Я хочу твою шкуру, дракон! или Заберите свой дар!

Ответить мне, как и желающему за меня вступиться Янтару, не дал магистр.

— Никаких споров, и встреч с тхэром искать никто не будет! — грозно пророкотал он на всю аудиторию, обведя взглядом каждого студента. — Узнаю, те, кто подбивает, и те, кто ведутся, будут сурово наказаны, вплоть до исключения из академии. Мой предмет вы точно не сдадите, имейте в виду. Мне безголовые не нужны.

Внимательно обведя всех взглядом еще раз, магистр покинул аудиторию.

А Вероника обратилась ко мне, собрав вокруг нас любопытную толпу.

— Ну так что, грозный убийца тхэров иллюзией, отвечаешь за свои слова? Или так, почесать языком любительница, и цена твоим словам — пустая монета?[13]

— Ты слышала, что сказал магистр? — вклинилась Алеора. — Тот, кто подбивает, тоже вылетит из академии. Не рассчитывай, что, если Фейку поймают, о твоем участии никто не узнает.

— Так зачем попадаться? — вскинув брови, поинтересовалась Вероника. — Уж наш гений сможет попасть на кладбище незамеченным, мы-то это знаем как никто другой здесь. Правда, Глеций?

— Конечно, — согласно закивал тот так, что голова грозила отвалиться. — Досифея очень изворотлива в достижении своих целей. Уж если задумает что, все препятствия обойдет.

— Фейка, не ведись, — грозно предупредил Янтар.

— Да ну боится она, не видишь, — послышалось перешептывание на заднем плане.

— И какая из нее некромантка? Бедная девчонка, — участливо вздохнул кто-то там же.

На меня насмешливо уставились мои сокурсники-некроманты.

— Цветочек, я пойду с тобой и подстрахую. Голым не буду и даже камень забвения прихвачу. Если у тебя не выйдет, мы этого тхэра все равно прикончим, — вклинился Эро-Нах.

За что ему тут же прилетело от Люси.

— У-у, совращает на грех, черт плешивый. — Она дала ему подзатыльник. — Святой воды на тебя нет. Фея, не слушай его!

— Чегой-то плешивый? — обиделся Эро-Нах, проверив на всякий случай волосы на голове. — И сколько раз говорить, демон я, демон, а не черт. Запомни, попаданка.

— Черт, как есть черт, — ругалась Люся. — Зачем на небогоугодное дело подбиваешь? А еще подругой Фею называешь.

— Так я же наоборот, намерен ее как друг поддержать, если она пойдет. Не пойдет, так не пойдет. А если пойдет, то я с ней, — оправдывался демон, держась за макушку в опасении за свои волосы. Мало ли что этой попаданке в голову взбредет.

— Пойду, если что, я, а не ты, запомни, демон, — отодвинул его Янтар. — Ты в пустыне голым с тхэром сражайся, а Фейка свою спину только мне прикрывать позволит. Ясно?

— Так не пойдет, — подал противный голос Глеций. — Что толку всем скопом идти на кладбище? Давайте всей толпой! Досифея, ты, демон, обе подружки, гнома еще прихватите, братьев своих, их друзей, друзей их друзей, а в довесок еще Рагнара, у которого пятнадцать камней забвения. Бедный тхэр тогда сам на коленях приползет, корчась в муках, и попросится в камень забвения. Нет, это несерьезно. Досифея должна встретиться с ним один на один. Как настоящий некромант. И доказать всем, что она достойна учиться на этом факультете.

— Это справедливо. Это правильно, — послышался одобрительный шепот за спиной Глеция.

Он приосанился и расплылся в глумливой улыбке мне в лицо. И я не выдержала:

— По рукам.

И вот теперь сижу я темной ночью, освещаемой только ночным светилом, иногда выходящим из-за туч, и мерцающими высоко в небе звездами, на кладбище, забравшись на крышу склепа, чтобы не пропустить появление тхэра. Как я пробиралась через все кладбище до этого склепа — отдельная песня. Когда-нибудь я ее спою. Когда забудутся страхи и пройдет дрожь в коленях при воспоминании об этих минутах.

До кладбища меня проводили некроманты. Глеций и Вероника остались следить за моими друзьями, согнанными в нашу комнату в общежитии. Брату и его друзьям я упросила не говорить. Я приняла решение, и их мнение уже не играло никакой роли. Васим или запер бы меня, или отправился со мной. Что так, что этак мне не подходит.

Когда свет от ночного светила закрыла большая тень, я подняла голову и увидела летающего над кладбищем оборотня. Из какого-нибудь птичьего клана, наверное, в темноте не разобрать. Почему-то вспомнилась вчерашняя встреча с драконом. И я улыбнулась. Интересно, встретимся ли мы еще когда-нибудь? Я замечталась, как вдруг неожиданно обнаружила перед собой дракона из своей мечты. Только сейчас он не улыбался той улыбкой, которая мне запомнилась при знакомстве, а грозно нависал надо мной темной тучей.

— Что вы здесь делаете, дира Досифея?

— Тсс, — прислонила я палец к губам. — Я тхэра жду…

И похлопала приглашающе рядом. Конечно, присутствие дракона не по правилам. Но он ведь не будет сидеть здесь всю ночь. Немного поболтаем и разойдемся. Он полетит по своим делам, а я буду ждать тхэра дальше. Прогонять дракона почему-то не хотелось. Я ведь совсем ничего о нем не знаю. А тут такой шанс! Не могу упустить.





ГЛАВА 30,

в которой неожиданное знакомство с драконьей поэзией убеждает в правильном выборе магической направленности




— А вы как здесь оказались? Мимо пролетали, да? — поинтересовалась я.

— Не поверите, именно так. Летал домой, возвращаюсь в Словиц, делаю облет над столицей — я ведь работаю еще и старшим следователем столичного королевского управления магических и немагических тайных дел. В общем, я страж правопорядка. А тут — девица на кладбище, одна и ночью. Вот что мне с такими девицами делать, не подскажете? — обратился ко мне дракон.

— Понять и простить? — предложила я. — Закрыть глаза и сделать вид, что вы меня не видели?


— Нет, Досифея, никак не возможно, — уперся дракон. — Одну я вас здесь не оставлю. Рассказывайте, как вы дошли до ночевки на крыше склепа на кладбище, а я буду думать, как с вами поступить дальше, — последние слова он сказал так бархатисто, словно лаская голосом, что по телу пробежала теплая волна, растапливая холодный комок из страха и напряжения.

Тут вдруг послышалось тихое урчание, и я встрепенулась. Что это? Кто это? Но оно быстро прекратилось, словно звук выключили, и я решила было, что мне показалось. Между тем дракон продолжил:

— И учтите, полное признание без утайки повышает ваши шансы на мое желание вам помочь.

Я опасливо покосилась на дракона. Тут ночное светило вышло из-за туч, осветив ярким светом все вокруг, и я пораженно уставилась на дракона.

— Ашшур, это вы? — неуверенно спросила я.

Сейчас, разглядывая дракона во все глаза, я не понимала, как могла не заметить изменений и почему приняла его за своего знакомого? Это же совсем другой дракон! Наверное, потому что за всю жизнь не встречала ни одного, а тут почти за сутки встретить сразу двух казалось нереальным.

— Да, Досифея. Сильно изменился?

— Да вы вообще по-другому выглядите, — не верила я своим глазам.

Точно он? Хотя вроде голос этот — бархатный, низкий, с вибрирующими нотками, его. Мимика, фигура тоже. Хотя когда это я так успела рассмотреть его, что могу с уверенностью это подтвердить? Всмотрелась в глаза. Глаза точно моего дракона, и я успокоилась. Ненадолго. Потому что тут же испугалась своих мыслей. Что это за «мой» дракон? С каких пор он стал моим? Со вчерашних, впервые увидевшись? Или с сегодняшних, пару минут как?

— Это из-за того, что, когда мы познакомились, я был лишен драконьей магии. А сейчас она ко мне вернулась.

— Ах вот как! Вам этот цвет идет больше, чем коричневый, — заметила я.

— Да уж, — усмехнулся он. — Как я ненавидел зеркала в то время, стыдно сказать… Но не цвет, — поправил он меня. — Цвета.

— Правда? В темноте ночи вы кажетесь черным.

— О нет, совсем нет. — Дракон как-то горделиво выпятил грудь колесом. Вероятно, он и правда соскучился по своему виду, раз готов обсуждать детали. — Я могу создать магосветильники, чтобы показать вам? Или спугну вашего тхэра?

Я хихикнула.

— Создавайте. Потом же мы их потушим.

Все-таки разглядеть дракона мне хотелось больше, чем высматривать среди могил тхэра. И вообще, весь этот спор и поимка тхэра вдруг отошли на второй план.

Дракон запустил пушистых светляков, как мы в просторечии называли желтые пушистые шары-магосветильники. И направлял их так, чтобы они освещали его во всей красе. на спине у моего дракона антрацитового света, — хвастливо заверил он. — Черный, с серебристым отливом и жирным блеском, ни у кого такой нет. Это цвет твердости, настойчивости и власти. Цвет неба, готовящегося к ночи после сумерек. Та пора суток, когда драконы проводят ритуал поминовения духов предков.

Он указал мне на темные чешуйки на своей маске вокруг глаз.

— Второй цвет — цвет золота. Рисунки из золотой чешуи украшают морду моего дракона, крылья и хвост. Этот цвет имеют только драконы правящей династии. Это цвет избранности, благодати богини и дарованной правителям мудрости. Золотые чешуйки — застывшие капли лучей дневного светила. Дракон должен править так, чтобы он мог смотреть в глаза своим соплеменникам при ярком полуденном свете.

Я посмотрела на несколько поблескивавших золотых чешуек, затесавшихся среди черных.

— Третий цвет — алый. Он у моего дракона присутствует на брюхе и лапах. Этим цветом награждаются драконы с самым сильным огнем. Каждый дракон рождается с пламенем внутри. Даже если забрать драконью магию, как было у меня, драконье пламя останется, мы с ним родились. Но драконья магия делает это пламя сильнее. Сила магии у каждого индивидуальна. Она же дает и крылья, и возможность обращаться в дракона. Самое жестокое наказание для дракона — лишить его драконьей магии. Это хуже смерти.

Ашшур замолчал, предаваясь тяжелым воспоминаниям. А я разглядывала его малиновые (то есть алые) и черные (антрацитовые, как уверяет дракон) пряди из жгутов, что у драконов вместо волос. Они смешивались и сверху были еще словно присыпаны золотой пыльцой. Выглядело интересно и необычно.

— За что вас так? — поинтересовалась я, разглядывая выглядывающий в вырезе рубахи и из рукавов затейливый рисунок татуировок, которые, похоже, шли по всему телу дракона, переплетаясь в узоры линий трех цветов — черного, то есть антрацитового, как было важно дракону, золотого и алого. — Если не секрет, конечно, — спохватилась я.

— Нет, не секрет. Но после моего рассказа я все-таки хочу услышать ваш.

Ашшур погасил пушистики, и я вдруг почувствовала какое-то волнение, находясь в сгустившейся темноте близко к дракону, которого так пристально сейчас рассматривала.

— Меня растили так, чтобы я был самостоятельным, уверенным в себе, умеющим принимать независимые решения и думать своей головой. Что потом и сыграло против меня. На меня… э-э… родственники, скажем так, возлагали большие надежды. Все шло по плану и застопорилось, когда встал вопрос о женитьбе. Знаете ли вы, Досифея, что у драконов есть понятие избранной пары? Так вот, когда дракон находит свою избранную, это уже навсегда, навеки. Пока смерть не разлучит. А потом второй из пары доживает свой век в одиночестве. Скажем так, я не был готов к этому. Я был согласен на все остальные пункты того плана, что разработали для меня старейшины, кроме женитьбы. Я не чувствовал еще в себе желания с кем-то разделить свою жизнь. Я был молод, независим. Как сказала про меня одна знакомая дира — а мне летать была еще охота.

Он улыбнулся грустной улыбкой, которая всегда сопровождает дорогие сердцу воспоминания. Вероятно, эта знакомая дира что-то для него значила, кольнула непрошеная и необъяснимая ревность.

— Да и не согласен я был с тем, что решение, кого брать мне в жены, будут принимать высшие силы, а не я сам. Кому с ней жить-то, высшим силам или мне? Ведающие драконы могут определить возможных избранных, если по каким-то причинам они не находят друг друга сами. Например, поиск долго растянулся по времени. Или наоборот, как мне — срочно надо было найти жену. Ведающие узнали, кто моя избранная. И, скажем так, мое видение не совпало с их. Йолошшулла — яркая, красивая драконица из лучшего рода. Любой был бы счастлив, если бы она стала его избранной парой. Но я замечал в ней и то, что мне не нравилось. И мне становилось страшно от мысли, что я или перестану все это видеть в ней из-за слепой любви после ритуала, или буду видеть и подмечать это всю нашу долгую совместную жизнь. И непонятно, что хуже. В общем, я отказался от сделанного за меня выбора. Сказал, что отказываюсь жениться и не позволю за меня решать. Разгорелся страшный скандал. Я вспыльчивый, огненный дракон с бушующим пламенем. Наговорили мы все тогда много всего друг другу. Того, что не должно произноситься вслух. Повелитель осерчал на меня, старейшин я оскорбил… — Дракон понурил голову.

— И вас лишили магии, — закончила я. — Теперь простили?

— Не все, — улыбнулся он. — Всего двое, но их голоса решающие.

Он хмыкнул, подумав о чем-то своем, что его очень развеселило.

— А теперь, милая Досифея, я жду ваш рассказ.

Ну мне жалко, что ли. Рассказала все, без утайки.

Дракон, выслушав, шумно выдохнул, задержав воздух. Эвона как проняло его. Шумно дышит, пытается сдержать эмоции. В глазах пламя опасно вспыхнуло. А чего я такого сказала-то?

— Досифе-эя-а, — простонал жалобно дракон.

Так жалобно, так жалобно, что захотелось утешить. Но вместо этого я проворчала: