Игра снайперов

– Вы очень гостеприимный.

– Какой уж есть.

– Наверное, думаете, что я приехала за объяснениями. Контекст, физика, баллистика, история, что-где-когда. Вы же специалист в этих вопросах.

– Если оно вам надо, не буду себя сдерживать.

– С тех пор как принесли похоронку, я и сама кое в чем разобралась. Семь шестьдесят два на пятьдесят четыре, сто шестьдесят гран. Классическая винтовка Драгунова. Скорость на момент попадания – тысяча шестьсот футов в секунду. Пуля со стальным сердечником – не сплющилась, не разорвалась. Прошла навылет. Говорят, он не успел ничего почувствовать.

– Правильно говорят.

– Мне бы сказать спасибо за такое милосердие, но язык не поворачивается. Маме не нужно милосердие. Маме нужна жизнь того, кто стрелял. Вот что нужно маме.

Он помолчал. Дело приняло неожиданный оборот. Да и что тут, черт возьми, скажешь?

– Миссис Макдауэлл, это не дело. И не потому, что вы говорите об убийстве – а это убийство, поскольку мы не на войне. И не потому, что вы напрашиваетесь на серьезные неприятности, по сравнению с которыми ваша нынешняя жизнь – детский сад, уж простите за резкость. И не потому, что вы при любом раскладе потратите все свои деньги, вообще все, на адвокатов и прочих стервятников. И даже не потому, что это, скорее всего, невозможно. Видите ли, вы хотите отомстить. Для этого вам нужен охотник, и вы пришли ко мне, но я старик. Основная работа снайпера состоит в том, чтобы выслеживать жертву, высаживать двери, бегать по ступенькам и все такое прочее, а мне уже семьдесят два, так что меня или возьмут под стражу, или пристрелят на месте.

– Прекрасно вас понимаю, – кивнула она. – Мне уже говорили, что Снайпер Боб – достойный человек и что он не собьет меня с пути истинного, а наоборот, поможет добрым словом. Чисто для справки: я побывала везде. В Корпусе морской пехоты, в разведке, в НСА. Везде мне дали от ворот поворот. Считают, что я рехнулась.

– Ну, это слишком громко сказано. Скорее, вы плохо подумали.

– Но… – начала она.

– Разумеется, всегда есть «но».

– Да, и у меня тоже. Вы скажете, что война есть война. Он сам, по собственной воле, записался в морскую пехоту, окончил снайперские курсы, добровольно отправился на войну, убил нескольких человек и однажды вечером проиграл в лотерею. Так уж устроена война. Проиграл в лотерею, и привет. Вы сами знаете. И тот мальчишка, что нажал на спусковой крючок, – предположу, что речь неминуемо зайдет об этом мальчишке, – он такой же, как Том. Плясал под дудку политиканов, толком не понимая, к чему все идет, и предпочел бы сидеть с девчонкой в кино, или шляться по торговому центру, или чем еще занимается молодежь. Я права?

– Да, я думаю так же. Понятно, что эти слова не помогут восстановить справедливость, да и покоя вам не добавят. Кроме того, велика вероятность, что мальчишку положили в том же Багдаде. В две тысячи третьем там много кого положили, если мне не изменяет память.

– Не изменяет.

– Добавлю, что у них была неплохая программа подготовки снайперов, так что нашим парням досталось на орехи. Потом туда отправились кое-какие люди, проанализировали данные, составили графики, вычислили, где, когда и как стреляют, и поменяли стратегию так, что их мальчишки стали умирать гораздо чаще, а наши – гораздо реже. Наверное, Том погиб до того, как эксперты разобрались, что к чему.

– Именно так.

– Пожалуй, вам лучше выбрать новую мишень для своего гнева. Например, Корпус морской пехоты, такой неповоротливый. Или президента и строй мужчин в серых костюмах – ведь именно они отправили вашего сына туда, где он погиб. Или газеты с их передовицами в поддержку войны. Или взгляните на все это под другим углом. Все, кто погиб на войне, отдали свои жизни не просто так. Даже если от вашего сына осталась лишь запись в противоснайперской базе данных, он спас множество матерей от той участи, что постигла его маму. Все это не зря. Ваш сын не напрасно пожертвовал жизнью. Он отдал ее за тех, кто оказался в Багдаде после него.

– Я бы согласилась, но не могу. Это «но» никуда не денется.

– Ну ладно. Расскажите мне про ваше особое «но».

– Но дело не в войне. Но его убил не мальчишка, который предпочел бы шляться по торговому центру. Но этот человек не защищал свою страну. Но он не мертв. Но я знаю, кто он и где его искать.

Говорила она уверенно и с чувством, однако это еще ничего не значило. Ясно было одно: эта женщина или безумно отважна, или выжила из ума. А может, и то и другое.

Она семь раз побывала в Багдаде. Четыре раза ее изнасиловали, трижды избили, причем один раз весьма серьезно, чем и объяснялась странная форма лица.

– Кости неправильно срослись, – сказала она. – Мелочи. Кому какая разница?

Трижды ее обмишурили. Она отдала жуликам все, что выручила от продажи дома, а потом заняла денег у брата, чтобы оплатить шестимесячный интенсивный курс арабского.

– Некоторые нюансы мне по-прежнему недоступны. Сами знаете, у них очень беглая речь. Многое зависит от контекста и культурного багажа. Но я почти все понимаю. Могу вести переговоры. В случае чего всегда можно переспросить. Ах да, еще я приняла ислам.

– Приняли ислам?

– Иначе не понять, как они устроены. На это ушло еще полгода. Я пыталась стать настоящей мусульманкой, понять их историю, культуру, идеологию, поверить всей душой. Подумывала даже взорвать пару-тройку неверных и посмотреть, какие будут ощущения. Но отказалась от этой мысли. Слишком неправильно. Даже для такой чокнутой, как я.

Короче, дело обстояло так. Разведчик из Третьего батальона сказал ей, что Третий батальон вел бои с остатками Второй штурмовой бригады Пятой багдадской механизированной дивизии Первого корпуса Республиканской гвардии. В конце войны личный состав бригады смешался с местным населением. По большей части они были родом из столицы, так что неплохо знали местность. Они начали стягиваться поодиночке в юго-восточную часть города, где дислоцировался Третий батальон, и развязали партизанскую войну против неверных. Поначалу ничего особенного: самодельные взрывные устройства, неумелые засады, горе-снайперы, постоянные измены, проволочки, неудачи, вопиющее невежество. Но эти ребята быстро учились на своих ошибках.

Целью ее первой поездки – а также второй и отчасти третьей – было найти ветерана из этого партизанского формирования, готового рассказать, как все было. Сплошные обманы, впустую потраченные деньги и темные переулки – в одном из них ее изнасиловали. По крайней мере один раз, во время первой поездки.

Свэггер представил себе, как американская мамаша – типичная представительница среднего класса из субурбии – притворяется коренной багдадкой, кутается в одеяния правоверных и понимает, что в любой момент этот маскарад могут раскрыть, а саму ее – изнасиловать, избить, даже лишить жизни и что за ней к тому же гоняется военная полиция, от которой ничего не скроешь. Она снова и снова платила за свои ошибки, не раз была поймана, но каким-то чудом выжила. Боялась она лишь одного: что не сумеет отомстить за смерть сына.

Наконец она вышла на бывшего капитана Второй штурмовой бригады, искалеченного взрывом снаряда авиационной пушки. Тот нуждался в средствах для поддержки семьи и таил злобу на командиров, из-за которых влачил жалкое существование.

Его звали Азиз, и он кое-что знал. Может, не все. Может, совсем немного. Тем не менее он поведал ей про специалиста со стороны.

– Явился непонятно откуда, – рассказывал Азиз. Денег он не взял. – Его нашло командование бригады. Говорили, что он искусно управляется с винтовкой. Потом забрал у нас лучших стрелков, лично у меня – двух отменных специалистов из отряда подрывников, – и увез, а куда – не знаю. Куда-то, где учили стрелять из винтовки. Не штурмовой, а снайперской.

Всего их было двадцать два человека. Когда они вернулись, у каждого была русская снайперская винтовка Драгунова. У того снайпера имелся план действий, он ходил со стрелками на разведку, готовил пути отступления. Большой профессионал. Учил их такому, до чего сам не додумаешься. После взрыва морпехи отступали в безопасное место, но от снайперов было не спрятаться. Те изучили все потенциальные укрытия, рассчитали дистанцию, сделали необходимые поправки, пристрелялись. Поэтому морпехи, сами того не ведая, оказывались в зоне поражения. Снайпер открывал беглый огонь, убивал нескольких человек, а потом исчезал, не дожидаясь, когда американцы придут в себя и начнут отстреливаться. После каждой такой вылазки стрелок залегал на дно.

– Специалист старой закалки, – кивнул Боб. – Неплохо знал свое ремесло.

– Томми вел наблюдение за периметром. Как мне сказали, у него было предчувствие. Он дежурил на крыше многоквартирного дома, где устроили патрульный штаб Третьего батальона. Ему поручили выискивать снайперов. Каждые несколько минут он менял позицию, сдвигаясь на пару футов вправо или влево. Если долго сидеть на одном месте, тебя заметят, и все, ты пропал. Но…


– Понимаю, вам непросто об этом говорить.

– Но кем бы ни был тот человек с «Драгуновым», он знал все наперед. Знал, где окажется Томми. Устроился под определенным углом к цели, понимая, что рано или поздно Томми появится на этом месте. Прицел винтовки был настроен на нужную дистанцию, и сам снайпер показал себя человеком исключительной дисциплины. Лежал в засаде без движения, слившись с винтовкой, и ждал, ждал, ждал, пока жертва не появится в прицеле, а когда Томми вышел на позицию, тут же выстрелил. В голову. Мгновенная смерть. В затылке дыра, под левым глазом – черное входное отверстие, совсем маленькое, размером с монетку. Вот и все. За голову морпеха была назначена награда, и, кто бы ни стрелял, тем вечером он неплохо подзаработал. Может, это сделал пришлый снайпер. Может, он положил премию себе в карман или сдал деньги в общий котел, не знаю. Не имеет значения. Это он виноват, это он все устроил, явился на чужую войну и научил их тому, чего они сами не узнали бы. Обеспечил подготовку и спланировал убийство моего Томми. Он не защищал свою страну, он джихадист, а это совсем другое дело. Он должен за все заплатить, ведь именно из-за него коэффициент смертности среди американских солдат за два месяца вырос с двух целых четырех десятых до девяти целых шести десятых на тысячу. Всего погибли двести сорок пять человек, около пятидесяти получили ранения.

– Странно, что так мало раненых. Обычно все наоборот. На десять раненых приходится один убитый. Думаю, ему неинтересно было просто вывести противника из строя. Он учил своих стрелков бить наверняка.

– По словам капитана Азиза, ему не нужны были раненые. В Коране говорится, что неверного надо убить, а не ранить. Этот снайпер – глубоко верующий человек.

Она продолжила свой рассказ. Корпус морской пехоты вызвал аналитическую противоснайперскую группу, и специалисты пришли к выводу, что всех солдат застрелили по одному и тому же шаблону. Никакой импровизации. Любые случайности исключены. Все строго по учебнику. Стреляли всегда в промежутке с шестнадцати до восемнадцати часов, используя в качестве прикрытия автомобили – на улицах было полно разбитых машин, – после чего отступали по прямой, в ближайший дом, где можно было отсидеться.

– Слишком поздно. К тому времени Томми был уже мертв, – говорила его мать. – Но однажды снайперы разошлись по позициям, а в шестнадцать ноль-ноль по всем разбитым машинам, брошенным в периметре каждой роты и каждого батальона, был нанесен ракетный удар. Остатки расстреляли из пулеметов и забросали гранатами. В тот день партизаны потеряли семнадцать из двадцати двух снайперов, и те больше не представляли опасности для наших ребят.

– Что стало с главным?

– Он исчез. Понял, что обстоятельства изменились и программу можно сворачивать. Он сделал все, что мог, но игра снайперов приближалась к концу. Пришло время взять отпуск. Восстановить силы для новых сражений в войне, идущей уже тысячу четыреста лет.

– Но, если не ошибаюсь, он и после этого принес им немало пользы, – заметил Боб. – Повстанцы выложили в сеть множество видеороликов. Он стал знаменит. Все его боялись. Деяния двадцати двух снайперов приписали ему одному. Говорят, что он убил несколько сотен американцев. Он получил прозвище, которое превратилось в товарный знак. Кстати говоря, очень известный. Можно подумать, его разработали на Мэдисон-авеню.

– Выходит, вам известно, как его зовут?

– Да, слыхал его имя. Джуба. Багдадский снайпер.



Стемнело. Из города вернулась Джулия: там у нее был кабинет, откуда она управляла конюшенной империей Свэггера. Она познакомилась с Дженет Макдауэлл, и женщины сразу понравились друг другу. Сбросив маску охотницы на людей, Дженет приняла приглашение остаться на ужин. Обе ушли на кухню и дружно занялись хозяйственными делами.

После ужина – весьма неплохого – Боб и Дженет вернулись на веранду. Настало время дослушать рассказ.

– Итак, он сбежал из Багдада и вы его потеряли. Как получилось, что снова нашли?

Она сделала все, что могла. Еще несколько раз ездила в Багдад – уже после того, как улеглась поднятая Бушем волна. Побывала в Москве, где получила доступ к архивам КГБ (это влетело ей в копеечку), чтобы выяснить, не связан ли Джуба с русскими. Съездила в Чечню, чтобы узнать, не был ли он одним из печально известных снайперов, которые безжалостно расстреливали русских во время чеченской войны. Кое-что обнаружилось в Афганистане. Там погиб американский полковник (самый высокопоставленный офицер, павший на той войне от рук снайпера), причем выстрел произвели с очень большого расстояния, – иначе говоря, стрелок был большим мастером своего дела. Такая же участь постигла одного из старших оперативников ЦРУ в провинции Гильменд. Имя сына открыло для Дженет кое-какие двери. Она много общалась с разведчиками и снайперами из Корпуса морской пехоты, пытаясь выйти на след, но следов не было. Сплошные предположения и никаких доказательств.

– Я чуть было не опустила руки, – сказала она, и Боб понял, что однажды она едва не решилась свести счеты с жизнью. Почему бы и нет, если жить больше незачем?

Но затем она подумала: «Чего мне не хватает? Предметных знаний. Возможно, техническая информация поможет во всем разобраться».

Винтовки. Она нырнула в мир винтовок. Начала со специализированных журналов, читала по семь номеров в месяц, чтобы вникнуть в тему. Мемуары снайперов, романы о снайперах, фильмы про снайперов… Как раз в это время в поп-культуре начали героизировать снайперов, и Дженет внимательно следила за судьбой Криса Кайла и других знаменитых стрелков. Изучила баллистику, устройство винтовок, ходила на занятия по стрельбе…

– Отец моего сына – мы развелись, когда Тому было три года, – дал мне двести тысяч долларов, чтобы платить за все это. Правда, у меня становится все меньше платежеспособных родственников.

Наконец она решила сосредоточиться на конкретном оружии. Судя по словам разведчиков, с которыми она говорила, Джуба и его люди пользовались классическими винтовками Драгунова российского производства. Этой модели было уже полвека, и морпехи знали о ней не понаслышке, сталкиваясь с русской винтовкой по всему миру. Ее первый экземпляр они захватили в 1973 году не без помощи ЦРУ.

– Да, слыхал эту историю, – кивнул Боб.

– Но дело не в винтовке. Дело в патроне.

– Правильно мыслите, – кивнул Боб.

– Сама я никогда бы этого не поняла. Раньше я думала так: берешь какой-нибудь патрон, заряжаешь какую-нибудь винтовку, нажимаешь на спусковой крючок – и все, готово. Но это даже не половина дела. Даже не одна десятая. Столько тонкостей, и я почти со всеми разобралась.

Дженет была целеустремленной женщиной. Ее не остановили даже бесконечные технические подробности, весь этот стрелковый мир с его особенностями, противоречиями, обилием заведомо ложной информации и бессмысленными терминами, настолько произвольными, что ни о каком понимании речи нет: их можно лишь заучить наизусть.

– Оказалось, что самый точный патрон калибра семь шестьдесят два на пятьдесят четыре производился в пятидесятых годах на болгарском оружейном заводе «Арсенал». Это так называемая тяжелая пуля с кончиком желтого цвета. Патроны поставляются в цинках, по триста штук в каждом. Капсюли разъедают металл, так что стрелку нужно тщательно следить за чистотой оружия. Я пришла к выводу, что Джуба пользовался именно такими патронами.

– Хорошие, – согласился Свэггер. Во время службы у него был запас американских «Мэтч Таргет» 7,62 × 54 с завода «Франкфорд арсенал». Всегда выбирай самое лучшее – и винтовку, и патроны, словно от них зависит твоя жизнь, потому что так оно и есть.

– Я решила, что после Багдада ему все равно понадобятся эти боеприпасы. Пришло время выяснить, кто продает болгарские семь шестьдесят два на пятьдесят четыре с тяжелой пулей.

– И вы отправились в Болгарию, да?

– Да. Оказалось, что их больше не производят, да и раньше партии были довольно скромными. Миллион-другой, но никак не десятки миллионов. Патрон высокоточный, поэтому погрешности крайне незначительны, а качество контролировалось самым серьезным образом.

В Софии она вышла на человека с нужными связями и за двадцать пять тысяч долларов получила доступ к государственным архивам, где хранились документы на отгрузку интересующих ее патронов. В 1962 году партия была признана излишней и следующие двадцать лет провела на складе. Когда русские вошли в Афганистан, снайперы тут же оценили качество этих патронов, и почти все они отправились в Советскую армию, после чего полетели в афганских и чеченских моджахедов. Потом наступила эра капитализма, и остатки боеприпасов – около десяти миллионов штук – разошлись по разным странам, где в ходу были «мосинки», магазинные винтовки того же калибра с ручным затвором, созданные еще в царской России. Болгарский патрон 7,62 × 54 идеально подошел к ним. В итоге крупнейшим импортером этих боеприпасов стала южноафриканская фирма «Саут стар» со штаб-квартирой в Элизабеттауне.

– Вы и там побывали?

– Да. К счастью, ЮАР – это еще одна страна, где все продается и покупается. После нескольких фальстартов меня на один вечер допустили до инвентаризационных журналов «Саут стар».

Она достала из портфеля компьютерную распечатку.

Стопка была огромной. Чтобы прочесть все бумаги, потребовалось бы несколько часов, но Дженет уже просмотрела записи и выяснила, что «Саут стар» много лет продает цинки с желтыми точками на боку, указывающими на высочайшее качество боеприпасов.

Раз в три месяца пять тысяч патронов отправлялись по разным адресам, но почти всегда на Ближний Восток. Несколько лет подряд цинки уезжали в Египет, еще пару лет – в Ирак и, наконец, в Южную Сирию.