Игра в саботаж

Жила эта Валерия Лушко одна в коммуне на улице Чкалова, родом была из Николаева. Тут же она сообщила, что родители Киры умерли 10 лет назад, отец — от язвенного кровотечения в больнице на Слободке, а мать — спустя полгода от сердечного приступа. И Кира в 19 лет осталась совсем одна.

— Это вы были вечером у нее в гостях? — Константин сам вел протокол.

К тому моменту, когда Валерию Лушко привезли, тело Киры уже убрали из квартиры. Поэтому Емельянов отправил восвояси большинство сотрудников. К тому же он отлично умел писать стенографически.

— Я конечно, — сев на стул, Валерия Лушко как-то очень быстро растеряла весь свой вульгарный вид, и было видно, что чувствует она себя неуверенно.

— В котором часу вы пришли?

— В пять часов вечера. Кира меня пригласила. Она вернулась из Москвы три дня назад, но звать меня в гости не спешила, так как не хотела говорить на неприятные темы. А тут решила все же поделиться.

— Какие неприятные темы? — насторожился опер.

— Так провалилась ведь ее поездка в Москву! — воскликнула Валерия. — Она ж хотела там устроиться на работу и больше не возвращаться в Одессу, но у нее ничего не вышло. Господи, ведь, как она мечтала уехать из Одессы, бросить эту нищенскую жизнь гримера на киностудии! Долго копила на эту поездку, взяла отпуск за свой счет… Но у нее ничего не получилось…

— Куда она хотела устроиться на работу? — продолжал Емельянов, почувствовав, что в этом деле может быть важна каждая деталь.

— Знаете, есть такой знаменитый артист в Москве, Леонид Утесов? — спросила Лушко. — Он ведь бывший одессит, кстати.

— Конечно знаю, — Емельянов вздрогнул — лишь недавно он сам вспоминал, что Утесов родился как раз в Треугольном переулке.

— Родители Киры очень хорошо знали этого Утесова, — продолжала пояснять подруга, — в молодости они с ним соседями были, здесь, в Треугольном переулке. А потом отец Киры стал завхозом, и там же где-то работал и этот Утесов. И вот Кира решила, что Утесов поможет ей, ну, по старой памяти. Она знала, что у него есть свой оркестр, это что-то вроде своего театра. И вот хотела устроиться у него работать. К тому же она слышала, что Утесов страшный бабник, как и все артисты. И хотела… в общем… — Валерия замялась.

— Произвести на него впечатление, — закончил за нее опер.

— Ну, в общем… да. Можно и так сказать… Кирочка, она же красивая была. За ней такие артисты упадали! Но она никогда не хотела быть просто очередным курортным романом. Ей нужен был такой серьезный человек, который помог бы ей устроиться в Москве. Она прямо бредила этим и очень не хотела жить в Одессе.

— И что произошло дальше?

— Ну что… Кира накопила денег на поездку. А до этого написала Утесову. И он, представьте, ответил: мол, приезжайте! И назначил ей встречу в каком-то театре. Кира носилась как на крыльях!

— Вы видели это письмо? — перебил Валерию Емельянов.

— Нет, — покачала она головой. — Не видела. Кира, как вернулась из Москвы, сразу его уничтожила.

— Почему? Все-таки письмо знаменитости, — искренне удивился опер.

— Вы знаете, там, в Москве, что-то пошло не так. В общем, подробностей я не знаю… Кира не рассказывала… Знаю только, что она встречалась с Утесовым и с его дочерью Дитой. Они очень любезно ее приняли. Но… и все. Похоже, на Утесова она не произвела впечатления. Я так думаю, что он ею не заинтересовался. Сказал, что все места в оркестре заняты, и технические должности тоже… Ну и он не может помочь ей с работой. В общем, отказал. Кира помыкалась — а Москва огромная, и никого она там не знала, да и кто стал бы ее слушать! На работу, вот так, с улицы — ну кто возьмет? Так что вернулась она в Одессу. Хорошо хоть с киностудии не уволилась, а просто отпуск взяла. На это мозгов хватило. А я ей говорила: глупостей не делай, не увольняйся! Кто там знает, как оно сложится в этой Москве! Там и без тебя знаешь сколько? Хорошо, что она меня послушала… — Валерия прижала платок к глазам.

— И вы праздновали ее возвращение в Одессу? — снова перебил ее Емельянов.

— Да, — встрепенулась Лушко. — Кира хотела поднять себе настроение шампанским. Когда она позвонила ко мне на работу, в парикмахерскую, голос у нее был совершенно убитым. Но вчера… Вчера я ее просто не узнала! Она светилась вся, и настроение у нее было просто отличным.

— А что случилось? Она объяснила?

— Нет. Я же говорю: Кира была очень скрытной. Сказала только, что, кажется, у нее появился шанс получить хорошие деньги. И если он выгорит, она все равно переберется в Москву.

— Хорошие деньги? У гримера с киностудии? Что это значит? — Емельянов сразу сделал пометку в блокноте. Похоже, здесь уже намечался след.

— Понятия не имею! — искренне вздохнула Валерия. — Она ничего не объяснила. А я ведь знала, что из нее клещами ничего не вытянешь. Бесполезно было и расспрашивать.

— А сами вы как думаете, что это значит?

— Думаю, встретила какого-нибудь богатого мужика. Захомутать кого-то и так выбиться в люди — это была одна из ее идей. Но раньше у нее ничего не получалось.

— Расскажите мне о ее романах, — попросил опер.

— Да я и не знаю всего, — задумалась Валерия. — Знаю, что в юности, лет в 18, она собиралась замуж за какого-то мальчика. Но родители ее были против их отношений. Кира даже собиралась сбежать из дома. Но родители выследили и все разбили, ну и закончилось все.

— Кто он, знаете?

— Нет, — покачала головой Лушко. — Не знаю. Она даже имени никогда не называла. Говорю же, скрытная была. Сказала только, что он потом женился, и у него уже трое детей. Потом у нее был роман с каким-то женатым. Но ей надоело прятаться, и они расстались. Позже тоже были какие-то романы, но я толком ничего не знаю о них.

— А в последние месяцы у нее был любовник?

— Постоянного — нет, не было. Были какие-то одноразовые встречи. Но Кира после них всегда сильно переживала, поэтому прекратила это.

— Ладно, — вздохнул опер. — Вернемся к вчерашнему вечеру. В котором часу вы вернулись домой?

— Было около девяти. Кира пошла меня проводить, я же здесь поблизости живу.

— Она собиралась куда-то зайти после этого?


— Нет. Сразу пошла домой.

— Может, после вас она кого-то ждала?

— Нет, — снова твердо сказала Валерия. — Нет, Кира собиралась помыть посуду и лечь спать. У нее от шампанского разболелась голова.

— Она собиралась принять от головной боли какие-то медикаменты? — наступал Емельянов.

— Что вы, нет конечно! — воскликнула девушка. — Кира никогда никаких таблеток не принимала. Она была противницей любых медикаментов.

— Так-таки и любых? А снотворное она принимала? — Емельянов даже прекратил писать, такую важную информацию говорила эта Лушко, даже не подозревая об этом.

— Какое снотворное? — удивилась Валерия. — Да она ни разу не пила его, никогда в жизни! Она была уверена, что это отрава, что таблетки придумали специально, чтобы людей травить!

— В ее доме не было снотворных препаратов? — Емельянов снова склонился над бумагой, записывая показания подруги.

— Нет, — мотнула головой Лушко. — У нее вообще не было лекарств в квартире. Насчет таблеток у нее были просто средневековые взгляды. Я еще смеялась над ней из-за этого.

— А если бы вам сказали, что в ее комнате нашли такой препарат, как нембутал, что бы вы подумали?

— Что это не ее! Что принес другой кто-то. А что это такое? — Вопрос Валерии прозвучал абсолютно искренне.

— Кира жаловалась когда-нибудь на то, что плохо спит? — Емельянов не ответил, а спросил сам.

— Нет. Со сном у нее было все в порядке. Она жаловалась только, что не высыпается, когда ночные съемки на киностудии, а она на гриме. А вообще она всегда так легко и быстро засыпала, что я даже завидовала ей. Могла прямо стоя заснуть, — улыбнулась непроизвольно Лушко.

— Откуда вы это знаете?

— Мы как-то ездили с ней отдыхать на Каролино-Бугаз, жили в одном номере, и я видела. У нее вообще все со здоровьем было в порядке.

— Она пила алкоголь?

— Очень мало, не злоупотребляла. Пила только шампанское, а крепкие напитки не переносила.

— Вы не знаете, у нее были с кем-нибудь конфликты — может, на работе, с соседями?

— Нет, что вы, — Валерия снова улыбнулась, теперь уже иронично. — Понимаете, Кира всегда была очень хитрой и держала все свои эмоции при себе. Никаких конфликтов у нее никогда не было.

Больше Емельянов, как ни старался, не услышал ничего интересного. Но подруга Киры и без того наговорила достаточно. Убийство, похоже, подтверждалось.



Не то чтобы Константин Емельянов не любил работать. Просто в первую очередь он любил заниматься интересными, запутанными делами. Убийство гримерши с киностудии — он теперь четко определял это дело как убийство и был уверен, что не ошибается, — показалось ему интересным, здесь была какая-то головоломка. И вот когда интересное дело разбавлялось рутинной мелочью, типа взрыва дома, это всегда выводило его из себя. Но делать было нечего, работать по этому делу все равно было нужно.

А трудиться Константин любил с комфортом. Поэтому он не поехал сразу на Пролетарский бульвар, а отправился на работу, в свой кабинет. Шофер был в восторге — как и Емельянов, он тоже не любил гонять машину по пустякам.

На работе пришлось выслушать истерику начальства по нескольким текущим делам, обсудить на летучке оперативные планы, переговорить с кем-то из коллег. И когда наконец Емельянов добрался до своего кабинета, голова его раскалывалась так, что он едва мог стоять на ногах.

Однако в кабинете его ждал приятный сюрприз: едва он открыл дверь, как на пороге, следом за ним, сразу возник эксперт — тот самый бывший врач, с которым у него сложились почти дружеские отношения.

— Видел, как ты проходил по коридору, — нахмурился эксперт, — и пошел следом за тобой. Ты видел себя в зеркале? Смотреть тебя страшно!

— Ясновидящий, — Емельянов вымученно улыбнулся. — Действительно, у меня болит голова. На погоду, наверное.

— На погоду, — фыркнул иронично бывший врач. Он подошел к столу, налил из графина стакан воды и высыпал туда какой-то порошок. — Вот, пей, — протянул. — На погоду…

Емельянов выпил. Порошок был невероятно кислый на вкус, но он мужественно допил до конца.

— Мне страшно смотреть, как ты себя убиваешь, — бывший врач не спускал с Емельянова глаз. — Жутко то, что ты с собой делаешь…

— Я не понимаю, ты о чем… — Константин отвел глаза в сторону.

— Все ты прекрасно понимаешь, — вздохнул эксперт. — Знаешь, что я скажу? Надоела жизнь — гуманнее пустить себе пулю в голову, чем травить себя такой гадостью, которой ты травишься каждый день. Убиваешь сосуды, убиваешь мозг. Самое страшное, что ты не умрешь сразу. А можешь слечь, например, с инсультом. Кто будет за тобой ухаживать? Подумай об этом, Емельянов.

— Я подумаю, — опер нахмурился. — Но и ты подумай, что не надо лезть со своими советами туда, где тебя ни о чем не спрашивают… За лекарство спасибо, а со своей жизнью я уж сам как-нибудь разберусь. Ты читал Бернарда Шоу?

— Что ты имеешь ввиду? — не понял эксперт.

— У него есть прекрасная фраза: алкоголь — это анестезия, позволяющая переносить реальность. Может, не дословно, но смысл тот же. А меня эта реальность оперирует, буквально режет на куски каждый день, и без анестезии никак нельзя. Так что за благие намерения спасибо. Но благими намерениями, как известно, вымощена дорога в ад.

Похоже, Емельянов ответил очень резко, во всяком случае эксперт пожал плечами и вышел. Константин расстроился, что обидел друга. Голова, между тем, прошла. Мучаясь чувством вины, опер поднял телефонную трубку:

— Санаторий Чкалова? Главврача позовите… Уголовный розыск. Добрый день. У вас живут погорельцы? В смысле люди, отселенные после взрыва дома? Да, отлично. Значит, так. Соберите их всех в каком-нибудь «красном уголке», всех вместе, чтоб я пятьсот раз к вам не ездил, я приеду ровно в четыре, и мы с ними побеседуем. Да, со всеми вместе. Вы меня поняли? Тогда до встречи.

— Вот так, — Емельянов с удовлетворением повесил телефонную трубку. Навязали ему опросить для галочки свидетелей, вот он и опросит для галочки. Никаких усилий. Все равно будут говорить сплошную ерунду. Что там они могли видеть?