Игра снайперов

Храм Непорочного Зачатия,



Уичито, Канзас


Ровно в 14:10 у церкви остановился черный внедорожник. В первой группе было шесть человек. Одетые в сутаны, они сошли бы за священников, если бы не атлетическое телосложение, наушники с микрофонами во вспененной оболочке и татуировки «MORIR EL CABRÓN!»[8] сорок восьмым «бодони лайт готик» под колоратками. То были профессионалы, ветераны Второго батальона особого назначения Первой бригады сухопутных войск Мексики. Повидали множество сражений, провели множество успешных операций во всех тревожных уголках Южной Америки, лишили жизни множество картелистов и, наконец, переметнулись на другую сторону. Менендес высоко ценил этих людей и щедро платил им. Они, в свою очередь, безоговорочно соглашались с условиями сделки: если кормишься у хозяина, будь готов выполнить любой его приказ и, если придется, отдать за него жизнь. Да и вообще, они настолько любили воевать, что исход битвы не имел для них почти никакого значения. Рано или поздно все умирают, и эти люди предпочли бы умереть в бою.

У шестерых в черном был серьезный и даже торжественный вид. Обнаружив, что в величественном храме почти никого нет, они прошли по нефу, словно убийцы Томаса Бекета, миновали алтарь, набожно преклонили колени перед распятием: они пришли сюда не для того, чтобы богохульствовать, а всего лишь замышляли убийство, – зачем же проявлять неуважение к Богу? Крупные парни передвигались без лишнего шума, освещаемые то полосками солнечного света, то мерцающими язычками свечей, то старинными оранжевыми лампами, стоящими здесь с 1923 года. Наконец они аккуратно приступили к делу.

Церковь сдалась без боя. Достаточно было сдвинуть полу одеяния и продемонстрировать АКС-74У – облегченную и укороченную модель самого популярного автомата на свете, – как подлинные священники начинали безропотно подчиняться. Наконец все собрались в нефе, где служителей культа поставили на колени и заковали в наручники, заткнув им рты кляпами.

Командир – в чине сержанта – объяснил сперва по-испански, а потом по-английски:

– Никто не желает вам зла. Мы верующие люди и просим Господа Бога нашего Иисуса Христа благословить это начинание, ибо от его исхода зависит, восторжествует ли la raza – наш народ – над захватчиками и узурпаторами. Поэтому следующие несколько минут ведите себя тихо. Скоро мы уйдем, и полиция вас освободит. Не всматривайтесь в наши лица и не старайтесь их запомнить, чтобы они не снились вам по ночам.

После того как люди в черном взяли помещение под контроль и выставили у двери знак «ВХОДА НЕТ / NO ENTRADA», сержант сказал пару слов в микрофон. К церкви подъехал еще один черный внедорожник со второй группой мужчин в сутанах, выбравшихся наружу. Их было трое: стекольных дел мастер, тучный носильщик, державший в одной руке цветастый сверток с кейсом для винтовки, а в другой – штатив в невзрачной оберточной бумаге, и Джуба по прозвищу Багдадский снайпер.

– Сюда, – сказал тучный мужчина, тоже служивший в батальоне особого назначения. Он заранее изучил планировку храма и знал, куда идти.

Церковь не произвела на Джубу никакого впечатления: он думал только о цели. Его не заботила ни важность сегодняшнего задания, ни его срочность. Он не чувствовал ни волнения, ни тревоги. Значение имел только выстрел, который никак не затрагивал вопросов веры. Джуба не замечал строгой красоты зала, лучей солнечного света, пылинок в воздухе. Его не трогала здешняя безмятежность, он не сравнивал богатое убранство христианской церкви с суровой простотой мечети.

Он следовал за тучным человеком: через левую арку, за алтарь, к уходящей во тьму спиральной каменной лестнице, перекрытой цепью с еще одной табличкой «ВХОДА НЕТ / NO ENTRADA». Перешагнув через цепь, он направился наверх, к мостику, опоясывавшему внутреннюю сторону купола. Джуба был силен, восхождение давалось ему без труда, но он переживал за стекольщика: вряд ли тот привык к подобным нагрузкам. Стекольщик, однако, оказался проворным, как обезьянка, а носильщик особого назначения, закинувший грузы на спину, – выносливым, как горилла. Ни один даже не запыхался.

Наконец они очутились в сумрачном, затянутом паутиной пространстве. Свет попадал сюда через шесть окон, проделанных в каменных стенах около века назад. Здесь несло холодом, как в склепе или погребе: камни увлажняли воздух, а пыль сушила его. Эстебан с фонарем в руке обошел купол, остановился у нужного окна и сказал по-английски:

– Здесь!

Выглянув наружу, Джуба увидел еще одну крышу, а за ней – пространство, где скоро должна была появиться цель: парковку и ступени, что вели к служебному входу в здание федерального суда на перекрестке Четвертой улицы и Маркет-стрит.

– Сеньор? – Стекольщик дал понять: раз уж я здесь, позвольте мне заняться делом. Джуба отошел от окна, а тучный солдат начал возиться со штативом.

Стекольщик работал как дышал. Присоединив к стеклу большую присоску, он достал «Дремель» на батарейках и просверлил в старом стекле крохотную дырочку, затем вооружился стеклорезом и умелыми сильными движениями вырезал стекло из рамы. Секундой позже он потянул за присоску, вынул стекло, которое издало театральный хруст, и отошел от окна, уступая место солдату. Тот быстро поставил штатив, выдвинул его до щелчка и пошире раздвинул подпорки, чтобы обеспечить максимальную устойчивость, после чего умело прикрутил к нему ребристую платформу – на такие ставят фотоаппарат или кладут оружейное цевье. Фотоаппарата у Джубы не было, поэтому он сделал выбор в пользу винтовки.

Словно хирург – недаром снайперов зачастую сравнивают с ними, – он натянул тесные резиновые перчатки. Стоявший у него за спиной солдат прикрыл платком нижнюю часть его лица, надел ему на голову хирургическую шапочку и нацепил на него желтые стрелковые очки «Бауш энд Ломб». Теперь Джуба готов был заняться подсчетами.

Он видел, что ему поручили сделать простенький охотничий выстрел, хоть и не с самого близкого расстояния. Препятствий для пули нет, а значит, проблем не будет. Он уже знал расстояние и высоту своей позиции, но хотел еще раз все проверить. Поскольку на винтовке стоял прицел «Леупольд», Джуба выбрал и запрограммировал лазерный дальномер той же фирмы, новинку под названием «RX-1600I TBR», где TBR означало «истинное баллистическое расстояние». Затем он пробежался по функциям. Кренометр показывал угол в сорок два градуса. Следовательно, прямая дистанция до цели увеличится процентов на двадцать. Пусть будет триста пятьдесят семь ярдов: если смотреть по уровню моря, расстояние от церкви до здания суда составляло двести девяносто семь ярдов, а для «Кридмура» это большая разница. Парадоксально, но факт: выстрел все равно нужно было рассчитывать, исходя из второго значения, невзирая на угол наклона и увеличенное расстояние. Гравитация – занятная штука, ей нет дела до углов. Единственное, что имеет значение, – это дистанция, вычисленная по уровню моря. Итак, прицел уже выставлен на триста ярдов. Значит, все в порядке.

Пришло время взять в руки рабочий инструмент. Джуба убрал дальномер в карман. Солдат открыл кейс. Джуба нагнулся и достал из него винтовку. В ней уже были четыре превосходных стосорокаграновых патрона «Хорнади мэтч». Гладкая, изящная, с безупречными пропорциями, винтовка – как и любое огнестрельное оружие – удивительным образом сочетала в себе обыденность и харизму. Ложа коричневая, с абстрактными желтыми пятнами, – должно быть, дизайнер решил, что эта расцветка напоминает пустынный ландшафт. Ствол, затворная коробка и спусковая скоба выкрашены в серовато-коричневый цвет, максимально незаметный для неискушенного человеческого глаза. Прицел черный – просто потому, что прицелы, как правило, черные, а искать подходящий по цвету «Леупольд 10» было некогда, да и не особенно хотелось.

Джуба достал из чехла восьмидюймовую черную трубку и накрутил ее на коричневое дуло. Глушитель добавлял лишь несколько унций веса и рассеивал звук, сопровождавший воспламенение сорока пяти гран бездымного пороха, за десятитысячную долю секунды, хоть и не был способен погасить его полностью. Тем не менее, если выстрел вообще заметят, никто не поймет, где он прозвучал.

Джуба взвесил винтовку на руках. Десять фунтов, самое то. Еще не слишком тяжело, но устойчивость что надо. Он встал за треногу, опустил цевье на подставку, где уже лежал мешочек с песком, устроился поудобнее, заглянул в прицел, нашел оптимальное расстояние между глазом и линзой. Теперь он мог стрелять.

Винтовка была самой обычной, как по размерам, так и по конструкции. Ее нельзя было настроить под Джубу, поэтому Джубе пришлось подлаживаться под нее. Он точно знал, куда прижать щеку, как взяться за рукоятку, чтобы приклад слился с плечом, и куда положить левую руку: поверх правой, сразу за большим пальцем, для максимального контроля.

Тем временем солдат надел ему на пояс переговорное устройство, а гарнитуру зацепил за ухо. Джуба услышал треск, какие-то испанские слова, а потом четкий голос Альберто:

– Страж, – смехотворный позывной, но на нем настояли мексиканцы, – вы на месте?

– Да, – сказал Джуба в микрофон.

– Готовы к выстрелу?

– Да, осталось сделать несколько поправок. Что у нас по времени?

– Мне сказали, есть еще шесть минут. Повсюду наблюдатели, и…

– Знаю.

– Да, они предупредят, как только увидят машину. Не важно, в какой стороне.

– Понял.

– Так, мне только что сказали, что он в двух милях от места, дорога свободная, должен быть через четыре минуты.

– Принято, – подтвердил Джуба.

Что ж, он готов. Снял винтовку с предохранителя, открыл затвор и убедился, что патрон по-прежнему в патроннике – хотя куда ему деваться? – после чего вернул затвор на место и переступил с ноги на ногу, выбирая идеальную позу.

– Последняя проверка, – сказал Альберто из штаба операции, который помещался, скорее всего, в какой-нибудь квартирке рядом с церковью.


– Все в полном порядке, – сказал Джуба.

– Отлично.

– Отвлекающий заряд?

– На месте. По вашей команде взорвется мусорный бак. Будет много шума.

– Неплохо.

– Всем, кто на связи, радиомолчание для стрелка, – сказал еще один голос. – Да поможет нам Господь.



Первым шел «додж» федеральных маршалов, за ним – ничем не примечательный «форд» с группой сотрудников ФБР, а следом, символизируя участие местных, – патрульный автомобиль полиции Уичито с двумя сержантами, семью пончиками и двумя кофе с тройным сахаром и сливками.

– Хорошо хоть слона не привели, – заметил Боб.

– Ну, это же не демонстрация силы, – сказал Ник. – Обычный конвой следует в обстановке строгой секретности. – Обернувшись, он взглянул на Чендлер, одиноко сидевшую сзади. – Как вы там? Нормально?

– Отлично, – ответила Чендлер. – Пока местные копы не лезут с предложениями пропустить по стаканчику.

По обе стороны от дороги раскинулся милый, приятный канзасский городок. Боб по привычке вертел головой в поисках чего-нибудь необычного и тревожного, хотя оружия при себе не имел. Случись что, толку от него будет немного.

– Все хорошо? – спросил Ник. – Значит, так. Он дает показания, и мы его забираем. Думаю, он уже все обмозговал. Понимает, во что ему выльется это геройство, и непременно придет в наши распростертые объятия.

– Хотелось бы надеяться. – Боб заметил подозрительный «додж-чарджер», но тот помигал поворотником, обогнал конвой и свернул налево.

– Совсем ребенок, – сказала Чендлер, – перепуганный и беззащитный, хоть и скрывает это за бравадой. И еще он скучает по маме. Он обязательно поймет, что к чему.

Построенное до войны здание федерального суда сплошь состояло из вертикальных линий и прямых углов – чисто модернистский подход: «А давайте построим какую-нибудь хрень, чтобы экономика не задерживалась на месте». Такая конструкция выдержит что угодно: от торнадо до крестьянского бунта с факелами и лопатами. Внедорожник маршалов въехал в ворота, своевременно открытые охранниками, свернул на парковку и остановился у тротуара, переходившего в шесть широких ступеней. Те, в свою очередь, вели к медным дверям вдвое больше обычных. В дверном проеме, словно часовые, стояли еще двое маршалов. Цирк, да и только.

Ник припарковался по соседству, а полицейские, подъехав с другой стороны, встали бампер к бамперу с внедорожником.

Боб выбрался из машины и осмотрелся. Ничего. Никаких автомобилей за воротами суда, никакого движения на Четвертой улице. Обычная Америка: деревья, солнце, легкий ветерок, несколько прохожих, шагающих то ли на работу, то ли в гости, никто ни к кому не лезет, все заняты своими делами. Свэггер, однако, заметил на горизонте высокое здание, увенчанное куполом, – наверное, что-то вроде церкви, – к северо-западу, в трех сотнях ярдов. Он присмотрелся к этой конструкции, но подробностей не разобрал: слишком далеко. Ему пришло в голову, что здесь не помешал бы бинокль, да и пистолет тоже, а еще наушники, связь с командным центром, бронежилет, разношенные ботинки. И еще хорошо бы помолодеть лет на двадцать.

Двери внедорожника были закрыты, пока к нему не подошла группа из ФБР. Теперь же передняя распахнулась, и из машины вышел здоровенный мужчина в форменном пиджаке, с армейским ежиком, наушником, микрофоном и «ЗИГ-Зауэром» в районе правой почки. Он, как и Боб, просканировал местность на предмет угроз и удовлетворенно кивнул. Открылась задняя дверь.

На тротуар вышел тощий Джаред, одетый так, словно собирался на урок английского в Принстоне: равнодушный вид, очки в тонкой металлической оправе, джинсы, кроссовки и свитер с засученными рукавами. По бокам от него выросли два маршала, похожие на тренеров по американскому футболу. Рядом с ними мальчишка и впрямь смахивал на щенка или одичавшего битника. На него не надели ни наручников, ни ножных оков: пока что он был не преступником, а помогающим следствию свидетелем. Он даже не взглянул на сотрудников ФБР, и те тоже не удостоили его приветствием: стояли и ждали, пока он не начнет подниматься по лестнице, чтобы пойти следом.

Ступени были почти ровными, не очень высокими, достаточной ширины и выглядели весьма официально. Шагать по ним было проще простого, и все шестеро отправились в путь.



– Так, они на Четвертой улице, – сказал Альберто. – Увидите их с секунды на секунду.

Последний поворот фокусировочного кольца на «Леупольде». Мир в прицеле сделался огромным и ослепительно-ярким. За последнее время Джуба привык к двадцатипятикратному «Шмидт и Бендер», а в миле от стрелка мишень похожа на крошечную точку. Теперь же все было как на киноэкране – четкое и резкое от края до края. Джуба видел ступени, навес над входом, двоих маршалов у дверей и нарядные настенные барельефы с изображением ковбоев, трудяг прерии, с любовью выполненные лет семьдесят тому назад.

– Они на месте, – сказал Альберто. – Вы их видите?

– Вижу. Теперь заткнитесь и ждите моей команды, – велел Джуба.

Он решил не отслеживать цель с тротуара. Пусть поднимется до уровня прицела.

В самом низу окуляра, на границе поля зрения, он заметил головы: люди собирались возле черного автомобиля. Это заняло какое-то время, словно они готовились не к прозаическому заседанию в зале суда, а к торжественному параду. Наконец все построились и начали восхождение к дверям.

Трое спереди, трое сзади. Цель, очевидно, в первом ряду, посередине. Они не спешили – не знали, что за ними наблюдает хищник, – шли не в ногу и выглядели как обычная разношерстная компания.

– Давай! – скомандовал Джуба.

Где-то нажали кнопку – на телефоне, пульте от телевизора, профессиональном беспроводном детонаторе, да на чем угодно, – и на полпути от одного перекрестка до другого взорвался мусорный контейнер с надписью «Спасибо за чистоту», стоявший в футе от тротуара на желтом постаменте. Видимо, пара унций «Семтекса», детонатор и приемник сигнала в бумажном стаканчике. Разрушительная сила ничтожна, ведь целью было ошеломить, а не убить. Энергии взрыва оказалось достаточно, чтобы пластмассовый контейнер подскочил в воздух и разлетелся на части. Детонация не нанесла никакого урона окружающим, но грохот был такой, словно наступил конец света.

Цель достигнута. Все шестеро замерли. Человеческий мозг запрограммирован так, чтобы реагировать на любой взрыв. Пока он оценивает угрозу, все мыслительные процессы останавливаются.

Маршал слева и трое во втором ряду уже начали приходить в себя. Джуба не медлил. Без тени сомнения он совместил перекрестие с затылком цели, чуть правее стриженой головы маршала. Тот по необъяснимому наитию сдвинулся вправо, закрыв собой цель.

Время почти застыло. Палец Джубы лежал на спусковом крючке и двигался, двигался, двигался, с каждым движением добавляя к усилию десятую долю унции. Треклятая цель скрывалась за маршалом – «помоги мне, Аллах, не отвернись от меня!» – но спустя наносекунду Джуба увидел за стриженой головой нужный ему затылок – примерно треть, – и его палец послушно нажал на спуск.

Мир дернулся и смазался, глушитель превратил дульный выхлоп в бытовой шум, отдача легонько толкнула в плечо, винтовка подскочила на штативе и вернулась на место. Картинка стабилизировалась, и Джуба успел увидеть лицо человека, в которого стрелял. Через долю секунды человека не стало.