Империя травы. Том 2

– Между нами имеется существенное различие, если в двух словах, как говорим мы, жители Эрнистира. – Энгас откашлялся и махнул рукой Бреннану, чтобы тот снова наполнил его чашу. – Боги, как же у меня пересохло в горле. Друг мой, ты все делаешь настолько тщательно и скрупулезно… благодарю, Бреннан, сходи-ка, поищи какой-нибудь еды для лорда Тиамака, он выглядит таким худым и измученным. Но у тебя слишком грандиозные и неосуществимые идеи. Я же твоя противоположность. Мои научные изыскания настоящий ужас для тех, кто любит строгость и порядок, но я понимаю суть человеческих существ гораздо лучше тебя. Я утратил веру в людей задолго до того, как потерял ноги, в то время как ты до сих пор считаешь, будто людей можно сделать идеальными – и идеально счастливыми.

– Это одна из причин, по которой я хотел поговорить с тобой сегодня… – начал Тиамак, но Энгаса было уже не остановить.

– Ты винишь себя за то, за что другие не винят себя никогда, однако люди всегда будут тебя подводить. Если не лично, то группой. Твои идеи – такое же заблуждение, как вера эйдонитов, представление об идеальном Боге, который каким-то непостижимым образом умудрился создать человечество столь несовершенным. Быть может, это грандиозная шутка и мы не в силах оценить ее масштабы? Возможно, они думают, что их Богу настолько скучно, что лишь бессмысленные и пустые деяния Его созданий могут Его развлечь, или Он и в самом деле поставил перед ними задачи, которые ни один из них не в силах выполнить? Жестокость, мой болотный друг, – я называю такую идею крайней жестокостью.

Тиамак сделал несколько медленных вдохов.

– Быть может, я слишком много на себя беру, как ты говоришь, Энгас. Быть может, долгие годы мира неизбежно привели к ослаблению и постепенному распаду Ордена, нас осталось совсем мало, и мы разделены огромными расстояниями. Но непреложным фактом является то, что в тот момент, когда нужда в нас резко возросла, когда мудрость и знания стали единственным, что нам поможет, Орден манускрипта распался на части. На самом деле, нас осталось всего двое: Бинабик и я. Джошуа давно исчез, как и Файера, если она еще жива. Возможно, Этан сумеет что-то о ней разузнать, но я в этом сильно сомневаюсь, ведь в противном случае она бы обязательно с нами связалась.

– Может быть, дело в том, что мы до сих пор не можем отыскать никаких свидетельств существования «Короны из Ведьминого Дерева» и ее предназначения? – Энгас махнул рукой в сторону лежавших на столе книг и свитков. – Очевидно, что она имеет огромное значение для хикеда’я и зида’я. Мы нашли о ней не менее полудюжины упоминаний с того момента, как начали поиски, и почти все они отличаются друг от друга. Награда, предмет погребального обряда, стратегическая игра для развлечения ситхи… а что, если все это лишь ложный путь или обман, как сущность мечей, собранных во время войны Короля Бурь?

– Все возможно, – признал Тиамак. – Бессмертные, и в особенности королева норнов, разыгрывают очень длинную партию, и мы не можем понять ее смысла и целей. Однако факт остается фактом: когда Орден так необходим, он практически прекратил свое существование. И во многом по моей вине.

– Ну, я не в силах выдать тебе парочку членов Ордена из ничего, – с обидой сказал Энгас. – Я могу накормить тебя и выслушать жалобы. Но реформировать Орден не в моей власти, ведь я не являюсь его членом.

– Ну, если быть честным до конца, именно об этом я и хотел с тобой поговорить, – после некоторых колебаний продолжал Тиамак.

Энгас долго на него смотрел, а потом моргнул медленно и нарочито, точно лягушка, сидящая на частично затопленном дереве.

– Неужели?

– Ты сам сказал, что видишь многие вещи не так, как я, – продолжал Тиамак. – У нас с тобой совершенно разные опыт и жизнь, однако ты обладаешь одним из самых изворотливых умов из всех, которые я знаю, и умением замечать вещи, проходящие мимо меня. Твои научные изыскания, по твоим собственным словам, не обладают особой четкостью и строгостью – по правде говоря, ты позволяешь себе уходить в сторону, встретив понравившуюся тебе новую идею…

– И не только идею, – сказал Энгас, когда его повар принес поднос с луком-пореем, хлебом и сыром. – Красивое лицо или фигура могут также произвести на меня впечатление, хотя я могу лишь смотреть на них, да будут прокляты Небеса. – Он указал на стол. – Поставь все сюда и дай нам возможность побеседовать наедине – хорошо, Бреннан? – Энгас вздохнул. – Он весьма красив, не так ли? Но, хотя Бреннан отказался от сана священника, он все еще проповедует аскетизм. Еще одна причина презирать эйдонитов. – Энгас неловко потянулся к куску сыра. – Я прошу прощения за то, что перебил тебя. Ты говорил какую-то ерунду об Ордене манускрипта, и, насколько я понял, – хочешь, чтобы я стал его членом, правильно?

Тиамак кивнул.

– Все так. Нет смысла горевать о том, что следовало сделать в прошлом. Но мы можем попытаться исправить наши ошибки, даже если окажется, что уже слишком поздно. Я восстановлю Орден, и хотел бы, чтобы ты присоединился ко мне. – Он посмотрел другу и коллеге в глаза. – Ты готов?

Энгас покачал головой.

– Пусть боги любят тебя и присматривают за тобой, мой дорогой друг, – нет, нет, сто раз нет. Мне нужно очень многое сделать, а времени осталось совсем мало. Я провел почти четверть года в Эрчестере, пытаясь помочь тебе с ведьминым деревом и жуткой книгой епископа Фортиса, практически совсем забросив обязанности купца. Мало того что я сижу здесь, в темных покоях, пока Иссола пытается убедить короля Саймона пойти ей навстречу и подписать выгодные договоры для волчицы и ее проклятого синдиката, в то время как я пытаюсь читать древние тексты, – так ты хочешь, чтобы я еще больше погрузился в дела твоего Ордена? Нет, мой друг вранн с по-прежнему мокрыми ногами, это совершенно невозможно. Мои союзники и так очень мной недовольны.

Тиамак почувствовал, как у него сжимается сердце.

– Пожалуйста, Энгас. Ты должен понимать, что я обратился к тебе с этой просьбой не с легким сердцем.

– Что толку, если нас станет трое вместо двух, а один из троих калека, как я, неспособный никуда пойти самостоятельно – меня приходится носить, как Ликтора Видиана в его священных носилках, – пусть мне и не нужно, о чем я должен сразу сказать, надевать такие смехотворные шляпы?..

– Мы не остановимся на числе три. Я уже давно готовил брата Этана. И мне бы хотелось, чтобы ты с ним познакомился, я же читал тебе его письма.

– Тот самый Этан, которого сейчас водит за нос твой друг хирка?

– Этан не слишком опытен в житейских вопросах, но у него острый ум и доброе сердце. Да, брат Этан. И еще есть моя жена. Телия знает намного больше меня о самых разных вещах, и, как и ты, не переносит глупцов. Однако она намного вежливее тебя.

Энгас хрипло рассмеялся.

– О, значит, я могу присоединиться к тебе, твоей жене и эйдонитскому монаху, чтобы сразиться с надвигающейся катастрофой. Ну как тут можно отказаться?

– Конечно, ты можешь говорить все, что пожелаешь. Но я прошу тебя потому, что ты мне нужен, Энгас. Даже если мы переживем то, что на нас надвигается, нам необходимо сделать все лучше в будущем, если мы намерены предотвратить еще более страшные угрозы. Я не хочу умереть, когда Орден манускрипта будет находиться в полном упадке. Я не могу.

Некоторое время Энгас смотрел на него, и выражение его лица было не самым добрым. С немалым трудом он сумел поднести чашу с вином ко рту и сделать большой глоток. У него отчаянно дрожали руки.

– Сделка, – наконец сказал он. – Я предлагаю тебе сделку, лорд Тиамак, друг мой. Я пренебрегал своими обязательствами по отношению к Альянсу, помогая тебе отыскать смысл понятия «Корона из Ведьминого Дерева», а это кое-что для меня значит, если не для тебя. Мы месяцами просматривали бесчисленные старые тома, точно священники Усириса, пытающиеся найти обоснования для самоудовлетворения, и мои коллеги ужасающе на меня злы. – Энгас поставил чашу на широкий подлокотник.

Она едва не перевернулась, и Тиамаку пришлось подскочить к креслу и поставить чашу подальше от края, не обращая внимания на острый укол боли в ноге из-за резкого движения.

– Сделка? – спросил Тиамак. – Какого рода?

– Мне рассказали, что графиня Иссола прибудет из Пердруина через два дня. Будут публичные приемы, конечно, но король уже дал согласие на личную аудиенцию, чтобы обсудить с ней ее жалобы и требования.

– Конечно.

– Ну, вот мое условие. Если ты сможешь узнать, о чем на встрече говорили король и графиня, я присоединюсь к твоему Ордену.

Тиамак смотрел на Энгаса, наполовину уверенный, что неправильно понял его слова.

– Ты говоришь о личной аудиенции короля? Но это невозможно!

– Не беспокойся, тебе не придется прятать меня и мое кресло в тронном зале! – Энгас криво улыбнулся. – Молодой Бреннан стройный, как примула, и у него отличный почерк – ты же знаешь, что он не только мой повар, но и секретарь. Его можно спрятать в подходящем месте, где он будет все слышать, но его никто не увидит, и он запишет для меня их разговор. И тогда я смогу послужить моим коллегам из Альянса и не буду страдать из-за того, что уделяю им слишком мало времени, занимаясь проблемами твоего Ордена манускрипта.

Тиамак покачал головой. Ему стало холодно, и он почувствовал себя больным.

– Нет. Нет, Энгас, это невозможно. Я не могу предать доверие моего короля. И меня шокировало, что ты обратился ко мне с такой просьбой. Это было бы преступлением против всего, что мне дорого. – Он встал. – Прости меня. Я должен уйти. Сожалею, что отнял так много твоего времени.


Пока он шел по коридорам к своим покоям, Тиамак с тревогой почувствовал, что его глаза наполняются слезами. Он постарался их сморгнуть, потом вытер рукавом, чтобы все следы исчезли к тому моменту, когда он окажется у двери.

Телия все равно почувствовала: что-то пошло не так, но после нескольких коротких ответов поняла, что Тиамак не хочет ей ничего рассказывать, и предоставила ему самому справляться с собственными проблемами. Он сел и попытался читать, но не мог сосредоточиться на словах. Тиамак чувствовал себя так, словно атака пришла с самой неожиданной стороны, как если бы к нему сзади подскочил грабитель и ударил дубиной по голове.

«Как я мог так ошибаться?» – думал он, и этот вопрос повторялся в его сознании снова и снова, как грохот колокола, в который звонит безумец.





Час спустя кто-то постучал в дверь покоев Тиамака. Молодой Бреннан выглядел суровым, как родитель ребенка, на которого напал один из его приятелей.

– Это для вас, милорд, – сказал он и вручил Тиамаку письмо с личной печатью купца. – Вы оба меня удивили.

Тиамак взял письмо дрожащими руками и вернулся к себе в кабинет.



«Мой любимейший вранн!

Позволь мне не тратить время на ненужные формальности. Ты был прав. Я предложил тебе бесчестную сделку и пожалел о своих словах, как только ты ушел, хотя мне потребовалось некоторое время, чтобы отсечь мякину моего гнева от зерна наших разногласий. Честно говоря, я был бы в тебе разочарован, если бы ты согласился. Во мне есть часть, которая иногда хочет убедиться, что другие столь же продажны, как я думаю, но это не та моя часть, которую я люблю.

Мне приятно, что ты чист сердцем, как я и подозревал, хотя боюсь за тебя в нашем опасном мире. Я позволил своему циничному сердцу взять над собой Вверх, в результате чего нанес вред нашей дружбе, которая для меня гораздо важнее, чем любой Альянс или Орден. Я надеюсь, что ты меня простишь, а если нет, придумаешь способ, который позволит мне однажды заслужить твое прощение.

Конечно, я присоединюсь к твоему Ордену ученых, если ты все еще готов меня принять. Я не полностью эгоистичен и вижу угрозы, которые беспокоят тебя. Как и ты, я опасаюсь будущего. Конечно, люди доброй воли, обладающие отважным сердцем, должны делать все, что в их силах, чтобы улучшить положение вещей, но так же должны поступать и те, чьи души не безупречно чисты, ведь таких, как я, больше, чем таких, как ты.

Дай мне знать, будем ли мы продолжать общение. Я плохо поступил с тобой, и за это никогда себя полностью не прощу. Я хочу, чтобы ты думал о моем поступке, как об ошибке слабого человека, которого посетила еще бо́льшая слабость.



Неизменно твой союзник, пусть я и перестал быть твоим другом.

Энгас эк-Карпилбин»



Когда Телия вернулась домой в начале вечера, она заметила, что настроение Тиамака улучшилось, но почувствовала, что сейчас им владеет не просто незначительное разочарование, а нечто большее, поэтому старалась говорить о самых простых вещах – цветах в саду и птицах, которых видела. Он принял ее подарок с благодарностью, и, поужинав холодным мясом и хлебом, супруги рано улеглись спать и провели мирную ночь.





Саймон оглядел небольшую группу собравшихся на совет. У него болела голова, и более всего ему хотелось вернуться в постель, хотя без Мири она уже не казалась ему надежным убежищем.

– Граф Ниал и графиня Рона, благодарю вас, – сказал он. – Вы, конечно, знакомы с сэром Закиелем, лордами Пасеваллесом и Тиамаком. – Он помолчал, на мгновение потеряв мысль. – Да. И еще с нами лорд Даглан, наш посол в Таиге, который вернулся, чтобы доставить нам ответ короля Хью. – Даглан, стройный лысеющий эркинландер, в жилах которого текла еще и кровь Эрнистира, выглядел мрачным. Саймон уже слышал новость и посчитал выражение его лица вполне подходящим. – В таком случае расскажите, что передает нам король Эрнистира, милорд.

– Он приносит свои извинения, но сейчас не может прислать своих солдат. – Лорд Даглан сделал вдох. – Он не станет собирать войско для войны, поскольку не считает угрозу настолько серьезной, как мы предполагаем, и утверждает, что даже если действительно норнов видели, это лишь незначительный рейд, который разобьется о защиту Эрнистира и Эркинланда, точно волна о скалистый утес.

– Лжец! – вскричал капитан Закиель, а потом огляделся по сторонам. Капитан понял, что из всех присутствующих он казался наименее взволнованным. – Я приношу извинение за слишком сильное выражение, ваше величество. – Я знаю, что Хью – ваш брат монарх…

– Мне никогда не нравилось это выражение, – сказал Саймон. – И в данный момент мне совсем не нравится король Эрнистира, так что не беспокойся о том, чтобы обуздать свой язык. Значит, Хью называет племянника Эолейра лжецом? Неужели он думает, что Элин выдумал историю об огромной армии норнов?

Даглан нахмурился.

– Он не сказал это прямо, но много говорил о том, что Элин находится под влиянием графа Эолейра, как он выразился. Король Хью утверждает, что дядя каким-то образом убедил молодого сэра Элина в угрозах, которых не существует.

Саймон откинулся на спинку трона, изо всех сил стараясь сдержать гнев.

– С тем же успехом он мог бы назвать меня лжецом прямо в лицо, если он так говорит об Эолейре, одном из самых осторожных и разумных людей, которых я когда-либо встречал.

– Сторонники Хью – большая часть двора – в последнее время потоками извергают подобную чушь, – сказал граф Ниал. – У меня сердце сжимается от боли, когда я произношу эти слова, но, я думаю, уже не вызывает сомнения тот факт, что король Хью хочет, чтобы ваши силы были измотаны сражениями с норнами – и тогда он сможет прибрать к рукам то, что останется. Даже в самом лучшем случае он не собирается и дальше оставаться под правлением Верховного Престола.

– Ну, тогда он проклятый предатель своего народа! – Саймон ударил кулаком по ручке кресла. – Неужели он не понимает, что норны не друзья смертным? Неужели рассчитывает, что они уничтожат Эркинланд, но позволят ему делать все, что он захочет?

– Главный вопрос состоит не в том, верит он в это или нет, – сказал Тиамак, – а почему? История показывает, что ситхи и Эрнистир были союзниками. Король Элиас единственный смертный, с которым норны подписали договор, но в самом конце они и его предали.

– Все дело в безумном почитании Морриги, – сказала Рона. – Оно одурманило разум Хью и многих его придворных.

Лорд Даглан кивнул.

– Графиня права, и ситуация быстро ухудшается. Только за прошедший месяц, со словами, что они возобновляют веру в богов Эрнистира, король и леди Тайлет построили святилище, посвященное Темной матери в самом Таиге.

– Клянусь колесницей Бриниоха! – Граф Ниал повернулся к Даглану, словно собирался схватить его за плечи. – Неужели это правда? Скажите, что я вас неправильно понял.