Именинница
Часть 14 из 73 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Я просто спросил. Скоро увидимся, сын. Я встречу вас на парковке возле школы.
— Что, опять?
— Опять.
— Не думаю, что Хюго будет в восторге.
Пит Хоффман дважды поцеловал мобильник, прежде чем распрощаться с Расмусом и дать отбой.
Итак, он должен развязать войну.
Выбрать криминальную группировку.
Только теперь, сидя в машине с опущенными стеклами при тридцатиградусной жаре, Пит начал кое-что понимать.
Оружия такого уровня до сих пор не было на шведском рынке. О чем, в таком случае, шла речь?
Он должен распространить информацию среди других группировок, сделать рекламу.
Именно этого они от него добиваются, но зачем?
Очевидно, кто-то хочет внедриться на рынок оружия в криминальном Стокгольме. Шире — в криминальной Швеции.
И делает это теми же методами, которые приняты в других частях света.
А именно — искусственно создает спрос, которого раньше не было.
Пытается изменить соотношение сил. Хочет быть единственным, кто предложит новый товар.
Пит Хоффман прекрасно представлял себе картину в целом. В последние годы в крупных городах участились случаи применения огнестрельного оружия. Теперь в Швеции из автоматов и пистолетов убивали в пять и ранили в четыре раза больше людей, чем во всех остальных Скандинавских странах, вместе взятых. По числу перестрелок на душу населения в Европе со Швецией могла соперничать разве что южная Италия. И Мексика по числу случаев применения ручных гранат. В те времена, когда и сам Пит Хоффман был частью криминального мира, огнестрельное оружие применялось исключительно во внутренних гангстерских разборках, как правило, молодыми, не в меру темпераментными людьми.
Количество «стволов» постоянно росло, и вовсе не потому, что одни модели устаревали и заменялись новыми. То, что так или иначе проникало в страну, оставалось и продолжало циркулировать. Гангстерская этика предписывала избавляться от оружия по завершении крупного «дела».
К тому же большинство уважающих себя криминальных группировок имело своих собственных поставщиков и свои каналы доставки. В этом плане на рынке все давно утряслось, и видеть новых игроков никто не жаждал.
И вот кто-то пожелал внедриться в уже отлаженную сеть.
И поэтому поручил Питу Хоффману создать спрос, которого не было. Заставить гангстеров, которых до сих пор все устраивало, наращивать вооружение.
Питу Хоффману предстояло изменить соотношение сил путем ввода на рынок нового игрока. Принудить гангстеров закупать неизвестное оружие из опасения, что другие сделают это раньше.
Но кто этот игрок?
Что за команда пытается вклиниться на черный рынок вооружения? И почему они не хотят сделать это без посторонней помощи? Зачем им понадобился Пит Хоффман — аутсайдер, решивший жить честно?
Две «Скорые помощи» и эвакуатор пробудили жизнь в очереди машин, и те послушно и словно спросонья сдвинулись на десяток метров. На ближайшем повороте Питу удалось наконец вырваться из этого безнадежного хаоса.
Он припарковался, заехав правым передним колесом на тротуар, в зоне, предназначенной для школьных такси. Получилось не слишком тактично, но Питу было не до вежливости.
Он сорвался было с места, но тут же опомнился и широким, размеренным шагом через школьный двор направился к низкому побеленному зданию, где занимались младшие классы.
Переступив порог, Пит вдруг осознал, что до сих пор никогда не бывал здесь при свете дня. Родительские собрания обычно проходили вечером, когда в здании не было детей. Теперь же сквозь закрытые двери пробивались голоса, словно искала выхода жизнь, запертая в тесноте кабинетов.
Пит миновал три двери и остановился перед четвертой. Оглядел длинный ряд крюков, на которых висели сумки и рюкзаки двадцати четырех учеников, которые сейчас писали буквы. Над каждым крюком был прикреплен ламинированный картонный щиток. «Расмус» — Пит сразу узнал знакомый почерк, и внутри потеплело. Рядом с именем красовался голубой крокодил в очках и высокой шляпе. Пит, по крайней мере, опознал в этом существе крокодила, который широко зевал, демонстрируя острые зеленые зубы.
Хоффман посмотрел в круглое окно на двери. Учительница Мария ходила между рядами спиной к нему, дети и в самом деле что-то сосредоточенно писали в тетрадях. Как ей одной удавалось удерживать внимание двух дюжин восьмилеток на протяжении такого долгого урока? Пит едва справлялся с одним сорванцом, и то не более пары минут.
Блестящий красный рюкзак был там, где и должен быть — под крокодилом в высокой шляпе. В груди кольнуло — ярость, страх. Если намеки обладателя голоса не беспочвенны, в рюкзаке спрятано смертельное оружие.
Стоит ему сработать — и из двадцати четырех детей, занимающихся в кабинете, не выживет ни один.
Пит расстегнул ремни и откинул крышку. Учебники — пять штук. Разноцветные листы бумаги с математическими примерами. Пенал в красно-желтую полоску «Манчестер Юнайтед» с ярким мячом посредине. Вот и боковой кармашек. Все верно — вот она, округлая металлическая штука. Ручная граната, замаскированная под игрушку с приклеенными пластмассовыми руками и ногами и большим пластмассовым носом над пышными усами.
Почти такая, как в прошлый раз.
Почти.
Потому что теперь это было не просто предупреждение, обладатель голоса или кто-то другой вкрутил на место то, чего недоставало первому человечку.
Пит Хоффман держал в руке полноценную гранату.
— Папа?
Он оглянулся — Хюго. Стоит, уперев руки в боки, и, похоже, совсем не рад встрече с отцом.
— Так я и знал! Я видел, как ты шел через школьный двор. Но что ты здесь делаешь? Зачем?
— Хюго, я…
— Теперь тебе мало поджидать нас в машине. Ты явился за нами сюда! Зачем?
Хоффман сомкнул пальцы вокруг гранаты и медленно завел ее за спину. Главное — не подавать вида. Мальчик не должен ничего заподозрить.
— Сам-то что здесь делаешь? — спросил Пит Хюго. — Разве ты не должен быть сейчас на уроке?
— Я увидел тебя в окно и отпросился в туалет. Отвечай ты, папа, я первый спросил!
Сцена получилась — верх абсурда. Такую Пит точно не желал бы иметь в своем ментальном фотоальбоме. Представить только, как он стоит перед старшим сыном в школьном коридоре рядом с кабинетом, где занимается младший, и прячет за спиной ручную гранату.
— Я привез учебник, который твой брат забыл дома. Ты ведь знаешь Расмуса — вечно что-нибудь забывает. Вы двое неплохо устроились, или как? Учитесь в школе, где работает мама, а когда ее нет — папа на подхвате. Тем не менее забываете…
Хюго опустил руки. Взгляд из сердитого стал огорченным — выходит, он напрасно обидел отца. Пит Хоффман тоже смутился, оттого, что своей вынужденной ложью поставил сына в неловкое положение.
— Я подожду вас в машине, на старом месте.
— Папа…
— Еще несколько дней — и все. Обещаю.
Пит Хоффман наклонился, огляделся по сторонам — якобы желая удостовериться, что за ними никто не подсматривает, — прижал сына к себе и даже осторожно поцеловал в лоб.
Когда Зофия открыла окно в спальне, Пит так и не придумал, что ей возразить. Опасался втягиваться в дискуссию о том, что должен был хранить в тайне. Угроза больше не была пустой, над их детьми и в самом деле нависла смертельная опасность.
И все это имело самое непосредственное отношение к тому, с чем Пит обещал распрощаться навсегда, — к его криминальному прошлому.
Он завернулся в простыню и смотрел в небо. Ночная версия жаркого стокгольмского лета. В церкви пробили часы — три удара. Интересно, в какой? Откуда легкий ночной ветерок донес эти звуки?
Зофия сопела рядом — рука на его плече, нога, обычно касавшаяся его бедра, обвивает его колено. Губы приоткрыты, как всегда. Она из тех, кто дышит во сне ровно — независимо от обстоятельств и места нахождения. Питу оставалось только завидовать такой невозмутимости, для него, очевидно, невозможной. Сам он спал беспокойно, метался в постели, просыпаясь от малейшего звука или света. Или — все чаще, как и в эту ночь, — не спал вообще.
Еще некоторое время — до следующего удара часов — Пит наслаждался ее теплом, а потом встал. Половина четвертого — расслабиться так и не получилось. Тело, каждой жилкой умолявшее о сне, так и не пришло в согласие с головой, которая гудела от беспорядочных мыслей.
Пит поцеловал жену в щеку и осторожно откатился на край кровати. Яблоневый сад полнили утренние птичьи звуки — острый, как иголки, щебет синиц, заливистая трель черного дрозда.
Жизнь как будто продолжалась.
В смежной комнатке спала Луиза, — на спине, обхватив пальцами деревянный столбик кроватки, в которой когда-то спали Хюго и Расмус. Расмус ровно сопел в своей комнате, — на левом боку, совсем как Зофия. Как будто таким образом доверяясь тому, кто непременно его защитит.
Хоффман закрыл окно в спальне сына — здесь на это не требовалось ничьего разрешения. Потом проделал то же самое с вентиляционным окошком в комнате Хюго. Если младший брат во сне больше походил на мать, то Хюго спал, как отец — разметавшись по мокрой от пота простыне, отбросив на пол смятую подушку и постоянно ворочаясь с боку на бок.
Внутренняя лестница меньше скрипит, если двигаться вплотную к перилам. Пит смотрел под ноги, опасаясь растоптать пластмассовых человечков, которых Расмус выстроил в прихожей в непостижимом для непосвященных порядке. Отключил сигнализацию и сел на кухонный стол со стаканом воды. Глотнул — по телу разлилось ледяное блаженство. На столе лежала газета с воскресным кроссвордом, которые Зофия решала один за другим, чтобы расслабиться.
Пит придвинул газету к себе, в утренней тишине бумага зашуршала неожиданно громко. Зофия любила, когда муж подвигал к ней стул, чтобы помочь заполнить последние пустые клетки. Но сейчас у Пита ничего не получалось. Нужные слова ускользали, буквы не стыковались. Наверное, Расмус справился бы лучше.
Пит выглянул в окно на пробуждающийся сад.
Там был мир покоя и гармонии — полная противоположность тому, с которым приходилось иметь дело Питу.
Итак, некая преступная группировка имеет доступ к несуществующему автомату и хочет утвердиться на рынке оружия с его, Пита, помощью.
Черный, с коричневым отливом, дрозд шмыгал в кроне яблони и щебетал специально для Пита. Большая синица взлетела с лужайки, уступив место коростелю, который высматривал в траве не то насекомых, не то дождевых червей. Понятный, правильный мир.
Пит Хоффман хорошо знал криминальный Стокгольм, с которым, так или иначе, был связан большую часть своей сознательной жизни. И он никогда не слышал об этой влиятельной организиции. А ведь они не только располагали самым совершенным оружием, но имели поддержку среди высшего руководства полиции. Иначе как объяснить появление сверхсекретных документов в его офисе? Немногие в управлении имеют доступ к такого рода бумагам, в самом сердце полицейского ведомства.
Пожалуй, только один из знакомых ему сотрудников.
Одно дело — сражаться с полицией, Пит занимался этим на протяжении многих лет.
Совсем другое — с криминальным миром, этому Пит посвятил примерно столько же времени.
Но чтобы с самого начала одинаково противостоять и тем и другим… Это чистое безумие, почти самоубийство.
Пит налил еще один стакан. На этот раз глоток ледяной воды ожег не так сильно.
Чертов телефон, от которого он так хотел избавиться и который был вынужден повсюду носить с собой, зазвонил, как только Пит с мальчиками вернулся из школы. Он не ответил. Поздно вечером сигнал повторился. Зофия посмотрела раздраженно, но воздержалась от бесполезных вопросов. И вот около половины второго ночи, одновременно со сдвоенным ударом церковных часов, когда надежда уснуть еще не была окончательно потеряна, поступило первое сообщение.
Пит ожидал этого. Перед тем как лечь, перевел мобильный в беззвучный режим, чтобы не разбудить Зофию. Легкого жужжания было вполне достаточно.
— Что, опять?
— Опять.
— Не думаю, что Хюго будет в восторге.
Пит Хоффман дважды поцеловал мобильник, прежде чем распрощаться с Расмусом и дать отбой.
Итак, он должен развязать войну.
Выбрать криминальную группировку.
Только теперь, сидя в машине с опущенными стеклами при тридцатиградусной жаре, Пит начал кое-что понимать.
Оружия такого уровня до сих пор не было на шведском рынке. О чем, в таком случае, шла речь?
Он должен распространить информацию среди других группировок, сделать рекламу.
Именно этого они от него добиваются, но зачем?
Очевидно, кто-то хочет внедриться на рынок оружия в криминальном Стокгольме. Шире — в криминальной Швеции.
И делает это теми же методами, которые приняты в других частях света.
А именно — искусственно создает спрос, которого раньше не было.
Пытается изменить соотношение сил. Хочет быть единственным, кто предложит новый товар.
Пит Хоффман прекрасно представлял себе картину в целом. В последние годы в крупных городах участились случаи применения огнестрельного оружия. Теперь в Швеции из автоматов и пистолетов убивали в пять и ранили в четыре раза больше людей, чем во всех остальных Скандинавских странах, вместе взятых. По числу перестрелок на душу населения в Европе со Швецией могла соперничать разве что южная Италия. И Мексика по числу случаев применения ручных гранат. В те времена, когда и сам Пит Хоффман был частью криминального мира, огнестрельное оружие применялось исключительно во внутренних гангстерских разборках, как правило, молодыми, не в меру темпераментными людьми.
Количество «стволов» постоянно росло, и вовсе не потому, что одни модели устаревали и заменялись новыми. То, что так или иначе проникало в страну, оставалось и продолжало циркулировать. Гангстерская этика предписывала избавляться от оружия по завершении крупного «дела».
К тому же большинство уважающих себя криминальных группировок имело своих собственных поставщиков и свои каналы доставки. В этом плане на рынке все давно утряслось, и видеть новых игроков никто не жаждал.
И вот кто-то пожелал внедриться в уже отлаженную сеть.
И поэтому поручил Питу Хоффману создать спрос, которого не было. Заставить гангстеров, которых до сих пор все устраивало, наращивать вооружение.
Питу Хоффману предстояло изменить соотношение сил путем ввода на рынок нового игрока. Принудить гангстеров закупать неизвестное оружие из опасения, что другие сделают это раньше.
Но кто этот игрок?
Что за команда пытается вклиниться на черный рынок вооружения? И почему они не хотят сделать это без посторонней помощи? Зачем им понадобился Пит Хоффман — аутсайдер, решивший жить честно?
Две «Скорые помощи» и эвакуатор пробудили жизнь в очереди машин, и те послушно и словно спросонья сдвинулись на десяток метров. На ближайшем повороте Питу удалось наконец вырваться из этого безнадежного хаоса.
Он припарковался, заехав правым передним колесом на тротуар, в зоне, предназначенной для школьных такси. Получилось не слишком тактично, но Питу было не до вежливости.
Он сорвался было с места, но тут же опомнился и широким, размеренным шагом через школьный двор направился к низкому побеленному зданию, где занимались младшие классы.
Переступив порог, Пит вдруг осознал, что до сих пор никогда не бывал здесь при свете дня. Родительские собрания обычно проходили вечером, когда в здании не было детей. Теперь же сквозь закрытые двери пробивались голоса, словно искала выхода жизнь, запертая в тесноте кабинетов.
Пит миновал три двери и остановился перед четвертой. Оглядел длинный ряд крюков, на которых висели сумки и рюкзаки двадцати четырех учеников, которые сейчас писали буквы. Над каждым крюком был прикреплен ламинированный картонный щиток. «Расмус» — Пит сразу узнал знакомый почерк, и внутри потеплело. Рядом с именем красовался голубой крокодил в очках и высокой шляпе. Пит, по крайней мере, опознал в этом существе крокодила, который широко зевал, демонстрируя острые зеленые зубы.
Хоффман посмотрел в круглое окно на двери. Учительница Мария ходила между рядами спиной к нему, дети и в самом деле что-то сосредоточенно писали в тетрадях. Как ей одной удавалось удерживать внимание двух дюжин восьмилеток на протяжении такого долгого урока? Пит едва справлялся с одним сорванцом, и то не более пары минут.
Блестящий красный рюкзак был там, где и должен быть — под крокодилом в высокой шляпе. В груди кольнуло — ярость, страх. Если намеки обладателя голоса не беспочвенны, в рюкзаке спрятано смертельное оружие.
Стоит ему сработать — и из двадцати четырех детей, занимающихся в кабинете, не выживет ни один.
Пит расстегнул ремни и откинул крышку. Учебники — пять штук. Разноцветные листы бумаги с математическими примерами. Пенал в красно-желтую полоску «Манчестер Юнайтед» с ярким мячом посредине. Вот и боковой кармашек. Все верно — вот она, округлая металлическая штука. Ручная граната, замаскированная под игрушку с приклеенными пластмассовыми руками и ногами и большим пластмассовым носом над пышными усами.
Почти такая, как в прошлый раз.
Почти.
Потому что теперь это было не просто предупреждение, обладатель голоса или кто-то другой вкрутил на место то, чего недоставало первому человечку.
Пит Хоффман держал в руке полноценную гранату.
— Папа?
Он оглянулся — Хюго. Стоит, уперев руки в боки, и, похоже, совсем не рад встрече с отцом.
— Так я и знал! Я видел, как ты шел через школьный двор. Но что ты здесь делаешь? Зачем?
— Хюго, я…
— Теперь тебе мало поджидать нас в машине. Ты явился за нами сюда! Зачем?
Хоффман сомкнул пальцы вокруг гранаты и медленно завел ее за спину. Главное — не подавать вида. Мальчик не должен ничего заподозрить.
— Сам-то что здесь делаешь? — спросил Пит Хюго. — Разве ты не должен быть сейчас на уроке?
— Я увидел тебя в окно и отпросился в туалет. Отвечай ты, папа, я первый спросил!
Сцена получилась — верх абсурда. Такую Пит точно не желал бы иметь в своем ментальном фотоальбоме. Представить только, как он стоит перед старшим сыном в школьном коридоре рядом с кабинетом, где занимается младший, и прячет за спиной ручную гранату.
— Я привез учебник, который твой брат забыл дома. Ты ведь знаешь Расмуса — вечно что-нибудь забывает. Вы двое неплохо устроились, или как? Учитесь в школе, где работает мама, а когда ее нет — папа на подхвате. Тем не менее забываете…
Хюго опустил руки. Взгляд из сердитого стал огорченным — выходит, он напрасно обидел отца. Пит Хоффман тоже смутился, оттого, что своей вынужденной ложью поставил сына в неловкое положение.
— Я подожду вас в машине, на старом месте.
— Папа…
— Еще несколько дней — и все. Обещаю.
Пит Хоффман наклонился, огляделся по сторонам — якобы желая удостовериться, что за ними никто не подсматривает, — прижал сына к себе и даже осторожно поцеловал в лоб.
Когда Зофия открыла окно в спальне, Пит так и не придумал, что ей возразить. Опасался втягиваться в дискуссию о том, что должен был хранить в тайне. Угроза больше не была пустой, над их детьми и в самом деле нависла смертельная опасность.
И все это имело самое непосредственное отношение к тому, с чем Пит обещал распрощаться навсегда, — к его криминальному прошлому.
Он завернулся в простыню и смотрел в небо. Ночная версия жаркого стокгольмского лета. В церкви пробили часы — три удара. Интересно, в какой? Откуда легкий ночной ветерок донес эти звуки?
Зофия сопела рядом — рука на его плече, нога, обычно касавшаяся его бедра, обвивает его колено. Губы приоткрыты, как всегда. Она из тех, кто дышит во сне ровно — независимо от обстоятельств и места нахождения. Питу оставалось только завидовать такой невозмутимости, для него, очевидно, невозможной. Сам он спал беспокойно, метался в постели, просыпаясь от малейшего звука или света. Или — все чаще, как и в эту ночь, — не спал вообще.
Еще некоторое время — до следующего удара часов — Пит наслаждался ее теплом, а потом встал. Половина четвертого — расслабиться так и не получилось. Тело, каждой жилкой умолявшее о сне, так и не пришло в согласие с головой, которая гудела от беспорядочных мыслей.
Пит поцеловал жену в щеку и осторожно откатился на край кровати. Яблоневый сад полнили утренние птичьи звуки — острый, как иголки, щебет синиц, заливистая трель черного дрозда.
Жизнь как будто продолжалась.
В смежной комнатке спала Луиза, — на спине, обхватив пальцами деревянный столбик кроватки, в которой когда-то спали Хюго и Расмус. Расмус ровно сопел в своей комнате, — на левом боку, совсем как Зофия. Как будто таким образом доверяясь тому, кто непременно его защитит.
Хоффман закрыл окно в спальне сына — здесь на это не требовалось ничьего разрешения. Потом проделал то же самое с вентиляционным окошком в комнате Хюго. Если младший брат во сне больше походил на мать, то Хюго спал, как отец — разметавшись по мокрой от пота простыне, отбросив на пол смятую подушку и постоянно ворочаясь с боку на бок.
Внутренняя лестница меньше скрипит, если двигаться вплотную к перилам. Пит смотрел под ноги, опасаясь растоптать пластмассовых человечков, которых Расмус выстроил в прихожей в непостижимом для непосвященных порядке. Отключил сигнализацию и сел на кухонный стол со стаканом воды. Глотнул — по телу разлилось ледяное блаженство. На столе лежала газета с воскресным кроссвордом, которые Зофия решала один за другим, чтобы расслабиться.
Пит придвинул газету к себе, в утренней тишине бумага зашуршала неожиданно громко. Зофия любила, когда муж подвигал к ней стул, чтобы помочь заполнить последние пустые клетки. Но сейчас у Пита ничего не получалось. Нужные слова ускользали, буквы не стыковались. Наверное, Расмус справился бы лучше.
Пит выглянул в окно на пробуждающийся сад.
Там был мир покоя и гармонии — полная противоположность тому, с которым приходилось иметь дело Питу.
Итак, некая преступная группировка имеет доступ к несуществующему автомату и хочет утвердиться на рынке оружия с его, Пита, помощью.
Черный, с коричневым отливом, дрозд шмыгал в кроне яблони и щебетал специально для Пита. Большая синица взлетела с лужайки, уступив место коростелю, который высматривал в траве не то насекомых, не то дождевых червей. Понятный, правильный мир.
Пит Хоффман хорошо знал криминальный Стокгольм, с которым, так или иначе, был связан большую часть своей сознательной жизни. И он никогда не слышал об этой влиятельной организиции. А ведь они не только располагали самым совершенным оружием, но имели поддержку среди высшего руководства полиции. Иначе как объяснить появление сверхсекретных документов в его офисе? Немногие в управлении имеют доступ к такого рода бумагам, в самом сердце полицейского ведомства.
Пожалуй, только один из знакомых ему сотрудников.
Одно дело — сражаться с полицией, Пит занимался этим на протяжении многих лет.
Совсем другое — с криминальным миром, этому Пит посвятил примерно столько же времени.
Но чтобы с самого начала одинаково противостоять и тем и другим… Это чистое безумие, почти самоубийство.
Пит налил еще один стакан. На этот раз глоток ледяной воды ожег не так сильно.
Чертов телефон, от которого он так хотел избавиться и который был вынужден повсюду носить с собой, зазвонил, как только Пит с мальчиками вернулся из школы. Он не ответил. Поздно вечером сигнал повторился. Зофия посмотрела раздраженно, но воздержалась от бесполезных вопросов. И вот около половины второго ночи, одновременно со сдвоенным ударом церковных часов, когда надежда уснуть еще не была окончательно потеряна, поступило первое сообщение.
Пит ожидал этого. Перед тем как лечь, перевел мобильный в беззвучный режим, чтобы не разбудить Зофию. Легкого жужжания было вполне достаточно.