Искупление кровью
Часть 45 из 180 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Она сделала вид, будто не поняла, насколько двусмысленна эта фраза. Включила свет, устроилась на койке.
— Выключишь, когда я уже ширнусь?
Даниэль кивнул. Глаза ее блестели от желания, природы которого она не понимала сама. Даже решила не копаться в этом. Стянув жгутом левую руку, высыпала половину пакетика в чайную ложку и поднесла зажигалку. Вобрала получившееся в шприц, прощупала руку, ища вену, не слишком исколотую. Даниэль не сводил с нее глаз, она боялась сделать что-то не так, настолько его присутствие стесняло.
Думай о подарке, Марианна. Ты часами сможешь наслаждаться музыкой, слушать радио, иметь связь с внешним миром! А через пять минут тебе будет все равно, есть ли кто-то рядом.
Она всадила в себя иглу. У Даниэля оборвалось сердце. Но он не отвел глаз. Марианна ослабила жгут, прилегла. Он выключил свет и присел рядом:
— Довольна?
— Да…
Марианна оставила иглу в руке. Даниэль заколебался. Решил потихоньку вытащить ее. Снова екнуло сердце. Неон подсвечивал ее щеки, полузакрытые глаза. Она раскинула голые ноги, прямо рядом с ним. Даниэль положил туда руку: кожа гладкая, как драгоценный шелк. Добрался до колена.
— О чем ты думаешь, Марианна?
— Ни о чем…
Она подождала, пока наркотик заполнит каждую клеточку тела. Трип только начинался, она еще могла управлять. А через несколько минут… Он все еще будет здесь. Она — тоже, совершенно беззащитная.
Опасность. Слишком поздно, чтобы ее избежать.
Ужасные сожаления, такое ощущение, будто она скинула броню перед лицом противника, вооруженного до зубов. Она открыла глаза. До смерти напуганная.
— Что ты станешь со мной делать?
Он улыбался. Не было в той улыбке ничего утешительного или любезного. Хищник, предвкушающий кровавый пир.
— Не беспокойся… Расслабься…
При этих словах ужас охватил ее, взорвался внутри, словно бомба. Марианна попыталась приподняться. Снова рухнула на подушку. Ушла слишком далеко.
Даниэль взял ее руку, поднес к губам:
— Ты не должна волноваться, Марианна. Лучше наслаждайся, как можешь…
Она снова закрыла глаза, упоение уже унесло ее. Телепортировало в другой мир. Даниэль держал ее за руку. Ничего больше. Она зря беспокоилась. Ее лицо расслабилось, появилась улыбка, ему незнакомая.
— О чем ты грезишь, красавица?
Она все еще пыталась сесть, Даниэль поддержал ее. Марианна приникла к нему, положила голову на плечо. Трип по высшему разряду. Она раздвинула его небесно-голубую рубашку, уже расстегнутую, положила руку ему на грудь. Ощутить животное тепло. Коснулась губами впадины над ключицей.
Посреди своего бреда она осознала все же, что он недавно побрился. Крепко-крепко прижималась к нему, а все-таки была далеко.
— Ты где?
— Сама не знаю… Я куда-то иду, я на улице… Я вышла на волю…
Значит, вот для чего нужны были дозы, которые он поставлял ей каждую неделю уже почти целый год. Порошок обладал волшебной властью: позволял выходить за стены тюрьмы.
— И что там, на воле?
— Столько всего ожидает меня… Столько всего… Чего душа пожелает! Я могу путешествовать, сесть на поезд…
— Почему не на самолет? На самолете можно дальше улететь!
Она расхохоталась, безумно, безудержно. Даниэль никогда не слышал, чтобы она так смеялась.
— Ты с ума сошел! Самолеты падают, как дохлые мухи! Мои предки погибли, когда самолет разбился, должна доложить!
— Скучаешь по ним?
— Ты о ком? — вскричала она между двумя взрывами хохота.
— О твоих родителях…
— О них?! Да я их и не знала толком! Даже их физиономий не помню! Гады они так или иначе!
— Как ты можешь так говорить, если совсем не знала их?
Марианна успокоилась:
— Они меня бросили…
— Ведь не нарочно.
— Какая разница? А? Какая разница?
— Никакой, ты права…
Оба надолго погрузились в молчание.
— Надо пойти навестить старика, — начала Марианна. — Теперь, когда я на воле, надо пойти его повидать…
Даниэль попытался понять, кто это: ее дед?
— Какого старика?
— Которого я завалила! Ты меня совсем не слушаешь!
— Да нет же, Марианна. Я тебя слушаю. Слушаю только тебя.
— Схожу к нему на могилу. Нужно объяснить ему, что это вышло случайно. Все потому, что я не чувствую своей силы… Как Ленни…
Даниэль нахмурился. Это еще кто такой?
— Я не нарочно, я была под кайфом… Как мне было догадаться, что он больной, а? Откуда мне было знать… Никто никогда мне не верит…
— Я тебе верю.
— Может быть, если я попрошу прощения, он оставит меня в покое. Не будет приходить, когда я сплю…
Он внедрялся в ее измученную душу, будто совершал кражу со взломом. Он давно уже задавался вопросом, что творится у нее в голове. Таится в глубине черных глаз. А Марианна продолжала свои излияния. Как будто его здесь не было. Или он не был реальным. Иногда ничего нельзя было понять. Но он следовал за Марианной в ее собственный, личный сумрак. В извивы ее раскаяния, то неистового, то неуклюжего. Потом в ее странствия — на поездах, на кораблях. Она так хорошо рассказывала свои мечты… Звуки, запахи, музыка, вкус — все там было. Ее обуревали простые, обычные желания. Она переносила в невероятное, волшебное измерение самые банальные вещи. Все, что он совершал каждый день, даже не отдавая себе отчета. Даже не догадываясь, какое это счастье.
Она хотела свободы, только и всего.
Идти куда глаза глядят. Покидать воображаемую маленькую квартирку когда заблагорассудится. Касаться земли руками. Упиваться ароматом цветов. Гулять в лесу или у воды. Бродить по городу, садиться в автобус. Вдоволь есть и пить в самых лучших ресторанах. Завести кота. Большого, пушистого, серого. Балдеть перед телевизором. Покупать шикарную одежду, косметику. Быть красивой, наконец. Но на какие деньги — это ее не заботило. Она и не помышляла о жестокой реальности, царившей там, за стенами тюрьмы. Просто потому, что знала: ее мечты — химеры. Знала, что никогда не выйдет на волю. Раз так, зачем загромождать грезы низменными материальными затруднениями?
Даниэль улыбался, как и она. Нужно было и себе вколоть дозу. Чтобы и ему забыть о решетках. Но Марианне удалось прихватить его с собой в виде багажа и доставить в страну чудес. Бесплатно.
Потом слова понемногу иссякли. Волшебство потеряло силу. Марианна стиснула его плечи.
— Что с тобой, Марианна? — прошептал он.
— Мне страшно…
Она приземлялась. Иногда это проходило тяжело. Даниэлю случалось подбирать наркоманов все еще под кайфом, но уже в слезах. Плохой трип. Теперь он лучше это понял. Наконец-то понял.
— Это пройдет, — утешал он Марианну, гладя ее по голове.
— Я никогда не выйду на волю, да?
Грезу прогнал кошмар. Тяжкая расплата. Трип дорогого стоит. Даниэль заметил, что Марианна плачет, крепче прижал к себе. Лгать бесполезно. Она не так далеко ушла, чтобы поверить.
— Я не знаю, Марианна.
— Я не хочу умереть здесь! — взмолилась она. — Мне двадцать лет! Мне всего двадцать лет…
Она чувствовала, как падает, как ее всасывает бездна, такая же черная, как ее глаза, такая же глубокая, как ее отчаяние. Но этой ночью можно было за кого-то уцепиться, удержаться. Кто-то был рядом и мог утешить. И она прилепилась к Даниэлю, самозабвенно вокруг него обвилась. Она еще пребывала в упоении, тело ее было невесомым, парило, выйдя из скорлупы.
— Мне часто хотелось тебя убить, — вдруг призналась она.
Он предпочел промолчать. Наконец наступал долгожданный момент.
— После той ночи внизу… Мне и без того было стыдно за то, чем мы занимаемся целый год… Но там… Мне просто хотелось, чтобы ты меня немножко любил… Просто знать, что я кому-то небезразлична…
Он больше не мог молчать. Позволить ей утонуть.
— Ты не безразлична мне, — признался он наконец.
Можно было излить ей душу. Никакого риска. Вроде как что-то пообещать умирающему. Просто чтобы успокоить перед великим прыжком.
Она позволила радости отразиться на залитом слезами лице. Прижалась губами к его губам. Он дал себе волю: девушка ведь все равно ничего не вспомнит. Лег на спину, она оказалась сверху. Смотрела на него так, как ни одна женщина не смотрела до сих пор. Снимала с него одежду, неловко, рывками. Неуклюжие, трогательные движения. Он потихоньку стянул с нее футболку.
Не думать о завтрашнем дне. Нет, она ничего не вспомнит. Никто не узнает. Только она и я. Только ее и мое наслаждение. Остальное не важно. Неинтересно. Без любви никаких последствий. Никакой цены не придется заплатить.
Они закончили на полу. Койка оказалась мала. Камера тоже. Вся тюрьма недостаточно обширна для их объятий. Целый мир слишком узок, чтобы их вместить, их понять.