Книги Мертвых

Реальных фантомов и сказочных существ, которые в светлое время суток прятались в кустах, за камнями и деревьями, в этом мире имелось куда больше, чем смогли бы навыдумывать двадцать поколений крестьян на нашей далекой родине. И все эти твари гуртовались вокруг Тобо, словно он был для них вроде ночного мессии. Или, возможно, вроде забавной ручной зверушки.

Бум! Бум! Придется-таки самому вылезать из постели.

Путь до двери показался мне долгим и трудным.

Бум! Бум!

– Ну же, Костоправ, проснись!

Дверь распахнулась внутрь, впуская незваного гостя. Легок на помине.

– Тобо…

– Разве ты не слышал, как поет баобас?

– Я слышал шум. Твои приятели вечно поднимают гвалт из-за всякой ерунды. Я уже перестал обращать на него внимание.

– Когда поет баобас, это означает, что кто-то вскоре умрет. И еще с плато весь день дул холодный ветер, Большеух и Золотоглазый страшно нервничали, и… Это Одноглазый, господин. Я только что зашел к нему поболтать, а его, похоже, хватил очередной удар.

– Твою же мать! Дай только сумку прихватить.

Одноглазого хватил удар. Ничего удивительного. Старый хрыч уже много лет пытается втихаря улизнуть на тот свет. Жизнь почти потеряла для него смысл, с тех пор как не стало Гоблина.

– Быстрее!

Парнишка любит старого греховодника. Иногда мне кажется, Тобо хочет стать кем-то вроде Одноглазого, когда вырастет. И вообще, похоже, он уважает всех, кроме собственной матери, хотя трения между ними слабеют по мере его взросления. С тех пор как я воскрес, он заметно возмужал.

– Тороплюсь как только могу, господин. Это тело уже не такое шустрое, как в свои золотые деньки.

– Врачу – исцелися сам.

– Уж поверь, парень, я бы так и поступил, кабы мог. Будь на то моя воля, оставался бы двадцатитрехлетним до конца жизни. То есть еще тысячи три лет.

– Тот ветер с плато… Он встревожил и дядюшку.

– Доя вечно что-то тревожит. А что говорит твой отец?

– Они с мамой все еще в Хань-Фи, поехали к шри Сантараксите.

В свои юные двадцать лет Тобо уже самый могущественный чародей в здешних краях. Госпожа говорит, что когда-нибудь он сравняется с ней, какой она была в пору своего могущества. Аж жуть берет. Но пока у него еще есть родители, которых он называет папой и мамой. Есть друзья, к которым он относится как к людям, а не как к вещам. И с учителями обходится уважительно, не пожирает их, просто чтобы доказать свое превосходство. Мать хорошо его воспитала, даром что ей приходилось этим заниматься среди солдат Черного Отряда. И преодолевая его природный бунтарский дух. Надеюсь, он останется достойным человеком, даже когда достигнет вершины колдовского мастерства.

Моя жена не верит, что такое возможно. В оценке характеров она пессимистка. Уверена, что власть развратит любого. Но судить она может лишь по собственному жизненному опыту. И во всем видит исключительно мрачную сторону. Тем не менее она остается одним из учителей Тобо. Потому что при всем своем пессимизме сохранила глупую романтическую жилку, которая и привела ее сюда вместе со мной.

Я и не пытаюсь поспевать за парнем. Время, несомненно, сделало меня медлительным. И напоминает болью о тысячах миль, которые мое ныне одряхлевшее тело прошагало на своем веку. И еще время наградило меня стариковским талантом уклоняться от темы.

Парень непрерывно трещал о черных гончих, фиях, хобах, хобайях и прочих ночных существах, которых я никогда не видел. Что меня вполне устраивало. Те немногие, вертевшиеся вокруг него и попадавшиеся мне на глаза, все оказались уродливыми, вонючими, раздражительными и слишком охочими до близости с людьми любого пола и любой сексуальной ориентации. Дети Смерти утверждали, что уступать их домогательствам не стоит. Пока что дисциплина держалась.

Вечер выдался холодный. Над головой висели обе луны, Малыш – в фазе полнолуния. В совершенно безоблачном небе кружила сова, которой не давало покоя нечто вроде стаи летающих по ночам грачей. В свою очередь, за одним из грачей носилась черная птаха помельче, то и дело клевала его в хвост, словно наказывала за нарушение каких-то птичьих законов. Или просто из вредности, как поступила бы моя свояченица.

Скорее всего, никто из этих летунов не был настоящей птицей.

Над ближайшим домом навис кто-то огромный – пофыркал и побрел прочь. Мне удалось разглядеть нечто похожее на голову гигантской утки. Первый из завоевавших эти земли Хозяев Теней отличался зловещим чувством юмора. А это большое, медлительное и смешное существо было убийцей. Компания самых опасных его коллег включала гигантского бобра, восьминогого крокодила с парой рук и многочисленные чудовищные вариации на тему домашнего скота, многие из которых днем отсиживались в подводных логовах.

Самых кошмарных существ сотворил безымянный Хозяин Теней, которого теперь называют Первым или Повелителем Времени. Сырьем ему послужили Тени с плато Блистающих Камней, известном в Хсиене как Обитель Неприкаянных Мертвецов. И вполне логично, что сам Хсиен называют страной Неизвестных Теней.

Ночную тишину разорвал долгий львиный рев. Это, наверное, Большеух или его сестричка Кошка Сит. Когда я подошел к жилищу Одноглазого, подали голос и черные гончие.

Дому Одноглазого едва исполнился год. Его построили друзья коротышки, когда возводили жилье для себя. До этого Одноглазый и его подружка Гота, бабушка Тобо, ютились в уродливой и вонючей хижине из обмазанных глиной прутьев. Новый же дом был сложен из камней на цементной стяжке, имел отличную тростниковую крышу и четыре большие комнаты, в одной из которых стоял замаскированный самогонный аппарат. Пусть даже Одноглазый стал слишком дряхлым, чтобы застолбить себе местечко на здешнем черном рынке, но я уверен: он будет гнать самогон до того самого дня, когда душа покинет его сморщенную плоть. Упорства ему не занимать.

Гота содержала дом в идеальном порядке, прибегнув к древнему методу: она взвалила всю домашнюю работу на свою дочку Сари. Гота, которую наши ветераны все еще называли бабушкой Тролль, так же сильно одряхлела, как и Одноглазый, разделяя при этом его страсть к крепкому пойлу. Когда Одноглазому придет время врезать дуба, он небось прихватит на тот свет бутылочку крепкого для своей милашки.

Тобо нетерпеливо выглянул из дверного проема:

– Быстрее!

– А ты знаешь, с кем говоришь, мальчик? С бывшим военным диктатором всего Таглиоса.

Парень ухмыльнулся – на него, как и на всех прочих, мой давний титул не производил никакого впечатления. Слово «бывший» нынче не стоит и сотрясения воздуха, с которым оно произносится.

Я склонен философствовать на эту тему и, наверное, слегка увлекаюсь. Когда-то я был никем и не имел желания стать кем-то значимым. Обстоятельства вступили в заговор, чтобы вложить в мои руки огромную власть. Если бы захотел, смог бы выпотрошить половину мира. Но я поддался другим навязчивым идеям. И вот я здесь, на другом краю земного круга, почесываю шрамы, скриплю костями и записываю истории, которые вряд ли кому-нибудь доведется прочесть. Только теперь я куда старше и дряхлее. И похоронил всех друзей юности, кроме Одноглазого…

Я вошел в дом старого колдуна.


Там было убийственно жарко. Одноглазый и Гота поддерживали в очаге огонь даже летом. Впрочем, лето в Южном Хсиене редко бывает жарким. Я уставился на Одноглазого.

– Ты уверен, что с ним не все в порядке?

– Он пытался мне что-то сказать, – пояснил парень. – Я ничего не понял, поэтому и пошел за тобой. Я испугался.

Тобо? Испугался?

Одноглазый сидел в колченогом кресле, которое сколотил собственноручно. Сам он был неподвижен, зато в углах комнаты копошились какие-то существа, обычно заметные лишь боковым зрением. Пол был усеян раковинами улиток. Мурген, отец Тобо, называл этих тварей домовыми – как и маленький народец из сказок его молодости. Их тут было около двадцати разновидностей, высотой от пальца до половины человеческого роста. Они действительно делали свое дело, когда их никто не видел, чем несказанно бесили Дрему. Ведь это означало, что ей придется упорнее выдумывать всяческие работы, чтобы удерживать отрядных злодеев подальше от неприятностей.

В доме Одноглазого стояла убийственная вонь бурды, из которой он гнал самогон.

Старый черт походил на высушенную голову, которую чучельник не удосужился отделить от тела. Одноглазый всегда был коротышкой, даже в лучшие свои годы. Ему уже давно перевалило за двести лет, обе ноги и большая часть руки были мертвы, и он скорее напоминал сморщенную обезьянку, чем человека.

– Слыхал, ты снова пытаешься привлечь к себе внимание, старина, – опустился я возле него на колени.

Единственный глаз Одноглазого распахнулся и уставился на меня. В этом отношении время оказалось к колдуну милосердным – зрение сохранилось отлично.

Колдун приоткрыл беззубый рот, откуда поначалу не донеслось ни звука. Попытался приподнять чернокожую руку с тонюсенькими пальцами, но у него не хватило сил.

Тобо переминался с ноги на ногу и что-то бормотал существам в углах. В Хсиене обитает тысяч десять всяческих диковинных созданий, и он знает название каждого. И все они ему поклоняются. Для меня это взаимопересечение со скрытым миром стало наиболее тревожным последствием нашего пребывания в стране Неизвестных Теней.

Мне они нравились гораздо больше, будучи еще неизвестными.

Снаружи завыл скрайкер, а может, Черный Шак, а может, черная гончая. К нему присоединились другие. Шум и гвалт двинулись к югу, в сторону Врат Теней.

Я велел Тобо выйти и узнать, в чем дело. Он остался. Парень скоро сделается тем еще шилом в заднице.

– Как поживает твоя бабушка? – нанес я упреждающий удар. – Сходил бы проведал.

Готы не было в комнате. Обычно она находилась рядом с Одноглазым, преданно старалась ухаживать, хоть и ослабела почти как он.

Одноглазый издал какой-то звук, шевельнул головой, снова попытался поднять руку. Увидев, как Тобо вышел, он открыл рот и ухитрился выдавить мелкими порциями:

– Костоправ… это… последний… Мне хана. Я это чувствую… Смерть пришла… наконец.

Я не стал ни спорить с ним, ни расспрашивать. Моя ошибка. Мы уже раз десять разыгрывали эту сцену. Ни один из его ударов не оказался последним. Похоже, судьба уготовила ему какую-то особую роль в своей грандиозной драме.

А он и рад стараться. Сейчас обязательно отыграет свой любимый внутренний монолог. Я получу упрек в высокомерии, ведь до Одноглазого никак не дойдет, что я уже не Освободитель, не военный диктатор всего Таглиоса и, более того, отказался от должности Капитана в Черном Отряде. В плену у меня иссякла рациональность, необходимая для подобной службы. Да и мой заместитель Мурген пережил такое не без последствий, поэтому бремя командования Отрядом и лежит сейчас на крепких плечиках Дремы.

И еще Одноглазый должен попросить меня присмотреть за Готой и Тобо. А потом неоднократно напоминать, чтобы я остерегался злобных проделок Гоблина, хотя мы его потеряли много лет назад.

Я подозреваю, что если загробная жизнь существует, то эта парочка встретится секунд через шесть после того, как Одноглазый преставится, и вражда продолжится с того самого места, на котором была прервана при жизни. Более того, я даже немного удивлен, что призрак Гоблина не преследует Одноглазого, чем тот неоднократно грозился.

Может, Гоблин просто не в силах отыскать приятеля? Некоторые нюень бао испытывают чувство потери – дескать, духи предков не могут их здесь найти, чтобы присматривать за ними и давать советы, посещая в снах.

Очевидно, Кине тоже не удается нас найти. У Госпожи уже несколько лет не было кошмарных снов.

А может, Гоблин убил Кину.

Одноглазый поманил меня иссохшим пальцем:

– Ближе.

Я приблизился, насколько смог. Опустившись перед ним на колени, открыл лекарскую сумку. Взял его запястье. Пульс оказался слабым, частым и нерегулярным. И не скажешь, что этот человек перенес удар.

Он забормотал:

– Я не… дурак… который не знает… где он… и что случилось… Слушай! Берегись… Гоблина… девчонки… и Тобо. Я не видел его мертвым… Оставил его с… Киной.

– Твою же мать!

Такое не приходило мне в голову. Меня там не было. Я все еще был одним из Плененных, когда Гоблин проткнул спящую богиню наконечником отрядного знамени. И видели это только Тобо и Дрема. А ко всему, что они видели, надо относиться с подозрением. Ведь Кина – богиня обманников.

– Хорошая идея, старина. Итак, что я должен сделать, чтобы поставить тебя на ноги и заработать выпивку?

Тут я воззрился на нечто, похожее на маленького черного кролика, – оно выглянуло из-под кресла Одноглазого. Таких я еще не видел. Можно позвать Тобо – уж он-то наверняка знает, что это за диво. Тут тьма-тьмущая всевозможных существ, огромных и крошечных. Некоторые безобидны, а многие определенно нет. Тобо их будто притягивает, но лишь в считаных случаях, когда дело касалось самых несговорчивых созданий, он последовал совету Госпожи и связал их клятвой личного служения.

Дети Смерти побаиваются Тобо. Страдая несколько сотен лет под игом Хозяев Теней, они приобрели нечто вроде паранойи по отношению ко всем пришлым чародеям.

До сих пор здешние военачальники вели себя разумно. Никто из них не хотел навлечь на себя гнев Солдат Тьмы, потому что в этом случае Отряд мог бы объединиться с их соперниками. Шеренга Девяти лелеяла и ревностно оберегала статус-кво и равновесие сил. За свержением последнего из Хозяев Теней последовал жуткий хаос. Никто не желал возвращения этого хаоса, хотя Хсиен пребывал в состоянии, крайне близком к анархии. Но и уступить даже малую частичку власти никто не желал.

Одноглазый ухмыльнулся, показав темные десны:

– Не получится… перехитрить меня… Капитан.