Искупление кровью
Часть 119 из 180 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Хорошо, — вздохнул он. — Постарайся не переживать. Все уладится.
Он снова спустился в кухню. Всмотрелся в фотографию вертухая, был поражен тем, какие светлые у него глаза. Полная противоположность глазам Марианны. Он завалился на канапе. Голова горела огнем.
И Фрэнк окунулся в густые черные воды.
* * *
Судья растерялся, увидев лицо задержанного. Мэтр Анди, который по-прежнему не рвался помочь подзащитному, все же сразу пошел в атаку:
— Вы, как и я, можете констатировать состояние моего клиента. Следует отложить допрос…
Он шумно чавкал жевательной резинкой с хлорофиллом: так бычок блаженно смакует зеленую травку на шаролезском лугу.
— С вами грубо обращались, месье Бахман? — спросил судья. — Кто именно?
Даниэлю даже удалось язвительно улыбнуться. Грубо обращались?
— Те, кто призван меня защищать… Мои прежние коллеги.
— Вас избили охранники?
— Да, месье судья. Меня избили охранники… И едва не убили.
— Я могу возбудить дело, начать расследование…
— Ну еще бы! Тогда они опять возьмутся за свое прямо сегодня вечером.
— Вы предпочитаете, чтобы я сидел сложа руки?
— Вы должны делать свою работу! Повторяю: я не помогал Марианне совершить побег! Стало быть, нет никаких причин держать меня под стражей!
— Это вы так говорите, месье Бахман! Я же, напротив, считаю, что вы не только помогли ей, но и знаете, где она находится сейчас.
Даниэль вздохнул:
— Нет, я не знаю, где она… Надеюсь, что в безопасности.
— Давайте-давайте, месье Бахман! Усугубляйте свое положение!
— Я имею право на любовь, да или нет? Против любви нет никакого закона, насколько мне известно!
— Нет, в самом деле… Но ваша любовь вас привела к преступлению…
Забавно он произнес это слово: любовь. Будто оно из лексикона инопланетян. Даниэль всмотрелся в его лицо. Сухое, высокомерное. Некрасивое. Кожа изжелта-зеленоватая, под цвет отвратительных обоев, покрывающих стены кабинета. Глаза такие же выразительные, как у подтухшего карпа. Губы тонкие, в ниточку.
— Кроме того, против вас выдвинуты новые обвинения… Полицейские снова встретились с Соланж Париотти, которая сообщила им поразительные факты.
Заполучить ее в полную власть. Разбить ее хорошенькую мордочку о стену. Выцарапать глаза. Вырвать змеиный язык. Такие криминальные фантазии пришли вдруг на ум Даниэлю.
— Она утверждает, что вы доставляли в тюрьму запрещенные вещества. Снабжали Гревиль сигаретами и, что гораздо серьезнее, героином. Что вы имеете сказать по этому поводу?
Анди с ужасом воззрился на своего клиента. С дурацким видом стал листать копию досье, лежавшую у него на коленях. Даниэль размышлял в ускоренном темпе. Врать бесполезно, они быстро все проверят.
— Это правда, — признался он, выдерживая оловянный взгляд судьи. — У Марианны не было денег, она не могла покупать себе сигареты… Да, я снабжал ее. Что до героина, это был способ держать ее в рамках…
— Держать в рамках? — поперхнулся судья.
— В тюрьме такая девушка, как она, — бомба замедленного действия… Ей двадцать лет, у нее неистовый нрав, она приговорена к пожизненному… Давать ей наркотик и сигареты означало предоставить отдушину, это был способ держать ее под контролем. Если она вела себя тихо, то получала дозу.
— Забавные методы! Таким образом вы распространяли наркотики в тюрьме!
— Я не получал от этого никакой выгоды. Приносил только для Марианны… Никакой коммерции.
— Возможно… Это следует проверить. Кто вас снабжал?
— А… Этого я вам не скажу.
— Было бы лучше, если бы сказали…
— Я не могу.
— Вам нечего бояться, вы сидите в тюрьме!
— Ну и ну! Я в полной безопасности! Достаточно поглядеть на мою физиономию, чтобы в этом убедиться!
— Не могу оценить вашего юмора, месье Бахман…
— Тем хуже. Мне нечего добавить по данному поводу.
— Хорошо… Мы к этому вернемся позже. Но вы и за это ответите перед законом… И это только усугубит наказание.
— В моем положении…
На мгновение мелькнула мысль, не выдать ли Санчеса, который его покрывал. Но он тут же одумался. Нельзя терять главную свою опору в недрах тюрьмы. Это значит сразу подписать себе смертный приговор.
— В последний раз предлагаю: скажите нам, где скрывается Гревиль, и суд это учтет…
— Я не знаю, где она! Сколько раз я должен это повторять? Я не знаю, где она прячется. И я не помогал ей бежать из больницы…
Судья открыл окно, в комнату проникли уличный шум и смог.
— Можно покурить? — спросил Даниэль.
— Разумеется, нет. Курение приводит к раку легких.
Еще бы! Лечить эту фигню уже слишком поздно.
— Хорошо, — пробормотал судья, усаживаясь на место. — Не угодно ли начать сначала? Что вы сделали в тот день, когда навещали вашу любовницу в больнице?
Любовницу. Впервые с его жизнью соотнесли это слово, немного грубое. Даниэль слабо улыбнулся:
— Я принес ей вещи… И мы занимались любовью. Знаете, этим занимаются вдвоем, и это очень приятно.
* * *
— Эй! Фрэнк!.. Фрэнк?
Комиссар издал хриплый крик. Увидел через амбразуру век обеспокоенное лицо Филиппа. Приподнялся, сел, опустив голову на спинку канапе. Будто молотом ударили по затылку.
— Тебе нездоровилось? — забеспокоился Филипп.
— Сам не знаю… Очень болела голова, и… я прилег… Сейчас сколько времени?
— Час дня.
— Уже? Я продрых четыре часа?
Фрэнк вдруг заметил, что и Лоран тоже тут, сидит в кресле прямо напротив него.
Четверть секунды понадобилась, чтобы его узнать. Толстенная повязка в форме буквы Т скрывала его лоб и опускалась до кончика носа. Два фингала вместо глаз.
— Легкая черепно-мозговая травма и перелом носа, — резюмировал Филипп.
— Эта сумасшедшая мне испортила портрет! Может быть, впредь будет лучше держать ее взаперти в комнате?
— Да, — признал комиссар. — Я зря позволил ей спуститься… Мне очень жаль.
— Тебе жаль? А мне-то каково?
— Теперь она плачет из-за своего мужика, — объяснил Фрэнк. — Но кризис, думаю, миновал…
— Она плачет? — злобно переспросил капитан. — Бедняжка! Ты ходил ее утешать, надеюсь?
Фрэнк не успел ответить. Филипп добавил свой укор к длинному перечню:
— Ты не должен был один заходить к ней в комнату! Ты едва избежал смерти; может быть, хватит?
— Она в наручниках…
Он снова спустился в кухню. Всмотрелся в фотографию вертухая, был поражен тем, какие светлые у него глаза. Полная противоположность глазам Марианны. Он завалился на канапе. Голова горела огнем.
И Фрэнк окунулся в густые черные воды.
* * *
Судья растерялся, увидев лицо задержанного. Мэтр Анди, который по-прежнему не рвался помочь подзащитному, все же сразу пошел в атаку:
— Вы, как и я, можете констатировать состояние моего клиента. Следует отложить допрос…
Он шумно чавкал жевательной резинкой с хлорофиллом: так бычок блаженно смакует зеленую травку на шаролезском лугу.
— С вами грубо обращались, месье Бахман? — спросил судья. — Кто именно?
Даниэлю даже удалось язвительно улыбнуться. Грубо обращались?
— Те, кто призван меня защищать… Мои прежние коллеги.
— Вас избили охранники?
— Да, месье судья. Меня избили охранники… И едва не убили.
— Я могу возбудить дело, начать расследование…
— Ну еще бы! Тогда они опять возьмутся за свое прямо сегодня вечером.
— Вы предпочитаете, чтобы я сидел сложа руки?
— Вы должны делать свою работу! Повторяю: я не помогал Марианне совершить побег! Стало быть, нет никаких причин держать меня под стражей!
— Это вы так говорите, месье Бахман! Я же, напротив, считаю, что вы не только помогли ей, но и знаете, где она находится сейчас.
Даниэль вздохнул:
— Нет, я не знаю, где она… Надеюсь, что в безопасности.
— Давайте-давайте, месье Бахман! Усугубляйте свое положение!
— Я имею право на любовь, да или нет? Против любви нет никакого закона, насколько мне известно!
— Нет, в самом деле… Но ваша любовь вас привела к преступлению…
Забавно он произнес это слово: любовь. Будто оно из лексикона инопланетян. Даниэль всмотрелся в его лицо. Сухое, высокомерное. Некрасивое. Кожа изжелта-зеленоватая, под цвет отвратительных обоев, покрывающих стены кабинета. Глаза такие же выразительные, как у подтухшего карпа. Губы тонкие, в ниточку.
— Кроме того, против вас выдвинуты новые обвинения… Полицейские снова встретились с Соланж Париотти, которая сообщила им поразительные факты.
Заполучить ее в полную власть. Разбить ее хорошенькую мордочку о стену. Выцарапать глаза. Вырвать змеиный язык. Такие криминальные фантазии пришли вдруг на ум Даниэлю.
— Она утверждает, что вы доставляли в тюрьму запрещенные вещества. Снабжали Гревиль сигаретами и, что гораздо серьезнее, героином. Что вы имеете сказать по этому поводу?
Анди с ужасом воззрился на своего клиента. С дурацким видом стал листать копию досье, лежавшую у него на коленях. Даниэль размышлял в ускоренном темпе. Врать бесполезно, они быстро все проверят.
— Это правда, — признался он, выдерживая оловянный взгляд судьи. — У Марианны не было денег, она не могла покупать себе сигареты… Да, я снабжал ее. Что до героина, это был способ держать ее в рамках…
— Держать в рамках? — поперхнулся судья.
— В тюрьме такая девушка, как она, — бомба замедленного действия… Ей двадцать лет, у нее неистовый нрав, она приговорена к пожизненному… Давать ей наркотик и сигареты означало предоставить отдушину, это был способ держать ее под контролем. Если она вела себя тихо, то получала дозу.
— Забавные методы! Таким образом вы распространяли наркотики в тюрьме!
— Я не получал от этого никакой выгоды. Приносил только для Марианны… Никакой коммерции.
— Возможно… Это следует проверить. Кто вас снабжал?
— А… Этого я вам не скажу.
— Было бы лучше, если бы сказали…
— Я не могу.
— Вам нечего бояться, вы сидите в тюрьме!
— Ну и ну! Я в полной безопасности! Достаточно поглядеть на мою физиономию, чтобы в этом убедиться!
— Не могу оценить вашего юмора, месье Бахман…
— Тем хуже. Мне нечего добавить по данному поводу.
— Хорошо… Мы к этому вернемся позже. Но вы и за это ответите перед законом… И это только усугубит наказание.
— В моем положении…
На мгновение мелькнула мысль, не выдать ли Санчеса, который его покрывал. Но он тут же одумался. Нельзя терять главную свою опору в недрах тюрьмы. Это значит сразу подписать себе смертный приговор.
— В последний раз предлагаю: скажите нам, где скрывается Гревиль, и суд это учтет…
— Я не знаю, где она! Сколько раз я должен это повторять? Я не знаю, где она прячется. И я не помогал ей бежать из больницы…
Судья открыл окно, в комнату проникли уличный шум и смог.
— Можно покурить? — спросил Даниэль.
— Разумеется, нет. Курение приводит к раку легких.
Еще бы! Лечить эту фигню уже слишком поздно.
— Хорошо, — пробормотал судья, усаживаясь на место. — Не угодно ли начать сначала? Что вы сделали в тот день, когда навещали вашу любовницу в больнице?
Любовницу. Впервые с его жизнью соотнесли это слово, немного грубое. Даниэль слабо улыбнулся:
— Я принес ей вещи… И мы занимались любовью. Знаете, этим занимаются вдвоем, и это очень приятно.
* * *
— Эй! Фрэнк!.. Фрэнк?
Комиссар издал хриплый крик. Увидел через амбразуру век обеспокоенное лицо Филиппа. Приподнялся, сел, опустив голову на спинку канапе. Будто молотом ударили по затылку.
— Тебе нездоровилось? — забеспокоился Филипп.
— Сам не знаю… Очень болела голова, и… я прилег… Сейчас сколько времени?
— Час дня.
— Уже? Я продрых четыре часа?
Фрэнк вдруг заметил, что и Лоран тоже тут, сидит в кресле прямо напротив него.
Четверть секунды понадобилась, чтобы его узнать. Толстенная повязка в форме буквы Т скрывала его лоб и опускалась до кончика носа. Два фингала вместо глаз.
— Легкая черепно-мозговая травма и перелом носа, — резюмировал Филипп.
— Эта сумасшедшая мне испортила портрет! Может быть, впредь будет лучше держать ее взаперти в комнате?
— Да, — признал комиссар. — Я зря позволил ей спуститься… Мне очень жаль.
— Тебе жаль? А мне-то каково?
— Теперь она плачет из-за своего мужика, — объяснил Фрэнк. — Но кризис, думаю, миновал…
— Она плачет? — злобно переспросил капитан. — Бедняжка! Ты ходил ее утешать, надеюсь?
Фрэнк не успел ответить. Филипп добавил свой укор к длинному перечню:
— Ты не должен был один заходить к ней в комнату! Ты едва избежал смерти; может быть, хватит?
— Она в наручниках…