бы устроить убедительный самодеятельный спектакль ради счастливой возможности выставить меня дураком, но если вдруг окажется, что так оно и было, я первый этому обрадуюсь. Опыт всей моей жизни свидетельствует, что остаться в дураках – наименьшее из зол, какие могут случиться с человеком, по крайней мере, когда этот человек я.
Я всерьез призадумался, что бы такого сделать. В смысле какое бы тихое, скромное, неприметное чудо совершить, чтобы не переполошить окрестных жителей, чье существование все же не исключено. Хватит с них и того, что я внешность перед выходом из дома не изменил. Все-таки у меня довольно своеобразная репутация: с одной стороны, горожанам нравится, что я есть, а с другой, им гораздо спокойней, пока я есть не прямо на их улице. А где-нибудь еще. Если можно. Спасибо за понимание.
Первое, что пришло мне в голову, – пройтись, не касаясь земли. Фокус не то чтобы самый простой, но и особо сложным его не назовешь. И главное, он совершенно точно не привлечет внимания. Мода ходить, не касаясь земли, возникла сразу после принятия поправок к Кодексу Хрембера, вернувших населению столицы возможность легально колдовать, и успела стать настолько массовой, что настоящие ценители высокого стиля уже объявили ее дурным тоном. И теперь демонстративно громко топают при ходьбе, чтобы ни одна живая душа не заподозрила их в низменном воспарении.
В общем, неважно. Я только и хотел сказать, что ходьбой в полуметре от земли у нас в Ехо никого не удивишь. Именно то что надо.
Когда у меня ничего не вышло, я этому не поверил. И, конечно, попытался еще раз. И еще, и еще. Безрезультатно. Ничего себе новости.
Спокойствие, – сказал я себе. – Прежде, чем паниковать, попробуем самое простое.
Знай я его немного хуже, решил бы, что ему и правда неинтересно. А так прекрасно понимал, что сэр Шурф сейчас натурально погибает от любопытства. Но ни за что не станет набрасываться на меня с вопросами, пока не сформулирует их предельно корректно и ясно. Восторженное мычание: «И что он? А ты? А потом? И как?..» – по его мнению, недостойно мыслителя.
Ну, в общем, сам виноват. Но я решил проявить милосердие и, не дожидаясь расспросов, подробно рассказал о своем визите на окраину Ачинадды. Особенно упирал на красоту своих загадочных «врат», в чем бы она ни выражалась, и переменчивость облика Иллайуни – то мальчишка, то старуха, то вдруг просто нормальный мужик. Базилио слушала меня, открыв рот и, похоже, была готова заочно влюбиться в героя моего рассказа, собаки, напротив, быстро заскучали и начали невежливо зевать, а Шурф в кои-то веки не трудился сохранять свой обычный невозмутимый вид. Впрочем, я бы все равно ему не поверил.
– Я неоднократно читал об удивительном впечатлении, которое производят на собеседников старые могущественные кейифайи, – сказал он, когда я умолк. – Но никогда не наблюдал описанный тобой эффект лично. Тебе чрезвычайно повезло. Впрочем, все пустяки в сравнении с выпавшей тебе возможностью побеседовать о бессмертии с одним из бывших хранителей Харумбы. Причем вне зависимости от того, говорил он правду, или просто решил над тобой подшутить. Из таких уст и ложь дорогого стоит.
– Тем более, что сама жизнь, по его утверждению, лжива, а смерть – горькая правда, которую следует скрывать от себя любой ценой, – усмехнулся я.
– И бессмертие как высшая награда преуспевшему в искусстве самообмана, – подхватил Шурф. – Изария Кум Уфуши, «Двадцать четыре вкуса вечности», самое начало Третьего Периода Небесных Скитаний, то есть, приблизительно сто восемьдесят тысячелетий тому назад. Нет в этом Мире ничего более неизменного, чем классическая кейифайская философия.
– Ну должно же у них быть хоть что-то неизменное, – вздохнул я, в очередной раз вспомнив зыбкое лицо Иллайуни.
– Удивительно удачный у тебя выдался день, – заключил мой друг.
– Да не то слово, – согласился я. – Особенно если учесть, что перед Иллайуни был еще и лучший в моей жизни концерт. Надо бы запомнить, что заниматься ботаникой с утра пораньше – к счастью…
– Концерт?! – хором переспросили Шурф, Базилио и Дримарондо. Друппи не переспросил, поскольку лишен дара речи, но очень внимательно на меня посмотрел – не подменили ли часом любимого хозяина? И получится ли мирно ужиться с этим его высококультурным двойником?
Только Армстронг и Элла продолжали дрыхнуть. Кошек такой ерундой не проймешь.
– Концерт, – подтвердил я, втайне наслаждаясь произведенным эффектом. – Первое выступление Маленького оркестра во дворе резиденции Ордена Потаенной Травы. Пошел туда из вежливости и ничего особенного не ждал. А оказалось – одно из сильнейших впечатлений моей жизни. Я не преувеличиваю. Хотел бы преувеличить, сказал бы «самое сильное». Но врать не стану, были в моей жизни встряски и покруче. Мост Времени, например. Или когда я от супа Отдохновения чуть не окочурился. Так что Маленький оркестр всего лишь на третьем месте. Но все равно, я считаю, неплохой результат. До слез меня довели, мерзавцы.
В гостиной воцарилась тревожная тишина. Боюсь, теперь не одному Друппи пришла в голову мысль о возможной подмене.
– Да ладно вам, – вздохнул я. – Это я только с виду такой непрошибаемый. А на самом деле, трепетный, как какой-нибудь дурацкий старый кейифай. Нерасчетливый и беззащитный. Врата, опять же, зачем-то нараспашку, что бы это ни означало. А Маленький оркестр действительно очень хороший. Надо бы не забыть попросить Кофу распустить о них всякие нелепые сплетни, чтобы заинтересовать публику. Если хоть кто-нибудь в Мире заслуживает громкой славы и легких денег, то эти музыканты. И вообще…
На этом месте мои силы окончательно иссякли, и я умолк.
– Что – «и вообще»? – строго спросил сэр Шурф.
– «Вообще»? – сонно повторил я, пытаясь вспомнить, что собственно хотел сказать. – А. Ну да. И вообще ты дал мне очень хороший совет.
– Какой именно?
– Поговорить с бывшими изгнанниками. Они замечательные. Каждый по-своему. Один, кстати, у Скалдуара Ван Дуфунбуха сейчас работает – и счастлив, прикинь. И все это были их подарки – и концерт, и рассвет на берегу Ариморанского моря, и старый кейифай. Такой отличный он оказался… Прости, от всех этих впечатлений я устал, как неведомо что. И сейчас негостеприимно усну прямо у тебя на глазах.
– Ну, это далеко не самое худшее, что я от тебя видел, – утешил меня Шурф. – Как-нибудь переживу. – И, помолчав, добавил: – А интересные ответы на вопрос, что именно проделывала леди Шимора Тек с неизвестным сновидцем, приходят на ум теперь, когда мы узнали о специализации ее учителя, правда?
– Даже слишком интересные, чтобы обрабатывать их нелепой штуковиной, в которую превратилась моя голова, – зевнул я. – Подумаю об этом завтра.
Иногда я – удивительный оптимист.
* * *
«Ты мне нужен, – сказал Мелифаро. – Прямо сейчас. Можешь со мной встретиться?»
Мелифаро, конечно, злодей каких мало. И поиздеваться над ближними совсем не дурак. Но он знает меня слишком давно, чтобы будить задолго до полудня без веских на то оснований. Кому в наше время нужны могущественные враги?
И уж насколько я был сонный, растерянный и несчастный обладатель самой многоугольной в Мире головы, а сразу понял, что послать его подальше, перевернуться на другой бок и продолжить спать – хорошее, легко выполнимое, но не самое верное решение в моей жизни.
«Я все могу, – сказал я. – Потому что всемогущ. Приходи в гостиную Мохнатого Дома через четверть часа, и будет тебе счастье».
«Да хоть прямо сейчас!»
Ну да. Я и забыл, что тратить время на дорогу ему больше не надо. Мелифаро совсем недавно выучился ходить Темным Путем и теперь практикует новое умение при всякой возможности. Кенлех говорит, он даже дома с этажа на этаж иначе как Темным Путем не перемещается. В общем-то, правильно делает, нет ничего важней регулярной практики. Но все равно почему-то смешно.
Однако в настоящий момент смешно мне не было. Это что же получается, прощай мои драгоценные утренние минуты наедине с собой? Ну уж нет.
«Приходи когда хочешь, – сказал я. – Но счастье все равно наступит только через четверть часа. Я, видишь ли, царственно нетороплив».
И с присущей мне царственной неторопливостью принялся метаться по спальне в поисках бутылки с бодрящим бальзамом Кахара, которая совершенно точно еще позавчера где-то здесь была. И заодно приличной одежды. Ладно, ладно, хоть какой-нибудь одежды. Хоть чего-нибудь смутно напоминающего одежду. С утра Малое Заклинание Призыва мне точно не по зубам, поневоле приходится быть непривередливым.
Когда я кое-как привел себя в порядок и спустился в гостиную, Мелифаро уже сидел в кресле, с шиком умостив на стол ноги в золоченых валенках, и пил камру прямо из кувшина, каким-то чудом появившегося здесь, пока я спал. Интересные дела. Вчера ночью никаких кувшинов точно не было, а Базилио, в силу своей иллюзорной природы не способная употреблять человеческие напитки, но полагающая их наличие на столе важным элементом дизайна интерьера, отправилась спать даже позже, чем я, а значит вряд ли поднимется раньше полудня; впрочем, я уже привык, что причинно-следственные связи в моем доме работают, как им самим заблагорассудится. И лучше вообще никогда не задумываться, откуда что берется и куда оно потом девается. Меньше знаешь – крепче спишь.
– Там что-нибудь еще осталось? – без особой надежды спросил я, указывая на кувшин.
– Вряд ли, – меланхолично ответил Мелифаро. – Я уже довольно долго здесь сижу.
Я открыл было рот, намереваясь высказать все, что я думаю о злых людях, способных оставить бедного сироту в моем лице без глотка утренней камры, но тут наконец увидел его отчаянные глаза. Все дурацкие шутки сразу вылетели из моей головы, а сердце привычно сжалось и ухнуло – не в пятки даже, а куда-то глубоко под землю. Чтобы никто никогда не нашел, не откопал и не заставил переживать очередную драму, хватит уже с него.
Не то чтобы это ему когда-нибудь помогало.
– Что стряслось? – спросил я. – Кенлех в порядке?
Имя жены неожиданно произвело на моего друга целительное воздействие. Он растерянно моргнул и улыбнулся с таким облегчением, словно счастливо пробудился от кошмара и обнаружил, что все ужасы, успевшие с ним стрястись – всего лишь дурацкий сон, который даже запоминать особого смысла не имеет.
– Кенлех в полном порядке, – наконец сказал он. – Спасибо.
– За что?
– За напоминание о том, что по большому счету у меня все отлично. Вечно так – когда всякая ерунда выбивает из колеи, забываешь о главном.
Я молча кивнул. Сам так же устроен. Спросил:
– А какая именно ерунда тебя выбила? Я могу помочь?
– Еще как можешь. Если прямо сейчас отправишься на улицу Мрачных Дверей и…
– И подниму им настроение?
Иногда бывает просто невозможно удержаться.
Мелифаро и бровью не повел.
– Что-то в таком роде. На самом деле надо, чтобы ты попробовал там поколдовать. Абсолютно все равно, что именно ты сделаешь, лишь бы магию применил.
– Но зачем?
– Потом расскажу. Когда вернешься. Ну что ты так кривишься? Я тебя не разыгрываю. Правда.
– Кривлюсь, потому что пытаюсь вспомнить, где у нас эта самая улица Мрачных Дверей, – объяснил я.
– Рядом с улицей Маятников.
– Час от часу не легче.
– А какая тебе разница? Не пешком же будешь добираться.
– Ну так бескорыстную любовь к бесполезным знаниям никто не отменял.
* * *
Улица Мрачных Дверей, строго говоря, представляет собой один небольшой квартал между почти такой же короткой улицей Маятников и глухим забором, окружавшим когда-то роскошный, а теперь явно нежилой желтый особняк в стиле конца эпохи правления Гурига Третьего. Или Четвертого. И хорошо если не вовсе Пятого, по прозвищу Малыш. Чем больше полезных знаний по истории архитектуры вкладывает в мою бедную дырявую голову друг мой Малдо, обладающий сверхъестественной способностью свести к этой теме любую беседу, включая сетования на погоду и обсуждения нюансов вкуса жареных плавников рыбы йопс, тем больше я путаюсь в стилях, эпохах и порядковых номерах монархов.
В общем, этот желтый дом был похож на праздничный торт, испеченный неумелым, зато полным энтузиазма учеником кондитера. Таким домам к лицу бурная жизнь – разрисованные стены, разноцветные занавески, вертушки на балконах, флюгер на крыше, детские игрушки, раскиданные в палисаднике, пестрые коврики на крыльце. Но опустев, они выглядят душераздирающе, даже если никаких видимых следов разрушения нет.
Кроме укрывшегося за забором особняка на улице было еще полдюжины домов. Один совсем новый, трехэтажный, из темного камня, со всех сторон увешанный яркими плакатами с надписями «Продается» и «Сдается в долгосрочную аренду». Остальные примерно на пять-шесть столетий постарше и на столько же метров пониже, но не ветхие, а напротив, недавно отремонтированные. Судя по отсутствию цветов на подоконниках, занавесок на окнах и хоть каких-нибудь посторонних предметов в одинаковых аккуратных палисадниках, эти дома тоже еще не обрели жильцов. Впрочем, магистры их знают, может, и обрели, просто цветы и занавески нынче не в моде? За этими переменами я совсем не слежу, поэтому грош цена моим скоропалительным выводам.
Некоторое время я внимательно разглядывал входные двери, прикидывая, с какой стати их назвали «мрачными». Но так и не отыскал ответа на этот вопрос. То ли с мрачностью было покончено во время ремонта, то ли я просто недостаточно хорошо разбираюсь в выражениях дверных лиц.
Второе вероятнее. Я и с людьми-то далеко не всегда угадываю.
Отчаявшись распознать дверные настроения, я спохватился, что пришел сюда не на экскурсию, а по делу. То есть поколдовать по просьбе сэра Мелифаро. С которого, конечно, сталось бы устроить убедительный самодеятельный спектакль ради счастливой возможности выставить меня дураком, но если вдруг окажется, что так оно и было, я первый этому обрадуюсь. Опыт всей моей жизни свидетельствует, что остаться в дураках – наименьшее из зол, какие могут случиться с человеком, по крайней мере, когда этот человек я.
Я всерьез призадумался, что бы такого сделать. В смысле какое бы тихое, скромное, неприметное чудо совершить, чтобы не переполошить окрестных жителей, чье существование все же не исключено. Хватит с них и того, что я внешность перед выходом из дома не изменил. Все-таки у меня довольно своеобразная репутация: с одной стороны, горожанам нравится, что я есть, а с другой, им гораздо спокойней, пока я есть не прямо на их улице. А где-нибудь еще. Если можно. Спасибо за понимание.
Первое, что пришло мне в голову, – пройтись, не касаясь земли. Фокус не то чтобы самый простой, но и особо сложным его не назовешь. И главное, он совершенно точно не привлечет внимания. Мода ходить, не касаясь земли, возникла сразу после принятия поправок к Кодексу Хрембера, вернувших населению столицы возможность легально колдовать, и успела стать настолько массовой, что настоящие ценители высокого стиля уже объявили ее дурным тоном. И теперь демонстративно громко топают при ходьбе, чтобы ни одна живая душа не заподозрила их в низменном воспарении.
В общем, неважно. Я только и хотел сказать, что ходьбой в полуметре от земли у нас в Ехо никого не удивишь. Именно то что надо.
Когда у меня ничего не вышло, я этому не поверил. И, конечно, попытался еще раз. И еще, и еще. Безрезультатно. Ничего себе новости.
Спокойствие, – сказал я себе. – Прежде, чем паниковать, попробуем самое простое.