Искушение

– Я просто что?

– Я уже даже не знаю, как тебя назвать. Я просто… – Я качаю головой и всплескиваю руками. – Я вообще не знаю, что мне с тобой делать.

– Знаешь, и еще как.

Он наклоняется ко мне для поцелуя, и это должно быть самой что ни на есть естественной развязкой – ведь я люблю его, он любит меня, и я обожаю его целовать. Но едва его губы приближаются к моим, мое тело непроизвольно деревенеет. Пульс учащается – но не в хорошем смысле этого слова, – и меня начинает мутить.

Я пытаюсь скрыть это, но Джексон всегда видит больше, чем мне хотелось бы. И вместо того, чтобы поцеловать меня в губы, как он наверняка хочет, он легко и нежно целует меня в щеку.

– Прости, – говорю я. Мне тошно от того, что творится у меня внутри, тошно оттого, что мы не можем просто вернуться к тому, что было у нас четыре месяца назад. И еще более тошно оттого, что именно я вбиваю между нами этот клин в то время, как Джексон ведет себя безупречно.

– Не извиняйся. Тебе многое пришлось пережить. Я могу подождать.

– То-то и оно. Так не должно быть – ты вовсе не должен ждать.

– Грейс. – Он кладет ладонь на мою щеку. – Ты провела сто одиннадцать дней, заточенная в холодный камень, чтобы отвести угрозу от всех нас. Если ты думаешь, что я неспособен ждать столько, сколько будет нужно, чтобы тебе снова стало хорошо со мной, то ты и вправду не понимаешь, как сильно я тебя люблю.

Дыхание перехватывает, сердце замирает.

– Джексон. – Я едва могу выговорить его имя из-за огромного кома, который давит на мои голосовые связки.

Но он только качает головой.

– Я ждал тебя целую вечность, Грейс. И вполне могу подождать еще.

Я подаюсь к нему, чтобы поцеловать, но то прекрасное, что связывает нас, вдруг ни с того ни с сего превращается во что-то иное. Нечто такое, отчего мои ладони становятся скользкими от пота, а горло сдавливает страх.





Глава 14. Фигли-мигли




У меня падает сердце, на глаза наворачиваются слезы, дыхание перехватывает. Меня беспокоит мысль не о том, как долго Джексон будет ждать, а о том, буду ли я когда-нибудь готова. Смогу ли когда-нибудь отыскать обратный путь к этому чудесному парню, который так легко похитил мое сердце и смог безраздельно им завладеть.

Что же это такое? Что внутри меня заставляет чувствовать себя так странно? Вообще-то мне и раньше доводилось слышать внутри себя некий голос, предупреждающий об опасности, говорящий мне, что делать в ситуациях, в которых я совершенно терялась. В ситуациях, которые я и представить себе не могла.

В прошлом я была абсолютно уверена, что этот голос – всего лишь выразитель мыслей, которые улавливало мое подсознание, но которые мой разум осмысливал только потом. Но что, если это был голос живущей во мне горгульи? Флинт как-то сказал мне, что его дракон разумен и что мышление этого дракона существует отдельно от его человеческой ипостаси. Не так ли бывает и у горгулий?

Откуда ни возьмись, внутри меня вдруг поднимается иррациональный гнев. Гнев на живущую во мне горгулью. На Лию и Хадсона. На саму судьбу за то, что она сотворила все то, что и привело меня к сегодняшнему дню.

Я хочу сказать что-нибудь, сама не знаю что – что-нибудь такое, что могло бы объяснить те несуразные чувства, которые бушуют во мне сейчас, – но он качает головой прежде, чем я успеваю произнести хотя бы одно слово.

– Это нормально.

– И вовсе это не…

– Это естественно, – твердо говорит он. – Ты же вернулась всего четыре часа назад. Так почему бы тебе не сделать себе поблажку?

Прежде чем я успеваю сказать что-то еще, мелодия звонка звучит опять. Несколько секунд спустя коридоры наполняются толпами учеников, одетых в черно-фиолетовую форму. Они стараются держаться от нас подальше – это обычное дело, когда Джексон рядом со мной, – но это вовсе не значит, что не перешептываются украдкой, глазея на нас двоих, будто на моделей на подиуме.

Джексон неохотно отстраняется от меня.

– Какой у тебя следующий урок? – осведомляется он, отпустив мою руку.

– Изобразительное искусство. Я как раз собиралась забежать в мою комнату и одеться, чтобы пройти туда через кампус.

– Понятно. – Он делает шаг назад, и в его темных глазах отражается понимание. – Дай мне знать, когда ты захочешь воспользоваться коротким путем. Ты не должна ходить там одна. По крайней мере, не в первый раз.

Я хочу сказать ему, что это пустяки, но останавливаю себя. Потому что это не пустяки. И потому, что сейчас мне бы очень не хотелось спускаться туда одной, не хотелось идти мимо двери, ведущей в то подземелье, где меня едва не принесли в жертву по милости этой душегубки, Лии, и Хадсона, ее дружка и еще большего душегуба, чем она.

Поэтому, вместо того чтобы возразить, я просто говорю:

– Спасибо, – и встаю на цыпочки, чтобы поцеловать Джексона в щеку.

В нескольких футах от нас внезапно раздается оглушительный визг, и мы в испуге отскакиваем друг от друга.

– ОООООООО! ГРЕЕЕЕЕЕЕЕЙС!

Поскольку этот визг я узнала бы всегда и везде, я смотрю на Джексона с невеселой улыбкой и отхожу на пару шагов назад за мгновение до того, как в бок мне врезается моя кузина Мэйси.


Она заключает меня в цепкие объятия, чуть ли не прыгая от восторга, и верещит:

– Ты и вправду здесь! Я не позволяла себе поверить в это, пока не увидела тебя собственными глазами! Я искала тебя везде!

Джексон подмигивает мне и одними губами говорит:

– Напиши мне потом на телефон. – После чего вливается в толпу.

Я киваю и, повернувшись, обнимаю Мэйси и даже прыгаю на месте вместе с ней. Чувствуя, как крепко она прижимает меня к себе, радуюсь, что у меня есть такая сестра. И не могу не думать о том, как здорово мне ее не хватало, хотя до этой секунды я этого и не осознавала.

– Как ты? Ты в порядке? Как ты себя чувствуешь? Выглядишь ты хорошо. Какой у тебя сейчас урок? Ты не можешь его прогулять? Я скопила целый галлон вишневого мороженого в морозильнике моего отца – прятала его там понемножку уже много недель, ожидая, когда ты вернешься.

Она отстраняется, улыбается мне и обнимает меня опять – с еще большим энтузиазмом.

– Я так рада, что ты вернулась, Грейс. Мне так тебя не хватало!

– Мне тоже тебя не хватало, Мэйс, – отвечаю я, когда она наконец отпускает меня. И поскольку я понятия не имею, с чего начать, то говорю первое, что приходит мне в голову: – Ты перекрасила волосы.

– Что? О да. – Она улыбается мне и запускает руку в свои короткие розовые волосы, подстриженные в стиле «пикси». – Я сделала это несколько недель назад, когда скучала по тебе. Так сказать, в твою честь.

Разумеется, в мою честь, ведь она все еще считает, что ярко-розовый – это мой любимый цвет…

– Смотрится обалденно, – говорю я ей. Потому что так оно и есть. И потому что она самая лучшая двоюродная сестра и подруга, какую только можно пожелать.

– Так какой же у тебя следующий урок? – спрашивает она, таща меня за собой по вестибюлю к лестнице. – Потому что думаю, тебе надо забить на него и пообщаться со мной у нас в комнате.

– А разве у тебя сейчас нет урока?

– Да, но это всего лишь повторение перед внутрисеместровым экзаменом. – Она машет рукой. – Я могу пропустить его, чтобы пообщаться с моей любимой кузиной.

– Да, но у твоей любимой кузины сейчас урок изобразительного искусства, и думаю, мне не стоит на него забивать. Мне надо выяснить, как нагнать все то, что я пропустила. – Я невесело смотрю на нее. – Я не готова оставаться на второй год в выпускном классе.

– Если хочешь знать мое мнение, ты вовсе не обязана ничего нагонять. После спасения мира ты заслужила самые высокие оценки по всем предметам, заслужила, чтобы тебе ставили их всегда.

Я смеюсь, потому что нельзя не смеяться, когда Мэйси входит в раж. А сейчас она явно разошлась не на шутку.

– Я бы не сказала, что я спасла мир.

– Ты же избавилась от Хадсона, разве нет? А это почти то же самое.

У меня напрягаются мышцы живота. В этом-то и суть. Я не знаю, избавилась я от Хадсона или нет. Не знаю, мертв он или таится неизвестно где, строя планы по установлению мирового господства, или же пребывает где-то между первым и вторым. И пока я не узнаю ответа на этот вопрос, я буду чувствовать себя неуютно, если позволю другим думать, будто сделала что-то такое, что помогло «спасти мир».

Вполне возможно, что я сделала только хуже.

– Я понятия не имею, где сейчас Хадсон, – признаюсь я в конце концов.

У нее округляются глаза, но она спохватывается и опять приклеивает к лицу улыбку.

– Ну, тут у нас его нет, и мне этого достаточно. – Она опять сжимает меня в объятиях, на этот раз с чуть меньшим энтузиазмом. – Так что ты скажешь? Полакомимся мороженым Cherry Garcia у нас в комнате?

Я смотрю на новый телефон, который подарил мне Джексон, и отмечаю про себя, что до моего урока осталось около пятнадцати минут. И я хочу все-таки пойти на него, как бы меня ни соблазняла перспектива зависнуть в нашей комнате и послушать, как Мэйси будет рассказывать мне обо всем том, что случилось за это время.

– Может, пойдем на компромисс? – говорю я, засунув свой телефон обратно в карман. – Я пойду на изобразительное искусство, ты отправишься на свой последний урок, а в пять мы встретимся у нас в комнате и поедим мороженого. Как тебе такое?

Она вскидывает одну бровь.

– И ты придешь на эту встречу, да? Не продинамишь меня ради нашего штатного предводителя вампиров?

Я опять разражаюсь смехом, потому что я, конечно же, приду. Как я могу не прийти, когда Мэйси в таком ударе, когда она так бесподобна?

– Я скажу Джексону, что ты его так назвала.

– Валяй. – Она закатывает глаза. – Но сделай это после вишневого мороженого. Мне столько всего нужно тебе рассказать, чтобы ты вошла в курс дела. И я хочу во всех подробностях узнать, каково это – быть горгульей.

Я вздыхаю.

– Я тоже.

– А, ну, да. Папа сказал мне, что у тебя проблемы с памятью. – Ее лицо вытягивается, но через несколько секунд недовольное выражение исчезает. – Ну, тогда ты во всех подробностях расскажешь мне, как воссоединилась со своим суженым, со своей парой. – У нее делается мечтательный вид. – Тебе повезло, что ты встретила Джексона так рано, когда ты еще так молода. Большинству наших приходится ждать этого куда дольше.

Мой суженый, моя пара. Эти слова отдаются во мне, словно удар гонга, проникая в каждый уголок моего существа. С момента моего возвращения я еще об этом не думала, но теперь, когда об этом заговорила Мэйси, у меня возникает масса вопросов. То есть я знаю, что Джексон – моя пара, но до сих пор это было для для меня чем-то очень абстрактным. Я только-только узнала, каково это, перед тем как стала горгульей, так что у меня не было времени обдумать это по-настоящему – ведь очень скоро я оказалась заточена в камне.

Поскольку от сознания, что мне так мало об этом известно, я чувствую себя не в своей тарелке, я решаю игнорировать этот факт – а также мое отношение к нему, – пока мне не удастся поговорить об этом с Мэйси и Джексоном. Или, по крайней мере, сходить в библиотеку и поискать информацию самой.

– Мне надо идти, – говорю я Мэйси и на сей раз обнимаю ее сама. – Я и так уже опаздываю на изобразительное искусство.