Искажение
Часть 8 из 62 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Сын, Томас. Скоро ему исполнится пять, но фото я тебе не покажу, поскольку видел его только раз в жизни.
– Да ты что?! Видать, ты всерьез набедокурил, раз жена тебе дала полный от ворот поворот.
– Можно и так сказать, но я предпочитаю не говорить на эту тему, – спокойно отвечаю я, хотя тоска сжимает горло. – В армию я попал примерно как ты, Ларс, – просто некуда было податься.
– И что, понравилось?
– Наверняка бы понравилось, но в коденском гарнизоне был у нас один хер, штабной сержант. Его звали Малькольм Ветт, и он доебался до меня из-за того, что я не хотел прикрывать его левые делишки. В конце концов я попросил перевести меня в ВТО и вернулся в Рамму, где занимался обучением новобранцев. Ничего особо не происходило, и я подал бумаги в МСАРР. И все равно меня взяли только потому, что какой-то капрал сломал руку.
– Значит, подставляешь шею за кого-то другого?
– Все мы подставляем шею за тех, кто сейчас отправляет ребятишек на каникулы. Кто побогаче, едет в горы покататься на лыжах, а кто победнее, смотрит телевизор. А мы сидим в этой засранной стране и не знаем, что будет завтра.
– Этого мы никогда не знаем, – философски констатирует Ларс. – Знаешь, Маркус, ты говоришь немного как Голя. И это, собственно, комплимент. Когда я его в первый раз увидел, то едва не обосрался со страху, но нам повезло, что мы служим под его началом.
– Пожалуй, да, – киваю я. – В любом случае, я рад, что сюда попал. Мне тридцать три года, я самый старший из капралов. А должность инструктора в территориальной обороне мне, честно говоря, давно обрыдла.
Мы болтаем так почти час, но в конце концов приходится встать и вернуться в казарму. В дверях сталкиваемся с Неми Сильберг. Вид у нее подавленный, в столовую она зашла купить сигареты. Я говорю Норману, что она напоминает мне какую-то актрису, и мы начинаем обсуждать фильмы. На наших ноутбуках полно пиратских файлов, и мы можем ими поменяться.
Я страшно устал. На автопилоте обхожу базу, а потом возвращаюсь к себе. Даже не замечаю, как ложусь на койку и засыпаю.
Вторник, 16 февраля, 14.20
Я стучу в дверь сержанта Голи. После занятий по тактике он должен быть у себя.
– Войдите!
Сержант сидит за маленьким столиком, читая завернутую в газету книгу. Над койкой висит флаг и деревянный крест. Такое ощущение, будто человек постоянно занят самообразованием, чтобы как можно успешнее справляться со всеми проблемами, которых в ремаркском дерьме выше крыши. Его личная война никогда не заканчивается, и любой способ хорош, каким бы он ни был.
– Можно на минутку, господин сержант?
– Это ты, Маркус? – он бросает на меня беглый взгляд. – Садись и говори, в чем дело.
К разговору я подготовился заранее, но мне все равно нелегко. Я говорю сержанту, что случайно узнал о контрабандных поставках алкоголя на базу и, возможно, других веществ. Есть солдаты, которые сделали на этом неплохой бизнес, и нам следует как-то реагировать, пока не случилась трагедия. По крайней мере, так мне кажется.
Сержант медленно откладывает книгу и выглядывает в коридор. Когда он снова садится за стол, лицо его выглядит непроницаемым.
– Хорошо, что ты пришел с этим ко мне, – кивает он.
– Само собой, господин сержант.
– И чего бы ты хотел, Маркус?
– Думаю, нужно провести расследование и сделать соответствующие выводы.
Голя достает из стола бутылку водки и ставит ее рядом с книгой.
– Видишь ли, сынок… Там, где ты служил раньше, выпивка была роскошью, и за нее полагалось наказывать всех без исключения. Но здесь это единственное лекарство, чтобы не сойти с ума. Люди живут под таким стрессом, что им приходится его снимать, иначе они просто не поедут на патруль. Иногда им нужно нажраться. Не каждый столь невосприимчив, как ты.
– Я вовсе не невосприимчив.
– Не важно. – Он встает и склоняется надо мной. – Поступай, как считаешь нужным, Маркус. Лейтенант Остин будет в восторге от твоей информации. Но я бы посоветовал забыть обо всем и простить их. Солдаты пьют, потому что иначе никак. А порядок тут хуевый, в столовой нет даже пива, и кто-то должен обеспечивать их бухлом.
– А если кто-то с похмелья что-нибудь напортачит во время операции?
– Тогда мы его голыми руками отпиздим. Можешь им так и передать.
Четверг, 18 февраля, 11.35
Сон о голубом свете регулярно повторяется с тех пор, как я приехал в Харман. Сегодня я в очередной раз, под самое утро, видел большую вспышку, будто кто-то взорвал бомбу. Голубой огненный шар поглотил все вокруг, а под конец и меня. Я ощущал также чье-то присутствие, исходивший из-под земли басистый гул на грани инфразвука. Проснулся весь в поту. Усиля в комнате не было – в полночь он поехал на операцию.
Я думаю об этом свете во время утренней зарядки, за завтраком, когда шарил в Синете. Когда я читаю об исчезновениях людей на юге страны, в окрестностях холма Отортен, поступает очередной вызов. Тревоги случаются все чаще. Майор Вилмотс был прав – в воздухе чувствуется напряженность. Два отделения, первое и наше, посылают на городской рынок: кто-то поджег один из лотков. Когда мы паркуемся у дощатого ограждения, издалека видны клубы дыма.
Лотти и я оставляем по одному солдату у машины. Остальные, всего восемь человек, направляются в узкий проход между ларьками. Снова моросит дождь, земля размякла, и глина липнет к ботинкам. Люди неохотно расступаются перед нами. Кричат продавцы. Воняет травами, шкурами животных и горелым жиром. Над одним из прилавков висит ряд хлопчатобумажных футболок, украшенных перечеркнутым рамманским флагом.
Лотти показывает на них Ротту, но у меня хватает и своих забот. Вокруг сгоревшего лотка с домашним хлебом и выпечкой собралась группа зевак. На месте уже патруль из трех человек из второго взвода, который вызвали ремаркские полицейские. Командир патруля, капрал Олег Элдон, здоровается с нами, заодно объясняя ситуацию.
– К нам поступил сигнал тревоги около одиннадцати, из полицейского участка. Мы намеревались отнестись к случившемуся как к рядовому преступлению, но хозяин утверждает, будто это дело рук террористов.
– Кто он? – спрашиваю я, разглядывая толпу.
– Тот старик в шапке с ушами, – он показывает на мужчину, который машет кулаком, извергая проклятия в адрес своих богов. – Мы никак не можем с ним объясниться. С полицейскими, впрочем, тоже не особо. Они собирались предоставить переводчика, но не успели.
– Пурич, поговори с ними. Попробуй что-нибудь выяснить.
– Так точно. – Старший рядовой направляется в сторону нескольких полицейских, которые только что закурили.
– Лотти, обеспечь охрану пожарища. Чтобы никто к нему не приближался.
Капрал подходит ко мне и шипит на ухо:
– Отвали, Трент. Мне насрать, что сержант назначил тебя командиром.
– Исполнять! – коротко отвечаю я.
Вместе со своими людьми он начинает обшаривать пепелище, хотя такого приказа не было, – явно желая доказать мне, что во время операции он что-то значит. Я подзываю к себе Ротта и Водяную Блоху, приказываю им не спускать глаз с собравшихся. С тех пор как мы появились, толпа значительно поредела. Меня одолевают неприятные мысли. Требуется крайняя осторожность.
Через несколько минут возвращается Пурич, и его слова лишь укрепляют мои подозрения. Полицейские утверждают, что хозяин лотка – гадеец, прочно связанный со своим храмом. Раньше с ним уже были проблемы – он печатал листовки, призывавшие к революции. То, что террористы сожгли его лоток, выглядит весьма маловероятным. Я смотрю на лица торговцев и бродящих среди прилавков людей. Вид у всех испуганный.
Несколько ларьков даже опустели – продавцы куда-то улетучились, не забрав товар, лишь повесив ламинированные таблички «Сейчас вернусь» или вроде того. Я окончательно убеждаюсь, что пора собираться.
Подхожу к Дафни, у которого тоже невеселая физиономия.
– Видишь что-нибудь, Джар?
– Не знаю, Маркус. Что-то не так. – Рядовой потирает щеку. – Что-то маловато зевак. Обычно тут было бы не пройти.
– Скоро сваливаем, – говорю я скорее себе, чем ему.
Лотти и его отделение оттаскивают обгоревшие доски. Один поддерживает фанерную крышу, а остальные трое переворачивают расплавившиеся подносы с товаром и тлеющие тряпки – серое одеяло, несколько матерчатых сумок, какую-то ветошь. Полицейские спрашивают через Пурича, могут ли они забрать старика. Сам пострадавший явно успокоился и наблюдает за происходящим.
Я отвожу всех в сторону и с помощью Даниэля расспрашиваю торговца, что случилось. Он отвечает так, что даже полицейским сложно его понять. Тут пригодилась бы Неми или другой переводчик. «Блядь, ну и бордель», – со злостью думаю я. Мне удается лишь выяснить, что кто-то якобы вытащил торговца наружу, облил все бензином и поджег. Вроде бы речь шла о дани для местного отряда Гарсии.
Я приказываю своим не спускать глаз с торговца и отойти от лотка, а сам иду в сторону Лотти. Под ботинками хлюпает смешанная с пеплом вода.
– Роберт, это может быть ловушка. Уходим! – кричу я издалека.
– Погоди, блядь, мы еще не закончили. Тут что-то есть, под этими досками.
– Это приказ! Все по машинам, мать вашу! Немедленно!
Краем глаза я вижу, как хозяин лотка вырывается из рук полицейских и исчезает в ближайшей улочке. Рядовой Дорман отбрасывает очередную доску и показывает что-то Лотти.
– Смотри, Роберт, металлический ящик!
Я поворачиваюсь и бегу.
– Ложись!
Чудовищный взрыв валит меня наземь. Что-то обрушивается на голову и спину, и я падаю лицом в лужу, на мгновение ослепнув. Похоже, жилет спас мне жизнь, но я с трудом ловлю ртом воздух. В ушах гудит, повсюду летает сажа и комья грязи. Голова кружится, у меня нет сил, чтобы подняться.
Ко мне ползет Пурич. Я вижу его грязное лицо – губы шевелятся, но слова не доходят до мозга. Из последних сил стараясь не потерять сознание, я говорю ему, чтобы он взял командование на себя и отвел отделение к «скорпионам».
– Маркус, а что с ранеными из первого?
– Раненых нет, есть только убитые. Выведи людей и вызови подкрепление с базы.
Дафни и Пурич берут меня под руки и тащат к выходу. Ротт и патруль Элдона прокладывают дорогу. Обоих полицейских нигде не видно, и я не знаю, что с ними стало. Взрыв разнес все в радиусе десяти метров. Мы проходим мимо трупов, те валяются в грязи словно куклы. Проход завален разным барахлом, люди умоляют нас о помощи. Голоса доносятся до меня будто из-за стены. Какой-то парень хватает Ротта за руку и получает прикладом МСК в лицо. Наконец нам удается добраться до машин.
Навстречу нам выходят Гаус и Баллард, единственный уцелевший из отделения Лотти. Последнее, что я помню, – открытая дверца боевой машины и чьи-то руки, втаскивающие меня внутрь. «Не дождетесь, сволочи», – сонно думаю я. А потом просто уплываю.
Четверг, 18 февраля, 17.05
Первый, кого я вижу помимо медицинского персонала, – сержант Голя. Осторожно войдя в палату, он останавливается возле койки и кладет на тумбочку мой телефон, подключает зарядку, а потом приносит новую кружку и бутылку воды.
– Да ты что?! Видать, ты всерьез набедокурил, раз жена тебе дала полный от ворот поворот.
– Можно и так сказать, но я предпочитаю не говорить на эту тему, – спокойно отвечаю я, хотя тоска сжимает горло. – В армию я попал примерно как ты, Ларс, – просто некуда было податься.
– И что, понравилось?
– Наверняка бы понравилось, но в коденском гарнизоне был у нас один хер, штабной сержант. Его звали Малькольм Ветт, и он доебался до меня из-за того, что я не хотел прикрывать его левые делишки. В конце концов я попросил перевести меня в ВТО и вернулся в Рамму, где занимался обучением новобранцев. Ничего особо не происходило, и я подал бумаги в МСАРР. И все равно меня взяли только потому, что какой-то капрал сломал руку.
– Значит, подставляешь шею за кого-то другого?
– Все мы подставляем шею за тех, кто сейчас отправляет ребятишек на каникулы. Кто побогаче, едет в горы покататься на лыжах, а кто победнее, смотрит телевизор. А мы сидим в этой засранной стране и не знаем, что будет завтра.
– Этого мы никогда не знаем, – философски констатирует Ларс. – Знаешь, Маркус, ты говоришь немного как Голя. И это, собственно, комплимент. Когда я его в первый раз увидел, то едва не обосрался со страху, но нам повезло, что мы служим под его началом.
– Пожалуй, да, – киваю я. – В любом случае, я рад, что сюда попал. Мне тридцать три года, я самый старший из капралов. А должность инструктора в территориальной обороне мне, честно говоря, давно обрыдла.
Мы болтаем так почти час, но в конце концов приходится встать и вернуться в казарму. В дверях сталкиваемся с Неми Сильберг. Вид у нее подавленный, в столовую она зашла купить сигареты. Я говорю Норману, что она напоминает мне какую-то актрису, и мы начинаем обсуждать фильмы. На наших ноутбуках полно пиратских файлов, и мы можем ими поменяться.
Я страшно устал. На автопилоте обхожу базу, а потом возвращаюсь к себе. Даже не замечаю, как ложусь на койку и засыпаю.
Вторник, 16 февраля, 14.20
Я стучу в дверь сержанта Голи. После занятий по тактике он должен быть у себя.
– Войдите!
Сержант сидит за маленьким столиком, читая завернутую в газету книгу. Над койкой висит флаг и деревянный крест. Такое ощущение, будто человек постоянно занят самообразованием, чтобы как можно успешнее справляться со всеми проблемами, которых в ремаркском дерьме выше крыши. Его личная война никогда не заканчивается, и любой способ хорош, каким бы он ни был.
– Можно на минутку, господин сержант?
– Это ты, Маркус? – он бросает на меня беглый взгляд. – Садись и говори, в чем дело.
К разговору я подготовился заранее, но мне все равно нелегко. Я говорю сержанту, что случайно узнал о контрабандных поставках алкоголя на базу и, возможно, других веществ. Есть солдаты, которые сделали на этом неплохой бизнес, и нам следует как-то реагировать, пока не случилась трагедия. По крайней мере, так мне кажется.
Сержант медленно откладывает книгу и выглядывает в коридор. Когда он снова садится за стол, лицо его выглядит непроницаемым.
– Хорошо, что ты пришел с этим ко мне, – кивает он.
– Само собой, господин сержант.
– И чего бы ты хотел, Маркус?
– Думаю, нужно провести расследование и сделать соответствующие выводы.
Голя достает из стола бутылку водки и ставит ее рядом с книгой.
– Видишь ли, сынок… Там, где ты служил раньше, выпивка была роскошью, и за нее полагалось наказывать всех без исключения. Но здесь это единственное лекарство, чтобы не сойти с ума. Люди живут под таким стрессом, что им приходится его снимать, иначе они просто не поедут на патруль. Иногда им нужно нажраться. Не каждый столь невосприимчив, как ты.
– Я вовсе не невосприимчив.
– Не важно. – Он встает и склоняется надо мной. – Поступай, как считаешь нужным, Маркус. Лейтенант Остин будет в восторге от твоей информации. Но я бы посоветовал забыть обо всем и простить их. Солдаты пьют, потому что иначе никак. А порядок тут хуевый, в столовой нет даже пива, и кто-то должен обеспечивать их бухлом.
– А если кто-то с похмелья что-нибудь напортачит во время операции?
– Тогда мы его голыми руками отпиздим. Можешь им так и передать.
Четверг, 18 февраля, 11.35
Сон о голубом свете регулярно повторяется с тех пор, как я приехал в Харман. Сегодня я в очередной раз, под самое утро, видел большую вспышку, будто кто-то взорвал бомбу. Голубой огненный шар поглотил все вокруг, а под конец и меня. Я ощущал также чье-то присутствие, исходивший из-под земли басистый гул на грани инфразвука. Проснулся весь в поту. Усиля в комнате не было – в полночь он поехал на операцию.
Я думаю об этом свете во время утренней зарядки, за завтраком, когда шарил в Синете. Когда я читаю об исчезновениях людей на юге страны, в окрестностях холма Отортен, поступает очередной вызов. Тревоги случаются все чаще. Майор Вилмотс был прав – в воздухе чувствуется напряженность. Два отделения, первое и наше, посылают на городской рынок: кто-то поджег один из лотков. Когда мы паркуемся у дощатого ограждения, издалека видны клубы дыма.
Лотти и я оставляем по одному солдату у машины. Остальные, всего восемь человек, направляются в узкий проход между ларьками. Снова моросит дождь, земля размякла, и глина липнет к ботинкам. Люди неохотно расступаются перед нами. Кричат продавцы. Воняет травами, шкурами животных и горелым жиром. Над одним из прилавков висит ряд хлопчатобумажных футболок, украшенных перечеркнутым рамманским флагом.
Лотти показывает на них Ротту, но у меня хватает и своих забот. Вокруг сгоревшего лотка с домашним хлебом и выпечкой собралась группа зевак. На месте уже патруль из трех человек из второго взвода, который вызвали ремаркские полицейские. Командир патруля, капрал Олег Элдон, здоровается с нами, заодно объясняя ситуацию.
– К нам поступил сигнал тревоги около одиннадцати, из полицейского участка. Мы намеревались отнестись к случившемуся как к рядовому преступлению, но хозяин утверждает, будто это дело рук террористов.
– Кто он? – спрашиваю я, разглядывая толпу.
– Тот старик в шапке с ушами, – он показывает на мужчину, который машет кулаком, извергая проклятия в адрес своих богов. – Мы никак не можем с ним объясниться. С полицейскими, впрочем, тоже не особо. Они собирались предоставить переводчика, но не успели.
– Пурич, поговори с ними. Попробуй что-нибудь выяснить.
– Так точно. – Старший рядовой направляется в сторону нескольких полицейских, которые только что закурили.
– Лотти, обеспечь охрану пожарища. Чтобы никто к нему не приближался.
Капрал подходит ко мне и шипит на ухо:
– Отвали, Трент. Мне насрать, что сержант назначил тебя командиром.
– Исполнять! – коротко отвечаю я.
Вместе со своими людьми он начинает обшаривать пепелище, хотя такого приказа не было, – явно желая доказать мне, что во время операции он что-то значит. Я подзываю к себе Ротта и Водяную Блоху, приказываю им не спускать глаз с собравшихся. С тех пор как мы появились, толпа значительно поредела. Меня одолевают неприятные мысли. Требуется крайняя осторожность.
Через несколько минут возвращается Пурич, и его слова лишь укрепляют мои подозрения. Полицейские утверждают, что хозяин лотка – гадеец, прочно связанный со своим храмом. Раньше с ним уже были проблемы – он печатал листовки, призывавшие к революции. То, что террористы сожгли его лоток, выглядит весьма маловероятным. Я смотрю на лица торговцев и бродящих среди прилавков людей. Вид у всех испуганный.
Несколько ларьков даже опустели – продавцы куда-то улетучились, не забрав товар, лишь повесив ламинированные таблички «Сейчас вернусь» или вроде того. Я окончательно убеждаюсь, что пора собираться.
Подхожу к Дафни, у которого тоже невеселая физиономия.
– Видишь что-нибудь, Джар?
– Не знаю, Маркус. Что-то не так. – Рядовой потирает щеку. – Что-то маловато зевак. Обычно тут было бы не пройти.
– Скоро сваливаем, – говорю я скорее себе, чем ему.
Лотти и его отделение оттаскивают обгоревшие доски. Один поддерживает фанерную крышу, а остальные трое переворачивают расплавившиеся подносы с товаром и тлеющие тряпки – серое одеяло, несколько матерчатых сумок, какую-то ветошь. Полицейские спрашивают через Пурича, могут ли они забрать старика. Сам пострадавший явно успокоился и наблюдает за происходящим.
Я отвожу всех в сторону и с помощью Даниэля расспрашиваю торговца, что случилось. Он отвечает так, что даже полицейским сложно его понять. Тут пригодилась бы Неми или другой переводчик. «Блядь, ну и бордель», – со злостью думаю я. Мне удается лишь выяснить, что кто-то якобы вытащил торговца наружу, облил все бензином и поджег. Вроде бы речь шла о дани для местного отряда Гарсии.
Я приказываю своим не спускать глаз с торговца и отойти от лотка, а сам иду в сторону Лотти. Под ботинками хлюпает смешанная с пеплом вода.
– Роберт, это может быть ловушка. Уходим! – кричу я издалека.
– Погоди, блядь, мы еще не закончили. Тут что-то есть, под этими досками.
– Это приказ! Все по машинам, мать вашу! Немедленно!
Краем глаза я вижу, как хозяин лотка вырывается из рук полицейских и исчезает в ближайшей улочке. Рядовой Дорман отбрасывает очередную доску и показывает что-то Лотти.
– Смотри, Роберт, металлический ящик!
Я поворачиваюсь и бегу.
– Ложись!
Чудовищный взрыв валит меня наземь. Что-то обрушивается на голову и спину, и я падаю лицом в лужу, на мгновение ослепнув. Похоже, жилет спас мне жизнь, но я с трудом ловлю ртом воздух. В ушах гудит, повсюду летает сажа и комья грязи. Голова кружится, у меня нет сил, чтобы подняться.
Ко мне ползет Пурич. Я вижу его грязное лицо – губы шевелятся, но слова не доходят до мозга. Из последних сил стараясь не потерять сознание, я говорю ему, чтобы он взял командование на себя и отвел отделение к «скорпионам».
– Маркус, а что с ранеными из первого?
– Раненых нет, есть только убитые. Выведи людей и вызови подкрепление с базы.
Дафни и Пурич берут меня под руки и тащат к выходу. Ротт и патруль Элдона прокладывают дорогу. Обоих полицейских нигде не видно, и я не знаю, что с ними стало. Взрыв разнес все в радиусе десяти метров. Мы проходим мимо трупов, те валяются в грязи словно куклы. Проход завален разным барахлом, люди умоляют нас о помощи. Голоса доносятся до меня будто из-за стены. Какой-то парень хватает Ротта за руку и получает прикладом МСК в лицо. Наконец нам удается добраться до машин.
Навстречу нам выходят Гаус и Баллард, единственный уцелевший из отделения Лотти. Последнее, что я помню, – открытая дверца боевой машины и чьи-то руки, втаскивающие меня внутрь. «Не дождетесь, сволочи», – сонно думаю я. А потом просто уплываю.
Четверг, 18 февраля, 17.05
Первый, кого я вижу помимо медицинского персонала, – сержант Голя. Осторожно войдя в палату, он останавливается возле койки и кладет на тумбочку мой телефон, подключает зарядку, а потом приносит новую кружку и бутылку воды.