Иллюзия счастья и любви [сборник ]

Ирина Оганова



Милая

Иллюзия счастья и любви

Игры с воображением

В поисках идеальности

Случайность





* * *





Ирина Оганова

#Иллюзия счастья и любви




"она сидела на самом краешке его сердца…"





© ООО Издательство «Питер», 2018



Читая литературу современных молодых авторов, всякий раз не перестаю удивляться живости языка и интересным образам. Перечитываю с удовольствием и с таким же удовольствием рекомендую это произведение своим близким!

Ваш, Олег Рой



Я попала в дом к автору этой книжки в свои 20 лет. И мгновенно она покорила мое сердце своей мудростью, абсолютной женственностью, чувством стиля, красотой, добрым и честным отношением к окружающим и миру в целом, и своей неиссякаемой надеждой и уверенностью в том, что волшебство любви творит настоящие чудеса в жизни человека. Вот, наверное, для меня эта книга как раз об этом. Прочитайте эту книгу, и вам будет жаль, что она закончилась.

Ваша, Ольга Слуцкер



Приехав в Петербург на съемки новой экранизации романа «Война и мир» BBC, я познакомился с удивительной женщиной, настоящий легендой Санкт-Петербурга, без которой невозможно представить этот город. Теперь на создание ювелирных коллекций меня вдохновляет не только фундаментальный роман Л. Н. Толстого «Война и Мир», но и живая, близкая для меня книга «Иллюзия счастья и любви».

Ваш, Петр Аксенов





Милая





Валька рос счастливым и улыбчивым. Одно его огорчало – прочерк в графе «отец», это казалось ему величайшей несправедливостью. Но мать упорно твердила: отец – подводник, так бывает… Позднее всё понял: никакой он не подводник, а просто козёл.

Алевтина, женщина простая, маленькая и пышная, воспитывала сына в строгости. Знала: один он у неё, опора в старости. Валька рос вполне послушным, спортом увлекался, а вот учился трудно, ленился, да и способностей особых не наблюдалось, хоть и смышлёный был.


Валя совсем был не похож на мать: высокий, статный, пальцы длинные, как у пианиста, кудри русые. Видно, в породу отца пошёл. Поговаривали, был он командировочным. Диву давались, что нашёл красивый мужик в конопатой почтальонше? Покраше девки были!

Жили они тогда в Свердловской области. Вальке было тесно в маленьком провинциальном городке, даже Свердловск казался центром вселенной. Мечтал о Питере, в Москву ехать боялся: большая, раздавит… Мать настояла: сначала армия, потом и работать пойти можно, главное – мужиком стать. Валентин материнской воли не сопротивлялся, армия так армия…

Служилось на редкость легко. Офицеры любили его за выполнение устава и весёлый нрав, старшие пацаны не задирали: крепкий парень, держался с достоинством. Там Валя мужиком стал – в полном понимании этого слова. Девок любил страстно, но боялся. В кино сходит, погуляет, натискается, а как до главного – бежать сломя голову… Думал, вдруг осечка какая, позору не оберёшься…

Ольга, врачиха медсанчасти, была другая – пылкая, жаркая, взрослая.

Солдатики смеялись по-доброму:

– Кто-то остался, кто Ольгу не пробовал?!

Врач она была хороший, опытный, но в остальном – слабая, не могла свой неуёмный темперамент сдерживать, видно, всё от некрасивости: не хотела шанс упускать. А на Вальке сердце дрогнуло, полюбила она его всей душой, хоть и в сыновья годился.

Валя поначалу боялся её люто, потом привык и к ласкам, и к словам нежным, порой симпатичной казалась – видно, от любви своей расцветала. Валька знал: рано или поздно встретит свою настоящую любовь, правда, много требований у него было: красивая должна быть и не глупая, и чтобы из благородной семьи, и чтобы отец был, и гордиться мог…

Там же, в армии, друга нашёл себе, близкого, надёжного. Семён, щуплый очкарик из ленинградской интеллигентной семьи, покорил сердце Валентина. В нём было то, что так не хватало самому Вальке и к чему он неосознанно стремился. Они стали необходимы друг другу.

Валя как коршун защищал друга-ботаника от нападок дерзких дембелей, хотя тот и сам мог договориться с самим чёртом.

Семён попал в армию по твёрдому убеждению отца, уважаемого профессора, доктора исторических наук. Сёмка любил жизнь красивую. А на достойную жизнь нужны были бабки, и он знал, как их заработать – фарцевал, да и валютой не брезговал.

Отец не понимал, за что такое наказание? Но сильно не ругал, называл «позором семьи» и регулярно отмазывал в милиции, связи имелись…

Валентин слушал байки друга затаив дыхание: и про девочек, на которых Сёма денег не жалел, заваливал подарками, и про застолья с икрой и шампанским.

Да и в армии он не терялся, всегда находил возможность свалить до утра, приплатив дежурному офицеру, или купить увольнительную у командира роты за деньги или продукты с сигаретами – деньги всегда водились, друзья грели…

Семён дембельнулся первым. Слегка приобнял Валю на прощание и похлопал по плечу:

– Давай, брат, отслужишь – жду… Такие дела закрутим! Видишь, как в стране всё меняется, только успевай…

Валентин до кончиков пальцев понимал, что Сёма – его лотерейный билет, вход в новую жизнь.

Домой вернулся другим.

Алевтина поняла: перечить сыну не с руки, всё равно уедет…

– А как же я, сынок?!

– Как-как, молча… На ноги встану, к себе перетащу, не сомневайся.

Она знала: как сказал, так и сделает, и поутру с дальним родственником укатила в Свердловск на поиски гражданского, ничего не сказав Вальке – против будет… Страну уже наводняли модные заграничные шмотки, а может и не модные вовсе, и шились за углом, но народ брал, устал в отечественном ходить… Алевтина давно откладывала, думала, Вальке на свадьбу, а тут такое дело – сын в Питер едет, снарядить надо, да и проводы устроить достойные, народу-то много, всех звать придётся, не городские…

Валька с дружками гулял, портвейн дешёвый пили за встречу, домой пришёл – мать счастливая встречает, а перед ней чудо-стопка вещей невиданных: и джинсы, и костюм спортивный, и футболки заморские…

– Мам, ты что??? А у самого слёзы в глазах, то ли от счастья, то ли от обиды за мать: всю жизнь вкалывала, себе во всём отказывала, давно на женщину перестала быть похожа от бабской безысходности…

– Ничего, ты ещё так заживёшь у меня, как королева… Только срок дай! – лепетал Валя от смущения, расчувствовался больно… – Дело делать надо, а не сопли распускать…

Семён встречал друга лично, приехал на какой-то развалюхе, правда, Валька аж присвистнул от удовольствия: встретил, да ещё и на колёсах!

– Сём, а жить-то мне где? Ума не приложу… Может, угол какой снять? Мать денег подбросила, а там, может, и работу найду…

– Какой угол, Валёк! Ко мне жить поедешь, я уже и своим сказал… Только ты на них не обращай внимания, пережитки прошлого они у меня, но не вредные – тоже хлебнули по самое не могу по своей еврейской линии…

Валька знал, что Семён еврей, но что это значит, до конца не понимал.

Все его знания сводились к тому, что если еврей, то обязательно хитрый, и все беды от них, правда, про Семёна такого не сказал бы, хитрый, конечно, зараза, так это, видно, от ума, а не от злого умысла.

Приняли его хорошо, похоже, Сёма какую-то жалостливую историю наплёл, уж больно внимательны были – и сына единственного любили, и всё, что с ним связано. «Вот тебе и евреи!» – думал Валентин.

Всё устройство их дома и жизни удивляло Валю, начиная с накрытого на завтрак стола и до вечерних ужинов с бесконечными спорами о политике, искусстве и других житейских делах. Валька многого не понимал, но интерес имел огромный, особенно когда Генрих Давыдович рассказывал всякие исторические байки, в которых шарил не по-детски, профессор всё-таки!

Мама Семёна играла на скрипке в каком-то оркестре, Валька толком не знал, в каком, но видно, что не в простом, раз часто уезжала на гастроли за границу.

В доме всегда суетилась немолодая женщина Елизавета. Они называли её помощницей, а не прислугой, что вызывало у Валентина чувство уважения к этой почтенной паре.

Генрих Давыдович был человеком обстоятельным, спорить бесполезно:

– Погуляйте немного и в институт со следующего года.

– Семёну что? Башка еврейская, умная, а я-то куда? Смогу ли?! – сомневался Валька.

– Сможешь, – убедил Генрих Давыдович. – Поможем, на подготовительные пойдёшь, я устрою.