Идеальная смерть Мияко Сумиды

—Ты уже много раз об этом говорила, — напомнил я,

— У Фуми–нэ модельная внешность и высокий рост. — Мияко посмотрела на, меня. — Она почти с тебя ростом. Какой рост у тебя, Рюсэй?

— Около шести футов[2].

— Значит, твоя сестра пять футов девять дюймов. Немало для девушки.[3]

Я усмехнулся, понимая, что веду себя поидиотски. Мияко не представляла, как близко подобралась к правде о Фуми–нэ.

— Что смешного? — удивилась Мияко.

— Ничего, — покачал головой я. — Ты всегда что думаешь, то и говоришь?

Мияко пожала плечами:

— А это плохо?

— Нет, это твое качество у меня одно из самых любимых, Не меняйся!

Мияко притихла, наверное, смутившись.

— Вот мой дом, — проговорила она, останавливаясь, — Можешь возвращаться.

Я обвел взглядом скромное четырехэтажное здание с белыми стенами. Входные двери жались друг к другу и, вероятно, вели в однокомнатные квартирки.

— Ты одна живешь? — спросил я.

Мияко кивнула:

— Дом моих родителей слишком далеко от кампуса. Мне не хотелось тратить много времени на дорогу.

— Понятно, — буркнул я. — Ну, до завтра. Спокойной ночи, Мияко!

— Спокойной ночи, Рюсэй! за

Мияко улыбнулась и давай подниматься по естнице. Я притворился, что ухожу, но через два шага оглянулся. Мияко смотрела на меня Мы оба расхохотались.

— Иди уж! — крикнула она.

Я помахал ей, сделал восемь шагов и обернулся в последний раз. Мияко входила в квартиру на втором этаже, третью справа. Вдруг номер ее квартиры — двадцать три, такой же, как у студии Фуми?

По пути домой я заглянул в мини–маркет за бутылкой умэсю[4]. Ликер я выпил один в своей комнате. Во время утренней уборки Фуми на верняка увидела бутылку, но, как всегда, не сказала ни слова.

За ликером я размышлял о том, что узнал о Мияко за день. Она плохо рисует, покупает одежду на распродаже в Синдзюку и не любит детей.

Первые робкие шажки на долгом пути. Но если не останавливаться, однажды они при ведут меня к сердцу Мияко Сумиды.





Дорогой Рюсэй!


Как твои дела? Надеюсь, все в порядке.

В это время года в Токио уже начинается листопад. На улице холодно и ветрено, особенно ночью. Одеваешься ты легко, поэтому, пожалуйста, хотя бы шарф повязывай, чтобы не простудиться.

Я в деревне, где выросла моя прабабушка. Ехать я побаивалась: деревня отдаленная, до нее можно добраться только пешком, да и прежде меня в эти края не заносило. Но здесь очень красиво и мирно. Деревня на вершине горы, воздух прохладный и свежий. Жителей немного, семей тридцать, в основном фермеры.

Остановилась я у дальней родственницы, которая открыла здесь медицинскую клинику. Во второй половине дня она дает бесплатные уроки для местных детей. В обмен на кров и питание я взяла на себя часть повседневной работы в этой своеобразной школе. Ученики у нас разные, от шестилеток до подростков, которые либо вот–вот уедут из деревни, либо останутся здесь навсегда.

Мою тетю — я называю ее так, хотя на деле она ближе к кузине, — зовут мисс Суги. Сорокалетняя, незамужняя, она здесь единственный доктор. По слухам, она работала в Токио, в большой университетской больнице. Иногда сюда приезжают волонтеры, в основном студенты университетов, но сейчас мы вдвоем с мисс Суги, потому работы много.

Встаю я в районе пяти утра и занимаю, уборкой. На мне дом, в котором расположена клиника, и соседний, в котором живем мы с мисс Суги. По ее словам, в наш дом при необходимости подселяют больных, хотя сейчас в стационаре никого нет. Еще я готовлю и составляю планы уроков, занимаюсь огородом и домашними животными. У клиники две своих коровы, четыре козы и дюжина цыплят. Представляешь, я научилась доить коров и коз Сперва было тяжеловато, но я привыкла.

Уроки начинаются после обеда, когда большинство учеников возвращаются домой с полей, где помогают своим семьям. Они приходят в полдень, вместе едят, потом делятся на груп: пы и выполняют задания, которые мы им даем.

Я заметила, что по уровню подготовки они на годы отстают от нас в их возрасте. Но мисс Суги говорит, что этого достаточно. Мол, большинство наших учеников проживут всю жизнь в деревне и унаследуют семейные фермы. Кое–кто устроится на фабрики, где нужно лишь начальное образование.

Ученики, мечтающие перебраться в большой город, попадаются редко. Уехавшие родную деревню не навещают. Мисс Суги надеется, это потому, что новая жизнь накрывает с головой, а я опасаюсь, что те люди не могут найти постоянную работу, а вернуться домой ни с чем стыдятся.

Еще я учительствую — веду уроки рисова ния. Помнишь, Фуми–нэ вечно смеялась над моими рисунками? Признаю: таланта твоей старшей сестры у меня нет, но за несколько месяцев она прекрасно меня подготовила. Результат налицо. Кое–что из советов Фуми–нэ я передала своим ученикам. У некоторых из них явные способности к рисованию. Я предложила мисс Суги съездить в город на арт–рынок и продать их работы. Ей моя мысль понравилась, только непонятно, как спустить рисунки с горы. Об этом нужно подумать, но сама возможность интригует.


После окончания уроков клиника затихает. Обычно я занимаюсь уборкой, а мисс Суги готовит ужин. Вечерами мисс Суги вяжет. Она и меня пробовала научить, но я совершенно безнадежна. Интересно, это как–то связано с тем, что я бесталанная художница?

Уже перевалило за полночь, завтра мне рано вставать, так что на этом я закругляюсь. Скоро напишу тебе снова.

Мияко





3 ПОГОЖИМ ИЮЛЬСКИМ ДНЕМ




Черёз год после первой встречи я присутствовал на прощании с Мияко. Когда я приехал, в похоронном бюро уже собралось немало посетителей. Первой из знакомых я увидел Сачико. Она всхлипывала, стиснув белый платочек. Чи подошла к ней и обняла. Глаза у обеих девушек покраснели и опухли от слез. Неподалеку стояли Тоши и Дзин в неудобных черных костюмах. Заметив нас с сестрой, они неловко поклонились, и мы ответили тем же. Странно было видеть их такими серьезными.

— Давай зайдем в зал, — сказал я сестре.

В зале было тесно от посетителей. Одетые в черное, они смотрели на гроб, украшенный гвоздиками и хризантемами. На алтаре стоял обрамленная фотография Мияко. Казалось, снимок взяли со студенческого билета — Мияко на нем не улыбалась.

Вглядываясь в фото, я наконец понял: гибель Мияко я не осознаю, даром что пришел проститься. Для меня она временно отсутствовала, как было последние несколько месяцев.

Девушка на фотографии совершенно не напоминала знакомую мне Мияко. Закрыв глаза, я услышал ее резкий, упрямый голос, ее несдержанный смех. Я вспомнил, как прошлым летом во второй раз позвал ее на свидание.

Мы читали в университетском парке, и Мияко проговорила:

— Те девчонки решили, что у нас свидание. Почему ты ничего им не сказал?

Я оторвался от книги. Мимо шла стайка девушек. Они косились на нас, хихикали, присвистывали. Я узнал в них старшеклассниц из своей школы.

Тем летом на улице было хорошо — свежо и ветрено. Мы решили читать не в библиотеке, как обычно, а в парке. Мияко собрала волосы в пучок простой черной резинкой, но ветер его растрепал. — Они сплетничать начнут, — посетовала Мияко.

— Угу, — промычал я и поднял голову. — Это же классно! Сплошные плюсы, да?

Мияко зацокала языком:

— Потому что меньше девчонок станут тебя доставать?

Я продолжал читать, вернее, делать вид, что читаю, не усваивая ни одного слова на странице.

Подавшись к Мияко, я уловил клубничный аромат: она всегда пользовалась одним и тем же шампунем.

— Ну, что думаешь? — прошептал я. — Эти сплетни следует пресечь?

Мияко отстранилась и пожала плечами:

— Каким образом? Мы побеседуем с каждой из девчонок?

— Нет, я… Я не об этом, — проблеял я.

Мияко заглянула мне в глаза, и у меня снова подскочил пульс. Глубоко вдохнув, я вспомнил признание, которое столько раз проговаривал бессонными ночами. Слова вырвались сами собой…

— Ты мне нравишься, — выпалил я.

Мияко нахмурилась.

— Я хочу встречаться с тобой. Стань моей девушкой! — частил я.

Мияко молча заливалась краской. Ну, это, по крайней мере, лучше, чем безразличие.

— Не смешно, — наконец произнесла Мияко.

— Я и не пытался тебя рассмешить.

Я нервно сглотнул.

Мияко поднялась:

— Довольно, Рюсэй, ты перегнул палку.

— Мияко, настроен я серьезно, и ты это понимаешь.

«Прекрати!» — товорила ее напряженная поза, а я не мог.