Избранная и беглец
Часть 10 из 60 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Первые дни Оллин все не мог надышаться свободой. Даже воздух здесь казался сладким, его хотелось пить, хотелось отрастить крылья и взлететь, пронестись стремительной тенью над острыми верхушками елей, над черепичными крышами города, над серыми башнями старого замка… Летать Оллин не мог, крыльев не было. Но никто не запрещал ему оборачиваться, выпуская на волю аватара, и бегать по лесу. Пару раз он приближался к человеческому жилью и, притаившись, наблюдал за бытом живущих здесь примитивов. Порывался выйти к ним, но каждый раз почему-то себя одергивал. Мало ли, как здешние отнесутся к чужаку. А ему пока что лишние неприятности совсем не нужны. Наоборот, нужно отсидеться спокойно, а потом убраться с этой планеты, чтобы отправиться… куда? Этого Оллин пока не придумал.
Но времени было довольно и на размышления, и на то, чтобы те неведомые люди, что держали его взаперти столько лет, отчаялись разыскивать беглеца. Опцию авторегистрации на корабле он отключил, так что теперь украденный корабль стал невидимым для всех.
Пищи хватало, Оллин не стеснялся охотиться по ночам. Зубы аватара прекрасно разгрызали кости молодых косуль и кабанчиков, а желудок легко переваривал сырое мясо.
Однажды ночью он набрел на поселение гуманоидов, которые были гостями Эрфеста. Оллин долго прятался в кустах, высматривая, взвешивая увиденное. Эти гуманоиды были, судя по внешнему виду, уроженцами Крисса, планеты, расположенной в противоположном рукаве галактики. Какого ларха им было нужно на Эрфесте, Оллин не знал, да и не стремился узнать. Ну, поселились тут, никому не мешают — ему-то что с того?
А другой ночью Оллин встретил ЕЕ.
Маленькую, перепуганную до смерти человечку. Она бежала сквозь лес в тонкой рубашке, едва прикрывавшей коленки. Она и не заметила, как попросту прошла мимо него, вытянувшегося под колкими лапами ели. Лунный свет запутался в ее светлых длинных волосах, рассыпавшихся по плечам, отразился бликами в огромных, на пол-лица, глазах… Прошла — а Оллина словно на поводке потянуло следом. Человечка оставила за собой странный нежный запах незнакомых Оллину цветов. И он потрусил за ней, сам еще не понимая зачем. Но вдыхать отголоски ее аромата было настолько приятно, что даже голова чуть-чуть кружилась, а под ребрами все налилось сладким предвкушением чего-то нового, непонятного, но от этого еще более заманчивого и притягательного.
Пока Оллин неспешно рысил за женщиной — а в том, что это женщина, сомнений не возникало, она была взрослой человеческой самкой, — он все пытался понять, зачем идет следом. И не мог. Ему просто нравилось, безумно нравилось ловить слабый аромат ее тела. Он был готов плыть по нему, а потом прильнуть к ней, прижать к себе, провести руками по спине, сминая ткань рубашки.
Оллин даже хмыкнул.
Это было нечто новенькое в его копилке ощущений. И ничего подобного в своей тюрьме он точно не испытывал. Ассистент как-то предложил ему привезти андроида для удовлетворения вполне естественных потребностей организма, но Оллин с руганью отказался. Еще пластиковой куклы ему не хватало для того, чтобы ощутить себя полностью униженным и растоптанным.
«Передай своему хозяину, пусть сам развлечется с андроидом», — сказал он тогда. И ушел выжимать гантели. До изнеможения. Чтоб упасть и заснуть, не думая ни о чем.
И вот теперь он шел за женщиной. Примитивной, конечно, ничего не знающей ни о далеких звездах, ни о кораблях, бороздящих вселенную, ни о Федерации. Но все это не имело совершенно никакого значения. Она оставляла за собой такой аромат, что перед глазами то и дело вспыхивали и гасли крошечные звездочки, а в голове перестукивались маленькие, но увесистые молоточки.
Когда она его заметила, Оллин даже растерялся. Женщина испугалась, шлейф ее аромата как будто дрогнул и изменился, подернулся горчинкой. Она упала на спину, и Оллин не удержался, просто подошел и ткнулся носом рядом с шеей. Втянул запах, чувствуя, что окончательно поплыл. Она что-то лопотала на своем языке, и вдруг, кроме ее страха, Оллин почувствовал нечто, похожее на облегчение. Как будто человечка была готова умереть. Ну что за глупости?
А перед глазами вновь замелькали соблазнительные образы. Он посмотрел на приоткрытые губы женщины, влажные. Вдохнул полной грудью ее запах. И с чувством человека, остановившегося над пропастью, внезапно понял, что ему совершенно наплевать на то, что сия особь по развитию своему не слишком далеко ушла от обезьяны. Он уже был готов просто прижаться к ее ногам, только ради того, чтобы ощутить ее тонкие теплые пальцы на своей голове. А еще… прилив совершенно безудержного плотского желания внезапно смял все бастионы старательно выстроенных принципов. Находиться рядом с этой человечкой было просто невозможно. Желание задрать ей рубашку повыше оказалось настолько болезненным, что Оллин едва не взвыл.
И все-таки заставил себя отойти в сторону.
Он же человек… то есть модификант. Не зверь. И он не будет удовлетворять желание вот так, посреди леса. Да еще и женщина совершенно не в себе от ужаса.
Но уйти не смог. Тащился следом до самого города, хватая нежный цветочный аромат, поскуливая от невозможности быть ближе и хотя бы уткнуться носом ей в ладони.
Происходило с ним что-то совершенно новое и непонятное. Он почти терял контроль над аватаром, а тот, в свою очередь, попросту залип на человечку, как будто именно эта была единственной привлекательной самкой. Просто бред какой-то.
Потом она ушла, исчезла среди убогих серых домов, и волшебный запах растворился в обыденной вони человеческого поселения, не очень-то чистого. И сразу все вокруг поблекло, как будто Лакшми, рисуя мир, передумала и широким взмахом тряпки стерла все уже сотворенное.
Оллин улегся под орешником, положил голову на лапы и решил, что дождется ночи, а йотом все-таки войдет в город и найдет ее, свою вкусную женщину.
«Свою? С каких пор она твоя?».
Он только зажмурился. Спорить с собой было бесполезно и не нужно. А знание того, что эта светловолосая куколка его, пришло откуда-то из темных глубин самой сути модификанта.
«Моя, — почти мурлыкал он, — моя-моя-моя. Никому не отдам».
И в то же время ничего не понимал. Откуда все это? Почему с ним? Что теперь делать?
Но, стоило отметить, все это могло обернуться новыми трудностями.
Следовало бы включать мозги, и прежде всего мозги.
«Ну и вернись в корабль, чего здесь торчать».
«Надо дождаться ночи».
«И что ты ей скажешь? Она тебя все равно не поймет».
«Не скажу. Просто заберу ее себе».
«Да с чего ты решил, что она согласится? Ты ж не будешь ее держать взаперти, как держали тебя?»
Он метался, заплутав в собственных мыслях. Одно ясно: сейчас далеко не лучшее время связываться с женщиной. И в то же время было понятно, что ему не хватает ее запаха. Уже не хватает, а ведь прошло всего-то несколько часов с того момента, как куколка со всех ног рванула к городу.
«Идиот», — рассердился Оллин.
Все это не должно его волновать. Его цель — отвоевать свободу, а заодно и найти того, кому пришла в голову блажная мысль поселить младенца с ассистентом под куполом. Понять наконец, кто же он, Оллин, откуда взялся, есть ли родственники.
Надо было уходить.
Просто взять и резко оборвать весь этот бред с ароматом, с навязчивой мыслью о том, что вот именно та самка непременно должна принадлежать ему.
Ну бред же, в самом деле… При чем тут самка? Он человек… почти человек. Или же у модификантов есть нечто такое, что в один миг приходит из глубин их сущности, но о чем он до сих пор не знал?
А тем временем взошло солнце, в городе бурлила жизнь. По дороге, что пролегла неподалеку от того места, где залег Оллин, катились телеги, запряженные тощими лошадьми, и скрипели при этом так надсадно, как будто готовились отдать свои души не иначе как местному богу колес.
Интересно, в кого веруют здешние жители?
Об этом можно будет спросить у нее.
Оллин мысленно выругался. У нее, как же. Даже поговорить с ней не получится, госпожа не знает языка Федерации.
Он все ждал, сам не зная чего. Мысли метались невнятными обрывками. Надо было уйти, но он не мог. Надо было забыть… Невозможно.
В очередной раз обозвав себя дураком, Оллин принял наконец решение: аккуратно сполз к воде, стараясь держаться ближе к зарослям орешника, соскользнул по осыпающейся гальке и нырнул. Теперь можно было размяться, а заодно и перекусить.
Озеро ему не понравилось. Слишком холодное, даже для него. Рыба мелкая, наверное, крупную уже выловили. Дно илистое, вода мутная. А в одном месте, где поглубже, вообще обнаружилось самое настоящее кладбище: с десяток скелетов в обрывках сгнившей ткани.
Оллин, работая хвостом, аккуратно обогнул это странное захоронение, поднялся чуть выше к поверхности. Кажется, где-то над водой кричали. Даже не так: многоголосый вой толпы просочился сквозь темную спокойную воду, неприятно резал слух.
И в тот миг, когда он уже собирался всплыть, чтобы подышать, в озеро с громким плеском что-то упало.
Что-то… мешок. Большой бесформенный мешок, буквально взорвавшийся серебристыми пузырьками воздуха.
Оллин нырнул глубже, уворачиваясь. Мешок судорожно дергался, от него по воде расходился странный запах, щекочущий обоняние. От запаха этого перед глазами все подернулось розоватой пеленой, а под ребрами жарко лизнуло пламенем. И уже со следующим ударом сердца он ощутил, как тело наливается сладковатой жутью. Она словно скрутила его путами, не давая двинуться. В сознании, проворачиваясь раскаленным прутом, медленно рождалось понимание того, что — или, вернее, кто был в мешке.
Оллин узнал аромат.
Нет, только не так. Почему? Что она им сделала? Да и что могла сделать тощая слабая девчонка?
Плевать.
Он рванул к мешку, схватил его зубами и поволок к берегу, тому, где лес почти сползал на кромку воды, где никто не заметит их. Еще ни разу Оллин не плавал так. Задыхаясь, работая лапами и хвостом. Перед глазами темнело от нехватки кислорода, еще немного, и он сам камнем пойдет ко дну… Но все же доплыл. Выдрался из ледяных объятий проклятого озера, выхватывая тяжелый мешок так, как выхватывал бы его у самой смерти, располосовал мешковину, освобождая голову несчастной. На траву плеснуло водой.
Да, это была она. Его куколка, прекрасная незнакомка из леса. Светлые волосы облепили бледное до синевы лицо, но Оллину даже не нужно было ее видеть, ему хватало запаха.
Она не шевелилась. Глаза были закрыты.
Рыкнув, Оллин свернулся клубком, загнал аватара внутрь. И, поднявшись уже человеком, подхватил человечку, дернул ее наверх, перекидывая грудью через колено, выбивая из нее ту воду, которая могла быть в легких. Он даже не сразу понял, что она совершенно обнажена. Лишь выдохнул с облегчением, когда тонкое тело дернулось в его руках и женщина зашлась кашлем, извергая из себя ледяную воду.
— Все хорошо, все, — бормотал он, гладя ее по волосам, — ты жива, а это главное.
Его медленно охватывала тупая, тянущая боль, она растекалась по всему телу. Надоедливая и вязкая, взялась неведомо откуда и уходить не собиралась. Но он не хотел думать об этом сейчас.
Оллин прижал женщину спиной к своей груди. Кожа ее была такой холодной, и сердце билось так неровно, что снова накатил панический страх — а вдруг она умрет вот так, у него на руках?
— Только живи, — пробормотал он, морщась от непроходящей боли, — все будет хорошо.
Запустив пальцы в мокрые спутанные волосы, Оллин бездумно массировал пальцами ее затылок. И почти застонал в голос, сообразив, что женщина связана по рукам и ногам, а он об этом и думать забыл.
— Сейчас я тебя развяжу, — проговорил он ей на ухо, — сейчас…
Но она вдруг обмякла, голова упала на грудь.
Оллин глубоко вздохнул, пощупал пульс у нее на шее — он был такой быстрый и слабенький, словно сердце несчастной было не в силах гонять по телу кровь.
— Ну хорошо, — пробормотал он растерянно, — тогда мы вернемся на корабль.
…Было еще кое-что, заставившее Оллина насторожиться.
Когда женщина потеряла сознание, та необъяснимая вязкая боль отпустила его. Исчезла так же внезапно, как и появилась.
* * *
До корабля Оллин добирался, снова обернувшись. Пришлось кое-как идти на задних лапах, потому что передними он прижимал к себе свою драгоценность. Он перегрыз веревки, и теперь тонкие словно веточки руки несчастной безжизненно болтались. Оллин не видел ничего вокруг себя, он дурел от аромата, который, казалось, уже проник под кожу и впитался в каждую клетку тела. И все, о чем думал раньше — об отмщении, о свободе, о собственном месте в этой вселенной — все померкло, оказалось погребенным под бурлящей пенной волной желания прижать к себе покрепче незнакомку и уже никогда не отпускать. Заставить ее, если не захочет, но — чтоб рядом, и только с ним…
Проходя в гостеприимно распахнувшийся люк, Оллин был вынужден пригнуться, взгляд невольно мазнул по маленькой аккуратной груди. Он заскрипел зубами. Нет. Так дело не пойдет. Он же человек, хоть и модификант. Разум должен быть выше инстинктов. Не аватар здесь хозяин.
Но подчиняться доводам собственного рассудка не хотелось. Бледное тело незнакомки плавало в золотистом жарком мареве, и пахло от нее так, что единственной мыслью, звякающей в совершенно пустой голове, было уложить женщину на диван и попробовать ее тонкое нежное тело на вкус, легко прикусывая, перебирая губами. Везде попробовать.
Оллин действительно уложил ее на единственный диван в кают-компании, а потом старательно укрыл мягким одеялом, закутав по самое горло. От себя самого подальше. Потом кое-как влез в комбинезон. Нужно было… успокоиться. И наконец заставить себя думать о том, как поступать дальше. Понятное дело, что притащить полудикую человечку в космический корабль было не лучшей идеей, более того, было идеей совершенно неправильной и противоречащей здравому смыслу. Но от одной мысли о том, что женщину придется отпустить, аватар начинал рваться наружу, и сквозь кожу прорезалась костяная чешуя.
Он опустился на колени рядом с диваном и принялся рассматривать лицо незнакомки. Волосы, разметавшиеся по подушке, были светлыми, холодного оттенка. Шелковые полукружья бровей — наоборот, темными, как и длинные ресницы, слипшиеся стрелками. Одну бровь рассек тонкий шрам. И еще один розовый, рваный шрам слева, чрез скулу. Ее били? Кем она была? Оллин с удивлением услышал собственное приглушенное рычание и постарался дышать глубоко и размеренно. Посмотрел на приоткрытые губы, бледно-розовые, соблазнительно-пухлые, и понял, что надо чем-то себя занять. Чем-то серьезным, например, выйти наружу и проверить сопла двигателей.
«А если она придет в себя, пока я буду отсутствовать?»
Он покачал головой. Перепугается. Еще небось погромит здесь все.
Но времени было довольно и на размышления, и на то, чтобы те неведомые люди, что держали его взаперти столько лет, отчаялись разыскивать беглеца. Опцию авторегистрации на корабле он отключил, так что теперь украденный корабль стал невидимым для всех.
Пищи хватало, Оллин не стеснялся охотиться по ночам. Зубы аватара прекрасно разгрызали кости молодых косуль и кабанчиков, а желудок легко переваривал сырое мясо.
Однажды ночью он набрел на поселение гуманоидов, которые были гостями Эрфеста. Оллин долго прятался в кустах, высматривая, взвешивая увиденное. Эти гуманоиды были, судя по внешнему виду, уроженцами Крисса, планеты, расположенной в противоположном рукаве галактики. Какого ларха им было нужно на Эрфесте, Оллин не знал, да и не стремился узнать. Ну, поселились тут, никому не мешают — ему-то что с того?
А другой ночью Оллин встретил ЕЕ.
Маленькую, перепуганную до смерти человечку. Она бежала сквозь лес в тонкой рубашке, едва прикрывавшей коленки. Она и не заметила, как попросту прошла мимо него, вытянувшегося под колкими лапами ели. Лунный свет запутался в ее светлых длинных волосах, рассыпавшихся по плечам, отразился бликами в огромных, на пол-лица, глазах… Прошла — а Оллина словно на поводке потянуло следом. Человечка оставила за собой странный нежный запах незнакомых Оллину цветов. И он потрусил за ней, сам еще не понимая зачем. Но вдыхать отголоски ее аромата было настолько приятно, что даже голова чуть-чуть кружилась, а под ребрами все налилось сладким предвкушением чего-то нового, непонятного, но от этого еще более заманчивого и притягательного.
Пока Оллин неспешно рысил за женщиной — а в том, что это женщина, сомнений не возникало, она была взрослой человеческой самкой, — он все пытался понять, зачем идет следом. И не мог. Ему просто нравилось, безумно нравилось ловить слабый аромат ее тела. Он был готов плыть по нему, а потом прильнуть к ней, прижать к себе, провести руками по спине, сминая ткань рубашки.
Оллин даже хмыкнул.
Это было нечто новенькое в его копилке ощущений. И ничего подобного в своей тюрьме он точно не испытывал. Ассистент как-то предложил ему привезти андроида для удовлетворения вполне естественных потребностей организма, но Оллин с руганью отказался. Еще пластиковой куклы ему не хватало для того, чтобы ощутить себя полностью униженным и растоптанным.
«Передай своему хозяину, пусть сам развлечется с андроидом», — сказал он тогда. И ушел выжимать гантели. До изнеможения. Чтоб упасть и заснуть, не думая ни о чем.
И вот теперь он шел за женщиной. Примитивной, конечно, ничего не знающей ни о далеких звездах, ни о кораблях, бороздящих вселенную, ни о Федерации. Но все это не имело совершенно никакого значения. Она оставляла за собой такой аромат, что перед глазами то и дело вспыхивали и гасли крошечные звездочки, а в голове перестукивались маленькие, но увесистые молоточки.
Когда она его заметила, Оллин даже растерялся. Женщина испугалась, шлейф ее аромата как будто дрогнул и изменился, подернулся горчинкой. Она упала на спину, и Оллин не удержался, просто подошел и ткнулся носом рядом с шеей. Втянул запах, чувствуя, что окончательно поплыл. Она что-то лопотала на своем языке, и вдруг, кроме ее страха, Оллин почувствовал нечто, похожее на облегчение. Как будто человечка была готова умереть. Ну что за глупости?
А перед глазами вновь замелькали соблазнительные образы. Он посмотрел на приоткрытые губы женщины, влажные. Вдохнул полной грудью ее запах. И с чувством человека, остановившегося над пропастью, внезапно понял, что ему совершенно наплевать на то, что сия особь по развитию своему не слишком далеко ушла от обезьяны. Он уже был готов просто прижаться к ее ногам, только ради того, чтобы ощутить ее тонкие теплые пальцы на своей голове. А еще… прилив совершенно безудержного плотского желания внезапно смял все бастионы старательно выстроенных принципов. Находиться рядом с этой человечкой было просто невозможно. Желание задрать ей рубашку повыше оказалось настолько болезненным, что Оллин едва не взвыл.
И все-таки заставил себя отойти в сторону.
Он же человек… то есть модификант. Не зверь. И он не будет удовлетворять желание вот так, посреди леса. Да еще и женщина совершенно не в себе от ужаса.
Но уйти не смог. Тащился следом до самого города, хватая нежный цветочный аромат, поскуливая от невозможности быть ближе и хотя бы уткнуться носом ей в ладони.
Происходило с ним что-то совершенно новое и непонятное. Он почти терял контроль над аватаром, а тот, в свою очередь, попросту залип на человечку, как будто именно эта была единственной привлекательной самкой. Просто бред какой-то.
Потом она ушла, исчезла среди убогих серых домов, и волшебный запах растворился в обыденной вони человеческого поселения, не очень-то чистого. И сразу все вокруг поблекло, как будто Лакшми, рисуя мир, передумала и широким взмахом тряпки стерла все уже сотворенное.
Оллин улегся под орешником, положил голову на лапы и решил, что дождется ночи, а йотом все-таки войдет в город и найдет ее, свою вкусную женщину.
«Свою? С каких пор она твоя?».
Он только зажмурился. Спорить с собой было бесполезно и не нужно. А знание того, что эта светловолосая куколка его, пришло откуда-то из темных глубин самой сути модификанта.
«Моя, — почти мурлыкал он, — моя-моя-моя. Никому не отдам».
И в то же время ничего не понимал. Откуда все это? Почему с ним? Что теперь делать?
Но, стоило отметить, все это могло обернуться новыми трудностями.
Следовало бы включать мозги, и прежде всего мозги.
«Ну и вернись в корабль, чего здесь торчать».
«Надо дождаться ночи».
«И что ты ей скажешь? Она тебя все равно не поймет».
«Не скажу. Просто заберу ее себе».
«Да с чего ты решил, что она согласится? Ты ж не будешь ее держать взаперти, как держали тебя?»
Он метался, заплутав в собственных мыслях. Одно ясно: сейчас далеко не лучшее время связываться с женщиной. И в то же время было понятно, что ему не хватает ее запаха. Уже не хватает, а ведь прошло всего-то несколько часов с того момента, как куколка со всех ног рванула к городу.
«Идиот», — рассердился Оллин.
Все это не должно его волновать. Его цель — отвоевать свободу, а заодно и найти того, кому пришла в голову блажная мысль поселить младенца с ассистентом под куполом. Понять наконец, кто же он, Оллин, откуда взялся, есть ли родственники.
Надо было уходить.
Просто взять и резко оборвать весь этот бред с ароматом, с навязчивой мыслью о том, что вот именно та самка непременно должна принадлежать ему.
Ну бред же, в самом деле… При чем тут самка? Он человек… почти человек. Или же у модификантов есть нечто такое, что в один миг приходит из глубин их сущности, но о чем он до сих пор не знал?
А тем временем взошло солнце, в городе бурлила жизнь. По дороге, что пролегла неподалеку от того места, где залег Оллин, катились телеги, запряженные тощими лошадьми, и скрипели при этом так надсадно, как будто готовились отдать свои души не иначе как местному богу колес.
Интересно, в кого веруют здешние жители?
Об этом можно будет спросить у нее.
Оллин мысленно выругался. У нее, как же. Даже поговорить с ней не получится, госпожа не знает языка Федерации.
Он все ждал, сам не зная чего. Мысли метались невнятными обрывками. Надо было уйти, но он не мог. Надо было забыть… Невозможно.
В очередной раз обозвав себя дураком, Оллин принял наконец решение: аккуратно сполз к воде, стараясь держаться ближе к зарослям орешника, соскользнул по осыпающейся гальке и нырнул. Теперь можно было размяться, а заодно и перекусить.
Озеро ему не понравилось. Слишком холодное, даже для него. Рыба мелкая, наверное, крупную уже выловили. Дно илистое, вода мутная. А в одном месте, где поглубже, вообще обнаружилось самое настоящее кладбище: с десяток скелетов в обрывках сгнившей ткани.
Оллин, работая хвостом, аккуратно обогнул это странное захоронение, поднялся чуть выше к поверхности. Кажется, где-то над водой кричали. Даже не так: многоголосый вой толпы просочился сквозь темную спокойную воду, неприятно резал слух.
И в тот миг, когда он уже собирался всплыть, чтобы подышать, в озеро с громким плеском что-то упало.
Что-то… мешок. Большой бесформенный мешок, буквально взорвавшийся серебристыми пузырьками воздуха.
Оллин нырнул глубже, уворачиваясь. Мешок судорожно дергался, от него по воде расходился странный запах, щекочущий обоняние. От запаха этого перед глазами все подернулось розоватой пеленой, а под ребрами жарко лизнуло пламенем. И уже со следующим ударом сердца он ощутил, как тело наливается сладковатой жутью. Она словно скрутила его путами, не давая двинуться. В сознании, проворачиваясь раскаленным прутом, медленно рождалось понимание того, что — или, вернее, кто был в мешке.
Оллин узнал аромат.
Нет, только не так. Почему? Что она им сделала? Да и что могла сделать тощая слабая девчонка?
Плевать.
Он рванул к мешку, схватил его зубами и поволок к берегу, тому, где лес почти сползал на кромку воды, где никто не заметит их. Еще ни разу Оллин не плавал так. Задыхаясь, работая лапами и хвостом. Перед глазами темнело от нехватки кислорода, еще немного, и он сам камнем пойдет ко дну… Но все же доплыл. Выдрался из ледяных объятий проклятого озера, выхватывая тяжелый мешок так, как выхватывал бы его у самой смерти, располосовал мешковину, освобождая голову несчастной. На траву плеснуло водой.
Да, это была она. Его куколка, прекрасная незнакомка из леса. Светлые волосы облепили бледное до синевы лицо, но Оллину даже не нужно было ее видеть, ему хватало запаха.
Она не шевелилась. Глаза были закрыты.
Рыкнув, Оллин свернулся клубком, загнал аватара внутрь. И, поднявшись уже человеком, подхватил человечку, дернул ее наверх, перекидывая грудью через колено, выбивая из нее ту воду, которая могла быть в легких. Он даже не сразу понял, что она совершенно обнажена. Лишь выдохнул с облегчением, когда тонкое тело дернулось в его руках и женщина зашлась кашлем, извергая из себя ледяную воду.
— Все хорошо, все, — бормотал он, гладя ее по волосам, — ты жива, а это главное.
Его медленно охватывала тупая, тянущая боль, она растекалась по всему телу. Надоедливая и вязкая, взялась неведомо откуда и уходить не собиралась. Но он не хотел думать об этом сейчас.
Оллин прижал женщину спиной к своей груди. Кожа ее была такой холодной, и сердце билось так неровно, что снова накатил панический страх — а вдруг она умрет вот так, у него на руках?
— Только живи, — пробормотал он, морщась от непроходящей боли, — все будет хорошо.
Запустив пальцы в мокрые спутанные волосы, Оллин бездумно массировал пальцами ее затылок. И почти застонал в голос, сообразив, что женщина связана по рукам и ногам, а он об этом и думать забыл.
— Сейчас я тебя развяжу, — проговорил он ей на ухо, — сейчас…
Но она вдруг обмякла, голова упала на грудь.
Оллин глубоко вздохнул, пощупал пульс у нее на шее — он был такой быстрый и слабенький, словно сердце несчастной было не в силах гонять по телу кровь.
— Ну хорошо, — пробормотал он растерянно, — тогда мы вернемся на корабль.
…Было еще кое-что, заставившее Оллина насторожиться.
Когда женщина потеряла сознание, та необъяснимая вязкая боль отпустила его. Исчезла так же внезапно, как и появилась.
* * *
До корабля Оллин добирался, снова обернувшись. Пришлось кое-как идти на задних лапах, потому что передними он прижимал к себе свою драгоценность. Он перегрыз веревки, и теперь тонкие словно веточки руки несчастной безжизненно болтались. Оллин не видел ничего вокруг себя, он дурел от аромата, который, казалось, уже проник под кожу и впитался в каждую клетку тела. И все, о чем думал раньше — об отмщении, о свободе, о собственном месте в этой вселенной — все померкло, оказалось погребенным под бурлящей пенной волной желания прижать к себе покрепче незнакомку и уже никогда не отпускать. Заставить ее, если не захочет, но — чтоб рядом, и только с ним…
Проходя в гостеприимно распахнувшийся люк, Оллин был вынужден пригнуться, взгляд невольно мазнул по маленькой аккуратной груди. Он заскрипел зубами. Нет. Так дело не пойдет. Он же человек, хоть и модификант. Разум должен быть выше инстинктов. Не аватар здесь хозяин.
Но подчиняться доводам собственного рассудка не хотелось. Бледное тело незнакомки плавало в золотистом жарком мареве, и пахло от нее так, что единственной мыслью, звякающей в совершенно пустой голове, было уложить женщину на диван и попробовать ее тонкое нежное тело на вкус, легко прикусывая, перебирая губами. Везде попробовать.
Оллин действительно уложил ее на единственный диван в кают-компании, а потом старательно укрыл мягким одеялом, закутав по самое горло. От себя самого подальше. Потом кое-как влез в комбинезон. Нужно было… успокоиться. И наконец заставить себя думать о том, как поступать дальше. Понятное дело, что притащить полудикую человечку в космический корабль было не лучшей идеей, более того, было идеей совершенно неправильной и противоречащей здравому смыслу. Но от одной мысли о том, что женщину придется отпустить, аватар начинал рваться наружу, и сквозь кожу прорезалась костяная чешуя.
Он опустился на колени рядом с диваном и принялся рассматривать лицо незнакомки. Волосы, разметавшиеся по подушке, были светлыми, холодного оттенка. Шелковые полукружья бровей — наоборот, темными, как и длинные ресницы, слипшиеся стрелками. Одну бровь рассек тонкий шрам. И еще один розовый, рваный шрам слева, чрез скулу. Ее били? Кем она была? Оллин с удивлением услышал собственное приглушенное рычание и постарался дышать глубоко и размеренно. Посмотрел на приоткрытые губы, бледно-розовые, соблазнительно-пухлые, и понял, что надо чем-то себя занять. Чем-то серьезным, например, выйти наружу и проверить сопла двигателей.
«А если она придет в себя, пока я буду отсутствовать?»
Он покачал головой. Перепугается. Еще небось погромит здесь все.