Искажение

Несмотря на лекарства доктора Заубер, у меня дрожат руки, может, даже больше, чем у лейтенанта. Мало того, еще трясутся колени. Большинство моих товарищей выглядят не лучше. А ведь это лучший за сегодня транспорт – мы пытаемся спасти этих людей от бойни, которую сами же запланировали.

– Не могли бы вы мне помочь? – говорит девушка с младенцем на руках.

– Чем? – машинально спрашиваю я.

– Не поможете перенести эту люльку?

С трудом соображая, я смотрю вниз. У ее ног стоит голубое автомобильное креслице с поблекшим узором в виде воздушных шариков. Малыш никак не успокаивается, и девушка держит его на руках. У нее вид матери-одиночки или той, кого стыдится родня. Я киваю Лукасу, чтобы тот взял люльку и отнес ее в «метку», Первый транспорт уже заполнен, постепенно заполняется второй. Я беспокойно оглядываюсь, думая, хватит ли места для всех.

В какой-то момент появляется Усиль и толкает меня в плечо.

– Смотри, какая симпатичная. – Он показывает на молодую женщину. – Жаль ее.

– Блядь, заткнись, Петер.

– Я только хотел сказать, что можно бы ее забрать.

– Ты где-то видел у нее детей? Видел?!

– Давай, позови ее.

Вместо того чтобы перекрикивать толпу, я наконец подхожу с Петером к самой красивой девушке в селении. У нее более светлая кожа, чем у ее родни и соседей, волнистые черные волосы, изящный нос и маленькие, но полные губы. Для армайки она довольно высокого роста – примерно метр семьдесят. Я вижу, как она прощается с какой-то женщиной и младшими братьями и сестрами.

На мгновение я лишаюсь дара речи, но затем обращаюсь к той женщине с просьбой, чтобы она отдала самого младшего мальчика под опеку сестре.

– Пусть девушка возьмет его за руку и идет в машину.

– Это его двоюродная сестра, господин командир. Моя племянница, Сара, а я его мать, – повторяет перепуганная женщина.

– Успокойтесь, никто ни о чем не станет спрашивать. Для женщин с детьми мы приготовили удобную палатку. У нас еще есть несколько свободных мест, так что можно ими воспользоваться.

Старшие о чем-то шепотом спорят между собой и отвергают предложение.

– О ней позаботятся отец или мать! – решительно заявляет армайка. – Оставьте ее в покое.

– Вот блядство! – нервничает Усиль, когда я ему перевожу. – Я должен ее отсюда забрать.

– Лишних проблем захотел, кретин? – шиплю я на него, словно змея. – Или ты пиздуешь отсюда, или я зову сержанта.

Он медленно уходит, недовольный и злой. Девушка остается на площади, а я возвращаюсь поближе к грузовикам. Последний заполняется медленнее всего – те, кто в него садится, явно не спешат, долго споря со мной и прощаясь с близкими. С ума можно сойти, глядя, как они тащатся к «метке», то и дело оборачиваясь, чтобы сказать несколько слов.

Одним из последних к машине подходит бедно одетый седеющий мужчина, который ведет с собой двоих детей, мальчика и девочку. Им не больше десяти, и выглядят они более неухоженно, чем остальные. Солдаты останавливают мужчину, и я бегу в их сторону, чтобы выяснить, в чем дело.

– Извините, это транспорт исключительно для матерей с детьми!

– Но у меня нет жены, она умерла. Я остался с ними один, – тихо говорит он.

– Вы сами их воспитываете? – задаю я бессмысленный вопрос.

– Как-то приходится. Немного помогают соседи.

Я смотрю на него как на героя, некое сверхъестественное явление. Если бы во мне еще остались какие-то чувства, я наверняка бы ему сочувствовал и даже завидовал. Человеку явно не хватает времени, чтобы заниматься детьми, но он остается рядом с ними.

– Ладно, пропустите его! – кричу я парням.

Это предпоследняя семья, которая поднимается на борт МТ35. Несколько минут спустя, договорившись со старейшинами о времени следующего транспорта, мы запрыгиваем в машины. Стрелки с башенок садятся в кабины, оставив на крышах поставленные на предохранитель MUG-и. Сквозь плотную толпу к ним все равно не протолкаться.

Мы наконец направляемся в сторону Дисторсии. Я прекрасно знаю, что худшее еще впереди, но каждый час приближает нас к концу. Нужно выдержать, выполнить условия договора. Пока что мы придерживаемся плана.



Когда гражданские высаживаются из машин, мысли мои заняты другим. Я курю помятую сигарету в тени склада и вижу своего отца, хотя и знаю, что сейчас не лучший момент для воспоминаний. Лицо его не возникало в моей памяти уже давно – вместе с матерью они пропали где-то в пустынной пыли и жаре, но теперь меня снова посещает его образ.

Может, когда мы стоим перед слишком трудным для нас выбором, то возвращаемся в детство, тоскуя по тем временам, когда родители выбирали за нас, даже если мы бунтовали против их выбора и желали самостоятельности, а установленный в мире порядок, воняющий нафталином, совершенно нас не устраивал? Именно тогда, в дни испытаний, мы тоскуем по прошлому, в котором взрослые велели нам носить шарф и шапку.

А может, отец явился сегодня исключительно затем, чтобы меня осудить?

– Маркус, нужно собираться, – говорит сержант Голя. – Едем за следующими.

– Не знаю, что делать, сержант. Похоже, я все больше расклеиваюсь.

– Ты сам знаешь, что мы должны вынести это бремя. Мы все сидим в этом говне.


Естественно, он прав, но я чувствую себя виновником творящегося зла. Если бы не я, капитан Бек не отдал бы такой приказ, а лейтенант Остин не вел бы нас во тьму. Так что если другие сидят в этом говне по шею, то я – по макушку.

Я иду к «скорпиону» едва волоча ноги. Другие столь же неохотно садятся в машину. Водяная Блоха бледен как мел и судорожно сжимает автомат, а Гаус молча занимает позицию стрелка. Пурич заканчивает разговор с Баллардом, хлопает по капоту машины и садится сзади, рядом с Водяной Блохой. Крис запускает двигатель. Он пытается насвистывать какую-то популярную мелодию, но у него не получается, и вскоре он замолкает.

Покидая базу, мы проезжаем мимо палатки, в которой разместили новоприбывших. Солдаты Нормана и Усиля помогают им обустроиться, следя также, чтобы никто из гражданских не болтался по плацу без присмотра. Издалека я вижу Неми, у которой много работы – ей приходится объяснять перепуганным женщинам правила пребывания в Дисторсии. У входа в казарму маячат капитан Заубер и старшина Гильде, а в небе парит беспилотный «сокол».



В первый раз мы вывезли девятнадцать матерей с детьми и одного отца. Ребятишек насчитали около полусотни – составлять списки в суматохе не было времени, так что точно сказать не могу. Теперь совет старейшин решил, что мы эвакуируем бо́льшую часть оставшихся женщин. Около полутора десятков здоровых и сильных должны остаться в селении, а мы забираем остальных, в том числе молодых девушек и старух. Когда я заканчиваю переводить, мой взгляд на мгновение встречается с взглядом лейтенанта Остина, и я вижу в его глазах серую пустоту.

На этот раз погрузка проходит быстрее. Лишь старухам требуется помощь – некоторых приходится в буквальном смысле затаскивать в «метку». Сара, приглянувшаяся Усилю, нежно прощается с высоким парнем, наверняка своим женихом. Она садится в последний грузовик вместе с матерью, и уже через двадцать минут мы можем возвращаться на базу.

Наш «скорпион» замыкает колонну из пяти машин. Из-за пыли, которую поднимают МТ35, я разрешаю Гаусу спрятаться внутрь. Отчего-то устав утрачивает для меня всяческое значение. Я смотрю на Балларда, который подозрительно молчалив.

– Как ты себя чувствуешь, Крис? Сумеешь выполнить приказ?

– Не беспокойся за меня, Маркус, – отвечает он. – Сделаем то, что требуется.

– Как ты можешь так спокойно об этом говорить? – кричит Водяная Блоха. – У тебя что, вообще все чувства отшибло?!

– У меня есть чувства, Джар, – слегка натянуто отвечает Баллард. – Я люблю свою жену, и пролил бы за вас кровь, но сейчас у нас нет выбора. Дело ведь не только в нас. К тому же жизнь любого человека рано или поздно заканчивается. Жизнь – космическая аберрация.

– Что такое аберрация? – спрашивает Гаус.

– Каждый из нас переживает это по-своему, Джаред, – прерываю я дискуссию. – И не следует никого осуждать. А ты как себя чувствуешь, Даниэль?

Пурич смотрит в окно, потом со слегка безумной улыбкой переводит взгляд на меня.

– Просто заебись, – он решительно кивает, чтобы у меня не осталось сомнений.

Все это меня пугает. Всерьез.



Мы с трудом поддерживаем связь между машинами. Водитель второго грузовика сообщает, что женщины ведут себя беспокойно, возможно, из-за тесноты – они колотят кулаками по крыше кабины и требуют остановить машину. По крайней мере, он так подозревает. К счастью, до главных ворот осталось совсем немного, так что проблем удается избежать.

Нам предстоит трудная задача. Если под землей среди армаек, которых мы везем, начнется истерика, нам придется стрелять из автоматов в плохо освещенной пещере, целясь вслепую. Вся надежда на Неми и капитана Заубер, единственных женщин в роте. На них теперь лежит столь тяжкое бремя, что я не могу себе этого даже представить.

Особенно я тревожусь за переводчицу, которая должна убедить жительниц Кумиша, что мы друзья, успокоить их и направить вниз. Когда мы въезжаем на базу, я замечаю, что обе женщины уже стоят возле дверей лаборатории. Я стараюсь что-то придумать, и, когда толпа высыпает из «меток», мне приходит в голову некая идея.

– Господин лейтенант! – кричу я Остину. – Разрешим этим женщинам ненадолго заглянуть в казарму. Пусть увидят, что всё в порядке, прежде чем спускаться под землю. Тогда они будут спокойнее и охотнее подчинятся.

Не тратя времени на размышления, Марсель Остин зовет Неми и приказывает, чтобы армайки выбрали из своего числа нескольких, которые навестят матерей с детьми. Естественно, на плацу возникает замешательство, но через несколько минут удается сформировать «делегацию». Мы ведем десять женщин в палатку и раздвигаем брезент, чтобы они могли увидеть, как устроились семьи из первого транспорта, а потом позволяем им немного поговорить. Раздаются причитания и плач, но затем второй транспорт заметно успокаивается.

Еще вчера, во время встречи с советом старейшин, капитан Бек сообщил, что из соображений безопасности гражданские будут размещены в подземном убежище. Он говорил, используя меня как переводчика, что, пока повстанческие войска далеко от базы, мы обеспечим части женщин и детям комфортные условия в палатке, но потом они тоже присоединятся к остальным. «Лишь бы этого не случилось», – лихорадочно думал я тогда.

Бек оказался хитрой сволочью и показал Салтику пещеру, объяснив, что бункер специально устроен на случай нападения. Мы отремонтировали там освещение и принесли немного предметов обстановки, в основном матрасов и переделанных в сиденья деревянных поддонов. Заодно Остин проинформировал, что в соответствии с правилами все прибывшие на базу должны помыться. Староста селения даже проверил, что вода в озере теплая, и оказался доволен. Еще одно проявление заботы с нашей стороны.

Ночью мы разложили на деревянных полках полотенца и мыло, а также закрыли брезентом входы в четыре отходящих от пещеры сквозных туннеля. Главное, чтобы никто не сбежал вглубь горы и не вырвался из ловушки. Чуть глубже мы соорудили баррикады из поддонов, досок и прочего хлама, чтобы у выхода могли спрятаться стрелки. Голя, Вернер, Халлер и Пурич бегом спускаются туда незадолго до женщин.

Естественно, армайки не станут мыться при чужих мужчинах, так что вся ответственность возложена на капитана Заубер и нашу переводчицу. Только их будут видеть шестьдесят женщин из второго транспорта. Жительницы Кумиша начинают спускаться по ступеням, успокаиваемые теплым голосом Неми. Девушка улыбается им, и ее вытесанная из камня улыбка режет пополам мое сердце.



Армайских женщин ждут внизу лейтенант Остин и капитан Бек. Мы с Баллардом стоим у выхода из туннеля, стараясь не привлекать к себе внимания. Вся группа уходит достаточно далеко, вглубь пещеры, куда их ведет капитан Заубер. Армайки с любопытством озираются, шумно комментируя все подряд. Когда толпа наконец останавливается возле офицеров, командир роты кивает Неми и обращается к собравшимся.

– Я капитан Микель Бек, командир форпоста Дисторсия. Рад приветствовать вас в нашем убежище, самом безопасном месте на всей базе. Прошу сохранять спокойствие и исполнять приказы. Вами займутся капитан Заубер, начальник нашей медсанчасти, и наша переводчица Неми Сильберг. До того как вы отправитесь в другую часть убежища, где мы организовали ночлег, мы просим вас помыться. Вода в озере поступает из термального источника, и ее температура составляет около сорока градусов. Обозначенную лазерным лучом линию пересекать не следует, так как за ней находится скальный обрыв и там намного глубже. Желаю вам приятного времяпровождения. Если у вас есть вопросы – я в вашем распоряжении.

Я бросаю взгляд на гладь озера – спокойную, черную и, как обычно, слегка туманную. Примерно одна ее четверть в самом деле отгорожена красным лучом, хорошо видимым в водяной дымке. Озеро имеет форму подковы, причем одна ее половина и открытая сторона прилегают к скальной стене, а вдоль другой половины идет проход шириной в несколько метров, который переходит в короткий туннель и заканчивается ведущими в лабораторию ступенями.

Женщины и наши командиры стоят в том месте, где изгибается подкова. Проход здесь очень широкий: можно было бы выстроить рядом сотню людей и еще осталось бы достаточно места. Понятия не имею, когда капитан поручил обследовать дно и как выяснили, где находится мель, но лазер отгораживает именно эту часть подковы, ее закругление.

Неми заканчивает переводить слова командира, и из толпы сразу же раздаются голоса:

– Мыться обязательно?

– Все женщины будут мыться вместе?

– Можно пользоваться шампунем и мылом?

– Мужчины отсюда выйдут?

– Когда нам дадут поесть?

– Когда прибудет следующий транспорт из Кумиша?