И.о. Бабы-яги

— Такие Яга точно не носит! — огрызнулся он на какое-то замечание зеленого, и я чуть не выругалась вслух: «Мои джинсы! Я же их на кустах развесила!»

— Благодарствую, хозяйка, — пробасил рядом лесной Илюшка, сбив меня с мысли.

— Не за что, — сварливо отозвалась я, все еще ругая собственную забывчивость. — С чем явился?

— Шел я к тебе с одной надобностью, а пришел с двумя. — Илья ничуть не обиделся на мою неприветливость.

— А что ж не с тремя? — буркнула я. — Чего мелочиться-то?

— Вторую надобность я по дороге нашел, — чуть улыбнулся он. — Задолжал я нечисти вашей лесной, а долг платежом красен. Подсоби, бабушка.

— Нечисть лесная, — кое-как справилась с удивлением я, посмотрев на гостя совсем другими глазами. — Что ж ты ее у меня ищешь?

— Ты хозяйка на Буяне, — склонил голову он. — Коли ты не захочешь, я ее ввек не сыщу.

— Это верно, — задумчиво кивнула я, подумав, что мужик даже не представляет, насколько попал в точку. А вот хочу ли я, это вопрос.





Глава 11

БЫТ И РУТИНА НА СКАЗОЧНЫЙ ЛАД




Но задаться всякими отвлеченными вопросами мне не удалось.

— Хозяйка! — Над частоколом появилась русоволосая голова одного из чешуйных богатырей. — Поесть бы!

— Заходите. И в очередь, — махнула рукой я и снова перевела взгляд на лесного Илью. — Иди помоги своим тезкам. Ночевать в баньке можете. Утром поговорим. Утро вечера мудренее.

Не вдаваясь в детали, я поднялась и пошкандыбала в избушку: чешуйные богатыри, весело переговариваясь, уже выстроились в длинную шеренгу с мисками наготове.

Илья спорить не стал, послушно отправившись в огород. Я позволила себе только один короткий взгляд в ту сторону. Надо признать, с лопатой он обращался куда ловчее прочих невольных огородников. Хотя, может быть, это мне так казалось, потому что он единственный не морщился недовольно и не пытался подгадить товарищам по картошке.

Я же, машинально шлепая в подставленные миски сырники и сметану, впервые всерьез задумалась: а что дальше? Сейчас я делала все, чтобы выполнить пожелание Яги. Даже чешуйные богатыри вряд ли догадывались, с каких фигов вздорную Ягу обуяла любовь к кормежке, а заодно и к образу старухи. Но дальше-то что? Вот вернется эта безответственная молодоженка, и?

Она обещала мне выполнить любое желание вплоть до отправки обратно в реальный мир. Но вот туда-то я хотела все меньше и меньше. Уже совсем не хотела, если честно. Там меня никто не ждал, кроме матери. Да и та ждала ли? По крайней мере, за те семь лет, что я моталась с мужем по военным городкам, мы не виделись ни разу. А о том, что единственная родственница перебралась на постоянное место жительства в Штаты, я и вовсе узнала, только подав на развод и обнаружив в родной квартире чужих людей.

В новом мире мне нравилось. Но Яга-то я не постоянная. Так, исполняющая обязанности, и то с ограниченным функционалом. А настоящая вернется недельки через полторы, и еще неизвестно, как воспримет мои приключения. Полагаться на случай и добрую волю безголовой ведьмы с дурной репутацией очень не хотелось. Значит, надо было подстраховаться всеми доступными способами.

Я сфокусировала взгляд на очередном богатыре с миской и сказала:

— Как поешь, позови моих огородников. Пока они с голодухи не принялись выкапывать только что посаженное.

Тот кивнул и отошел.

Я убедилась, что вроде все чешуйные заняты едой, и пошла в дом за тарелками. Не в ладошки же этим балбесам угощение выкладывать. Илюшки об этом еще не знали, но мои планы в отношении них за последние полчаса здорово поменялись.

Первым, как и следовало ожидать, за дармовой жрачкой прискакал мелкий. Грязный, как черт, он хапнул предназначенную ему тарелку и только минут пять спустя с набитым ртом крикнул:

— Шпашибо!

За ним пришел и хлыщ. На сырники он посмотрел без особого энтузиазма, но тарелку взял и поблагодарил, как положено, обдав меня запахом трудового пота.

Мой лесной утопленник появился самым последним. Зато совершенно чистый и ничем предосудительным не пахнущий. В его волосах блестели капельки воды. Штаны были явно влажными, хоть и хорошо отжатыми, а рубаха так и вовсе отсутствовала. Подавая ему тарелку, я помимо воли порадовалась, что недавно получила качественную передозировку мужской красотой, насмотревшись на чешуйных богатырей. Иначе рисковала пронести сырники мимо миски. Хорош был чертяка. Мощный, как вековой узловатый дуб. Выгоревшие на солнце светлые пряди. Бронзовая от загара кожа, под которой перекатывались литые рельефные мышцы, так и манила провести ладонью, легко цепляя пальцами золотистые завитки волосков.

Я даже головой тряхнула, отгоняя наваждение. «Ты старая склочная бабка с гадким характером и еще более отвратительной репутацией, — напомнила я себе. — Изволь вести себя соответствующе». Илья поклонился со словами благодарности и тоже отошел. На его место тут же заступил один из богатырей.

— Спасибо на добром слове, хозяюшка! — пробасил он. — Порадовала нас, побаловала.

— На здоровье, — кивнула я, усилием воли оторвав взгляд от троицы под яблоней.

— А завтра тебе никакая помощь не потребуется? — с легкой хитринкой в глазах поинтересовался воин.

— А вам так сырники полюбились? — невольно усмехнулась я.

— И сырники, и обхождение ласковое, — не стал юлить он.

— Вы еще траву недокосили. Да и частокол на той стороне кривоват, — прищурилась я.


— Все поправим, хозяюшка, — просиял он.

— Только не с самого утра, — поспешно уточнила я, представив, как просыпаюсь в пять утра от стука молотков и гомона тридцати работничков. — К полудню приходите.

— Как скажешь, хозяюшка, — поклонился витязь и отошел.

Я бросила последний взгляд на уничтожающую сырники троицу и, прошептав волшебные слова, свернула скатерть-самобранку. В избе царили тишина и прохлада. Прикрыв поплотнее дверь и задернув шторку, я сбросила с плеч осточертевшую волшебную шаль и с наслаждением распрямилась. Живот тут же протестующе забурчал, напоминая, что и мне было бы неплохо поесть.

Ничего более подходящего, чем сырники, которыми, казалось, пропахла вся поляна Бабы-яги, мне в голову не пришло, и я снова разложила скатерку. С минуту полюбовавшись на пятна и дырки, я сплюнула и встала. «Нет уж! Пенициллин мне без надобности». Собрав скатерть и закинув по дороге нос Яги на полочку у маленького зеркальца, я вернулась в прихожую и занялась стиркой.

Отполаскивать волшебный артефакт пришлось долго и упорно, но я справилась. Сперва вода была просто грязной, затем белесой, как известковый раствор. Но, изведя полбадейки, я все-таки добилась мало-мальски удовлетворительного результата. И, похоже, исчерпала остатки сил: аппетит пропал напрочь, зато разболелась спина. Решив, что прекрасно обойдусь без ужина, я, постанывая, поплелась в комнату. Скатерть отправилась сушиться на веревку, куда крепилась шторка перед печкой, а я завалилась на лавку и, кое-как укрывшись пледом, отключилась едва не раньше, чем закрыла глаза.



Если я и надеялась поспать подольше, запугивая гостей и назначая четкое время чешуйным витязям, то сильно просчиталась. Глаза открылись сами собой, словно меня кто-то пнул, едва солнце выползло из-за горизонта. Я попыталась снова заснуть, но не тут-то было: сон не шел. Выругавшись, я сползла с лавки и, потирая ноющий от голода желудок, поплелась в прихожую умываться.

«И меня не миновала чаша сия, — подумала я, раскладывая на столе просохшую за ночь волшебную скатерку. — В смысле, миска».

Я прошептала волшебные слова и без особого энтузиазма уставилась на скудный ассортимент.

— Нет бы кусок голландского сыра произвести, — проворчала я себе под нос. — Но нет… Творог и сырники, сметана и молоко. Кефир и… А это что еще?!

Закусив губу, я уставилась на новую миску, раздвинувшую крынки с кефиром и ряженкой.

— Нет… Ну это уже ни в какие ворота!

— Ты чего разоралась с утра пораньше, — свесился с балки Васька.

— А ты посмотри, что наш пищеблок выродил! — проворчала я, ткнув пальцем в новую тарелку. — Сам заорешь.

— Мр-р-р, — заинтересовался кот. — Это твоя стирка, что ли, сработала? Скатерка отблагодарила? И чем порадовала?

— А вот этим, — скривилась я и гулко пристукнула по столу большой миской, доверху наполненной селедкой.

— Да ты еще это не видела, — фыркнул спрыгнувший с балки кот и лапой пододвинул в мою сторону круглую коробку из бересты.

— А что там? — с опаской уточнила я, не спеша открывать неплотно пригнанную крышку.

— Ничего рыбно-молочного, — тоном змея-искусителя ответил Васька.

— Да? — заинтересовалась я и все же открыла коробку.

На аккуратной подложке из травы лежали три колючих, словно минуту как с грядки, пупырчатых огурца.

Если бы не волшебная звукоизоляция избушки, мою ругань, наверное, услышали бы даже на Луне. А так только Васька, прижав уши, шмыгнул под печку.

— Ну, знаешь, — заявил он минут через пять, когда поток моего красноречия наконец иссяк. — Таких слов даже настоящая Яга не говорила, когда Черномор ей в подарок улей лесного меда приволок вместе с пчелами.

— Еще не то услышишь, если продолжишь шутки шутить, — огрызнулась я, слегка покраснев, и со вздохом принялась накладывать себе в тарелку теплые сырники.

Впрочем, такой уж сердитой я не была. Когда первый запал прошел, я сообразила, что если мне удалось внести в меню такие дополнения, то и другие возможны. Может быть, если я отстираю еще какое-нибудь пятно, то и хлеб появится. А за зашитую дыру, глядишь, и котлеткой отблагодарят. Жаль, что у меня не было времени поразмыслить над этим достаточно долго. Не успела я доесть, как со двора донеслось:

— Яга! Кончилось мое терпение! Отворяй, нечистая сила!

— Опять Леший, — вздохнул кот, подгребая поближе плошку сметаны. — Не пускай его.

— А Яга не пускала?

— Не пускала. Только ругалась сильно.

— Ну, значит, и мне можно. Еще не хватало, чтобы нечисть меня нечистой силой обзывала. Несолидно.

— Ну…

Что там хотел сказать Васька, я слушать не стала, поспешно прилаживая фальшивый нос. Голод я утолила, но ненавистное молочное, наложившись на раннее пробуждение и общий абсурд, творившийся вокруг меня в последние дни, требовали немедленно спустить на кого-нибудь всех собак. Поэтому появлению лесного склочника я почти обрадовалась.

Шаль, согнувшая спину дугой, хорошего расположения не добавила, и на крыльцо я вышла в самом отвратном настроении. Избушка плавно опустила меня на землю, и я, сердито сопя, пошаркала к калитке. Благо вытоптанная вчера голодными богатырями тропинка никуда не делась и соваться в утреннюю росу мне не пришлось. Но остывшая за ночь земля все равно неприятно холодила босые ноги. «Надо будет Ваську спросить, где Яга обувь брала. А то в кроссовках не побегаешь. Когда вокруг столько народу толчется, обязательно хоть один глазастый, но найдется. Доказывай потом этим Илюшкам, что я сама себя не съела».

Над калиткой маячило лохматое коричнево-зеленое, утыканное шишками нечто.

— Яга! Пришла пора… — заголосило оно, едва углядев меня на тропинке.

— …косы и топора, — прошипела я.