Искушение прощением

– И как обстоят дела с тех пор?

– Понятия не имею, комиссарио. Лейтенант сказал, чтобы я нашла решение администрации, которое разделяет два города, и именно это я и сделала.

– А когда наблюдение полиции в аэропорту прекратится, лейтенант обнаружит, что ссылался на распоряжение почти столетней давности?

– Именно!

– Думаю, это представит Скарпу не в самом выгодном свете, – произнес Брунетти.

– Боюсь, что да, – сказала секретарша с улыбкой, которая позволяла угадать размер ее зубов, но не открывала их полностью.

Брунетти постоял еще какое-то время у стола. Коварство этой женщины не просто впечатляло, оно лишало дара речи. Наконец, избавившись от наваждения, комиссар сказал:

– Я буду у себя в кабинете.

Синьорина Элеттра кивнула и повернулась к монитору.

Снова они увиделись уже после обеда. Синьорина Элеттра постучала в дверь его кабинета около пяти, и в руках у нее были бумаги.

– Три моих мушкетера? – спросил он.

– Sì, синьоре! – прозвучало в ответ.

– Что-то интересное?

– Судите сами, комиссарио.

Секретарша подошла и положила распечатки ему на стол.

Брунетти осенило.

– Вы не могли бы отправить то же самое комиссарио Гриффони и инспектору Вианелло?

– Разумеется, синьоре, – ответила синьорина Элеттра и ушла, оставив Гвидо разбираться с бумагами.

Они были разделены на три части, на каждой – скрепка. Первая подписана «Донато», вторая – «Гаспарини» и, наконец, «Руберти».

Перелистнув первую страницу, Брунетти узнал, что Джироламо Донато родился в Венеции шестьдесят три года назад. Три поколения его семьи владели и управляли той самой аптекой на кампо Сан-Леонардо. Он изучал фармакологию в университете Падуи и в двадцать пять лет вошел в семейный бизнес. За эти годы Джироламо успел побыть президентом Ordine dei Farmacisti della Provincia di Venezia[80]. Имеет сына и дочь, оба фармацевты и работают вместе с отцом. В аптеке есть еще двое служащих, которые помогают продавать лекарства и содержать в порядке торговое помещение и склад.

Проживают члены семьи в трех отдельных квартирах в большом здании на набережной Фондамента-делла-Мизерикордия. У сына с невесткой – два мальчика, пяти и трех лет. Дочь, которой чуть больше тридцати, не замужем.

Брунетти оторвался от чтения, дивясь тому, насколько обычной кажется ему эта семья. Учатся, работают, женятся, рожают детей и снова работают… На следующей странице сообщалось, что Донато подарил квартиры сыну и дочке. За вычетом зарплат, расходов, страховки и налогов аптека приносила ежегодно около ста пятидесяти тысяч евро дохода. Эта сумма удивила Брунетти: он предполагал, что она намного больше. Почему? Фармацевт трудится не восемь часов в день, а гораздо дольше, выходит на работу по выходным и праздникам согласно строжайшему расписанию, которое, кроме прочего, предписывает ему и определенное количество ночных дежурств.

Комиссар отложил первую стопку и взялся за Гаспарини. Он тоже родился в Венеции, на десять с лишним лет позже Донато. Изучал экономику и коммерцию в Ка’Фоскари[81] и сразу после получения диплома устроился в Тревизо. За восемнадцать лет четырежды сменил место работы; на нынешнем месте в Вероне – три года, сейчас – в должности помощника главного бухгалтера.

Брунетти вернулся назад, чтобы посмотреть, в каких компаниях Гаспарини работал раньше, и попытаться понять специфику его деятельности. «Текстиль». «Кожа». Прекрасно… «Холдинг Х», «Корпорация Y». Не за что зацепиться…

Гвидо составил перечень городов, где за эти годы успел поработать Гаспарини. Выходит, что, сменив работодателя, он менял и город. Из Тревизо перебрался в Конельяно, оттуда – в Падую, потом – в Порденоне, теперь – Верона… Брунетти попытался понять, каково это для детей и супруги – постоянно переезжать, обрывая все связи, или же превратиться в семью, куда отец является ночью, как привидение, когда дети уже в кровати, и уезжает еще до их пробуждения.

Все-таки синьорина Элеттра умеет предугадывать мысли. Далее следовала информация из Ufficio Anagrafe[82]: уже двадцать лет супруги Гаспарини проживают по одному и тому же адресу, а их дети последние четыре года учатся в школе Альбертини. Брунетти вернулся к предыдущей странице, чтобы внимательнее изучить финансовые аспекты жизни Туллио Гаспарини. На всех местах работы он получал среднюю зарплату. Если его жене платят столько же, сколько и Паоле, они вряд ли смогли бы отправить детей в Альбертини.

Напрашивалось простейшее объяснение: финансовые махинации того или иного рода с последующим увольнением. Хотя нет… Гаспарини не мог бы проворачивать несколько раз одну и ту же схему и не быть при этом пойманным. Брунетти попытался найти обоснование для такого странного профессионального пути. Для многих стран это норма, но не для Италии, где люди работают на одном и том же месте десятилетиями, если не всю жизнь. Может, шантаж? Кому, как не бухгалтеру, лучше знать истинное положение дел в компании? И если офицеров Guardia di Finanza[83], не сообщивших о финансовых нарушениях в обмен на вознаграждение, отдают под арест, то насколько проще бухгалтеру организовать эти нарушения, а потом ими же и воспользоваться?

На следующей странице сообщалось, что в третью по счету компанию, через два месяца после ухода Гаспарини, пришла с проверкой Guardia di Finanza и все компьютеры и документы были изъяты. Следователи довольно быстро обнаружили параллельную бухгалтерию, отражавшую истинные, а не показные доходы и убытки.

Брунетти читал текст, но перед глазами у него вставала совсем другая картина: поработать в фирме достаточно долго, чтобы понять, не ведется ли там теневая бухгалтерия, или даже разработать такую систему самостоятельно; затем – поддерживать ее функционирование, пока не поймешь все нюансы; и, наконец, потребовать плату за неразглашение. Если заплатят, взять деньги и сменить работу. Если нет – найти новое место и уже тогда настучать в Guardia di Finanza.

Конечно, могло быть и другое объяснение, но конкретно это казалось весьма правдоподобным – по крайней мере человеку, в силу профессии склонного трактовать поступки своих сограждан как подозрительные, с позиций презумпции вины.

Брунетти взял третью стопку и стал читать. Студенческие годы – ничего примечательного, медицинский диплом выдан университетом Падуи в 1987 году. Там же – интернатура в течение четырех лет, после чего дотторесса Руберти с еще двумя врачами начала практиковать в Абано-Терме. Оставила практику через шесть лет и вернулась в Венецию, где открыла собственную с двумя кабинетами – в районах Дорсодуро и Кастелло.

Была замужем, сейчас разведена. Сын с тяжелой инвалидностью, вызванной физическими травмами, живет в специальном заведении. Арестов нет, нарушений ПДД – тоже, владеет квартирой и помещением на первом этаже, в котором и обустроен ее медицинский кабинет в Дорсодуро. Помещение в Кастелло она арендует.

На этом сведения о дотторессе Руберти, и без того скудные, заканчивались.





27






Рабочий день подходил к концу, но Брунетти все равно позвонил Гриффони и Вианелло и попросил прийти к нему и обсудить полученную от синьорины Элеттры информацию.

Откинувшись в кресле и сложив руки на груди, комиссар смотрел в окно, на мрачное серое небо, предвещавшее скорые холода. Жизнь затихнет на много месяцев, от недостатка солнечного света все станут раздражительными и будут мечтать вырваться куда-нибудь, где яркое солнце и можно поплавать или покататься на лыжах. Сам он лыжи терпеть не мог: для этого, как и для игры в поло, нужен вагон экипировки. По правде говоря, Брунетти вообще не любил спорт. Исключение – футбол, который обожал его отец, и это передалось сыну. И у футбола был огромный плюс – ничего, кроме мяча, не требовалось. Даже уверенность в том, что этот вид спорта коррумпирован от и до, что миллионы зарабатываются и теряются на ставках, в то время как исход игры предрешен, не мешала Гвидо увлеченно смотреть матчи. Разве забудешь день, когда отец повел его на игру «Интера» с…

Предаться воспоминаниям комиссару помешал Вианелло, вошедший без стука, а сразу за ним – и Гриффони, для которой он оставил дверь открытой. Они сели у стола, в руках у каждого – папка с бумагами и ручка. И оба приготовились слушать.

– Для начала посмотрим раздел, в котором синьорина Элеттра собрала сведения о Гаспарини. Он четырежды менял место работы.

Коллеги нашли соответствующие страницы, и Брунетти спросил:

– Что вы думаете о таком частом переходе с места на место?

Клаудиа посмотрела на него вопросительно, а инспектор сказал:

– Мне это тоже кажется странным. И все эти переезды…

Брунетти кивнул:

– Я того же мнения.

Гриффони покосилась на инспектора, но промолчала. А тот указал на бумаги со словами:

– Может, он не очень хороший бухгалтер?

Брунетти по опыту знал, что это всего лишь вступление, а на самом деле Вианелло хочет сказать: «Или, наоборот, высококлассный».

– То есть? – спросила Клаудиа.

– В том смысле, что в наше время люди не меняют работу так часто, особенно если у них есть семья: жена и дети. – Вианелло выдержал паузу и посмотрел на Гриффони. – А если все же меняют, у них есть на то серьезные причины, – заключил он.

Подозрения Брунетти, что инспектор тоже знает: у каждого человека есть темная сторона, – подтвердились.

Гриффони промолчала, и Вианелло спросил:

– А что насчет визита Guardia di Finanza через три месяца после увольнения Гаспарини с третьего места работы?

Он полистал бумаги и нашел название фирмы: Poseidon Leather.

– Через два, – сказал Брунетти.

– Что? – не понял инспектор.

– Через два месяца после увольнения.

Развернувшись на стуле, Клаудиа спросила у комиссара:

– До сих пор не пойму, к какому выводу пришли вы с Лоренцо?

И хотя вопрос относился к обоим, ответить предпочел Вианелло.

– Он не только менял место работы. Каждый раз он переезжал в другой город. Можешь объяснить, почему отец семейства так легко соглашался на переезд со всеми вытекающими отсюда проблемами? – спросил он, по мнению Брунетти, куда резче, чем следовало.

– А разве тут нужны объяснения? – в тон ему отозвалась Гриффони. – Почему он не мог менять работу столько раз, сколько ему хотелось? – И, глядя на Брунетти, чтобы подключить к обсуждению и его, она продолжила: – Вы оба полагаете – и как по мне, без особых оснований, – что Гаспарини нечист на руку. Я права?

Брунетти с Вианелло переглянулись, на что Клаудиа тут же отреагировала:

– Нет, ну в самом деле! Я чувствую себя простушкой, которая не понимает того, что вам, умным и опытным, ясно с первого взгляда.

– Клаудиа, – произнес Брунетти, – мы не собираемся никого огульно обвинять. А информация у нас у всех одинаковая.

– Что это значит? – спросила она.

– Что мы прочли вот это, – он потряс стопкой распечаток, – и истолковали по-разному.

Гриффони посмотрела на Гвидо с раздражением.

– И раз вы на этом сошлись, значит, вы правы? Если подозрение нашло себе компанию, оно вдруг стало уже доказанным?

– Это объясняет интерес Гаспарини к купонам. Он мог увидеть в этом перспективу, – сказал Брунетти и посмотрел на Вианелло; тот кивнул. – Если, работая бухгалтером, он вынужден был вести реальный документооборот компании и еще один, для налоговиков, то вполне мог воспользоваться этой информацией для собственных целей.

Гвидо поглядел на обоих коллег. Похоже, пассаж о реальном документообороте их не впечатлил.

Гриффони быстро просматривала бумаги, словно пытаясь перевести их на понятный для себя язык.