И.о. Бабы-яги
Часть 7 из 51 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
«Кажется, без обеда осталась не только я», — подумала я, отлетая в дальний угол в обнимку с отскочившей заслонкой печки.
Глава 4
ВОЛШЕБНЫЕ УДОБРЕНИЯ
В общем, первая попытка приготовить что-то в новом для меня мире обернулась полной катастрофой. Кашей заляпало все, даже окрестные деревья. Ругань Лешего неслась над лесом нескончаемым потоком. Мало того, на дармовщину слетелась целая стая всевозможных птиц от мелких воробьев до здоровенных, почему-то зубастых лебедей. Кот, рассмотрев в окошко этих мутантов, шмыгнул под лавку и уже оттуда посоветовал мне закрыть окно. Лучше вместе со ставнями.
До деревянных заслонок я не дотянулась — какая-то крылатая пакость прицельно нагадила мне на затылок, и я решила не испытывать судьбу, но окошко закрыла. Впрочем, посмотрев из-за занавески, как улепетывает со двора сдуру сунувшийся за обедом богатырь, я и дверь поленцем подперла. Так, на всякий случай. Очень уж неприятно щелкали клювами лебеди-мутанты.
Васька выбрался из-под лавки только тогда, когда улетел последний воробей и во дворе все стихло.
— Вроде улетели, — сказал кот, с опаской высунувшись в окно.
— Зато кашу точно всю съели, — попыталась проявить оптимизм я, потирая область желудка. — Уже хорошо.
С голодухи я умяла полную миску квашеной капусты и закусила яблоками, отчего мучилась изжогой последние полтора часа.
— Кашу они съели… — протянул Васька. — Но вот насколько это хорошо…
— Что опять? — насторожилась я и тоже подошла к окну.
Каши действительно не было. А если и была, то увидеть ее все равно не представлялось возможным. Двор покрывал ровный, словно утрамбованный асфальтоукладочным катком бело-серый слой птичьего помета. Открывать окно я не рискнула.
— Зато каши точно нет, — с ехидцей подсказал кот.
Я только отмахнулась, покосившись на быстро бегущие по небу облака, подкрашенные кроваво-красным закатом. Первый день в должности Бабы-яги прошел не слишком успешно. В глазах защипало: да что ж у меня все через пень колоду.
— Эй, — толкнул меня в бок лобастой башкой кот. — Вот только сырость разводить не надо. Это ж удобрение. Вроде.
— Ну да… — всхлипнула я. — А должен был быть мой обед. И, кстати, не только мой. Представляю, что про меня эти богатыри думают…
— Что бы ни думали, а сегодня уже не придут. Гуси-лебеди их терпеть не могут. Они как-то по глупости одного поймали да ощипали.
— Зажарили?
— Где там! — с заметным сожалением махнул лапой кот. — Яга прибежала, всем помелом надавала — и правым, и виноватым. А на птичек своих чары наложила защитные. Да вот только перестаралась: ни кулаком, ни мечом богатырским, ни заклятием каким по ним теперь не попасть. А пернатые это быстро сообразили — никакого сладу с ними не стало. Сама Яга их теперь побаивается. А толку? Дело сделано.
— М-да… — проворчала я.
Но от осознания, что в калошу могу сесть не только я, но и настоящая ведьма, плакать все-таки расхотелось. И я снова выглянула в окно.
— А они не вернутся?
— Не должны. Улетят теперь каких-нибудь Аленушек пугать на месяц, не меньше. Они редко такую пищу требуют. Все ж твари волшебные. Не гуси безмозглые.
— Скатертью дорога… То есть небо, — с заметным облегчением кивнула я. — А с богатырями завтра что делать будем?
— А вот завтра и разберемся. Утро вечера…
— …мудренее, — подхватила я.
— Правильно, — серьезно кивнул котяра. — Видишь. Уже набираешься потихоньку мудрости нашей. Оно и понятно. Кровь не водица…
Я хотела уточнить, что он имел в виду, но веки вдруг потяжелели, и вместо вопроса я зевнула, едва не вывихнув челюсть. Отложив на мудрое утро все заумные вопросы, я, как была, в сарафане завалилась на лавку и тут же отключилась.
Утро встретило меня лучами восходящего солнца и птичьим чириканьем. К счастью, отвратительного гусе-лебединого гогота-клекота слышно не было, и я, потянувшись, выбралась из-под лоскутного одеяла, откинула лезущие в глаза волосы и пошла в коридорчик, заменявший избушке прихожую.
Умывшись над тазиком, я покосилась на помойное ведро, которое из-за вчерашней осады пришлось использовать не по назначению: «М-да… Пора выбираться из добровольного затворничества. Главное, спускаясь, не опрокинуть на себя вот это самое… Интересно, а как Яга тут скакала? Нога костяная у нее, понятное дело, фальшивая, но на такое крылечко и на своих двоих фиг влезешь так просто».
Почесав в затылке, я обратилась к единственному нормальному источнику информации — к коту.
— Вась, а Вась? — Кот дрых мертвым сном. Пришлось подергать его за свисающий с высокой балки хвост, дальше не достала. — Ва-а-ась!
— К твоему сведению, нормальные коты спят по двадцать часов в сутки, — проворчал котяра, свесив вниз морду. — А волшебных котов за хвост вообще только самоубийцы дергают.
— Так ты определись, ты нормальный или волшебный?
— Я нормальный волшебный кот. Что тут непонятного?
— Непонятно, как тебя кормить, такого нормально-волшебного. Мы же вчера размышления о хлебе насущном на мудрое утро отложили. Как там Яга говорила? Слезай, думу думать будем.
— А что тут думать? — лениво прикрыл один глаз кот. — Вон в сундучке скатерка-самобранка. Ее, правда, еще при старой Яге на молочном заклинило. Но я не в обиде.
Васька подобрал хвост и больше на мои крики не реагировал. Выругавшись сквозь зубы, я развернулась на пятках и вышла на крыльцо. Двор радовал свежей сочной травой мне по пояс. Там, где еще вчера была вполне утоптанная тропинка, колыхалось зеленое море. Огород так и вовсе исчез.
Я схватилась за голову.
— Васька!!!
Видно, что-то такое было в моем голосе, потому что кот вылетел на крыльцо как ошпаренный, едва не сбросив меня вниз.
— Это как? — только и смогла проговорить я.
— Мр-дя… — плюхнулся на пушистую задницу котяра. — Это я запамятовал…
— Что ты запамятовал?
— Так это… Удобрение. А у нас тут летом все растет как на дрожжах. Картошка, та за неделю вырастает, редиска какая и того быстрее. А тут еще и удобрение. Да не простое, а волшебное.
— Гусе-лебединое…
Из леса послышались треск и уже знакомая ругань Лешего.
— В болоте утоплю! В чащу заплутаю так, что вовек не выберетесь! Гринписа на вас нет!
— Чего нет? — ошалела я.
— А бес его знает, — отмахнулся Васька. — Нахватался Лешак ругательств заморских от умника, который про охренизмы нам рассказывал, вот и кичится.
— Понятно.
Я откинула упорно лезущие в глаза волосы и снова окинула взглядом двор.
— Теперь только богатырей с косами звать, — философски заметил Васька. — Каждый день.
— Лучше утром и вечером, — поправила я, глядя, как на месте вырванной с корнем травинки вырастают две новых. — Но их же кормить надо будет!
Подавив подступающую панику, я решила разбираться с проблемами по мере поступления. Самая насущная стояла рядом, основательно подванивая и заставляя Ваську смешно морщить нос. Ею я и занялась в первую очередь.
Пришлось постараться, но все необходимое я с высокой ступеньки спустила, не расплескав. Избавившись от содержимого помойного ведра и кое-как постирав свои вещи в ручейке, протекавшем у самого частокола, я развесила одежду на ветках раскидистой груши и задумалась.
Основная проблема была одна, хоть и многолюдная. Я основательно проголодалась. Плюс где-то бродили голодные богатыри. Готовить в русской печи я не умела: первая попытка оказалась такой, что лучше бы она же стала и последней. Значит, оставались только костер и молочная скатерть-самобранка.
Я кое-как взобралась обратно в избушку и позвала Ваську. Сообразив, что запахло сметаной, кот ломаться не стал и быстро разъяснил мне, как заставить работать волшебный пищеблок. После чего устроился рядом на лавке, едва не обнимая большую миску, которую я в три приема наполнила сметаной. Сама же задумчиво уставилась на стол.
Скатерть была старой, если не сказать больше. Края — обтрепанные, кое-где пятна от сырости, а в одном месте вообще дыра.
— Нельзя же так с волшебным инвентарем обращаться, — проворчала я себе под нос, обозревая молочное изобилие. — Зашить, что ли?..
— Не трожь, — тут же встрепенулся Васька. — Волшебные скатерки только такими же волшебными нитками зашивать можно! А то и молока не допросишься!
— Ну постирать-то хоть можно? — уточнила я.
— Это можно, — солидно кивнул кот. — Но ты бы лучше сперва богатырей накормила, а уж потом пакостила.
— Почему это сразу пакостила? — возмутилась я. — Ты посмотри! Тут уже пенициллин самосевом вырос, а ты с этого есть предлагаешь!
— Не предлагаю, — облизнулся кот, внимательно осматривая опустевшую миску. — Яга эту скатерку вообще не доставала ни разу. Сперва бабка ее готовила. А потом уж она сама. Все Черномора впечатлить старалась. У ней же любовь, у эгоистки самовлюбленной.
— И откуда ты только слова такие знаешь? — проворчала я.
— Поживешь с мое, еще и не то узнаешь, — фыркнул Васька, спрыгивая на пол.
Я же прошептала волшебные слова, заставив исчезнуть глиняные кувшины и миски со всем молочным изобилием. Ну что тут сделаешь, если у меня с детства непереносимость лактозы, как утверждала матушка, давно и прочно осевшая в Штатах.
«Выстираю! — решила я. — А там посмотрим. Плесенью отравиться оно как-то проще, чем молоком».
Впрочем, моя решимость быстро сошла на нет.
— Хозяйка! — донесся из-за забора зычный бас. — Поесть бы!
У входа маячил богатырь, подпирая плечами сразу оба калиточных столба. Я махнула рукой. «Танки грязи не боятся! Авось не поплохеет таким громилам от небольшого количества пенициллина, или что там среди мисок выросло».
Глава 4
ВОЛШЕБНЫЕ УДОБРЕНИЯ
В общем, первая попытка приготовить что-то в новом для меня мире обернулась полной катастрофой. Кашей заляпало все, даже окрестные деревья. Ругань Лешего неслась над лесом нескончаемым потоком. Мало того, на дармовщину слетелась целая стая всевозможных птиц от мелких воробьев до здоровенных, почему-то зубастых лебедей. Кот, рассмотрев в окошко этих мутантов, шмыгнул под лавку и уже оттуда посоветовал мне закрыть окно. Лучше вместе со ставнями.
До деревянных заслонок я не дотянулась — какая-то крылатая пакость прицельно нагадила мне на затылок, и я решила не испытывать судьбу, но окошко закрыла. Впрочем, посмотрев из-за занавески, как улепетывает со двора сдуру сунувшийся за обедом богатырь, я и дверь поленцем подперла. Так, на всякий случай. Очень уж неприятно щелкали клювами лебеди-мутанты.
Васька выбрался из-под лавки только тогда, когда улетел последний воробей и во дворе все стихло.
— Вроде улетели, — сказал кот, с опаской высунувшись в окно.
— Зато кашу точно всю съели, — попыталась проявить оптимизм я, потирая область желудка. — Уже хорошо.
С голодухи я умяла полную миску квашеной капусты и закусила яблоками, отчего мучилась изжогой последние полтора часа.
— Кашу они съели… — протянул Васька. — Но вот насколько это хорошо…
— Что опять? — насторожилась я и тоже подошла к окну.
Каши действительно не было. А если и была, то увидеть ее все равно не представлялось возможным. Двор покрывал ровный, словно утрамбованный асфальтоукладочным катком бело-серый слой птичьего помета. Открывать окно я не рискнула.
— Зато каши точно нет, — с ехидцей подсказал кот.
Я только отмахнулась, покосившись на быстро бегущие по небу облака, подкрашенные кроваво-красным закатом. Первый день в должности Бабы-яги прошел не слишком успешно. В глазах защипало: да что ж у меня все через пень колоду.
— Эй, — толкнул меня в бок лобастой башкой кот. — Вот только сырость разводить не надо. Это ж удобрение. Вроде.
— Ну да… — всхлипнула я. — А должен был быть мой обед. И, кстати, не только мой. Представляю, что про меня эти богатыри думают…
— Что бы ни думали, а сегодня уже не придут. Гуси-лебеди их терпеть не могут. Они как-то по глупости одного поймали да ощипали.
— Зажарили?
— Где там! — с заметным сожалением махнул лапой кот. — Яга прибежала, всем помелом надавала — и правым, и виноватым. А на птичек своих чары наложила защитные. Да вот только перестаралась: ни кулаком, ни мечом богатырским, ни заклятием каким по ним теперь не попасть. А пернатые это быстро сообразили — никакого сладу с ними не стало. Сама Яга их теперь побаивается. А толку? Дело сделано.
— М-да… — проворчала я.
Но от осознания, что в калошу могу сесть не только я, но и настоящая ведьма, плакать все-таки расхотелось. И я снова выглянула в окно.
— А они не вернутся?
— Не должны. Улетят теперь каких-нибудь Аленушек пугать на месяц, не меньше. Они редко такую пищу требуют. Все ж твари волшебные. Не гуси безмозглые.
— Скатертью дорога… То есть небо, — с заметным облегчением кивнула я. — А с богатырями завтра что делать будем?
— А вот завтра и разберемся. Утро вечера…
— …мудренее, — подхватила я.
— Правильно, — серьезно кивнул котяра. — Видишь. Уже набираешься потихоньку мудрости нашей. Оно и понятно. Кровь не водица…
Я хотела уточнить, что он имел в виду, но веки вдруг потяжелели, и вместо вопроса я зевнула, едва не вывихнув челюсть. Отложив на мудрое утро все заумные вопросы, я, как была, в сарафане завалилась на лавку и тут же отключилась.
Утро встретило меня лучами восходящего солнца и птичьим чириканьем. К счастью, отвратительного гусе-лебединого гогота-клекота слышно не было, и я, потянувшись, выбралась из-под лоскутного одеяла, откинула лезущие в глаза волосы и пошла в коридорчик, заменявший избушке прихожую.
Умывшись над тазиком, я покосилась на помойное ведро, которое из-за вчерашней осады пришлось использовать не по назначению: «М-да… Пора выбираться из добровольного затворничества. Главное, спускаясь, не опрокинуть на себя вот это самое… Интересно, а как Яга тут скакала? Нога костяная у нее, понятное дело, фальшивая, но на такое крылечко и на своих двоих фиг влезешь так просто».
Почесав в затылке, я обратилась к единственному нормальному источнику информации — к коту.
— Вась, а Вась? — Кот дрых мертвым сном. Пришлось подергать его за свисающий с высокой балки хвост, дальше не достала. — Ва-а-ась!
— К твоему сведению, нормальные коты спят по двадцать часов в сутки, — проворчал котяра, свесив вниз морду. — А волшебных котов за хвост вообще только самоубийцы дергают.
— Так ты определись, ты нормальный или волшебный?
— Я нормальный волшебный кот. Что тут непонятного?
— Непонятно, как тебя кормить, такого нормально-волшебного. Мы же вчера размышления о хлебе насущном на мудрое утро отложили. Как там Яга говорила? Слезай, думу думать будем.
— А что тут думать? — лениво прикрыл один глаз кот. — Вон в сундучке скатерка-самобранка. Ее, правда, еще при старой Яге на молочном заклинило. Но я не в обиде.
Васька подобрал хвост и больше на мои крики не реагировал. Выругавшись сквозь зубы, я развернулась на пятках и вышла на крыльцо. Двор радовал свежей сочной травой мне по пояс. Там, где еще вчера была вполне утоптанная тропинка, колыхалось зеленое море. Огород так и вовсе исчез.
Я схватилась за голову.
— Васька!!!
Видно, что-то такое было в моем голосе, потому что кот вылетел на крыльцо как ошпаренный, едва не сбросив меня вниз.
— Это как? — только и смогла проговорить я.
— Мр-дя… — плюхнулся на пушистую задницу котяра. — Это я запамятовал…
— Что ты запамятовал?
— Так это… Удобрение. А у нас тут летом все растет как на дрожжах. Картошка, та за неделю вырастает, редиска какая и того быстрее. А тут еще и удобрение. Да не простое, а волшебное.
— Гусе-лебединое…
Из леса послышались треск и уже знакомая ругань Лешего.
— В болоте утоплю! В чащу заплутаю так, что вовек не выберетесь! Гринписа на вас нет!
— Чего нет? — ошалела я.
— А бес его знает, — отмахнулся Васька. — Нахватался Лешак ругательств заморских от умника, который про охренизмы нам рассказывал, вот и кичится.
— Понятно.
Я откинула упорно лезущие в глаза волосы и снова окинула взглядом двор.
— Теперь только богатырей с косами звать, — философски заметил Васька. — Каждый день.
— Лучше утром и вечером, — поправила я, глядя, как на месте вырванной с корнем травинки вырастают две новых. — Но их же кормить надо будет!
Подавив подступающую панику, я решила разбираться с проблемами по мере поступления. Самая насущная стояла рядом, основательно подванивая и заставляя Ваську смешно морщить нос. Ею я и занялась в первую очередь.
Пришлось постараться, но все необходимое я с высокой ступеньки спустила, не расплескав. Избавившись от содержимого помойного ведра и кое-как постирав свои вещи в ручейке, протекавшем у самого частокола, я развесила одежду на ветках раскидистой груши и задумалась.
Основная проблема была одна, хоть и многолюдная. Я основательно проголодалась. Плюс где-то бродили голодные богатыри. Готовить в русской печи я не умела: первая попытка оказалась такой, что лучше бы она же стала и последней. Значит, оставались только костер и молочная скатерть-самобранка.
Я кое-как взобралась обратно в избушку и позвала Ваську. Сообразив, что запахло сметаной, кот ломаться не стал и быстро разъяснил мне, как заставить работать волшебный пищеблок. После чего устроился рядом на лавке, едва не обнимая большую миску, которую я в три приема наполнила сметаной. Сама же задумчиво уставилась на стол.
Скатерть была старой, если не сказать больше. Края — обтрепанные, кое-где пятна от сырости, а в одном месте вообще дыра.
— Нельзя же так с волшебным инвентарем обращаться, — проворчала я себе под нос, обозревая молочное изобилие. — Зашить, что ли?..
— Не трожь, — тут же встрепенулся Васька. — Волшебные скатерки только такими же волшебными нитками зашивать можно! А то и молока не допросишься!
— Ну постирать-то хоть можно? — уточнила я.
— Это можно, — солидно кивнул кот. — Но ты бы лучше сперва богатырей накормила, а уж потом пакостила.
— Почему это сразу пакостила? — возмутилась я. — Ты посмотри! Тут уже пенициллин самосевом вырос, а ты с этого есть предлагаешь!
— Не предлагаю, — облизнулся кот, внимательно осматривая опустевшую миску. — Яга эту скатерку вообще не доставала ни разу. Сперва бабка ее готовила. А потом уж она сама. Все Черномора впечатлить старалась. У ней же любовь, у эгоистки самовлюбленной.
— И откуда ты только слова такие знаешь? — проворчала я.
— Поживешь с мое, еще и не то узнаешь, — фыркнул Васька, спрыгивая на пол.
Я же прошептала волшебные слова, заставив исчезнуть глиняные кувшины и миски со всем молочным изобилием. Ну что тут сделаешь, если у меня с детства непереносимость лактозы, как утверждала матушка, давно и прочно осевшая в Штатах.
«Выстираю! — решила я. — А там посмотрим. Плесенью отравиться оно как-то проще, чем молоком».
Впрочем, моя решимость быстро сошла на нет.
— Хозяйка! — донесся из-за забора зычный бас. — Поесть бы!
У входа маячил богатырь, подпирая плечами сразу оба калиточных столба. Я махнула рукой. «Танки грязи не боятся! Авось не поплохеет таким громилам от небольшого количества пенициллина, или что там среди мисок выросло».