Из жизни кукол
Часть 17 из 76 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Нам известно, что Тара отправила Улофу последнее сообщение, когда смотрела с родителями новости по телевизору, в шесть минут одиннадцатого. Потом она, по словам родителей, ушла спать. А на самом деле — нет.
— Верно. Она оставила на столике прощальное письмо, потом выскользнула из квартиры и после секса спрыгнула с крыши шестиэтажного дома.
— Может быть… Вы проверили камеры видеонаблюдения в центре Бергсхамры?
— Прямо перед твоим приходом звонил Шварц, сказал, что как раз этим и занят.
— Хорошо.
— Тогда идем дальше. — Лассе достал DVD-диск в футляре, снабженном этикеткой. — Вот это видео хорошо бы проверить повнимательнее. Мы его изъяли во время одного из прошлых обысков.
На футляре значилась дата и несколько хэштэгов, среди которых Кевин разобрал #Швеция, #неизвестная и #кукловод.
– “Неизвестная” можно вычеркнуть, — сказал Лассе. — Во всяком случае, сценическое имя у нее было.
Они зашли в отгороженный закуток, так называемый Салон — иронический поклон в сторону настоящих кинотеатров. Звукоизолированное помещение площадью восемь квадратных метров, набитое аппаратурой.
Запах озона здесь был еще сильнее, чем в архиве. Кевин вспомнил, как пахла в его детстве игрушечная трасса с гоночными машинками. Сухой металлический запах от заезженных рельсов и перегретых трансформаторов.
Лассе закрыл дверь, и оба сели за стол.
На стене, над мониторами компьютеров, уже много лет висело увеличенное изображение персонажа из комиксов, Сахарного Конни, с безумной улыбкой и “пузырем”, гласившим: “обрезком железной трубы можно повергнуть к своим ногам весь мир!”
Когда Кевин только-только приступил к службе, он не мог понять, что здесь делает этот рисунок, однако после сотни кошмарных часов за мониторами Сахарный Конни стал его лучшим другом. Сахарный Конни с занесенным над головой обрезком сливной трубы.
Лассе запустил уже приготовленное к просмотру видео.
— Начнем вот с этого. Я звонил тебе как раз, когда его смотрел.
Ролики про изнасилование или с садистским уклоном следователи прокручивали без звука, иначе было просто невыносимо, но Лассе объяснил, что это видео постановочное, и Кевин согласился оставить звук.
Сцена представляла собой выкрашенную белой краской ванную, и Кевин тут же понял, что перед ним девушка, которая называет себя Нова Хорни, хотя в ролике она была на несколько лет моложе.
В руках она держала красную зубную щетку.
Я так люблю большие члены. Так люблю, когда меня трахают. Я хочу, чтобы ты трахнул меня. Хочу, чтобы ты трахнул меня в дырку. Прямо сейчас.
Кевин тут же ощутил знакомую сухость в горле, Глаза защипало. Голос девочки эхом отдавался от кафеля ванной. Руки у нее дрожали, и казалось, что девочке страшно холодно.
На заднем плане, где-то за закрытой дверью ванной, звучала “Металлика” — “Master of Puppets”.
Сквозь музыку вдруг донеслись голоса, потом смех. Кевин остановил запись, отмотал назад, прослушал еще раз.
— У них там вечеринка, — констатировал он.
Лассе кивнул.
Кевин стал искать какие-нибудь детали; он рассматривал все в этой ванной, кроме девочки, которая изображала стоны, не понимая даже, что она делает с собой.
Вот оно.
Кевин остановил запись и увеличил изображение.
На стене в левой части кадра висели рядком полотенца. Под белыми пластиковыми крючками угадывались серые контуры. Камера была сфокусирована не на стене, картинка расплывалась, но Кевин понимал, что там какие-то буквы.
Он прибавил резкости, контрастности, еще увеличил кадр.
— Ну, вот мы и узнали, как зовут эту девушку, — сказал он, когда слово под ближайшим крючком стало можно прочитать.
— Да, там определенно написано “Нова”, — согласился Лассе.
Кевин перевел фокус на соседнее полотенце.
— А на соседнем видишь, что написано?
— Да… “Бьёрн”.
Слова на трех других крючках разобрать не удалось.
Они ненадолго прервались, выпили кофе, который стоял так долго, что приобрел пыльный привкус. Лассе, возвращаясь в Салон, съел второй бутерброд. Кевин не понимал, откуда у шефа берется аппетит.
Нова и Бьёрн. Может быть, семья из пяти человек, подумал он. Или в семье четыре человека, а пятое полотенце — для гостей.
Лассе запустил второе видео, изъятое тогда же, два года назад.
— И что, единственная связь между Повелителем кукол и человеком, у которого изъяли запись, — это что они делились друг с другом роликами? — спросил Кевин.
— Стопроцентной уверенности нет, но все их сетевые контакты сводятся к случаю, когда они обменялись папками. Во время предварительного следствия все запротоколировали, и если следователи правильно систематизировали материал, то Нова появится и в этом видео…
На экране пошла запись.
Ошибки нет: перед ними возникла Нова.
Сначала лицо крупным планом — девушка устанавливала камеру; когда она отступила на пару шагов назад, на экране возникла освещенная спальня. Двуспальная кровать под бившей в глаза лампой, светло-зеленые обои и красноватое ковровое покрытие на полу.
Нова села на кровать, начала раздеваться — и тут Кевин остановил запись.
На ночном столике стояла фотография в рамке — явно свадебная. Красивая светловолосая женщина держит в руках букет, рядом с ней — мужчина, на полголовы выше, коротко стриженый, темноволосый.
Счастливые улыбки.
Кевин увидел, как поразительно похожа Нова на женщину с фотографии. Вот только ее улыбке недостает искренности.
На остановленном кадре Нова сидела на кровати в задранной черной футболке.
Улыбалась поверх надписи: “Без снюса Швеции не жить”.
Улыбалась так мертво, что Кевин покрылся гусиной кожей.
Он уменьшил картинку и тут заметил, что у кровати что-то есть — на полу, в тени ночного столика.
Пластиковый пакет из продуктового магазина, судя по виду, содержал упаковку пива из шести банок, но не это главное.
Главным было, где именно куплено пиво.
Фисксетра, подумал Кевин.
Только бледные сумерки
“Ведьмин котел”
— Однажды в детстве я замучила рака, — сказала Нова.
Разговор о живодерстве был попыткой одновременно и уклониться от темы, и развить ее. Луве не стал перебивать Нову, и из нее потоком полились слова, рассказ о том, как она в одиннадцать лет варила рака так долго, что вода в кастрюле выкипела.
— Это было сразу после того, как Петер написал мне в последний раз. Написал, сволочь, что “бросает меня”. Это ж сколько наглости надо.
Начав с обмена мыслями на расстоянии, загубленном кролике и мертвом раке, Нова добралась до своего прошлого. Она говорила с воодушевлением, и если раньше Луве сомневался в правдивости ее рассказов, то теперь сомнения исчезли. Ему казалось, что Нова не сознает, что говорит с ним. Она как будто обращалась к Мерси.
Вместе со своим братом Налле и его приятелями, Алексом и Фадде, Нова улизнула на вечеринку в честь сезона раков; там она выкурила свой первый косяк и выпила в одиночку литр белого вина.
— На следующем празднике раков лило как из ведра. — Нова перепрыгнула через год. — Но мне уже не надо было убегать тайком, потому что мама с Юсси смирились с тем, что я пью. Главное — чтобы я не напивалась до потери сознания.
В год, когда ей исполнилось тринадцать, Нова переспала с Алексом и Фадде. Через год на ее счету было еще девять или десять парней, она даже согласилась на секс с Алексом и Фадде одновременно.
— К следующей вечеринке, к своим пятнадцати годам, я перепробовала все… Гашиш и алкоголь, дурь и экстази, рогипнол, спайс, даже виагру.
Луве задумался. Нова отсчитывала свои первые годы знакомства с веществами, избрав вехами вечеринки в честь сезона раков; ясно, что первые издевательства над животными тесно связаны для нее с первым опытом употребления алкоголя и наркотиков, с первым сексуальным опытом. “Раковые” вечеринки стали для Новы символом издевательства над зверями, символом злоупотребления, она подсознательно выбрала рассказывать свою историю именно так.
— Я все реже думала про Петера… про Повелителя кукол. Я его почти забыла. Как будто во все это вляпалась другая Нова. Я же уже не малявка была, у меня грудь выросла больше маминой… Я даже подумывала, не начать ли мне продавать свои фотографии. Мне бы точно хорошо платили, и потом, все равно всю работу я делала сама. Я и фотограф, и актриса, и режиссер, да вообще все, и несправедливо, что деньги берет себе кто-то другой. Но мне смелости не хватило… Я решила, что лучше просто забыть всю эту историю.
Дальше Нова рассказала, что Юсси, в попытке пополнить свой в общем и целом несуществующий бюджет, стал гнать самогон, а мать покончила с астрологией, разуверившись в ней. “Слишком многие Девы вели себя совсем не как Девы”, — заметила Нова.
Празднества в квартире продолжались, народу прибывало много, и самого разнообразного, в первую очередь благодаря маленькому бизнесу Юсси, а также тому, что Нова завела собственный бизнес. Большинство клиентов были мужчинами в возрасте от шестнадцати до шестидесяти, и если не считать самогона, в центре всего стояла она.
Нова рассказала, как в первый раз занималась сексом за деньги. Было больно, она жалобно поскуливала, но тот мужчина все равно сказал, что было изумительно хорошо.
Что он заметил: ей тоже понравилось.
После этого Нова просто решила думать, что ей нравится. То есть приняла решение стать актрисой; она сразу поняла, что у нее неплохо получается. У Новы, у которой никогда ничего не получалось хорошо, которая должна была пойти в девятый класс и провалила все экзамены, кроме английского.
— Верно. Она оставила на столике прощальное письмо, потом выскользнула из квартиры и после секса спрыгнула с крыши шестиэтажного дома.
— Может быть… Вы проверили камеры видеонаблюдения в центре Бергсхамры?
— Прямо перед твоим приходом звонил Шварц, сказал, что как раз этим и занят.
— Хорошо.
— Тогда идем дальше. — Лассе достал DVD-диск в футляре, снабженном этикеткой. — Вот это видео хорошо бы проверить повнимательнее. Мы его изъяли во время одного из прошлых обысков.
На футляре значилась дата и несколько хэштэгов, среди которых Кевин разобрал #Швеция, #неизвестная и #кукловод.
– “Неизвестная” можно вычеркнуть, — сказал Лассе. — Во всяком случае, сценическое имя у нее было.
Они зашли в отгороженный закуток, так называемый Салон — иронический поклон в сторону настоящих кинотеатров. Звукоизолированное помещение площадью восемь квадратных метров, набитое аппаратурой.
Запах озона здесь был еще сильнее, чем в архиве. Кевин вспомнил, как пахла в его детстве игрушечная трасса с гоночными машинками. Сухой металлический запах от заезженных рельсов и перегретых трансформаторов.
Лассе закрыл дверь, и оба сели за стол.
На стене, над мониторами компьютеров, уже много лет висело увеличенное изображение персонажа из комиксов, Сахарного Конни, с безумной улыбкой и “пузырем”, гласившим: “обрезком железной трубы можно повергнуть к своим ногам весь мир!”
Когда Кевин только-только приступил к службе, он не мог понять, что здесь делает этот рисунок, однако после сотни кошмарных часов за мониторами Сахарный Конни стал его лучшим другом. Сахарный Конни с занесенным над головой обрезком сливной трубы.
Лассе запустил уже приготовленное к просмотру видео.
— Начнем вот с этого. Я звонил тебе как раз, когда его смотрел.
Ролики про изнасилование или с садистским уклоном следователи прокручивали без звука, иначе было просто невыносимо, но Лассе объяснил, что это видео постановочное, и Кевин согласился оставить звук.
Сцена представляла собой выкрашенную белой краской ванную, и Кевин тут же понял, что перед ним девушка, которая называет себя Нова Хорни, хотя в ролике она была на несколько лет моложе.
В руках она держала красную зубную щетку.
Я так люблю большие члены. Так люблю, когда меня трахают. Я хочу, чтобы ты трахнул меня. Хочу, чтобы ты трахнул меня в дырку. Прямо сейчас.
Кевин тут же ощутил знакомую сухость в горле, Глаза защипало. Голос девочки эхом отдавался от кафеля ванной. Руки у нее дрожали, и казалось, что девочке страшно холодно.
На заднем плане, где-то за закрытой дверью ванной, звучала “Металлика” — “Master of Puppets”.
Сквозь музыку вдруг донеслись голоса, потом смех. Кевин остановил запись, отмотал назад, прослушал еще раз.
— У них там вечеринка, — констатировал он.
Лассе кивнул.
Кевин стал искать какие-нибудь детали; он рассматривал все в этой ванной, кроме девочки, которая изображала стоны, не понимая даже, что она делает с собой.
Вот оно.
Кевин остановил запись и увеличил изображение.
На стене в левой части кадра висели рядком полотенца. Под белыми пластиковыми крючками угадывались серые контуры. Камера была сфокусирована не на стене, картинка расплывалась, но Кевин понимал, что там какие-то буквы.
Он прибавил резкости, контрастности, еще увеличил кадр.
— Ну, вот мы и узнали, как зовут эту девушку, — сказал он, когда слово под ближайшим крючком стало можно прочитать.
— Да, там определенно написано “Нова”, — согласился Лассе.
Кевин перевел фокус на соседнее полотенце.
— А на соседнем видишь, что написано?
— Да… “Бьёрн”.
Слова на трех других крючках разобрать не удалось.
Они ненадолго прервались, выпили кофе, который стоял так долго, что приобрел пыльный привкус. Лассе, возвращаясь в Салон, съел второй бутерброд. Кевин не понимал, откуда у шефа берется аппетит.
Нова и Бьёрн. Может быть, семья из пяти человек, подумал он. Или в семье четыре человека, а пятое полотенце — для гостей.
Лассе запустил второе видео, изъятое тогда же, два года назад.
— И что, единственная связь между Повелителем кукол и человеком, у которого изъяли запись, — это что они делились друг с другом роликами? — спросил Кевин.
— Стопроцентной уверенности нет, но все их сетевые контакты сводятся к случаю, когда они обменялись папками. Во время предварительного следствия все запротоколировали, и если следователи правильно систематизировали материал, то Нова появится и в этом видео…
На экране пошла запись.
Ошибки нет: перед ними возникла Нова.
Сначала лицо крупным планом — девушка устанавливала камеру; когда она отступила на пару шагов назад, на экране возникла освещенная спальня. Двуспальная кровать под бившей в глаза лампой, светло-зеленые обои и красноватое ковровое покрытие на полу.
Нова села на кровать, начала раздеваться — и тут Кевин остановил запись.
На ночном столике стояла фотография в рамке — явно свадебная. Красивая светловолосая женщина держит в руках букет, рядом с ней — мужчина, на полголовы выше, коротко стриженый, темноволосый.
Счастливые улыбки.
Кевин увидел, как поразительно похожа Нова на женщину с фотографии. Вот только ее улыбке недостает искренности.
На остановленном кадре Нова сидела на кровати в задранной черной футболке.
Улыбалась поверх надписи: “Без снюса Швеции не жить”.
Улыбалась так мертво, что Кевин покрылся гусиной кожей.
Он уменьшил картинку и тут заметил, что у кровати что-то есть — на полу, в тени ночного столика.
Пластиковый пакет из продуктового магазина, судя по виду, содержал упаковку пива из шести банок, но не это главное.
Главным было, где именно куплено пиво.
Фисксетра, подумал Кевин.
Только бледные сумерки
“Ведьмин котел”
— Однажды в детстве я замучила рака, — сказала Нова.
Разговор о живодерстве был попыткой одновременно и уклониться от темы, и развить ее. Луве не стал перебивать Нову, и из нее потоком полились слова, рассказ о том, как она в одиннадцать лет варила рака так долго, что вода в кастрюле выкипела.
— Это было сразу после того, как Петер написал мне в последний раз. Написал, сволочь, что “бросает меня”. Это ж сколько наглости надо.
Начав с обмена мыслями на расстоянии, загубленном кролике и мертвом раке, Нова добралась до своего прошлого. Она говорила с воодушевлением, и если раньше Луве сомневался в правдивости ее рассказов, то теперь сомнения исчезли. Ему казалось, что Нова не сознает, что говорит с ним. Она как будто обращалась к Мерси.
Вместе со своим братом Налле и его приятелями, Алексом и Фадде, Нова улизнула на вечеринку в честь сезона раков; там она выкурила свой первый косяк и выпила в одиночку литр белого вина.
— На следующем празднике раков лило как из ведра. — Нова перепрыгнула через год. — Но мне уже не надо было убегать тайком, потому что мама с Юсси смирились с тем, что я пью. Главное — чтобы я не напивалась до потери сознания.
В год, когда ей исполнилось тринадцать, Нова переспала с Алексом и Фадде. Через год на ее счету было еще девять или десять парней, она даже согласилась на секс с Алексом и Фадде одновременно.
— К следующей вечеринке, к своим пятнадцати годам, я перепробовала все… Гашиш и алкоголь, дурь и экстази, рогипнол, спайс, даже виагру.
Луве задумался. Нова отсчитывала свои первые годы знакомства с веществами, избрав вехами вечеринки в честь сезона раков; ясно, что первые издевательства над животными тесно связаны для нее с первым опытом употребления алкоголя и наркотиков, с первым сексуальным опытом. “Раковые” вечеринки стали для Новы символом издевательства над зверями, символом злоупотребления, она подсознательно выбрала рассказывать свою историю именно так.
— Я все реже думала про Петера… про Повелителя кукол. Я его почти забыла. Как будто во все это вляпалась другая Нова. Я же уже не малявка была, у меня грудь выросла больше маминой… Я даже подумывала, не начать ли мне продавать свои фотографии. Мне бы точно хорошо платили, и потом, все равно всю работу я делала сама. Я и фотограф, и актриса, и режиссер, да вообще все, и несправедливо, что деньги берет себе кто-то другой. Но мне смелости не хватило… Я решила, что лучше просто забыть всю эту историю.
Дальше Нова рассказала, что Юсси, в попытке пополнить свой в общем и целом несуществующий бюджет, стал гнать самогон, а мать покончила с астрологией, разуверившись в ней. “Слишком многие Девы вели себя совсем не как Девы”, — заметила Нова.
Празднества в квартире продолжались, народу прибывало много, и самого разнообразного, в первую очередь благодаря маленькому бизнесу Юсси, а также тому, что Нова завела собственный бизнес. Большинство клиентов были мужчинами в возрасте от шестнадцати до шестидесяти, и если не считать самогона, в центре всего стояла она.
Нова рассказала, как в первый раз занималась сексом за деньги. Было больно, она жалобно поскуливала, но тот мужчина все равно сказал, что было изумительно хорошо.
Что он заметил: ей тоже понравилось.
После этого Нова просто решила думать, что ей нравится. То есть приняла решение стать актрисой; она сразу поняла, что у нее неплохо получается. У Новы, у которой никогда ничего не получалось хорошо, которая должна была пойти в девятый класс и провалила все экзамены, кроме английского.