Из стали и пламени

Мы вышли в коридор. Две сестры шли впереди, две сзади и по одной с боков. Я чувствовала себя одновременно принцессой в окружении воинов и преступницей, идущей на казнь.

Винтовая лестница увела нас на самый верх – в небесный зал под открытым небом. Сверху и сквозь большие окна в помещение проникали оранжевые лучи заката. Из-за них огонь, горящий в центре, казался ярче, больше. Будто полыхает весь зал.

Айкир уже был здесь. Но пришел, судя по всему, недавно: в окружении шести братьев он замер на середине пути между огнем и лестницей. Обернулся, явно заслышав звук наших шагов, и застыл. Привычное выражение уверенности исчезло с его лица, уступив место… растерянности? Айкир смотрел на меня и будто видел впервые. Скользил взглядом по откровенному наряду, раз за разом возвращался к лицу, словно уверяясь, что это действительно я.

Его наряд, к слову, тоже оказался непривычным. Свободные штаны с низкой посадкой на бедрах, широкие манжеты на щиколотках. Фиолетовые ленты стягивали не только запястья, но и предплечья. Видимо, из-за этого рисунок ему нанесли на грудь. И, надо признать, на смуглой коже белая краска смотрелась намного лучше.

Стоило так подумать, и щеки нагрелись. Я поспешила отвернуться. Оглядела толпу охотников, увидела на их лицах предвкушение, смешанное с завистью. Грустно усмехнулась. Интересно, знай они, что сегодня увидят божественную кару, смотрели бы на меня иначе?

– Айкир, Кинара, подойдите.

Мы приблизились. Приняли из рук Дария по кубку, до половины наполненному горячим вином.

– Ничего не бойтесь. Пейте.

Он улыбнулся нам, будто любимым детям. Дождался, когда мы осушим кубки, и простер руку к огню. Посмотрел на него с благоговением. Потом указал на отцов по другую сторону пламени.

– Мы проводим вас и встретим. Подхватим, если вы оступитесь, и подставим плечо.

Я посмотрела на него с плохо скрытой издевкой. Подхватят? Где? В огне?

– Айкир, ты пойдешь первым. Будь смелым, сын. Будь верным. Будь достойным божественного дара.

Айкир кивнул и зашагал – твердо, решительно. Свободные штаны колыхались в такт движению. Широкая, покрытая шрамами спина казалась мощнее, чем обычно. Будто Айкир враз стал больше. Оказавшись возле огня, он раскинул руки, как для объятий, и, не сбавляя шага, ступил в смертоносный столб стихии.

Все замерли. Каждый в небесном зале задержал дыхание, подался вперед. Даже отцы напряженно застыли.

Я смотрела на голодное пламя, тянущее алые лепестки во все стороны. Чувствовала биение своего сердца – частое, взволнованное. Ощущала холодную дрожь, поселившуюся внутри меня. И не сдержала вскрика, когда и без того высокое пламя взметнулось выше.

Тут же раздался голос Мадека:

– Боги приняли решение!

Взоры десятков пар глаз обратились к нему, стоящему по другую сторону от нас с Дарием. Мадек шагнул вперед. Без страха приблизился к пламени и протянул руку. Миг – и из огня появилась рука Айкира. Следом вышел он весь. Невредимый, нагой, покрытый сажей и копотью, будто побывал на пепелище, а не в ярящейся стихии.

Почти сразу сбоку возник старший охотник с темно-фиолетовым плащом. Передал его Мадеку и с поклоном отошел.

– Добро пожаловать в наши ряды, отец.

Мадек с улыбкой надел на Айкира плащ, затем повернулся к остальным:

– Приветствуем нового праведного отца! Долгих лет ему и нашему Ордену!

– Долгих лет ему и нашему Ордену! – хором повторили охотники.

Я же не могла выдавить из себя ни звука. Смотрела на Айкира и пыталась понять, как ему удалось выйти из пламени живым? Неужели боги действительно его выбрали? И если так… как они поступят со мной?

– Кинара.

Голос Дария раздался слишком близко. Я вздрогнула и рывком обернулась.

Зал, до этого гудящий голосами, вновь окутала тишина. Десятки взглядов приковало ко мне.

– Настал твой черед. Ты готова?

Готова ли я? Нет! Конечно, нет! Но есть ли выбор?

Даже кинься я сейчас к выходу, не добегу. В небесном зале собрались все послушники и охотники. Многие – опытные воины, закаленные в схватках с драконами, преданные идеалам Ордена. Они с радостью убьют трусиху, оскорбившую богов.

Но войти в пламя… Войти и надеяться, что боги не сожгут меня заживо за любовь к драконам?

Сейчас, на пороге смерти, я осознала это как никогда четко.

Я действительно люблю их: моего сына и того мужчину с зелеными глазами. Люблю так сильно, что в груди все сжимается и хочется плакать. Потому что они там – в укрытых снегом горах, где не чувствуешь холода. А я здесь. Потому что не могу вспомнить их имен. Потому что больше никогда не увижу.

Я люблю их… Но люблю не одинаково.

Моя любовь к сыну спокойная и всеобъемлющая. Будь она камнями, на ней можно было бы построить замок – такой большой и крепкий, что даже время не смогло бы его разрушить. Она дарит тепло, покой. Она в каждой частице меня.

В противовес ей, любовь к мужчине похожа на ураган. Она яростная, стремительная, опасная. Она может уничтожить меня, я знаю это. Знаю, но принимаю ее. Потому что эта же любовь наделяет меня смелостью, силой. И самым невозможным образом дарит чувство защищенности.

– Кинара? – позвал Дарий, не дождавшись от меня ответа.

– Готова, отец.


Сдвинуться с места оказалось непросто, ноги будто приросли к полу. Каждый шаг – через силу, и чем ближе к огню, тем страшнее. Воздух горит, опаляет лицо, касается моих рук, груди, обжигает голые ноги через разрезы юбки. Левое запястье, на котором спрятан рисунок, пульсирует.

Шаг. Шаг. Шаг.

Огонь слишком яркий. Я зажмуриваюсь, раскидываю руки – совсем как Айкир – и продолжаю идти. Вряд ли кто-то в зале догадывается, что мои объятия не для божественного пламени. Они для сына, чей образ стоит перед глазами, для мужчины, которого я люблю.

Шаг. Шаг. И еще один – в огонь.

Тело скрутило от боли. Грудь сдавило так, что ни вдохнуть, ни закричать. Я остановилась, запрокинула голову и уставилась в небо закрытыми глазами. Пусть вокруг ярится пламя, но сейчас я вижу бескрайнюю синеву. Высокую, недосягаемую, манящую. Когда-нибудь мой сын поднимается в нее. Коснется крыльями облаков, пролетит над пиками скал и вернется на площадь перед огромным замком.

Чертогом. Драконьим чертогом.

Воспоминание пронзило мысли стрелой. Следом за ним, точно спущенные по команде, взмыл еще десяток стрел. Перед внутренним взором возникли картинки города, спрятанного высоко в горах. Я увидела дома, двери в которых не запирают. Изогнутые луками мосты над ущельями. Узкие улицы. Детей, играющих на площадке. Седовласую драконицу с мудрым взглядом.

Гррахара. Ее зовут Гррахара.

Я снова была в старом доме, охваченном пожаром. И снова бежала, прижимая к груди молчаливого мальчика. Переживала его новое рождение, плакала, вспоминая его голос и полное отчаяния: «Харрари, нет!».

Сайллор. Мой сын.

Слезы обожгли щеки, но я едва обратила внимание. Пусть больно, я все равно хочу их видеть: Северные Гнезда, драконов, Сайллора и Рроака – мужчину, которому отдала свою первую ночь. Кто увидел во мне – меня. Кто продолжает преследовать меня во снах.

Левое запястье полыхнуло так сильно, что я закричала. Ощутила, как взвилось пламя, и услышала голос Мадека:

– Боги приняли решение…

Приняли? Увидели мои чувства и готовы покарать? Нет! Я не согласна уйти. В моем сердце есть вера! Только верю я не в идеалы Ордена, а в нас – в людей и драконов, что могут жить в мире. В чистое небо, которое хочу подарить Сайллору. В мечту Рроака. В мою мечту.

Я открыла глаза, на миг ослепла от яркого пламени – и с силой вытолкнула себя вперед.

Шаг. Шаг. И… шаг на холодный пол небесного зала.

Покачнулась, обхватила себя руками, вздрогнула, ощутив, как на плечи упал тяжелый плащ. Повернулась и встретилась взглядом с Айкиром.

Что? Он отдал свой плащ? Но зачем? Старший охотник ведь сейчас принесет еще один.

– Приветствуем первую праведную мать! – торжественно произнес Мадек. – Долгих лет ей и нашему Ордену!

– Долгих лет ей и нашему Ордену! – подхватили охотники.

Я растерянно оглядела толпу. Посмотрела на Арилу, улыбающуюся так широко, будто исполнилась ее заветная мечта. Повернулась к Айкиру, уже облачившемуся в плащ. Правда, в темно-коричневый, а не фиолетовый. Кажется, это плащ Кадера.

– Ты вся в саже, – прошептал Айкир, наклоняясь к моему уху.

– Будто сам выглядишь лучше, – я беззлобно усмехнулась.

Стянула полы плаща и снова обвела взглядом шумный зал. Все закончилось? Боги приняли мою веру?

Охотники продолжали выкрикивать пожелания. Причем голоса сестер звучали особенно громко. Они ликовали. Вскидывали кулаки, приветствуя, свистели и улюлюкали. Выглядели такими счастливыми, словно рождение праведной матери подарило надежду каждой из них.

Минут десять спустя нас с Айкиром отвели в купальни. Принесли длинную ширму, которой разделили комнату пополам, чистые вещи, обувь. Помогли привести себя в порядок. Точнее, попытались. И я, и Айкир, не сговариваясь, уверили, что справимся сами.

Чем руководствовался Айкир я не знаю. У меня же причина вполне ясная: огонь уничтожил не только мои одежды, но и повязку на руке. Да, сажа скрыла рисунок, но в воде он станет виден. Лучше обойтись без посторонних.

Мылись мы долго. Я дождалась, когда Айкир закончит, оденется и выйдет из купален. Потом подбежала к оставленным стопкой вещам. Натянула рубаху, туго затянула завязки на запястьях, надеясь, что они не позволят рукавам задраться.

Нательное белье, штаны, сапоги… Все как у охотниц. Только шерстяная туника, выкрашенная в дорогой темно-фиолетовый цвет, без слов напомнила о моем новом статусе.

Я задумалась.

А ведь теперь Мадек не сможет мне навредить, отныне мы равны. Уверена, старика это бесит безмерно! Но намного важнее другое – я смогу изменить порядки Ордена. Правда, для этого надо заручиться поддержкой других отцов, дождаться праздника осеннего солнца, провести воззвание к богам и попросить остановить убийства драконов. Или… добиться расположения Мадека. Если смогу убедить его, что драконы – не звери, он перестанет посылать охотников в горы.

Представить дружбу с Мадеком не получалось даже в самых смелых фантазиях, но ради Рроака и Сайллора я обязана попытаться. Не хочу почти год ждать осеннего солнца.

Я вышла в коридор и решительно зашагала в нужную сторону. Охотники и послушники, завидев меня, приветственно кланялись, многие улыбались. Под их взглядами становилось неуютно. Слишком непривычно, слишком странно. Я кивала и каждый раз ускоряла шаг. Под конец – едва не бежала.

Влетела на третий этаж, бесшумно подкралась к кабинету Мадека и только собиралась постучать, как услышала:

– Кинара не должна была выжить!

– Простите, отец, – за дверью глухо прозвучал голос Кадера. – Клянусь, я все сделал, как вы велели. Адонилен выпил только Айкир, в кубке Кинары было вино. Просто вино, отец! Она должна была сгореть, клянусь!..

– Но не сгорела, – холодно процедил Мадек. – Надо выяснить, почему.