Хвост Скорпиона
Часть 19 из 65 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Точно, он.
Сердце Кори забилось быстрее. Она порадовалась, что ее реконструкция так быстро дала результат.
– Как его звали? – спросила она.
– Джим…
Кори ждала.
– А фамилия как? – спросил Уоттс, тоже сгоравший от нетерпения.
Стоуденмайр нахмурился:
– Черт возьми! Забыл. Этот старикашка время от времени наведывался к нам в город. Вечно то одной идеей загорится, то другой, но ничего из этого не выходило. Как-то купил стадо кашмирских коз, а те взяли да и передохли. Потом задумал податься в старьевщики.
– Может, все-таки постараетесь припомнить фамилию?
Стоуденмайр покачал головой:
– Его все звали просто Джим.
Вдруг Кори вспомнила про золотое кольцо с инициалами.
– Фамилия начиналась на букву «Г», – подсказала она.
– «Г»? – переспросил старик. – Джим Г… Джим Гоуэр. Да-да, Джим Гоуэр!
Кори подалась вперед:
– Мистер Стоуденмайр, вы уверены, что это он?
– Еще как уверен! Вылитый старик Джим Гоуэр.
И Стоуденмайр уверенно ткнул ногтем в фотографию.
– Что еще вам известно об этом человеке? – поинтересовался Фонтейн.
– Бедолага кое-как сводил концы с концами на ранчо где-то в районе Хорнады. Земля там суровая. А потом Джим потерял свое ранчо. Время от времени его видели в городе: то бродил пьяный, то в парке на скамейке спал, а иногда пытался продать старые монеты, или наконечники стрел, или еще какое-нибудь ненужное барахло. В общем, неудачник, но безобидный. – Стоуденмайр покачал головой. – Да… Подумал про Джима Гоуэра, и сразу столько воспоминаний нахлынуло!
Тут Уоттс оживился:
– Неподалеку от деревни Магдалена живет один Гоуэр, его Джесси зовут. Молодой парень, то ли писатель, то ли что-то в этом роде. Они с Джимом, случайно, не родственники?
Старик покачал головой:
– Я других Гоуэров в здешних местах не знаю. По-моему, родни у него было мало, если она вообще была.
Когда они ехали обратно в Сокорро, солнце заливало прерию ослепительно-ярким золотистым светом. Казалось, будто холмы объяты пламенем. Закат превратил пустыню в сказочное видение, хотя в любое другое время дня на выжженной равнине, по мнению Кори, любоваться было нечем.
– Что вам известно о Джесси Гоуэре? – спросила она Уоттса.
– Совсем немного. Родился в здешних местах, потом поступил в колледж и уехал. Некоторое время жил в Нью-Йорке, потом вернулся и поселился в фамильном гнезде. Хотел роман написать. Но с тех пор уже десять лет прошло, так что дело, скорее всего, не выгорело.
– Ваша догадка верна, – подтвердил Фонтейн. – Слышал, в прошлом году ему сломали нос в баре в Сан-Антонио, после чего наш писатель провел ночь за решеткой. Полагаю, Гоуэр пристрастился к наркотикам или к алкоголю, а может, и к тому и к другому сразу. Вряд ли от него будет много толку.
– Возможно, – согласилась Кори. – Но раз у них одна фамилия, мы должны с ним встретиться. Завтра утром я не смогу приехать: буду представлять дело на нашем еженедельном собрании. Но во второй половине дня вполне можно к нему съездить, если вам, конечно, удобно.
– Договорились, – ответил Уоттс.
– А я, пожалуй, воздержусь, – покачал головой Фонтейн. – Если слухи не врут, визит к Гоуэру вряд ли будет приятным.
20
Для такого случая Нора надела свой лучший костюм и, войдя в конференц-зал, сразу этому порадовалась. За столами сидели сплошь безупречно ухоженные молодые мужчины и женщины в строгих синих и серых костюмах, начищенной до блеска обуви и с сияющими лицами. Ничего общего с неформальной атмосферой Института археологии, где все ходили в рубашках и джинсах. Оказалось, даже в Нью-Мексико сотрудники ФБР были застегнуты на все пуговицы. У Норы был особый повод радоваться, что ее пригласили на это собрание: недавно, проходя мимо ее кабинета, Вайнграу похвалила ее за плодотворное сотрудничество с органами правопорядка. «То, чем вы занимаетесь, формирует положительный имидж института, и для нас это очень ценно», – сказала она. К тому же пресс-служба института выпустила пресс-релиз о добровольной помощи ФБР, и его перепечатала газета «Альбукерке джорнал». Разумеется, многие детали были опущены, включая золотой крест, название Хай-Лонсам и само тело, и все же статья выставляла институт в выгодном свете.
Нора заняла место в задней части конференц-зала. А между тем сотрудник ФБР по фамилии Лэтроп открыл презентацию в «PowerPoint» о реконструкции внешнего облика по черепу, демонстрируя присутствующим смоделированное лицо покойного.
– Мы использовали метод, описанный Тейлором и Энджелом в книге «Черепно-лицевая идентификация в судебной медицине», – вещал он с напыщенным британским акцентом, стоя рядом с изображением восстановленного лица. – Мы полагаем, что этот способ дает лучшие результаты, чем компьютерное моделирование. Вы со мной согласны, агент Свенсон?
Та коротко кивнула, и Лэтроп принялся листать фотографии:
– Мы установили, что погибший – истощенный мужчина лет пятидесяти, облысевший, однако с частично сохранившимся волосяным покровом, а его кожа преждевременно состарилась оттого, что он годами много времени проводил на открытом солнце. Мы приняли во внимание все эти детали и провели тщательную работу по реконструкции его лица: добавили и морщины, и волосы, и загар. Мы полагаем, что достигли значительного сходства с оригиналом, и тот факт, что мы сумели предварительно установить личность этого мужчины, тому доказательство. – Лэтроп окинул взглядом присутствующих. – У кого есть вопросы?
Руки подняли многие. Лэтроп указал на одного из агентов.
– С этим все ясно, но вы уверены, что это убийство?
Кори хотела было ответить, но Лэтроп перебил ее:
– Наверняка ничего установить не удалось. Во всяком случае, с криминалистической точки зрения.
– Но дело официально открыто? – уточнил еще кто-то.
На этот раз ответила Кори:
– Да, открыто и одобрено старшим специальным агентом.
Потом было задано еще несколько вопросов о тонкостях процесса лицевой реконструкции и о том, каким конкретно образом Лэтроп создал эту модель. Докладчик отвечал самоуверенно и не упускал случая порисоваться, а Кори лишь молча стояла рядом с ним.
– Спасибо, доктор Лэтроп, – довольно-таки резко произнесла она, когда поток вопросов иссяк.
Лэтроп кивнул и вернулся на свое место с довольной улыбкой. Кори продолжила презентацию.
– Вчера мы с шерифом Уоттсом показали фотографию старожилам из Сокорро и его окрестностей, – стала рассказывать она. – Благодаря этому мы предварительно установили личность погибшего. Скорее всего, это некий Джеймс Дулин Гоуэр. Пока нам известно только имя, однако мы намерены подтвердить данную информацию и узнать об этом человеке как можно больше. А теперь позвольте представить доктора Нору Келли, старшего куратора Института археологии Санта-Фе. Доктор Келли извлекла останки из песчаных заносов и изучила артефакт, обнаруженный среди вещей покойного. Вам слово, доктор Келли.
Нора встала и подошла к возвышению возле экрана. Она тоже приготовила небольшую презентацию в «PowerPoint» и запустила ее при помощи пульта, протянутого ей агентом Свенсон. Чтение лекций в институте стало для Норы второй натурой, поэтому вся нервозность, которую она испытывала, стоя перед аудиторией, состоявшей сплошь из правительственных агентов, быстро испарилась.
На экране появился первый слайд: фотография креста на черном бархате. Даже на снимке он буквально светился, и по залу пробежал шепоток.
– Мы с доктором Орландо Чавесом осмотрели крест. Предварительно удалось установить следующее. Крест был изготовлен во времена испанской колонизации Америки, до восстания пуэбло, то есть между тысяча пятьсот девяносто восьмым и тысяча шестьсот восьмидесятым годом. Скорее всего, его родина – Новый Свет, поскольку именно здесь были добыты золото и драгоценные камни, из которых он сделан.
Нора перешла к следующему слайду, с крупным планом бирюзы, украшавшей крест:
– Бирюза была добыта в древней шахте Кальчихюитль в районе холмов Сериллос к югу от Санта-Фе. Это месторождение являлось одним из основных источников бирюзы и в доисторическую эпоху, и в более поздние времена. Обратите внимание на характерный бледно-зеленый оттенок и узор на камне. Происхождение других драгоценных камней отследить сложнее, однако нефрит, по всей вероятности, добыт в Центральной Мексике. Поражает мастерство, с которым выполнен крест. Работа очень тонкая, и, скорее всего, ее выполнил высококвалифицированный ювелир из Мехико. По-видимому, в Нью-Мексико крест привезен испанским католическим священником. Возможно, реликвия принадлежала лично ему.
Нора продемонстрировала следующий слайд:
– На кресте обнаружены необычные отметки о пробе, исследованием которых сейчас занимается мой коллега.
Она завершила презентацию:
– Ну и наконец, поскольку вы все здесь являетесь служителями органов правопорядка, вам будет интересно узнать, что об истории этого артефакта и о том, кто им владел, ничего не известно. Насколько мы знаем, он не входил ни в государственные, ни в частные коллекции, к тому же никто не заявлял о краже подобного предмета. Вот и все, что удалось выяснить на данный момент, но, когда мы разберемся с отметками о пробе, ясности наверняка прибавится. Благодарю за внимание.
Кори шагнула вперед:
– Спасибо, доктор Келли. У кого есть вопросы?
В воздух взлетел десяток рук.
– Сколько стоит этот крест? – спросил один из агентов.
– С исторической точки зрения артефакт редчайший. Я таких никогда не видела.
– А на открытом рынке? Можете назвать сумму?
– Скорее всего, она будет шестизначной.
– Вы говорили про восстание пуэбло. А что это за восстание такое? – поинтересовался еще кто-то.
Нора уже думала о том, насколько исторически подкованной окажется ее аудитория. Окинув взглядом конференц-зал, она поняла, что большинство агентов приехали сюда из других частей страны, поэтому о местной истории имеют очень слабое представление.
– Хороший вопрос, – заметила она. – Позвольте обрисовать для вас исторический контекст. Первые европейцы поселились в Нью-Мексико в тысяча пятьсот девяносто восьмом году, когда сюда прибыл испанский конкистадор дон Хуан де Оньяте вместе с европейскими колонистами и группой проповедников. Эти падре разошлись по всем завоеванным поселениям индейцев-пуэбло на берегах реки Рио-Гранде и построили миссионерские церкви. И разумеется, им требовалась церковная утварь: кресты, колокола, чаши, статуи Девы Марии и так далее. Многие мастерские в Мехико изготавливали один священный предмет за другим, чтобы поставлять их церквям на северных границах колонизированных земель. Поскольку золото, серебро и драгоценные камни текли из месторождений рекой, некоторые из этих религиозных артефактов поражали воображение. Их вывозили из Мехико и распределяли среди церквей Нью-Мексико. Мы полагаем, что то же самое произошло с данным крестом. На нем видны заметные следы потертости, поэтому мы думаем, что падре носил его при себе, а не выставил в церкви. В тысяча шестьсот восьмидесятом году индейцы подняли восстание, убив четыреста переселенцев и десятки священников и изгнав остальных испанцев из Нью-Мексико. Это и есть восстание пуэбло. Затем индейцы-пуэбло поставили себе цель уничтожить все следы испанского владычества. Рушили дома, жгли церкви, ломали кресты, разбивали статуи на мелкие осколки. Все крещеные проходили ритуальный обряд очищения. Если супружескую пару венчал падре, брак объявлялся недействительным. Вот почему сейчас так редко встречаются предметы, пережившие эту опасную для них эпоху, – и особенно золотые.
– Почему «особенно золотые»? – уточнил кто-то из агентов.
– Индейцы-пуэбло считали золото прóклятым металлом, поскольку из-за него испанцы сходили с ума. К тому же именно из-за золота множество индейцев были отправлены на принудительные работы в рудники. Говорят, пуэбло завалили камнями и замаскировали все входы в шахты, чтобы испанцы не смогли снова их открыть, даже если они вернутся. В тысяча шестьсот девяносто втором году испанцы действительно вернулись, и, насколько нам известно, некоторые из «спрятанных» шахт не обнаружены по сей день.
Собравшиеся в зале заметно оживились, проявляя немалый интерес. «Золото, – подумала Нора. – Это волшебное слово».
– Тогда откуда в тысяча девятьсот сорок пятом году у того человека оказался этот крест?
Сердце Кори забилось быстрее. Она порадовалась, что ее реконструкция так быстро дала результат.
– Как его звали? – спросила она.
– Джим…
Кори ждала.
– А фамилия как? – спросил Уоттс, тоже сгоравший от нетерпения.
Стоуденмайр нахмурился:
– Черт возьми! Забыл. Этот старикашка время от времени наведывался к нам в город. Вечно то одной идеей загорится, то другой, но ничего из этого не выходило. Как-то купил стадо кашмирских коз, а те взяли да и передохли. Потом задумал податься в старьевщики.
– Может, все-таки постараетесь припомнить фамилию?
Стоуденмайр покачал головой:
– Его все звали просто Джим.
Вдруг Кори вспомнила про золотое кольцо с инициалами.
– Фамилия начиналась на букву «Г», – подсказала она.
– «Г»? – переспросил старик. – Джим Г… Джим Гоуэр. Да-да, Джим Гоуэр!
Кори подалась вперед:
– Мистер Стоуденмайр, вы уверены, что это он?
– Еще как уверен! Вылитый старик Джим Гоуэр.
И Стоуденмайр уверенно ткнул ногтем в фотографию.
– Что еще вам известно об этом человеке? – поинтересовался Фонтейн.
– Бедолага кое-как сводил концы с концами на ранчо где-то в районе Хорнады. Земля там суровая. А потом Джим потерял свое ранчо. Время от времени его видели в городе: то бродил пьяный, то в парке на скамейке спал, а иногда пытался продать старые монеты, или наконечники стрел, или еще какое-нибудь ненужное барахло. В общем, неудачник, но безобидный. – Стоуденмайр покачал головой. – Да… Подумал про Джима Гоуэра, и сразу столько воспоминаний нахлынуло!
Тут Уоттс оживился:
– Неподалеку от деревни Магдалена живет один Гоуэр, его Джесси зовут. Молодой парень, то ли писатель, то ли что-то в этом роде. Они с Джимом, случайно, не родственники?
Старик покачал головой:
– Я других Гоуэров в здешних местах не знаю. По-моему, родни у него было мало, если она вообще была.
Когда они ехали обратно в Сокорро, солнце заливало прерию ослепительно-ярким золотистым светом. Казалось, будто холмы объяты пламенем. Закат превратил пустыню в сказочное видение, хотя в любое другое время дня на выжженной равнине, по мнению Кори, любоваться было нечем.
– Что вам известно о Джесси Гоуэре? – спросила она Уоттса.
– Совсем немного. Родился в здешних местах, потом поступил в колледж и уехал. Некоторое время жил в Нью-Йорке, потом вернулся и поселился в фамильном гнезде. Хотел роман написать. Но с тех пор уже десять лет прошло, так что дело, скорее всего, не выгорело.
– Ваша догадка верна, – подтвердил Фонтейн. – Слышал, в прошлом году ему сломали нос в баре в Сан-Антонио, после чего наш писатель провел ночь за решеткой. Полагаю, Гоуэр пристрастился к наркотикам или к алкоголю, а может, и к тому и к другому сразу. Вряд ли от него будет много толку.
– Возможно, – согласилась Кори. – Но раз у них одна фамилия, мы должны с ним встретиться. Завтра утром я не смогу приехать: буду представлять дело на нашем еженедельном собрании. Но во второй половине дня вполне можно к нему съездить, если вам, конечно, удобно.
– Договорились, – ответил Уоттс.
– А я, пожалуй, воздержусь, – покачал головой Фонтейн. – Если слухи не врут, визит к Гоуэру вряд ли будет приятным.
20
Для такого случая Нора надела свой лучший костюм и, войдя в конференц-зал, сразу этому порадовалась. За столами сидели сплошь безупречно ухоженные молодые мужчины и женщины в строгих синих и серых костюмах, начищенной до блеска обуви и с сияющими лицами. Ничего общего с неформальной атмосферой Института археологии, где все ходили в рубашках и джинсах. Оказалось, даже в Нью-Мексико сотрудники ФБР были застегнуты на все пуговицы. У Норы был особый повод радоваться, что ее пригласили на это собрание: недавно, проходя мимо ее кабинета, Вайнграу похвалила ее за плодотворное сотрудничество с органами правопорядка. «То, чем вы занимаетесь, формирует положительный имидж института, и для нас это очень ценно», – сказала она. К тому же пресс-служба института выпустила пресс-релиз о добровольной помощи ФБР, и его перепечатала газета «Альбукерке джорнал». Разумеется, многие детали были опущены, включая золотой крест, название Хай-Лонсам и само тело, и все же статья выставляла институт в выгодном свете.
Нора заняла место в задней части конференц-зала. А между тем сотрудник ФБР по фамилии Лэтроп открыл презентацию в «PowerPoint» о реконструкции внешнего облика по черепу, демонстрируя присутствующим смоделированное лицо покойного.
– Мы использовали метод, описанный Тейлором и Энджелом в книге «Черепно-лицевая идентификация в судебной медицине», – вещал он с напыщенным британским акцентом, стоя рядом с изображением восстановленного лица. – Мы полагаем, что этот способ дает лучшие результаты, чем компьютерное моделирование. Вы со мной согласны, агент Свенсон?
Та коротко кивнула, и Лэтроп принялся листать фотографии:
– Мы установили, что погибший – истощенный мужчина лет пятидесяти, облысевший, однако с частично сохранившимся волосяным покровом, а его кожа преждевременно состарилась оттого, что он годами много времени проводил на открытом солнце. Мы приняли во внимание все эти детали и провели тщательную работу по реконструкции его лица: добавили и морщины, и волосы, и загар. Мы полагаем, что достигли значительного сходства с оригиналом, и тот факт, что мы сумели предварительно установить личность этого мужчины, тому доказательство. – Лэтроп окинул взглядом присутствующих. – У кого есть вопросы?
Руки подняли многие. Лэтроп указал на одного из агентов.
– С этим все ясно, но вы уверены, что это убийство?
Кори хотела было ответить, но Лэтроп перебил ее:
– Наверняка ничего установить не удалось. Во всяком случае, с криминалистической точки зрения.
– Но дело официально открыто? – уточнил еще кто-то.
На этот раз ответила Кори:
– Да, открыто и одобрено старшим специальным агентом.
Потом было задано еще несколько вопросов о тонкостях процесса лицевой реконструкции и о том, каким конкретно образом Лэтроп создал эту модель. Докладчик отвечал самоуверенно и не упускал случая порисоваться, а Кори лишь молча стояла рядом с ним.
– Спасибо, доктор Лэтроп, – довольно-таки резко произнесла она, когда поток вопросов иссяк.
Лэтроп кивнул и вернулся на свое место с довольной улыбкой. Кори продолжила презентацию.
– Вчера мы с шерифом Уоттсом показали фотографию старожилам из Сокорро и его окрестностей, – стала рассказывать она. – Благодаря этому мы предварительно установили личность погибшего. Скорее всего, это некий Джеймс Дулин Гоуэр. Пока нам известно только имя, однако мы намерены подтвердить данную информацию и узнать об этом человеке как можно больше. А теперь позвольте представить доктора Нору Келли, старшего куратора Института археологии Санта-Фе. Доктор Келли извлекла останки из песчаных заносов и изучила артефакт, обнаруженный среди вещей покойного. Вам слово, доктор Келли.
Нора встала и подошла к возвышению возле экрана. Она тоже приготовила небольшую презентацию в «PowerPoint» и запустила ее при помощи пульта, протянутого ей агентом Свенсон. Чтение лекций в институте стало для Норы второй натурой, поэтому вся нервозность, которую она испытывала, стоя перед аудиторией, состоявшей сплошь из правительственных агентов, быстро испарилась.
На экране появился первый слайд: фотография креста на черном бархате. Даже на снимке он буквально светился, и по залу пробежал шепоток.
– Мы с доктором Орландо Чавесом осмотрели крест. Предварительно удалось установить следующее. Крест был изготовлен во времена испанской колонизации Америки, до восстания пуэбло, то есть между тысяча пятьсот девяносто восьмым и тысяча шестьсот восьмидесятым годом. Скорее всего, его родина – Новый Свет, поскольку именно здесь были добыты золото и драгоценные камни, из которых он сделан.
Нора перешла к следующему слайду, с крупным планом бирюзы, украшавшей крест:
– Бирюза была добыта в древней шахте Кальчихюитль в районе холмов Сериллос к югу от Санта-Фе. Это месторождение являлось одним из основных источников бирюзы и в доисторическую эпоху, и в более поздние времена. Обратите внимание на характерный бледно-зеленый оттенок и узор на камне. Происхождение других драгоценных камней отследить сложнее, однако нефрит, по всей вероятности, добыт в Центральной Мексике. Поражает мастерство, с которым выполнен крест. Работа очень тонкая, и, скорее всего, ее выполнил высококвалифицированный ювелир из Мехико. По-видимому, в Нью-Мексико крест привезен испанским католическим священником. Возможно, реликвия принадлежала лично ему.
Нора продемонстрировала следующий слайд:
– На кресте обнаружены необычные отметки о пробе, исследованием которых сейчас занимается мой коллега.
Она завершила презентацию:
– Ну и наконец, поскольку вы все здесь являетесь служителями органов правопорядка, вам будет интересно узнать, что об истории этого артефакта и о том, кто им владел, ничего не известно. Насколько мы знаем, он не входил ни в государственные, ни в частные коллекции, к тому же никто не заявлял о краже подобного предмета. Вот и все, что удалось выяснить на данный момент, но, когда мы разберемся с отметками о пробе, ясности наверняка прибавится. Благодарю за внимание.
Кори шагнула вперед:
– Спасибо, доктор Келли. У кого есть вопросы?
В воздух взлетел десяток рук.
– Сколько стоит этот крест? – спросил один из агентов.
– С исторической точки зрения артефакт редчайший. Я таких никогда не видела.
– А на открытом рынке? Можете назвать сумму?
– Скорее всего, она будет шестизначной.
– Вы говорили про восстание пуэбло. А что это за восстание такое? – поинтересовался еще кто-то.
Нора уже думала о том, насколько исторически подкованной окажется ее аудитория. Окинув взглядом конференц-зал, она поняла, что большинство агентов приехали сюда из других частей страны, поэтому о местной истории имеют очень слабое представление.
– Хороший вопрос, – заметила она. – Позвольте обрисовать для вас исторический контекст. Первые европейцы поселились в Нью-Мексико в тысяча пятьсот девяносто восьмом году, когда сюда прибыл испанский конкистадор дон Хуан де Оньяте вместе с европейскими колонистами и группой проповедников. Эти падре разошлись по всем завоеванным поселениям индейцев-пуэбло на берегах реки Рио-Гранде и построили миссионерские церкви. И разумеется, им требовалась церковная утварь: кресты, колокола, чаши, статуи Девы Марии и так далее. Многие мастерские в Мехико изготавливали один священный предмет за другим, чтобы поставлять их церквям на северных границах колонизированных земель. Поскольку золото, серебро и драгоценные камни текли из месторождений рекой, некоторые из этих религиозных артефактов поражали воображение. Их вывозили из Мехико и распределяли среди церквей Нью-Мексико. Мы полагаем, что то же самое произошло с данным крестом. На нем видны заметные следы потертости, поэтому мы думаем, что падре носил его при себе, а не выставил в церкви. В тысяча шестьсот восьмидесятом году индейцы подняли восстание, убив четыреста переселенцев и десятки священников и изгнав остальных испанцев из Нью-Мексико. Это и есть восстание пуэбло. Затем индейцы-пуэбло поставили себе цель уничтожить все следы испанского владычества. Рушили дома, жгли церкви, ломали кресты, разбивали статуи на мелкие осколки. Все крещеные проходили ритуальный обряд очищения. Если супружескую пару венчал падре, брак объявлялся недействительным. Вот почему сейчас так редко встречаются предметы, пережившие эту опасную для них эпоху, – и особенно золотые.
– Почему «особенно золотые»? – уточнил кто-то из агентов.
– Индейцы-пуэбло считали золото прóклятым металлом, поскольку из-за него испанцы сходили с ума. К тому же именно из-за золота множество индейцев были отправлены на принудительные работы в рудники. Говорят, пуэбло завалили камнями и замаскировали все входы в шахты, чтобы испанцы не смогли снова их открыть, даже если они вернутся. В тысяча шестьсот девяносто втором году испанцы действительно вернулись, и, насколько нам известно, некоторые из «спрятанных» шахт не обнаружены по сей день.
Собравшиеся в зале заметно оживились, проявляя немалый интерес. «Золото, – подумала Нора. – Это волшебное слово».
– Тогда откуда в тысяча девятьсот сорок пятом году у того человека оказался этот крест?