Индиго

– Дерьмо. Вот черт. Ты в порядке?

– Хм, – я кивнула, хотя и не была в этом уверена. – Все хорошо.

– Позволь взглянуть.

– О, все в порядке.

– Нет, Инди, – Алекс отлепил мои пальцы от лица. Его глаза вспыхнули, когда он взглянул на меня. На обложку журнала не пустят, судя по выражению его лица.

– Фингал, – пробормотал он.

– Что, правда? Уже? – спросила я, ощущая себя скорее уставшей, чем злой. Глаз словно онемел. Но было все равно больно. Казалось, что мои ресницы завернулись в глазное яблоко.

– Я принесу ей лед, – сказала Луиза.

– Прости, милая, – добавил Джим.

– Я ненавижу вас обоих, – кипел Алекс, хватая пачку замороженной картошки фри, которую ему передала мама, и прижимая ее к моему глазу. – Будет ужасно больно, но сейчас это необходимо.

То же самое можно сказать и о тебе.

Я кивнула, чувствуя, как жжение усиливается от ледяного пакета, прижатого к горячей коже. Алекс вытащил телефон и попросил Siri позвонить Блейку.

– Мне нужно такси обратно до отеля от дома родителей. Прямо сейчас.

Он замолчал, а потом спросил:

– Сотня? Ты что, шутишь?

Судя по взгляду, брошенному Алексом через плечо на своих пожимающих плечами родителей, Блэйк не шутил. Снаружи его караулили около ста фотографов. Судя по всему, его родители рассказали всему миру о визите знаменитого сына. Карли сидела за столом, уставившись на свои руки. Мне было любопытно, какую роль она сыграла во всем этом. Она ни разу не постаралась вмешаться в ссору между братом и родителями. Я снова взглянула на Алекса, который хмурился и смотрел на меня со смесью раздражения и удивления.

– Если я и проведу ночь в доме Джима и Луизы, то только в мешке для трупов. Так что разберись с этим.

Джим и Луиза. Он даже больше не называл их мамой и папой. Боже, я чувствовала себя дурой из-за того, что заставила его приехать сюда. Я покачала головой и положила ладонь на его руку. Почувствовав мое прикосновение, он сразу же расслабился. Словно ждал какого-то подтверждения, что я не считаю его чудовищем из-за фингала. Он таким не был. Он не подозревал, что я стою позади него.

– Если нужно остаться, мы останемся, – я слабо улыбнулась ему. Ой. От этого кожа рядом с глазом заболела.

– Мы не думали, что все так обернется, – наконец пробормотала Карли со своего места за столом. Она все еще смотрела на свои руки. – Ты постоянно имеешь с ними дело. Мы подумали, что для тебя это просто еще один рабочий день.

Блэйк что-то сказал на другом конце трубки. Алекс вздохнул и отключил телефон, повесив голову и признавая поражение.

– Ты не против? – он положил руку мне на колено и лениво рисовал на нем круги большим пальцем. Я не понимала, имеет ли он в виду его прикосновение или ночевку в доме у своих родителей. Возможно, нам придется переждать ночь здесь, пока горизонт не очистится. Тогда никто не увидит мой подбитый глаз.

– Конечно, нет.

– Гарри и Хэмиш придут к парадной двери в шесть утра, чтобы забрать нас. К тому времени папарацци разойдутся.

Здравая мысль.

Луиза снова открыла рот, собираясь что-то сказать, но Алекс заткнул ее, рывком поднимая меня на ноги.

– Избавь меня от извинений, Луиза. Сегодня вы поимели меня в последний раз.





Глава двадцать пятая




Алекс



Запредельно близко, страшно далеко.

Вот что я чувствовал, оставаясь в доме родителей. Мы со Стардаст будем спать в моей старой комнате. Я не верил в сентиментальный бред. Обычно нет. Жизнь, обстоятельства и люди, с которыми я жил под одной крышей, сделали меня черствым и ожесточенным. Но нет смысла притворяться, что в этом не было ничего грандиозного. В моей комнате находилась девушка. Девушка, которой я поставил фингал, случайно, конечно, но черт, выглядело все плохо. Тем более что он портил ее красивую, оливкового цвета кожу. И эта девушка, не моргнув и глазом, согласилась ради меня спать в чужом доме.

Когда Инди пошла в душ, я все еще смотрел на папарацци, кишащих под моим окном. Один из них поднял голову и заметил меня. Я показал ему средний палец. Он сразу же поднял камеру и стал меня фотографировать, а его коллеги последовали его примеру. Я задернул дырявую двадцатилетнюю занавеску, прежде чем они успели сделать хорошие снимки. Стардаст вышла из душа, завернувшись в полотенце. Ее мокрые волосы слиплись и превратились в маленьких змеек. Капли воды падали с них на бежевый ковер. Она вытерла подбородок краем полотенца и уставилась на меня. Ее бездонные голубые глаза все так же светились, несмотря на фингал.

– Привет, – она попыталась улыбнуться.


Жаль, что она сочетает в себе нежность и силу, потому что отпустить ее будет лишь сложнее. А других вариантов и не оставалось. Нужно было вернуть Фэллон и наказать ее за содеянное. К тому же, даже если бы дело было не в Фэллон, Стардаст просто слишком хороша для меня. Как только мы вернемся в настоящий мир за пределами турне, где дни, погода и семья имели значение, ей будет легко покинуть меня. И ей стоит уйти, потому что я сумасшедший наркоман и испорчу любые отношения, еще до того как они начнутся.

Боже, я же поставил ей фингал.

Я не стал отвечать, а просто подошел к Инди и встал, возвышаясь над ней. Разница в росте делала наши отношения только лучше. Я захлопнул дверь за ее спиной. Она подняла взгляд. Я посмотрел на Инди, переплел наши пальцы. Она не сопротивлялась. Я столько раз трахал Стардаст, где пожелал. Я трахал ее сильно, грубо и лениво, засовывая пальцы в разные места, отчего ее глаза широко распахивались. Но когда полотенце упало на пол и ее покрытая веснушками загорелая кожа и подтянутое тело оказались обнаженными передо мной, мне не захотелось уничтожать ее, как я делал много раз в Лондоне.

Я нежно положил руки на ее шею.

Она вздрогнула, вспоминая, как я схватил отца, но растаяла, когда я прижал губы к ее лбу и отвел ее к кровати.

– Нам придется лежать в обнимку, – улыбнулась она, сжав мою нижнюю губу между своих полных сочных губ и пососав ее. – Кровать слишком маленькая.

– Мы не будем обниматься. Мы будем чпокаться.

– Что такое «чпокаться»? – ее хриплый смех наполнил мой рот и пронесся прямо в мой член, отчего тот вздрогнул между ее бедер.

– Это то же самое, что и трахаться, но только…

– Внимание, неприличное слово! – она заставила меня замолчать поцелуем, который был намного грязнее моих слов.

Мы упали на кровать, и я позволил ей раздеть меня, медленно, как ей нравилось, и через минуту я скинул ботинки, сорвал одежду, и мой член устремился к ней. Она легла на мою детскую кровать, и я навис над ней. Демон, уничтожающий все на своем пути и не заслуживающий такого. И все равно она здесь, несмотря ни на что.

– Нужно вести себя потише. Твои родители могут нас услышать, – прошептала она.

Я прижал ее руки к простыне над головой и зарылся лицом в ее пышные волосы.

– Мне плевать на моих родителей.

– А мне нет.

Так и было. Она переживала за всех. Всегда. И мне нужно начать уважать ее чувства, даже если я не уважал других.

Я прижался к ее обнаженному телу, ощущая нежность каждой клеточки. Ее кожа казалась золотистой, а волосы серебристо-голубыми. Глаза, ее чертовы глаза – словно темная магия в милой девочке, которая принесла столько света в мою беспутную жизнь. Я устроился между ее бедер, пытаясь найти презерватив и открыть его зубами. В нос ударил запах латекса, но даже это не испортило момент. Мгновение чистой радости. Потому что она была моей, подчинялась мне, полностью находилась в власти, несмотря на мое обещание ей и себе, что мы никогда не будем спать вместе.

Я чувствовал себя цветком, пережившим недели града и дождя и наконец ощутившим нежный поцелуй солнца. Откуда-то я знал, что все будет хорошо. Может, не завтра, и точно не сегодня, но будет.

Я вошел в нее и закрыл глаза, прижимаясь лбом к ее лбу. Это было так приятно, она была такой упругой, такой чертовски влажной. Я двигался медленно, давая ей время привыкнуть ко мне. Наши взгляды говорили сами за себя. Наши лица ничего не скрывали. Она была океаном, я – сушей. Инди застонала, прикусывая нижнюю губу, когда я вошел в нее, медленно и глубоко.

– Я не хочу влюбляться в тебя, – хрипло сказала она. Это было больше похоже на мольбу, чем на утверждение.

Я все глубже вводил член, сосредоточенно хмурясь. Мои яйца напряглись.

– Кажется, у тебя нет особого выбора, – ответил я.

Она застонала громче, отворачиваясь от меня к стене, плакатам The Cure, Роберту Смиту, глядящему на нас с помятого постера. Подводка, помада и забавная копна волос.

Через несколько минут она начала подаваться ко мне навстречу, пока я изливался в нее.

Это был не просто секс. Это было что-то совершенно другое, и, если бы я был хорошим человеком, хотя бы наполовину достойным ее, я бы остановился, перевернул ее и вошел сзади, а еще, может быть, постарался, чтобы она ударилась головой об изголовье. Но я не был хорошим человеком, поэтому я позволил ей влюбиться в меня, потому что лишь она одна могла спасти меня от одиночества.

– Я сейчас кончу, – сказала Инди, впиваясь в мою спину короткими квадратными ноготками. Они мне нравились. Олицетворение самой Индиго. Подстриженные и аккуратные, всегда покрытые ярким лаком. – Я кончаю так… так… сильно.

Я тоже это почувствовал. В своем теле. В яйцах. В венах. Облегчение не было мгновенным. Как и наше соитие, оно сочилось по мне, от шеи вниз по позвоночнику, и я чувствовал, как сжимаются и расслабляются мышцы, когда Инди задрожала и напряглась подо мной. Роберт Смит и Моррисси молча наблюдали, как я делал со Стардаст то, чему они сами меня научили.

Я околдовал ее, чтобы она стала моей.

Я писал на ней ноты, которые мог сыграть только я.

Теперь, когда Тани больше не было, Стардаст стала моим основным инструментом.

И мне было грустно, потому что я знал: мне придется сломать и ее.





Глава двадцать шестая




Инди