Хроники Ликтора. Том первый

Спустя мгновение в палату ввалилась помятая Эбберт. Видимо, за последние три дня дома она не появлялась.

– Здравствуй, Лина, – я встретил её улыбкой. – Какие новости?

– Мой начальник чуть не погиб от непереносимости Экситейтеров. Его похитителя и по совместительству последнего подозреваемого я поджарила тазером до хрустящей корочки, а последняя улика – колба с концентратом, была разбита на месте преступления, – устало улыбнулась Эбберт в ответ. – В остальном все просто великолепно!

– Не нужно было лететь туда сломя голову. Да и вообще, как вы с Киром в принципе там оказались?

– Это я попросила Максимофа следить за Брейдером. Привет, кстати, дорогой покойничек, – как всегда через ПАДС встряла Гера. – И что значит не нужно? Кто бы тебя тогда спасал? Илон, мать его?

– Отряд стражей, например, – навскидку предположил я.

– Помимо того, что Кир твой друг, он еще и единственный оперативник в поле, который смог бы быстрее всего добраться до тебя со стражами подмышкой!

– Они же не боевые, а поисковые! – парировал я. – Если б те клоуны были посерьёзнее, то Кир и Лина погибли бы!

– А если они бы не примчались, подох бы ты!

– Ну, и невелика потеря. – Хмыкнул я.

– Ох… – Аналитик еле сдержала словцо покрепче. – Лина, можешь отвесить ему смачную такую затрещину?

– Думаю, врач не одобрит подобную физиотерапию, – устало молвила Эбберт.

– Короче, на сегодня хватит с меня Ликторов. Просто пойду передам всем, что ты жив. Оказывается, многим на тебя не плевать, представляешь? – зашипев, динамик резко умолк.

– Все вдруг стали какими-то дёрганными, – вздохнул я. – Тебя, однако, могу успокоить по поводу Брейдера. Технически ты стреляла в уже мертвого человека. Я убил его раньше. Своим куревом.

– Кенши рассказывал про «целительные» свойства вашего библейского портсигара, но я решила, что это просто шутка. Может, всё же расскажете поподробнее?

Я долго молчал, не решаясь начать, но последние слова доктора Харады таки возымели свой эффект.

– Мои родители состояли в одной радикальной организации под названием Анти–Х (Анти–Экс). Когда мне было четыре года, их обвинили в экотерроризме и упрятали в Гикопроторий. Как мне после рассказывал дед – небезосновательно. Организация, в которой состояли мои предки, давно желала смерти одного влиятельного члена Политбюро, и задание доверили моему отцу. Папа долго наблюдал за тем партийцем и в итоге разузнал, что тот обожает старинные приблуды, – я постучал пальцем по томику, лежащему рядом. – Табак этих сигарет пропитали Экситейторным ядом–нейтрализатором и, засунув папиросы в красивенький резной футляр, подарили сей рудимент тому самому партийцу на одном из съездов.

– Значит, член Политбюро, искушённый старинной смертельной реликвией, решил распробовать эти папиросы и умер так же, как Брейдер? – пыталась Лина собрать пазл в своей голове.

– Возможно. Точно не знаю. Уже в более зрелом возрасте я пытался откопать хоть какую-то информацию, но ничего даже отдалённо похожего не нашёл. Лишь когда мне стукнуло шестнадцать лет, мой дедушка сознался, что, испугавшись за моё будущее, заложил моих родителей Партии в обмен на то, что мне позволят жить среди обычных граждан, закрыв глаза на Экситейторную непереносимость. И Партия сдержала слово. Я никогда не нарушал второй пункт Резолюции, так как в графе индивидуального курса принятия Экситейторов у меня стоит прочерк. Лишь изредка добавляется один элемент: сигареты. Те самые папиросы, что когда-то были созданы для убийства, в моем случае превратились в панацею, при надобности нейтрализующую любой Экситейтор в моей крови.

– Звучит чересчур невероятно! – слушала Эбберт с разинутым ртом. – Настолько, что с трудом укладывается в голове.

– Отчего же? Слишком сложно поверить, что Партии на нас не плевать? – усмехнулся я. – Просто дело в том, что люди у власти наконец осознали, главный ресурс это мы – Граждане. И разбрасываться нами не стоит! Теперь всё общество заточено на это. С концепцией «Важен каждый» – наш род обречён на процветание. Вот так всё просто оказалось: «Следи за чистотой, среды в которой живешь, порождай новое поколение в среде комфортной для них, а не для себя. Важно не количество, а качество жизни. Существование должно быть полезным или хотя бы не обременяющим общество». Но даже в такой простой схеме находились еретики. Небезызвестные члены Анти–Х, боровшиеся с политикой Партии, выступали против принудительного использования Экситейторов. В чём-то их можно понять, ведь многие, как и мои родители, хотели, чтобы граждане имели свободу выбора, но, как ты знаешь из истории, их затея заранее была обречена на провал. В итоге взрастить безэкситейтерное поколение у Анти–Х не вышло, и тогда они решили: «Хотя бы наши дети будут свободны!», – легкие неприятно сдавило, но я уже не мог остановиться, лишь больше повышая голос. – А чего же хотел я?! Меня заведомо обрекли на «свободу», тем самым лишь изувечив судьбу! – уже откровенно кричал я на Лину. – Мой сын погиб! Умер из-за того, что Экситейторы уже были не в состоянии справиться с поломанной ДНК отца! Я обрёк своего ребёнка на смерть лишь потому, что породил поколение в среде для него непригодной! Потому что благодаря матери и отцу у меня имеется чёртова свобода выбора! И я выбрал неверно!

Тяжело дыша, я сидел с раскрасневшейся рожей, пытаясь вернуть легким спокойствие. Таких откровений Лина вряд ли ожидала, да и если честно, на меня это было не похоже. Наученный горьким опытом, я твердо знал, что не следует рассказывать о своих самых потаённых страхах женщине, даже если ты от неё без ума. Она, конечно же, поддержит тебя, но в момент злости или ярости непременно достанет все твои скелеты из шкафа и виртуозно сыграет на их костях. С Эбберт мы и вовсе знакомы пару дней. Конечно, если считать те, что я провёл в сознании.

Однако на душе всё же стало легче. Словно лопнул гнойник, и вся зловонная жижа, что отравляла изнутри, хлынула наружу. Хотя, возможно, во всем виноваты препараты, впитываемые в данный момент моим Сатусом.

– Я и не подозревала, что вам приходится столь трудно, – почти прошептала Эбберт, едва придя в себя. – В любом случае, соболезную насчёт вашего сына Семёна. Я начала подозревать еще у квартиры Анны Шиловой, а из диалога с Зоей и вовсе всё встало на свои места. Однако, решила ничего у вас не спрашивать. Была уверена, что не ответите, разве что отшутитесь.

– Я бы и сейчас душил тебя сарказмом, но, видимо, капельница со всякой медицинской дрянью странно на меня влияет.

– Понимаю, правда, – очень быстро закивала в ответ кадет. – Просто знайте, я очень ценю то доверие что вы мне оказали. Постараюсь умерить своё любопытство и больше не лезть к вам в душу, покуда сами не попросите.

– Что ж, с этим я как-нибудь справлюсь, – нервно усмехнулся я, пытаясь замять неловкую тему. – Что там по нашему делу?

– Без Брейдера и концентрата нам Сольницкого не взять, – охотно подыграла мне Эбберт. – Дело встало, по сути. Капитан сказал, что пока вы не восстановитесь, я работаю с Киром.

– Ясно. Тогда отправляйся домой и хорошенько выспись, – напутствовал я. – Когда будете ползать с ним по притонам, времени клевать носом не будет.

– Просто обидно, что концентрата больше не осталось, и Сольницкий ускользнёт от ответственности, – кадет безрезультатно пыталась подавить растущий зевок. – Не знаю отчего, но я до конца верила, что вы всё же как-то перехитрили, обманули эту Брейдеровскую груду мяса.

– Чересчур много надежд возлагаешь на самодурного пьяницу, – отшутился я. – Этот бой я проиграл, Лина. Увы.

– Я видела другого парня – на победителя он совсем не смахивал, – хитро щурясь, улыбнулась кадет. – Так что быстрее поправляйтесь, сэр. Невежливо заставлять Исполнительного директора ДС ждать.

– Спать иди, – фыркнул я в ответ. – Еще рано сбрасывать меня со счетов.

– Знакомство с вами произведет на Александра Сольницкого неизгладимое впечатление, – довольно закивала Эбберт. – В этом я уверена.

Помахав на прощание, Лина удалилась, оставив меня наедине с крамольными мыслями.






Глава 19. Два старика




Выпроводив сонную девчушку, я, насколько позволяло полулежачее положение, полностью откинулся к изголовью медицинской койки. Окон вокруг не наблюдалось, лишь прикроватные голографические часики давали понять, что сейчас далеко за полночь. Самое правильное было бы войти в объятья сна, однако его не наблюдалось ни в одном глазу. Да и откуда ж ему взяться, если за эти три дня я отоспался, пожалуй, на месяц вперёд?

Илон его знает, сколько времени я так просидел, втыкая в мерцающий циферблат, хотя по логике вещей должен был знать это время абсолютно точно, вплоть до секунд. Видимо, мозг еще не до конца сбросил состояние анабиоза, беспечно позволив разуму гулять где ему вздумается.

– Пациент Ильин, к вам посетитель, – вырвал меня из состояния дремо́ты томный женский голос из скрытых динамиков.

Встречать мутное пятно, пожалуй, было невежливо, поэтому чтобы стереть сонную дымку с глаз, я наскоро принялся массировать веки, покуда в дверь не постучали.

– Привет, Ромка! – весело крикнула седая морщинистая голова, протиснувшаяся между дверью и косяком. – Живёхонек?

– Здравствуй, дедуль! – откликнулся я белозубому загорелому старику. – Твоими молитвами! Хотя, скорее всего, ты и эту ношу делегировал партийным подчинённым.

Будучи не просто партийцем, а членом самого Политбюро, отец моей матери был мне единственным живым родственником и, судя по пружинистой походке, имел все шансы пережить и меня.

– Так, а какой пароль от ГОЛОНЕТа? – поинтересовался старший Ильин, усевшись напротив.

Вскинув запястье, дед активировал свой ПАДС. Но не ту допотопную махину, которой пользовались сотрудники Эфеса, а более компактное и эргономичное устройство, видимо, специально разработанное для важных членов Партии.

– Дед, ты в реанимации, – фыркнул я.

– Пишется слитно и без верхнего регистра? – оскалился в озорной улыбке седой родственничек. – Ладно, обойдемся без пароля.

Ореол его правого глаза вдруг загорелся мягким синим цветом.

– Ты чего пришел-то? Внука проведать или расспросить про таинственный концентрат? – минуя любезности, спросил я в лоб.

– Я редко тебя вижу, и, если представляется случай встретиться, пусть даже по работе, не упускать ведь такой шанс? – лихо подмигнул мне дед. – Выглядишь вполне себе живым. Что уже замечательно, учитывая нападение той махины с тумбами вместо рук.

– Имеешь в виду Брейдера? Так он мёртв. Сигареты доконали его.

– Я знаю, милок, знаю. Читал отчеты вскрытия. Знатно, конечно, тот голубчик набедокурил.

– Не надо мне этого дерьма! – отмахнулся я. – Ты прекрасно знаешь, почему он пошёл на это! Потому что вас испугался! Если бы Партия вмешалась раньше – я бы тут не лежал.

– Возникло внутреннее недопонимание, – кивнул дед, согласившись со мной. – Более мелкие структуры Партии пожелали скрыть от Политбюро утечку концентрата на улицу. Кадровые вопросы. Виновные уже наказаны.

– Наказаны, потому что у них ничего не вышло, и я выжил? – гневно усмехнулся я.

– Интерпретация довольно грубая, но в общем-то да. Ты прав, – виновато поджав губы, заключил Дед. – Однако, Политбюро сверх обеспокоено тем, что натворил Глава ДС. И речь уже не о концентрате.

– Конечно, речь не о концентрате, ведь колб больше нет, и Партийные задницы прикрыты, не так ли? – продолжал я гневаться.

– Нет, Ром всё не так, – дед начинал потихоньку раздражаться.

– Да? Тогда объясни мне, родственничек, в чем разница между замалчиванием Партией про концентрат и сокрытием улик тем же Брейдером?

– Разница в том, что в каждой системе нужны лазейки, чтобы хорошие люди находили выход. Концентрат производится неспроста. Его дают малой части тех осужденных людей, что во многом положительно влияла на общество до своих преступлений. Банда Гочи же, курируемая Брейдером, несла только вред и за это жестоко поплатилась.

– То есть, по мнению Партии хорошим людям вроде Сольницкого нарушать закон можно, а отбросам вроде Гочи воспрещено. Не справедливо как-то, – всё еще возмущался я.

– Мир несправедлив, Ром. Но лучше пусть привилегии достаются тем, кто наиболее полезен обществу, чем тому, у кого просто есть сила, власть или богатство. В этом плане всё справедливо – больше отдаёшь, больше получаешь. – Дед развел руки так, словно сказал то, что само собой разумелось. – Однако насчет Сольницкого ты прав. Поэтому я и здесь. Политбюро вынесло главе ДС негласный вотум недоверия.

– И что с того? – осторожно посмеивался я, держась за эластичную повязку, сдавливающую мой торс. – Ни показаний, ни улик на Сольницкого нет. Вряд ли в нём взыграет совесть, и он придёт сдаваться сам.

– Улики уже в твоей системе АЙБОЛИД, – глаз, горевший всё это время, вдруг потух, видимо, закончив передачу данных. – Всевозможные аудиозаписи приказов и переговоров Сольницкого, а также сюрприз лично от меня – сохранённая ранее запись видеопотока, на котором запечатлены убийства тех самых двадцати Граждан с прямыми комментариями и указаниями Директора ДС. Этот видеоролик будет ждать тебя на его личной панели доступа.

– Он, что же, не удалил запись после всей шумихи?

– Удалил, но, когда ты ворвёшься с проверкой, эта запись окажется там, словно никуда и не пропадала.

– Ты же понимаешь, что после такого вам придется искать нового Главу Дотационной Службы?

– Уже занимаемся этим. За те пару недель, что ты будешь восстанавливаться, Партия уже решит все кадровые вопросы и подготовится к любым возможным нападкам прессы.

– Даже из этой ситуации, я уверен, вы сможете извлечь выгоду. – Фыркнул я.

– Если ты про выгоду для города – безусловно, – кивнул дед, обнажая в улыбке чересчур белые зубы. – И раз основные вопросы мы утрясли, у нас есть пару минут пообщаться, пока я не ушёл. Насчёт Семёна… прости, что пропустил креомацию.

– Не нужно, – резко отсёк я дальнейшее соплежуйство. – Если время еще осталось, то лучше провести его с пользой. Верно говорю, дед?