Избранная и беглец
Часть 32 из 60 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Послушаться Лайона Делайна? Вести себя как распоследняя дура и стерва, чтоб Оллину все это быстро наскучило и он сам от нее отказался?
Она не знала, что делать. Вопросов было больше, чем ответов.
Айрис ела и почти не чувствовала вкуса варенья из этих замечательных, очень изящных вазочек. На Эрфесте таких не делали, не научились.
Позавтракав, она оделась в костюм из мягкого натурального трикотажа, свободные брюки и тунику. Из обуви у нее были только туфли без каблука, очень удобные, мягкие, как тапочки. Она обулась и пошла бродить по дворцу.
Ей нужно было думать, как следует думать.
Безусловно, Лайон был прав во многом. Она здесь лишняя, помеха, слабость императора. Даже если не брать в расчет ее, Айрис, чувства и желания. Император должен быть сильным, а наличие пары делает его уязвимым.
С другой стороны, что-то буквально нашептывало Айрис: возьмешь деньги Лайона, уедешь — и случится с тобой что-нибудь нехорошее. Ему не нужны лишние свидетели того, кто именно занял место Артемиса. Это ведь действительно важно. Важно для Делайна. Болтающийся по космосу случайный свидетель подмены точно не должен всплыть где-либо еще.
Наверное, можно будет потянуть время, кормить Лайона сказками о том, что она старается быть дурой, но Оллин ей все прощает. А самой придумать что-нибудь. Или все само как-нибудь сложится. Ну вдруг да сложится.
А она сама?
Айрис вышла на террасу, туда, откуда вечером они с Оллином спускались в сад. Сейчас было утро, небо — затянуто нежно-розовой дымкой, сквозь которую пробиваются редкие золотистые лучи местного солнца. На листьях деревьев и кустарников поблескивала роса. Было тихо, пахло свежестью, дождем, лесом. И все это будило воспоминания о нем.
Айрис неторопливо спустилась по ступеням и углубилась под кроны деревьев. Думай, Айрис. Это не так-то просто — думать, особенно если учитывать, что за всю жизнь на Эрфесте думать особо и не приходилось. Все всегда решали за нее: что делать, за кого идти замуж, как жить с этим самым мужем. А потом Поддержка решила за нее, кем ей быть. И Оллин Делайн утащил за собой, просто потому что не смог отпустить. И закрыл собой от разрывающегося плазменного снаряда. И Виран Тал тоже — решил, что она сыграет свою роль в его собственной пьесе. Вот ведь вопрос: каков интерес доктора во всем этом? А теперь еще и дядя Оллина решает, что ей делать дальше.
Она покачала головой. И как ее угораздило ввязаться во все это? Ничего удивительного, учитывая ее везучесть.
Айрис добрела до маленького прудика, где в толще прозрачной воды медленно плавали крупные оранжевые рыбы с длинными мягкими плавниками. Прямо у кромки воды была сооружена небольшая скамейка из настоящего камня, застеленная сплетенным из тростника ковриком. Все натуральное и поэтому дико дорогое. Айрис уселась на лавочку. Рыбы медленно плавали в воде, похожей на темное стекло. С одной стороны прудик начал зарастать водяными лилиями, ярко-розовыми, с медово-желтыми сердцевинами.
Одно было ясно: она по-прежнему игрушка в чужих руках, и, если взять деньги Делайна-старшего и уехать, после этого она уже долго не проживет. А жить хотелось. Ради Микаэла. И, возможно, ради того, чтобы когда-нибудь стать чем-то большим, чем дорогая кукла.
Мысли вернулись к Оллину.
Нет, все понятно, что по отношению к ней как-то это было нечестно. Он увидел в ней пару — и забрал, присвоил, не спросив, хочет ли она этого. Но, с другой стороны, вытащил из озера, закрывал собой, увозил из того темного города на Джейфалисе. Не бил, наконец. И так нежно целовал. Но надо было признать, что все это вряд ли имело отношение к любви, или что там у нормальных людей бывает. Оллин увидел в ней пару — и все. Эта самка — моя, и пусть весь мир подождет. Не удосужился спросить ее. Да еще Виран Тал какую-то гадость подсадил в голову…
Айрис прислушивалась к себе. Вот сейчас, когда Оллина нет рядом, можно спокойно размышлять. Надо бы как-то уже определиться, что она чувствует к Оллину без всяких вот этих связей и поправок, внесенных напрямую в нейроматрицу. Если бы они просто встретились когда-нибудь в городе, если бы он пришел к ее отцу и попросил Айрис Ленне в жены — что бы она чувствовала тогда?
И сама себе ответила: обрадовалась бы. Потому что, даже если убрать такие обстоятельства, как пресловутое «чувство пары», в котором, по словам Лайона, она будет постепенно вязнуть, и вмешательство Тала, рядом с Оллином было спокойно. Он столько раз закрывал ее собой… Да что уж там, жизнь спасал неоднократно. Правда, вытащил исключительно потому, что, опять-таки, пару почуял… Но вытащил же.
А еще Оллин явно не был способен на подлость по отношению к ней. И, может быть, если не торопить события, то она бы… Оллин Делайн — тот мужчина, в которого можно влюбиться. По-настоящему, честно и на всю жизнь. И ведь он ей нравится, точно нравится, даже без всех этих поправок доктора.
Оллин Делайн, модификант и будущий император, был с ней по-настоящему честен. И ей не хотелось ему врать. Не хотелось разыгрывать стерву, мотать нервы, закатывать истерики. Он ведь слишком чистый, даже отягощенный воспоминаниями братца, который, судя по всему, был той еще сволочью. Оллин не заслужил такой лжи.
Айрис устало потерла лоб. Да, с непривычки думать было тяжело. Но, похоже, решение она уже приняла: пока что только Оллину можно было довериться. Возможно, вместе они что-нибудь придумают. А дядюшка… шут с ним.
И еще. Айрис упрямо стиснула челюсти — надо задавить в себе результат вмешательства доктора, то чувственное наваждение, что частенько накатывает в обществе Оллина. Она больше не будет куклой, ни с кем и никогда.
На плечо легла теплая ладонь.
— А, вот ты где, — весело сказал Оллин Делайн. — Спряталась? От меня без толку прятаться в парке, я тебя за милю чувствую.
Обернулась.
Вот он, будущий император: в черной рубашке с вольно расстегнутым воротом, в черных брюках. Серый пиджак беззаботно заброшен за спину, он его держит пальцем за петельку на изнанке ворота. Волосы начали отрастать на висках, и челка непривычно падает на лоб, он дует на нее, а серо-зеленые глаза смеются, и видно, что он так рад видеть свою пару… Вот как его обманывать? И как его бросить? Он ведь не заслужил боли, и без того всю жизнь просидел в тюрьме…
Взгляд непроизвольно мазнул по губам, и Айрис поняла, что зависает, залипает, глядя на них. А в груди зарождается тепло, и в животе щекотное чувство, как будто машут крылышками сотни маленьких бабочек.
— Ваше высочество, — она с трудом улыбнулась.
Не до улыбок тут. Воздух как будто делается горячее, и тело плавится, словно воск. Как с этим бороться?
— Не называй меня так. — Улыбка медленно сползла £ его губ. — Я хочу быть просто Оллином. Для тебя.
— Хорошо. — Айрис быстро отвела взгляд, потому что тонула, безнадежно тонула в серо-зеленых штормовых волнах. — Я видела твоего дядю, он сказал, что у тебя было совещание.
Внезапно Оллин нахмурился, быстро обогнул скамейку и присел рядом.
— Ты с ним разговаривала? Что он тебе наговорил?
— Ничего такого, — пробормотала она. А потом, вдруг решившись, призналась: — Предлагал деньги, чтоб я уехала. Мол, пара для модификанта — слабость для императора.
Красивое лицо Оллина окаменело, и Айрис увидела, как на висках сквозь кожу проглядывают перламутровые чешуйки.
— Я его убью.
Это Оллин почти прошипел. И… стало страшно. Оллин уже убивал раньше, впрочем, как и она.
— Не надо. — Она непроизвольно положила руку ему на предплечье. — Не надо. Может быть, придумаем что-нибудь другое? Пока что дядя тебе помощник. Не надо его убивать, не надо ему говорить, что я тебе все рассказала. Нам просто надо быть чуточку хитрее. Я ведь понимаю, что недолго проживу после того, как уеду. И поэтому никуда и не уеду. Уж не на дядюшкины деньги.
Айрис пискнула, когда Оллин прижал ее к себе так крепко, что еще немного — и кости захрустят.
— Я никому тебя не отдам, — сказал он.
А ей стало совсем горько. Опять он за свое. А кто-нибудь ее спросит о том, что ей самой нужно?
— Забери моего мальчика, — прошептала она. — Позволь мне… Пошли надежных людей, и я полечу с ними.
Она чувствовала, как напряглись его плечи. Оллин неохотно отстранился, заглянул ей в глаза.
— Прости. Я не могу сделать это прямо сейчас. Мне нужно сперва найти этих надежных людей. А людям дяди я не верю и не отпущу тебя с ними. Клянусь, мы вместе слетаем за твоим малышом при первой же возможности. А сейчас не могу.
Айрис вздохнула, чувствуя, как непрошеные слезы наворачиваются на глаза.
— Но как же… ты ведь обещал… а вдруг ему там плохо, моему Мике? А вдруг он умирает?! А я — здесь. Только потому, что ты захотел меня? О Двуединый!
И вскочила на ноги.
— Оллин… — Горло прихватило жестким обручем. — Оллин, я тебя умоляю… Ну, хочешь, вот прямо сейчас можешь взять меня… можешь делать со мной, что захочешь. Только верни мне сыночка. Я же…
И слезы покатились по щекам. Айрис трясущимися пальцами расстегивала пуговицы на тунике, вот так, даже не глядя на него. Пусть возьмет свое, это будет честная сделка… Но только заберет ее мальчика… И плевать на дядюшку, что он там говорил о крепнущей связи?.. Если рядом будет Мика, она готова быть кем угодно, делать что угодно.
Оллин тоже поднялся на ноги. Молча подошел, но Айрис слышала, как тяжело, с присвистом, он дышит. Покорно стояла, руки упали вдоль тела, и она в расстегнутой тунике, под которой ничего нет, кроме тоненького, словно паутинка, белья.
— Айрис…
Она всхлипнула и помотала головой. Почему он тянет? Чего ждет? Вот же она, готовая на все что угодно.
Оллин медленно взял ее лицо в ладони, приподнял, разглядывая. Серо-зеленые глаза его сейчас были прямо изумрудные. И он стоял так опасно близко, что она кожей ощущала тепло его тела…
— Дай мне еще несколько дней, — твердо сказал он, — еще хотя бы десять. Я должен быть уверен, что все будет так, как мне нужно. С твоим сыном ничего плохого не случится. Верь мне.
Она всхлипнула и покорно повисла в его руках. А Оллин просто подхватил ее и быстро понес во дворец.
— Приходи в себя, — сердито сказал он, — все будет хорошо. Но нужно немного подождать, понимаешь? И не мучай меня так. Почему мне рядом с тобой настолько больно — и настолько хорошо? За что мне это?
— Так отпусти, и не будет больно, — прошептала, утыкаясь носом в черный шелк рубашки.
— Нет, — ответил почти злобно, — нет. Это сильнее меня. Дядя прав, женщина — большая слабость для императора. Но если выбирать между троном Рамелии и тобой, я всегда выберу тебя.
— Потому что я — твоя пара?
— Нет. Потому что ты — лучшее, что со мной случилось за последние двадцать восемь лет. Все эти годы я был мертвым, а теперь живу. Давай вот что. Ты немного передохнешь, и я… в общем, я хотел позвать тебя полетать над Рамелией. Только ты и я. И… ничего такого. Я тебя не трону. Ты так и не поняла, что для меня желания моего аватара — это не самое важное.
* * *
В спальне ее немного отпустило, хотя бы перестало трясти. Айрис механически переодевалась, а сама думала — вот дура-то, только решила быть собой, не слушаясь всяких подсаженных в голову мыслей, и на тебе, первым делом предложила себя Оллину. Хотя никакой страсти тут и не было. Как еще заставить его забрать Мику?
С другой стороны, он тоже прав. Не может будущий император просто так сорваться с места, все бросить и улететь с планеты. Тем более, если дядя Лайон озабочен обстановкой. Ларх. Бедный Оллин! Только вырвался из клетки и угодил в новую, куда более крепкую, иллюзорными прутьями. То не делай, туда не ходи…
Она пошла, умылась. В зеркале веки красные, нос распух. Рато, когда видел ее в таком виде, еще больше злился и бил. Айрис тряхнула головой. Нет, никаких больше воспоминаний. Она здесь, она свободна. И хмыкнула. Смешно говорить о свободе, когда по-прежнему тебе все диктуют, что делать, когда ты не можешь выйти из дворца, да и в мозгах как следует поковырялись. И самое обидное, что пока нет выхода. Остается смириться и потерпеть, и надеяться, что Оллин все же уладит свои дела и поможет слетать на Эрфест.
В дверь осторожно постучали. Думая, что это обед привезли, Айрис быстро подошла, открыла — на пороге стоял Оллин в темно-синем летном костюме. В руке — закрытая пластиковая корзинка. И снова это дурацкое желание к нему прикоснуться…
— Я тут подумал, — сказал он, — давай пообедаем не здесь, раз уж я ничем не занят.
Айрис кивнула, не видя смысла отказываться. Какая разница где?
Пришлось быстро переодеться, пока Оллин ждал снаружи.
— Самое главное сейчас не напороться на дядюшку. — Оллин мягко накрыл ее пальцы своими. — Он боится, что на меня будет совершено покушение.
— Наверняка не просто так боится.
А по руке расплывается легкое ласковое тепло. Нет, так нельзя. Иначе их прогулка закончится, так и не начавшись, вот здесь, в спальне… Айрис несколько торопливо разорвала контакт, еще раз окинула взглядом комнату и вышла следом за Оллином.
— Не просто так, да, — согласился он, — но мы полетим туда, где вряд ли кто знает меня. И даже возьмем аэромобиль из гаража, который в основном для сопровождения.
Айрис молча шагала следом по широким и светлым коридорам, глядя в широкую спину Оллина, обтянутую шелковистой тканью костюма, на его загорелую шею. На затылке волосы были темнее, чем на макушке, и коротко острижены. Айрис помнила ощущение колкого и жесткого ежика под пальцами. И чего она сопротивляется? Красивый, привлекательный мужчина, который будет с ней бережно обращаться.
Она не знала, что делать. Вопросов было больше, чем ответов.
Айрис ела и почти не чувствовала вкуса варенья из этих замечательных, очень изящных вазочек. На Эрфесте таких не делали, не научились.
Позавтракав, она оделась в костюм из мягкого натурального трикотажа, свободные брюки и тунику. Из обуви у нее были только туфли без каблука, очень удобные, мягкие, как тапочки. Она обулась и пошла бродить по дворцу.
Ей нужно было думать, как следует думать.
Безусловно, Лайон был прав во многом. Она здесь лишняя, помеха, слабость императора. Даже если не брать в расчет ее, Айрис, чувства и желания. Император должен быть сильным, а наличие пары делает его уязвимым.
С другой стороны, что-то буквально нашептывало Айрис: возьмешь деньги Лайона, уедешь — и случится с тобой что-нибудь нехорошее. Ему не нужны лишние свидетели того, кто именно занял место Артемиса. Это ведь действительно важно. Важно для Делайна. Болтающийся по космосу случайный свидетель подмены точно не должен всплыть где-либо еще.
Наверное, можно будет потянуть время, кормить Лайона сказками о том, что она старается быть дурой, но Оллин ей все прощает. А самой придумать что-нибудь. Или все само как-нибудь сложится. Ну вдруг да сложится.
А она сама?
Айрис вышла на террасу, туда, откуда вечером они с Оллином спускались в сад. Сейчас было утро, небо — затянуто нежно-розовой дымкой, сквозь которую пробиваются редкие золотистые лучи местного солнца. На листьях деревьев и кустарников поблескивала роса. Было тихо, пахло свежестью, дождем, лесом. И все это будило воспоминания о нем.
Айрис неторопливо спустилась по ступеням и углубилась под кроны деревьев. Думай, Айрис. Это не так-то просто — думать, особенно если учитывать, что за всю жизнь на Эрфесте думать особо и не приходилось. Все всегда решали за нее: что делать, за кого идти замуж, как жить с этим самым мужем. А потом Поддержка решила за нее, кем ей быть. И Оллин Делайн утащил за собой, просто потому что не смог отпустить. И закрыл собой от разрывающегося плазменного снаряда. И Виран Тал тоже — решил, что она сыграет свою роль в его собственной пьесе. Вот ведь вопрос: каков интерес доктора во всем этом? А теперь еще и дядя Оллина решает, что ей делать дальше.
Она покачала головой. И как ее угораздило ввязаться во все это? Ничего удивительного, учитывая ее везучесть.
Айрис добрела до маленького прудика, где в толще прозрачной воды медленно плавали крупные оранжевые рыбы с длинными мягкими плавниками. Прямо у кромки воды была сооружена небольшая скамейка из настоящего камня, застеленная сплетенным из тростника ковриком. Все натуральное и поэтому дико дорогое. Айрис уселась на лавочку. Рыбы медленно плавали в воде, похожей на темное стекло. С одной стороны прудик начал зарастать водяными лилиями, ярко-розовыми, с медово-желтыми сердцевинами.
Одно было ясно: она по-прежнему игрушка в чужих руках, и, если взять деньги Делайна-старшего и уехать, после этого она уже долго не проживет. А жить хотелось. Ради Микаэла. И, возможно, ради того, чтобы когда-нибудь стать чем-то большим, чем дорогая кукла.
Мысли вернулись к Оллину.
Нет, все понятно, что по отношению к ней как-то это было нечестно. Он увидел в ней пару — и забрал, присвоил, не спросив, хочет ли она этого. Но, с другой стороны, вытащил из озера, закрывал собой, увозил из того темного города на Джейфалисе. Не бил, наконец. И так нежно целовал. Но надо было признать, что все это вряд ли имело отношение к любви, или что там у нормальных людей бывает. Оллин увидел в ней пару — и все. Эта самка — моя, и пусть весь мир подождет. Не удосужился спросить ее. Да еще Виран Тал какую-то гадость подсадил в голову…
Айрис прислушивалась к себе. Вот сейчас, когда Оллина нет рядом, можно спокойно размышлять. Надо бы как-то уже определиться, что она чувствует к Оллину без всяких вот этих связей и поправок, внесенных напрямую в нейроматрицу. Если бы они просто встретились когда-нибудь в городе, если бы он пришел к ее отцу и попросил Айрис Ленне в жены — что бы она чувствовала тогда?
И сама себе ответила: обрадовалась бы. Потому что, даже если убрать такие обстоятельства, как пресловутое «чувство пары», в котором, по словам Лайона, она будет постепенно вязнуть, и вмешательство Тала, рядом с Оллином было спокойно. Он столько раз закрывал ее собой… Да что уж там, жизнь спасал неоднократно. Правда, вытащил исключительно потому, что, опять-таки, пару почуял… Но вытащил же.
А еще Оллин явно не был способен на подлость по отношению к ней. И, может быть, если не торопить события, то она бы… Оллин Делайн — тот мужчина, в которого можно влюбиться. По-настоящему, честно и на всю жизнь. И ведь он ей нравится, точно нравится, даже без всех этих поправок доктора.
Оллин Делайн, модификант и будущий император, был с ней по-настоящему честен. И ей не хотелось ему врать. Не хотелось разыгрывать стерву, мотать нервы, закатывать истерики. Он ведь слишком чистый, даже отягощенный воспоминаниями братца, который, судя по всему, был той еще сволочью. Оллин не заслужил такой лжи.
Айрис устало потерла лоб. Да, с непривычки думать было тяжело. Но, похоже, решение она уже приняла: пока что только Оллину можно было довериться. Возможно, вместе они что-нибудь придумают. А дядюшка… шут с ним.
И еще. Айрис упрямо стиснула челюсти — надо задавить в себе результат вмешательства доктора, то чувственное наваждение, что частенько накатывает в обществе Оллина. Она больше не будет куклой, ни с кем и никогда.
На плечо легла теплая ладонь.
— А, вот ты где, — весело сказал Оллин Делайн. — Спряталась? От меня без толку прятаться в парке, я тебя за милю чувствую.
Обернулась.
Вот он, будущий император: в черной рубашке с вольно расстегнутым воротом, в черных брюках. Серый пиджак беззаботно заброшен за спину, он его держит пальцем за петельку на изнанке ворота. Волосы начали отрастать на висках, и челка непривычно падает на лоб, он дует на нее, а серо-зеленые глаза смеются, и видно, что он так рад видеть свою пару… Вот как его обманывать? И как его бросить? Он ведь не заслужил боли, и без того всю жизнь просидел в тюрьме…
Взгляд непроизвольно мазнул по губам, и Айрис поняла, что зависает, залипает, глядя на них. А в груди зарождается тепло, и в животе щекотное чувство, как будто машут крылышками сотни маленьких бабочек.
— Ваше высочество, — она с трудом улыбнулась.
Не до улыбок тут. Воздух как будто делается горячее, и тело плавится, словно воск. Как с этим бороться?
— Не называй меня так. — Улыбка медленно сползла £ его губ. — Я хочу быть просто Оллином. Для тебя.
— Хорошо. — Айрис быстро отвела взгляд, потому что тонула, безнадежно тонула в серо-зеленых штормовых волнах. — Я видела твоего дядю, он сказал, что у тебя было совещание.
Внезапно Оллин нахмурился, быстро обогнул скамейку и присел рядом.
— Ты с ним разговаривала? Что он тебе наговорил?
— Ничего такого, — пробормотала она. А потом, вдруг решившись, призналась: — Предлагал деньги, чтоб я уехала. Мол, пара для модификанта — слабость для императора.
Красивое лицо Оллина окаменело, и Айрис увидела, как на висках сквозь кожу проглядывают перламутровые чешуйки.
— Я его убью.
Это Оллин почти прошипел. И… стало страшно. Оллин уже убивал раньше, впрочем, как и она.
— Не надо. — Она непроизвольно положила руку ему на предплечье. — Не надо. Может быть, придумаем что-нибудь другое? Пока что дядя тебе помощник. Не надо его убивать, не надо ему говорить, что я тебе все рассказала. Нам просто надо быть чуточку хитрее. Я ведь понимаю, что недолго проживу после того, как уеду. И поэтому никуда и не уеду. Уж не на дядюшкины деньги.
Айрис пискнула, когда Оллин прижал ее к себе так крепко, что еще немного — и кости захрустят.
— Я никому тебя не отдам, — сказал он.
А ей стало совсем горько. Опять он за свое. А кто-нибудь ее спросит о том, что ей самой нужно?
— Забери моего мальчика, — прошептала она. — Позволь мне… Пошли надежных людей, и я полечу с ними.
Она чувствовала, как напряглись его плечи. Оллин неохотно отстранился, заглянул ей в глаза.
— Прости. Я не могу сделать это прямо сейчас. Мне нужно сперва найти этих надежных людей. А людям дяди я не верю и не отпущу тебя с ними. Клянусь, мы вместе слетаем за твоим малышом при первой же возможности. А сейчас не могу.
Айрис вздохнула, чувствуя, как непрошеные слезы наворачиваются на глаза.
— Но как же… ты ведь обещал… а вдруг ему там плохо, моему Мике? А вдруг он умирает?! А я — здесь. Только потому, что ты захотел меня? О Двуединый!
И вскочила на ноги.
— Оллин… — Горло прихватило жестким обручем. — Оллин, я тебя умоляю… Ну, хочешь, вот прямо сейчас можешь взять меня… можешь делать со мной, что захочешь. Только верни мне сыночка. Я же…
И слезы покатились по щекам. Айрис трясущимися пальцами расстегивала пуговицы на тунике, вот так, даже не глядя на него. Пусть возьмет свое, это будет честная сделка… Но только заберет ее мальчика… И плевать на дядюшку, что он там говорил о крепнущей связи?.. Если рядом будет Мика, она готова быть кем угодно, делать что угодно.
Оллин тоже поднялся на ноги. Молча подошел, но Айрис слышала, как тяжело, с присвистом, он дышит. Покорно стояла, руки упали вдоль тела, и она в расстегнутой тунике, под которой ничего нет, кроме тоненького, словно паутинка, белья.
— Айрис…
Она всхлипнула и помотала головой. Почему он тянет? Чего ждет? Вот же она, готовая на все что угодно.
Оллин медленно взял ее лицо в ладони, приподнял, разглядывая. Серо-зеленые глаза его сейчас были прямо изумрудные. И он стоял так опасно близко, что она кожей ощущала тепло его тела…
— Дай мне еще несколько дней, — твердо сказал он, — еще хотя бы десять. Я должен быть уверен, что все будет так, как мне нужно. С твоим сыном ничего плохого не случится. Верь мне.
Она всхлипнула и покорно повисла в его руках. А Оллин просто подхватил ее и быстро понес во дворец.
— Приходи в себя, — сердито сказал он, — все будет хорошо. Но нужно немного подождать, понимаешь? И не мучай меня так. Почему мне рядом с тобой настолько больно — и настолько хорошо? За что мне это?
— Так отпусти, и не будет больно, — прошептала, утыкаясь носом в черный шелк рубашки.
— Нет, — ответил почти злобно, — нет. Это сильнее меня. Дядя прав, женщина — большая слабость для императора. Но если выбирать между троном Рамелии и тобой, я всегда выберу тебя.
— Потому что я — твоя пара?
— Нет. Потому что ты — лучшее, что со мной случилось за последние двадцать восемь лет. Все эти годы я был мертвым, а теперь живу. Давай вот что. Ты немного передохнешь, и я… в общем, я хотел позвать тебя полетать над Рамелией. Только ты и я. И… ничего такого. Я тебя не трону. Ты так и не поняла, что для меня желания моего аватара — это не самое важное.
* * *
В спальне ее немного отпустило, хотя бы перестало трясти. Айрис механически переодевалась, а сама думала — вот дура-то, только решила быть собой, не слушаясь всяких подсаженных в голову мыслей, и на тебе, первым делом предложила себя Оллину. Хотя никакой страсти тут и не было. Как еще заставить его забрать Мику?
С другой стороны, он тоже прав. Не может будущий император просто так сорваться с места, все бросить и улететь с планеты. Тем более, если дядя Лайон озабочен обстановкой. Ларх. Бедный Оллин! Только вырвался из клетки и угодил в новую, куда более крепкую, иллюзорными прутьями. То не делай, туда не ходи…
Она пошла, умылась. В зеркале веки красные, нос распух. Рато, когда видел ее в таком виде, еще больше злился и бил. Айрис тряхнула головой. Нет, никаких больше воспоминаний. Она здесь, она свободна. И хмыкнула. Смешно говорить о свободе, когда по-прежнему тебе все диктуют, что делать, когда ты не можешь выйти из дворца, да и в мозгах как следует поковырялись. И самое обидное, что пока нет выхода. Остается смириться и потерпеть, и надеяться, что Оллин все же уладит свои дела и поможет слетать на Эрфест.
В дверь осторожно постучали. Думая, что это обед привезли, Айрис быстро подошла, открыла — на пороге стоял Оллин в темно-синем летном костюме. В руке — закрытая пластиковая корзинка. И снова это дурацкое желание к нему прикоснуться…
— Я тут подумал, — сказал он, — давай пообедаем не здесь, раз уж я ничем не занят.
Айрис кивнула, не видя смысла отказываться. Какая разница где?
Пришлось быстро переодеться, пока Оллин ждал снаружи.
— Самое главное сейчас не напороться на дядюшку. — Оллин мягко накрыл ее пальцы своими. — Он боится, что на меня будет совершено покушение.
— Наверняка не просто так боится.
А по руке расплывается легкое ласковое тепло. Нет, так нельзя. Иначе их прогулка закончится, так и не начавшись, вот здесь, в спальне… Айрис несколько торопливо разорвала контакт, еще раз окинула взглядом комнату и вышла следом за Оллином.
— Не просто так, да, — согласился он, — но мы полетим туда, где вряд ли кто знает меня. И даже возьмем аэромобиль из гаража, который в основном для сопровождения.
Айрис молча шагала следом по широким и светлым коридорам, глядя в широкую спину Оллина, обтянутую шелковистой тканью костюма, на его загорелую шею. На затылке волосы были темнее, чем на макушке, и коротко острижены. Айрис помнила ощущение колкого и жесткого ежика под пальцами. И чего она сопротивляется? Красивый, привлекательный мужчина, который будет с ней бережно обращаться.