Искушение прощением

Паола кивнула.

– Он там, на подоконнике. Наверное, уже остыл. Пока ты за ним сходишь, я расставлю тарелки.

Паола стала собирать со стола пустую посуду. Потянувшись за тарелкой мужа, она кивнула ему и сделала хищную, «зубастую» гримаску, после чего удалилась вслед за дочкой в кухню.



Позже, когда они лежали в кровати с книжками, Паола повернулась к Гвидо и спросила:

– Их учительница ничего не напутала?

– Ты о Древнем Риме?

– Да.

– Судя по тому, что я читал, – нет.

Брунетти положил книгу (это была все та же Антигона) на живот разворотом вниз, хотя читать ему хотелось больше, чем разговаривать. Время на то, чтобы почитать что-нибудь серьезное, появлялось у него только перед сном. Конечно, это была плохая идея, ведь усталость быстро брала свое, и все же это был единственный момент, когда его ничто не отвлекало и можно было сосредоточиться на тексте.

Со своей книгой Паола поступила так же – Гвидо не знал, что она сейчас читает, – и сложила поверх нее ладони.

– Миллион людей, живущих без закона, – проговорила она и закрыла глаза, словно так проще было все это представить.

– Кажется невероятным, правда? – сказал Брунетти.

Жена посмотрела на него и улыбнулась.

– Хорошо, что ты меня остановил.

Она погладила его по руке.

– Не дал тебе произнести пламенную речь?

– Да, и в числе прочего о том, что «нас шестьдесят миллионов, и мы до сих пор так живем». Провокация чистой воды.

– Ну, не провокация, а повод к полемике, – сухо заметил Брунетти. – К тому же Кьяра не стала бы вслушиваться в то, что мы говорим. Сейчас это никого не интересует, особенно молодежь.

– Что – это?

– Политика.

Паола повернула голову и всмотрелась в лицо мужа.

– У нас двое детей, Гвидо.

– Ты ждешь, чтобы я торжественно сказал: «Ну кто-то же должен попытаться!» или что-то в этом роде?

Она закрыла книгу и положила ее на свой прикроватный столик. После паузы, означавшей серьезное раздумье, Паола ответила:

– Мужчина, за которого я вышла замуж, сказал бы именно так.

– Так говорила Антигона, и кончилось тем, что она повесилась в склепе, – отозвался Брунетти.

– Мужчина, за которого я вышла замуж, сказал бы, – повторила Паола.

Гвидо перевернул книгу, но оставил ее лежать на прежнем месте и посмотрел на картину на стене, между окнами, куда почти не проникал свет. Семнадцатый век, небольшой портрет венецианца, возможно, торговца. Паола нашла его в лавке старьевщика, отдала на реставрацию, а потом подарила мужу на двадцатую годовщину свадьбы.

Мужчина на портрете, чей наряд был столь же строг, как и выражение лица, смотрел прямо на зрителя, словно оценивая, чего тот стоит. По правую его руку, на столике, – темно-зеленая ваза с цветами, похожими на гладиолусы, по словам Паолы, символизирующими почет и постоянство. Брунетти смотрел на этого мужчину и представлял, что тот смотрит на него в ответ. Ему было даже удобнее – благодаря прикроватной лампе.

– Да, так бы он и сказал, – согласился наконец Гвидо и взял в руки книгу.

Ему и сейчас, после двадцатилетнего перерыва, интересно было услышать, что скажет Антигона о необходимости подчиняться закону. Нечто новенькое для человека, последние двадцать лет имевшего дело с теми, чей единственный интерес – перехитрить закон…

Паола повернулась на другой бок и выключила лампу со своей стороны.



В приемную Патты Брунетти решил заглянуть ближе к полудню. Напряжение он ощутил сразу же, раньше, чем заметил лейтенанта Скарпу. Тот буквально нависал над столом секретарши, упершись в него руками и неестественно вытянув шею, чтобы оказаться как можно ближе к лицу синьорины Элеттры.

– Или я не прав, синьорина? – услышал Брунетти его вопрос.

Секретарша повернулась к комиссару, и тот успел заметить, что выражает ее лицо – презрение, гнев и, возможно, страх.


Выражение переменилось, стоило ей увидеть Гвидо, и она воскликнула с наигранным воодушевлением:

– Может, спросим у комиссарио, лейтенант? Он наверняка знает об этом больше, чем я.

– Что случилось, синьорина? – спросил Брунетти, кивком давая понять, что заметил присутствие Скарпы, – вежливо, но сдержанно.

Тот выпрямился и по-балетному вскинул руку – приветствие старшему по званию, не более того.

– Мы с синьориной Элеттрой как раз пытаемся понять, как секретная информация просочилась за пределы квестуры, – ответил за нее лейтенант и улыбнулся синьорине Элеттре, словно ожидая подтверждения.

– Понятно, – сказал Брунетти с таким видом, будто его это совершенно не интересовало.

От него не укрылось, что лицо синьорины Элеттры при этом чуточку просветлело. Он продолжил:

– Что насчет провизора?

– Стыдно сказать, но ничего особо интересного, синьоре.

В детстве у Брунетти была собака, простая дворняжка, и его обязанностью было ее выгуливать. Так он узнал, что, если она натягивает поводок или оглядывается, это что-нибудь да значит. Вот и сейчас, по голосу синьорины, по тому, как она «тянет вперед», он понял: ей очень хочется оказаться подальше от приемной.

И комиссар вполне мог ей в этом помочь. Тоном начальника, обращающегося к подчиненному, он сказал:

– Спасибо, синьорина. Вчера я узнал кое-что новое и сделал пометки. Вы не могли бы подняться и забрать их, чтобы внести в отчет?

Предлог жалкий, незамысловатый, но не игнорировать же прямое распоряжение начальства? Секретарше не оставалось ничего иного, кроме как встать и произнести:

– Да, конечно, комиссарио! А когда я закончу, попрошу виче-квесторе на него взглянуть.

Можно подумать, Патта читает отчеты… Брунетти придержал для синьорины Элеттры дверь. Оставлять Скарпу в приемной ему не хотелось, поэтому он выразительно посмотрел на лейтенанта, давая понять, что они уходят все вместе.

Выбора у Скарпы не было, и он присоединился к ним у двери и расценил кивок Брунетти как позволение выйти первым. Комиссар закрыл дверь. Они с синьориной Элеттрой направились к лестнице, а лейтенант Скарпа – в конец коридора, где свернул налево.

У себя в кабинете Гвидо прошел к столу и сел на него.

– Не желаете объяснить, что нужно от вас Скарпе? – мягко поинтересовался комиссар.

Синьорина Элеттра хотела изобразить недоумение, но передумала – это ясно читалось на ее лице.

– И это уже не первый раз, комиссарио. А что ему нужно, вы, наверное, слышали.

– Утечка информации?

Она кивнула.

– Вам известны детали? – спросил Брунетти.

– По словам Скарпы, кто-то выдал заинтересованным лицам имя подозреваемого.

– Кому именно?

– Он не сказал. Только что имя подозреваемого слили.

– Каким образом?

– Он не сказал, – повторила молодая женщина.

– Это все? – спросил Брунетти.

– Лейтенант считает, что этого более чем достаточно.

– Чтобы сделать что?

– Кого-то обвинить, я полагаю. Он это любит.

– Я заметил, – сказал Брунетти. – Вам известно что-нибудь еще?

Синьорина Элеттра вскинула подбородок, сжала губы. Ей оставалось только сцепить руки за спиной и перекатиться с пятки на носок, как делают расстроенные дети, которых застали за каким-нибудь запретным занятием.

– Да, – произнесла она наконец.

– Следует ли мне об этом знать? – спросил Брунетти.

После паузы, показавшейся комиссару очень долгой, секретарша сказала:

– Пока нет.