Искушение прощением

– Долго же они пьют кофе, – заметил Брунетти.

– Вот и я говорю, – сказал Вианелло. – Но это даже хорошо. Может, сумею уболтать его на сделку. Он рассказывает, откуда у него фотокопии, а я говорю своим друзьям, что он оказал содействие полиции.

Брунетти по очереди изучил фотокопии картин. Дама под красным зонтиком была в простой черной раме, без финтифлюшек. Женщина, вытирающая ноги, – в раме золоченой, украшенной тонкой резьбой в виде розеток. Судя по фотографии, последнее полотно, – девушка со странными глазами, – вообще обрамления не имело. Комиссар вернулся к портрету обнаженной женщины и заметил, что по правому краю, вдоль рамы с розетками, тянется тонкая черная вертикальная черта, причем она выходит за пределы картины вверх и вниз. У девушки со странными глазами такая же черная черта тянулась вдоль левого края, и тоже на небольшом расстоянии от него. Что касается третьей картины, черные полоски ограничивали ее сверху и снизу.

Брунетти долго рассматривал фотокопии. Потом выбрал даму под зонтом и завернул края фотокопии вертикально, чтобы они совпали с черными полосками. С двумя остальными он поступил похожим образом, только загибы получились по краям, на одной – слева, а на другой – справа.

Когда он свел три фотокопии вместе, в горизонтальный ряд, вышел своеобразный триптих из женских портретов; черная рама центральной картины оказалась равноудаленной от двух других портретов и несколько длиннее.

Брунетти посмотрел на инспектора.

– Так они висели в апартаментах Бордони?

Вианелло с улыбкой кивнул.

– Ты очень умен, Гвидо. У меня на это ушло гораздо больше времени, и пришлось звонить Боккезе, чтобы он посмотрел на фотографию с картинами на стене, которую в свое время предоставил дотторе Бордони.

– Выходит, фотография-исходник для копий была сделана в доме Бордони? Перед кражей?

– Возможно.

Брунетти еще раз исследовал три фотокопии. В доме с такой коллекцией живописи, как у Бордони, вору было бы гораздо проще орудовать, имея дорожную карту с понятной разметкой.

– Это предмет торга? – спросил комиссар.

– Все, как я тебе сказал, Гвидо: он называет человека, который сделал снимок, а я в обмен на это шепну за него словечко своим друзьям.

– А согласятся ли на это твои друзья? – последовал вопрос.

Вианелло так удивился, что даже выпрямился на стуле.

– Уже согласились! Осталось поговорить с судьей и объяснить ему, что это очень ценный свидетель.

Брунетти улыбнулся и сказал:

– Странно… Почему бы не сказать судье, что твой кадр действительно нашел этот портфель в поезде. Ты мог бы попросить их об этом.

– Я об этом думал, – с искренним сожалением отозвался Вианелло. – Но у парня такой послужной список, что мои друзья умыли руки.





15





Брунетти глянул на наручные часы и спросил у Вианелло:

– У тебя есть срочные дела?

– Нет.

– Хорошо! Может, прогуляешься со мной к школе Альбертини?

Инспектор встал.

– Хочу посмотреть, что происходит после уроков, когда дети выходят из школы, – сказал Брунетти. – Кьяра заканчивает в пять. Может, и они тоже?

– Договорились! Только схожу за пальто. Встретимся в холле, – сказал Вианелло, направляясь к двери.

Минут через пять они вышли из квестуры и, немного не доходя до больницы, автоматически повернули к школе – на улицу Барбариа-делле-Толе. Брунетти почему-то вспомнилось, как он еще школьником играл в футбол (плохо) на кампо, но своих товарищей по команде припомнить не смог.

Они с Вианелло перешли через мост возле палаццо Капелло, а еще через некоторое время свернули к школе.

– Что мы ищем? – поинтересовался инспектор. – Я не очень представляю, как выглядит современный наркодилер.

Брунетти пожал плечами.

– Я тоже. Форнари не напоминал о себе с тех пор, как полтора года назад вышел на свободу, и все-таки именно он заправляет продажами в Альбертини. – Комиссар замедлил шаг и посмотрел на друга. – Что это может значить?


По правую сторону от них тянулись магазины, и Вианелло вдруг замер, засмотревшись на приземистую коричневую вазу в витрине.

– Чем старше я становлюсь, тем больше мне нравятся вещи в японском стиле, – сказал он, немало удивив Брунетти.

– Почему?

Вианелло задумчиво теребил нижнюю губу.

– Они такие незамысловатые, такие простые.

– С точки зрения японца – вряд ли, – заметил Гвидо.

– А для венецианского полицейского – вполне, – сказал Вианелло. – Посмотри на это! – продолжал он, указывая на вазу. – Кажется, что она сияет, так ведь? Светится изнутри.

Брунетти не ответил. Вианелло сунул руки в карманы брюк, отвернулся от витрины и зашагал дальше.

– Форнари мог организовать такой себе франчайзинг, перепоручив работу кому-нибудь другому, – продолжил Вианелло, как если бы никакого любования вазой и не было. – Ему надоело болтаться по тюрьмам.

– Возможно, – согласился Брунетти. – После стольких-то лет!

Судя по собранному синьориной Элеттрой досье, Форнари почти не выходил из тюрьмы.

Полицейские прошли через школьные ворота, выходившие на калле. В просторном внутреннем дворе не было ни души. Впрочем, нет, была: в левом дальнем углу сидел пес породы бордер-колли – с таким видом, словно припарковал где-то неподалеку свою отару и теперь ждет, когда закончится время на парковочном счетчике.

По соседству, на кампо, стояли скамейки. Можно присесть и почитать газету, привлекая к себе гораздо меньше внимания… Брунетти остановился у киоска, продающего прессу, и увидел, что газеты распроданы. Он приобрел номер L’Espresso[41], который уже был у них дома, для себя, и Giornale dell’Arte[42] двухмесячной давности – для Вианелло. Мужчины устроились на скамейке, лицом к калле, которая вела к Альбертини, и погрузились в чтение. Шло время. Оба листали страницы, то и дело поглядывая на школу – выходят оттуда дети или нет. Минут через десять Брунетти незаметно для себя углубился в статью о бывшем директоре проекта MOSE, ныне живущем в Центральной Америке и заявляющем, что он слишком болен для того, чтобы вернуться в Италию и предстать перед судом.

Брунетти годами читал отчеты о развитии проекта, и цифры многократно менялись: расходы на проект составили от пяти до семи миллиардов евро. И теперь этот кадр преспокойно заявляет, что цель, ради которой затевался progetto faraonico[43], возможно, никогда не будет достигнута! Вот так вот просто: тысячелетняя картина приливов разрушена, огромные площади суши и моря забраны в цемент, на это потрачена куча денег, и вот теперь нам жизнерадостно объявляют, что все это может и не сработать… Брунетти перевернул страницу.

Тихий гул, похожий на шум прибоя, заставил их с инспектором одновременно вскинуть глаза. И они увидели, услышали – Исход. Избранный народ покидал пределы дорогой частной школы, наплывая на кампо широкой волной Moncler и North Face[44]. Серый, темно-серый, черный, синий… И почти все – в драных джинсах, потрепанный вид которых расстроит любую прислугу женского пола, ведь у родителей этих девочек и мальчиков прислуга, разумеется, есть.

Парни – преимущественно долговязые и худые, девочки явно не чураются их общества. Некоторые идут парами: либо друзья, либо влюбленные. Разницу Брунетти определял сразу, хотя и не понимал как. Может, по тому, куда парень кладет руку, когда обнимает девушку? Им предшествовал ровный гул голосов, прерываемый резкими всплесками смеха.

Волна приближалась. В самой ее середине, по пятам за хозяйкой, высокой темноволосой девицей, спешил бордер-колли – такой себе обломок кораблекрушения. Свесив от восхищения язык, пес то и дело поглядывал на хозяйку, легко меняя направление по малейшему знаку «отары».

Уже на кампо несколько ребят отделились от группы и вошли в табачную лавку, а выйдя оттуда с маленькими пачками сигарет, стали открывать их и угощать одноклассников. Еще часть двинулась к киоску, где Брунетти купил журналы. Школьники заплатили и забрали журналы, которые продавец, судя по наружности, азиат, им дал. С каких это пор киоски перестали торговать исключительно газетами и журналами, заменив их компакт-дисками, разными безделушками, цепочками для ключей и футболками? И с каких пор там торгуют не итальянцы? Брунетти не знал ответа на эти вопросы.

Волна прошла мимо них и разбилась брызгами о кампо: кто-то зашел в бар за чашкой кофе или кока-колой, кто-то перешел через мост и зашагал дальше по своим делам.

Брунетти внимательно следил, не подойдет ли к кому-нибудь из школьников взрослый, и вообще, есть ли дело до них кому-то из взрослых, находящихся сейчас на площади. Похоже, нет.

Парень с черными блестящими волосами, доходившими почти до воротника рубашки, вышел из Rosa Salva и направился к мосту. Он сделал всего пару шагов, когда дверь кондитерской снова открылась и выскочившая оттуда девушка крикнула: «Джанпаоло, подожди меня!» Парень оглянулся, но без улыбки, и девушка побежала за ним. Брунетти отвел глаза.

– Она научится, – сказал Вианелло и после короткого раздумья добавил: – А может, и нет.

Брунетти положил журнал на скамейку, переплел руки на груди и сосредоточил внимание на последнем здании в ряду, начинавшемся с Rosa Salva. Из окон пятого этажа прекрасно просматривались горы, фасад больницы, базилика – все было как на ладони. Десятки лет комиссар завидовал жильцам этих апартаментов. Он еще раз посмотрел на окна… и его осенило. Что сделали дети, когда вышли на кампо?

Он глянул на своего спутника.

– Ты читал желтую прессу, будучи мальчишкой?

– Что?

– Журналы с фотографиями актеров и актрис и шестистраничными обзорами свадьбы Джорджа Клуни?

– Бога ради! Даже не напоминай мне об этом! – взмолился Вианелло, которому несколько лет назад пришлось работать четыре дня подряд в две смены, пока шли эти празднества. И содрогнулся в притворном ужасе. – А почему ты спрашиваешь?

– Потому что четверо парней купили такие журналы. И за каждый было заплачено двадцать евро.

– Откуда ты знаешь?

– Я это видел. Все четверо дали продавцу по двадцатке, одной купюрой, взяли журналы и ушли, не дожидаясь сдачи.

– Очень интересно, – сказал Вианелло.

Брунетти, у которого за время сидения на скамейке замерзли ноги, несколько раз топнул.

– Все, что требуется, – это условиться насчет названия и цены. Каждое наименование – свой вид наркотика, а количество экземпляров – конкретная доза, которую хочет получить покупатель. В конце дня человек в киоске отправляет эсэмэску с заказом, и на следующее утро привозят соответствующие журналы. – Подумав немного, Брунетти добавил: – Это безопаснее, чем постоянно держать тут большой запас товара. – И наконец произнес: – Такой себе DHL[45]: доставка в течение суток.

Все как следует взвесив, Вианелло спросил:

– Как получается, что ты, посидев перед школой пять минут, видишь и систему, и как она работает, а люди, которые тут трудятся и живут, годами ничего не замечают?

Брунетти тщательно обдумал ответ:

– Скорее всего, они все знают, Лоренцо, но не придут к нам и ничего не расскажут. Мы – прокаженные. Фигурально выражаясь. Люди не хотят, чтобы их видели вместе с нами, за разговором или при любых других обстоятельствах, потому что тогда у них возникнут проблемы. Не забывай, они ведь тут живут.