Искажение

В конце концов нам удается договориться, хотя я сомневаюсь, что жители селения все так же нам доверяют. Погрузка, к счастью, проходит еще быстрее, чем в прошлый раз, – рутина и страх делают свое дело. Похоже, к селению приближались партизаны – полчаса назад в километре к югу от Кумиша видели две набитые вооруженными боевиками машины. Их высмотрел сын Салтика, стороживший возле школы.

На борт грузовиков поднимаются семнадцать женщин и сорок пять мужчин. Они даже не берут с собой много вещей. Я стараюсь не смотреть на них и говорить как можно короче, но все равно запоминаю парня Сары, старика на костылях и двух мальчишек лет четырнадцати, столь похожих, что их невозможно различить. Невозможно воспринимать их всех как однородную биомассу.

Возвращаясь на базу, мы не обмениваемся ни единым словом. Царит такая тишина, что даже я, глухой к подобным вещам, слышу то странное постукивание, о котором упоминал Пурич. В нашем «скорпионе» действительно что-то повредилось, и это была бы серьезная проблема для всего отделения, если бы не осознание, что наши мозги повредились еще больше.



Мы прибегаем к той же уловке, что и в прошлый раз, разрешая армаям выбрать несколько человек, которые посетят палатку с женщинами и детьми. Я спрашиваю собравшихся на плацу, ехал ли кто-то из их родственников с первым транспортом. Поднимаются десятка полтора рук, и мы ведем семерых взрослых навестить своих жен и детей. Мальчишки без возражений остаются в толпе – их не особо тянет к матерям.

Вместо этого они с любопытством разглядывают обстановку базы. Наши техника и оружие производят впечатление не только на подростков. Взрослые, даже старики, с любопытством подходят к «Кавказу», наблюдают за группами солдат на плацу, интересуются даже зданиями с пулеметными гнездами и мешками с песком на крышах. Возможно, благодаря этому они будут чувствовать себя в большей безопасности, отправляясь в пещеру.

Я вижу также, как младший лейтенант Янг подбегает к Остину и что-то говорит ему на ухо. Наш командир хватается за голову, но затем быстро опускает руки и озирается, не заметил ли кто-нибудь. Оживленно жестикулируя, он о чем-то спрашивает молодого офицера и наконец отходит. Янг возвращается в здание командования, а я на время оставляю собравшихся у палатки товарищей и подхожу к Остину.

– Что случилось, господин лейтенант?

– Не сейчас, Маркус. Нужно как можно быстрее выполнить задачу и ехать за последним транспортом. Пусть те семеро присоединятся к колонне, и все идут в лабораторию.

– Но что случилось? Можете мне сказать?

Он смотрит на меня пустым взглядом.

– Вытащить посетителей из палатки и сформировать колонну!

– Так точно!



Через несколько минут мы готовы спуститься под землю. На этот раз с нами нет ни Неми, ни капитана Заубер. Поддерживать порядок нам помогают люди Соттера. По крутым ступеням сперва спускаются сержант Северин с Вернером и Халлером, затем женщины и молодежь, а следом взрослые мужчины, которые помогают самым старшим членам группы. За ними идут лейтенант Остин и мы с Пуричем и Баллардом. Сержант Голя на этот раз остается наверху, во главе остальной команды, которая страхует нас из здания на поверхности.

Женщины и мужчины идут по проходу перед нами. Слева зияет дыра на месте того, что когда-то было озером. Эстер снова заполнила его водой, но только наполовину – расстояние от берега до черной глади составляет метров двадцать. Я кричу армаям, чтобы они шли вдоль стены и не смотрели вниз, так как это опасно. Возникает лишнее замешательство, но в пропасть никто не падает. Пока.

Мы доходим до конца озера, где проход расширяется. Взвод Нормана, работавший здесь после нашего отъезда, уже убрал все узлы, одежду, полотенца и прочие мелочи, которые могли бы свидетельствовать о разыгравшейся здесь бойне. Идущие перед нами, однако, встревожены. Нужно действовать быстро и сохранять бдительность.

– Уровень воды не вернулся к прежнему состоянию, – шепчет нам Остин. – Мы не сможем уговорить их искупаться.

– Кроме того, здесь есть и женщины, не только мужчины, – замечает Баллард.

– Да, верно. Поэтому я уже отдал приказ сержанту, а теперь сообщаю вам, что мы должны расстрелять этих людей.

Температура в пещере внезапно падает как минимум на десять градусов. Меня пробирает холод.

– Мы сделаем это сразу после взвешивания. Ждите моего приказа и старайтесь сохранять спокойствие. Маркус, за мной! Вы двое останьтесь здесь и притворитесь, будто о чем-то разговариваете.

Баллард и Пурич послушно останавливаются. Я иду за лейтенантом, который обращается к толпе вместо капитана Бека. Понятия не имею, почему командир роты не спустился на этот раз к гражданским. Но об этом я особо не задумываюсь, поскольку приходится переводить слова Остина.

Речь идет в основном о том, что сама пещера, в которой ночуют прибывшие с тремя транспортами, находится за одним из туннелей. Здесь нам придется перегруппироваться, поскольку проход узкий и мы будем двигаться один за другим. Повторяется также ложь о переписи веса в связи с возможной транспортировкой по воздуху. Слова эти вызывают немалое смятение, так что мы быстро объясняем, что это лишь процедура, которая проводится на всякий случай.

– Кумиш вы покидаете ненадолго. Как мы и обещали, через два или три дня вы вернетесь в селение. Однако мы должны быть готовы к любым случайностям, – заканчивает Остин. – Прошу теперь положить свои вещи и по очереди подходить к весам. Сержант Северин и капрал Вернер запишут ваши данные и покажут, где нужно встать.

Мы не просим их раздеться, так что от итоговой суммы нужно будет отнять десятка полтора килограммов. Я вижу, как лейтенант незаметно расстегивает кобуру. У него нет МСК, как у нас, но он решил принять участие в казни наравне с остальными солдатами.



Процедура затягивается – не все охотно кладут сумки и узлы у стены, не все также способны спокойно стоять на весах. Капрал Вернер начинает раздраженно покрикивать и говорить что-то насчет армайских свиней. Северин успешно его успокаивает, но нервозность передается гражданским.

Мужчина на костылях, которому помогли спуститься сюда двое молодых парней, спотыкается и падает, подходя к весам. Лейтенант быстро реагирует, отдав приказ не заставлять его взвешиваться и пропустить дальше. Пусть встанет у стены вместе с остальными, а лучше всего присядет на поддон. Когда до конца остается меньше десяти человек, Остин дает нам команду приготовиться.

Это означает, что мы должны снять оружие с предохранителя, не привлекая к себе внимания. Я бросаю взгляд на Пурича и Балларда, которые выполняют приказ и медленно приближаются к нашей группе. Вернер и Халлер тоже проводят ладонью вдоль висящего на боку автомата. Последним снимает с предохранителя свой МСК сержант Северин, который все так же держит в руках блокнот и ручку.

Армаи стоят столпившись у стены, напротив нас. Справа от них скала, слева пропасть, которой они явно боятся. Северин отодвигает весы в сторону и делает вид, будто записывает что-то в блокнот, одновременно приближаясь к лейтенанту. Вернер и Халлер следуют за ним.

– Приготовиться! – кричит лейтенант, доставая пистолет.

Все мы внезапно разворачиваемся к гражданским и прикладываем оружие к плечу.

– В чем дело?! – кричит одна из стоящих впереди женщин.

– Рамманские ублюдки! – высокий мужчина бросается в нашу сторону.

– Огонь! – приказывает Остин и первым стреляет в бегущего.

В сторону толпы летит град пуль. Первый ряд сразу падает, за ним следующие. Воя от страха, они еще бегут к нам или заслоняются руками от смерти, но та настигает их одного за другим. Отступив на несколько шагов, мы снова нажимаем на спуск МСК, стреляя длинными очередями и целя для большей эффективности в корпус и ноги.


Несколько тел падают в черную дыру. Мне кажется, будто близнецы, которых я видел в Кумише, прыгают живыми, держась за руки. За ними, громко крича, летит взрослый мужчина. А потом уже слышны лишь стоны и жуткие хрипы тех, кто получил пулю в легкие. Груда тел напоминает чудовищный, судорожно вздрагивающий могильник.

– Добить раненых! – говорит лейтенант и меняет обойму.

Мы подходим к гражданским и стреляем туда, где замечаем какое-то шевеление. Позади у стены сидит придавленный трупами мальчишка, глядя на нас вытаращенными глазами. Сержант Северин пускает очередь ему в лицо. В нашу сторону течет кровь из продырявленных тел.

Мы начинаем вытаскивать их по одному и раздевать до белья, после чего отшвыриваем тряпки в сторону, а трупы сталкиваем в пропасть. Вода внизу снова кипит от пузырей – Эстер следит за каждым нашим шагом. Мы режем одежду ножами, стараясь не проблеваться на мертвых.

Лучше всего выглядят те, кому пуля попала в сердце. Некоторые, однако, как одна молодая женщина, лишились куска черепа, под которым виднеется розовый мозг. Мертвый мальчик лежит, держась за живот, из которого вываливаются внутренности. Кто-то прошил его автоматной очередью.

Под конец с трупами работают только самые выносливые – Северин, Пурич и Вернер. Баллард занимается разборкой окровавленных вещей, а Халлер стоит у стены, на грани беспамятства. Лейтенант подходит ко мне и угощает дорогой сигаретой, которую я с радостью беру, – возможно, хотя бы меньше будет ощущаться запах крови.

– Все еще хочешь знать, что случилось? – спрашивает Остин.

– Да, господин лейтенант.

Наши голоса звучат будто речевой синтезатор – бесцветно и с металлическим эхом.

– Пока мы были в Кумише, капитан Микель Бек покончил с собой, легко ранив при этом доктора Заубер, которая пыталась ему помешать. Янг пока что скрывает эту новость от персонала базы, но я должен вам о ней сообщить. Если я погибну во время операции, вам с Голей и Северином придется помочь Янгу.

– Не говорите так, господин лейтенант, – после некоторой паузы отвечаю я.

– Всегда следует предполагать самое худшее. – Он затягивается сигаретой. – Младший лейтенант Роберт Янг и капитан Линда Заубер не имеют ни малейшего представления о том, что значит быть командиром. Кому-то придется потом доставить людей в Харман. Оба сержанта уже все знают, я сказал им наверху.

От сигареты тошнота лишь усиливается, хотя, возможно, это реакция на услышанное от командира известие. Сейчас это неважно – нужно не дать себе окончательно лишиться чувств, заставить себя вернуться в лабораторию и занять место в «скорпионе». Не уверен, сумеем ли мы повторить экзекуцию еще раз.



Мы в четвертый раз едем в Кумиш. Такое впечатление, будто каждый окутал себя непроницаемым коконом, заклеив его изнутри. Мне хочется кричать на своих солдат, но не позволяют стиснутые зубы.

Кладбищенскую тишину нарушает Водяная Блоха.

– Прости, Крис, за то, что я тебе говорил. – Он наклоняется к Балларду. – Я гребаный идиот. Даже представлять себе не хочу, что вы чувствуете.

– Перестань, Джар. Вовсе незачем объясняться.

– Блядь, даже представлять себе не хочу, – повторяет Дафни. – Я вам чертовски благодарен за то, что мне не пришлось спускаться вниз. Я бы в самом деле такого не вынес.

– Если потребуется, будешь прикрывать наши задницы, – говорит Баллард. – Такой благодарности мне вполне хватит.

Он улыбается уголком рта. Я восхищаюсь его железными нервами и тем, что вполне можно счесть жаждой жизни. Без таких, как он, а собственно, без всего отделения, я просто застыл бы без движения, глядя в бездну.

Вместо этого я смотрю на возникающие перед нами строения Кумиша. На этот раз мы вовремя – лейтенант Остин договорился с советом старейшин на тринадцать тридцать. Именно потому он не дал нам отдохнуть и даже не заглянул в здание командования. Капитану Беку, бросившему девятую роту, придется подождать посмертного визита.

Когда мы въезжаем в Кумиш, я уже знаю: что-то не так. Ощущение тревоги захлестывает меня, будто кто-то включил сирену. Посреди дороги виднеется группа людей, которые, увидев нас, убегают в один из домов. Остается только одинокий мужчина. Мы останавливаемся и совещаемся по радио, что делать. Голя предлагает вернуться, но лейтенант не желает об этом даже слышать. Он приказывает водителям «меток» оставаться здесь, а двум «скорпионам» ехать дальше.

Напротив нас стоит Хавар Салтик.





Глава шестая




Четверг, 14 июля, 13.25

Селение Кумиш, пустыня Саладх, Южный Ремарк

Операция «Эстер»



Я пишу это письмо, высаживаясь из машины. Пишу его мысленно, дорогой сынок, чтобы видеть тебя в последние мгновения. Уверен, меня ждет справедливый приговор, ибо зло, совершенное во имя добра, все равно остается злом. А числа никогда не лгут.

Три тысячи триста шестьдесят два.

Плюс четыре тысячи четыреста шестьдесят четыре.

Всего семь тысяч восемьсот двадцать шесть.