Хранители. Чернобыль Лэнд
Часть 13 из 35 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Двумя часами ранее управляющий парком сидел за рабочим столом у себя в кабинете. С трудом удерживаясь от желания зевнуть во весь рот, он водил ручкой по бумаге, дописывая черновик ежемесячного отчета о проделанной работе. Оставалось набросать еще несколько абзацев, в которых он собирался особо отметить собственные заслуги в значительном росте прибыли за отчетный период, прочитать готовый текст, внести коррективы, если потребуется, и отдать секретарше.
Управляющий давно испытывал влечение к длинноногой помощнице и не раз делал недвусмысленные намеки на контакты в свободное время. И вроде бы даже та была не против, но что-то мешало ему сделать решительный шаг. Это что-то было связано с его женой: некрасивой, полной женщиной с короткими ногами и одутловатой физиономией, а точнее, с ее отцом Богомоловым Игорем Михайловичем.
Благодаря тестю Ефим Соломонович Моргенштейн, мало кому известный на тот момент молодой человек, получил место управляющего парком развлечений и солидный годовой доход с дополнительными шестизначными бонусами каждый квартал. И хотя Ефим очень любил красивых женщин, еще больше он любил не менее красивую жизнь и деньги. Ради них он был готов на любые жертвы, даже на сомнительную радость видеть каждый день постылое лицо нелюбимой жены.
К счастью для Моргенштейна, с тех пор как он занял пост управляющего и уехал в Украину, жена общалась с ним только по скайпу. Любящий папочка не смог переступить через себя и отправить единственную дочурку за тридевять земель от Москвы. Всякий раз, когда раздавался сигнал входящего вызова, Ефим, где бы он ни был в этот момент: дома или на работе, – брал ручку или карандаш, хватал первые попавшиеся под руку бумаги и отвечал на видеозвонок. Разговаривая с благоверной, он делал вид, что безмерно занят работой, и большую часть времени смотрел в бумаги, а не в экран телефона.
Ко всему прочему, подобная уловка сильно сокращала продолжительность беседы. Видя, как много работает супруг, что ему не до пустяков вроде чужих баб, женушка желала успехов в делах, посылала смачный воздушный поцелуй, напоминающий по звуку отрыв присосавшегося к ванной вантуза, и отключалась. После чего Ефим возвращался к бесплодным мечтам о секретарше, а потом шел в спортивный зал. Там он занимался на тренажерах до изнеможения, сбрасывая лишнюю сексуальную энергию.
От мыслей о тяготах семейной жизни управляющего отвлек раздавшийся в приемной шум. Судя по долетающим сквозь плотно прикрытую дверь приглушенным звукам и голосам, секретарша отчаянно защищала кабинет начальника от незваного посетителя.
Ефим вздрогнул, когда в приемной что-то загромыхало. Спустя мгновение дверь распахнулась. На пороге, упираясь расставленными в стороны руками в дверные откосы, стояла покрасневшая от непродолжительной борьбы помощница. Ее некогда безупречная прическа растрепалась. Узкая черная юбка сдвинулась набок. Верхние пуговицы на блузке были оторваны.
За спиной женщины маячил крупный бородатый мужчина в заправленных в высокие армейские ботинки черных кожаных штанах, куртке-косухе и темной бандане с белыми черепами. На правой щеке бородача алели три длинные косые царапины, на левой горел багрянцем отпечаток узкой ладони. На полу валялись обломки гипсовой копии Венеры Милосской.
Гневно сверкая оливковыми глазами и сердито раздувая ноздри, секретарша истерично выкрикнула:
– К Ефиму Соломоновичу нельзя! У него совещание!
– Вижу я, какое там совещание, – густым басом пророкотал незнакомец, схватил женщину за талию и легко оторвал от пола. Девушка взвизгнула и, как кошка, впилась наманикюренными ногтями в дверные откосы. – Да отцепись ты! – рявкнул бородач и шагнул назад, увлекая за собой брыкающую ногами бестию. Имитирующие дерево пластиковые панели протестующе заскрипели, когда острые кончики накладных ногтей секретарши оставили в них глубокие кривые борозды.
Мужчина сделал несколько шагов в глубь приемной, бросил бьющуюся в истерике длинноногую шатенку на диван и заскочил в кабинет, едва не запнувшись об один из обломков разбитой статуи. Захлопнув за собой дверь, незнакомец дважды провернул барашек накладного замка и еще несколько секунд держался за ручку. Видимо, ждал, что секретарша попробует прорваться внутрь и выдворить его прочь из кабинета.
– Ох, и горячая штучка, – сказал он, подходя к столу. – Не баба – огонь!
– Вы кто, простите? – просипел Ефим Соломонович, кашлянул в кулак и спросил нормальным голосом: – Вам на какое время назначено?
Мужчина выдвинул приставленный с другой стороны стола гостевой стул и тяжело опустился на него.
– А сколько сейчас?
Управляющий бросил взгляд на висящие над дверью часы:
– Половина двенадцатого.
– Вот на это время и назначено.
Стул пронзительно скрипнул, когда визитер качнулся на нем, закидывая правую ногу на стол. Управляющий нервно покосился на рубчатую подошву с засохшими в углублениях протектора комочками грязи. Гость с усмешкой в темных глазах наблюдал за ним, правой рукой поглаживая густую рыжеватую бороду. Набитая на тыльной стороне ладони кабанья голова шевелилась в такт движениям кисти.
– Что-то я не припомню вас в списке посетителей на сегодня, – выдавил из себя Ефим.
– А мне эта встреча назначена не тобой, а нашим общим боссом. Ты отдал костюм, как было велено?
– Да, – кивнул Моргенштейн, чувствуя, как внутреннее напряжение постепенно отпускает его. Как только бородач появился в кабинете, он напрочь забыл о полученных не так давно указаниях и испытал целый спектр эмоций от страха за свою жизнь до покорности судьбе. Ему показалось, тесть узнал о сжигающей зятя страсти к секретарше и принял превентивные меры. Ефим на полном серьезе решил, что этот неприятный тип в кожаной одежде и грубых башмаках явился по его душу и сейчас будет выбивать из него дурь кулаками, чтобы научить верности единственной дочери Богомолова.
– Ну и чего сидишь? Где мое оборудование?
– Ах да, сейчас. – Ефим встал из-за стола, собираясь пройти к стоящему в углу массивному сейфу, как вдруг вспомнил, что не узнал главного. Во время последнего телефонного разговора тесть сказал о нанятом им специалисте и сообщил, что отправил на электронную почту зятя зашифрованный файл. Ефим внимательно ознакомился с инструкциями. Прежде чем отдавать оборудование, он должен был убедиться, что это тот самый человек, а потому снова сел в кресло и улыбнулся.
– Простите, как вас зовут?
– Ща узнаешь, – пообещал мужчина и сунул кулак под нос Ефиму.
Моргенштейн примирительно выставил руки перед собой:
– Понял. Вы хотите остаться неизвестным, но…
– Дурак! – фыркнул гость. – Ни хрена ты не понял. В татуировке зашифровано мое имя.
– Голова? – удивился зять Богомолова.
Бородач закатил глаза к потолку и страдальчески простонал. В следующую секунду он скинул ногу со стола, стремительно подался вперед, схватил управляющего за галстук и выкрикнул в лицо:
– Какая, в задницу, голова?! Вепрь меня зовут! Вепрь! Неужели это так трудно понять, тупица?! – Он оттолкнул ошеломленного и немного испуганного Ефима от себя, сел на стул и пошмыгал носом, зажимая его с боков согнутыми большим и указательным пальцами. – Прости, не сдержался. Каждый раз одно и то же. Как будто сговорились, мать вашу.
– Может, дело в татуировке? – предположил Моргенштейн и вжался в кресло от брошенного на него яростного взгляда. – Не, я ничего против татухи не имею. Она мастерски сделана и все такое, но будь на ней хряк целиком, а не одна голова, тогда бы и вопросов, наверное, не возникло.
– Уверен?
Ефим мелко закивал, а Вепрь хмыкнул в бороду и помотал головой:
– А я вот нет. Пусть лучше так сперва обзовут, чем тем же хряком, кабаном или, прости хоспади, боровом.
В кабинете повисло неловкое молчание. Вепрь побарабанил кончиками грязных ногтей по столу.
– Ну, долго сидеть будем? Часики тикают: тик-так, тик-так. Время работает против нас, приятель.
– Да-да, сейчас.
Теперь, когда все формальности были выполнены, и Вепрь действительно оказался тем самым человеком (в инструкции фигурировало прозвище нанятого Богомоловым специалиста), Ефим проследовал к сейфу. Он покрутил ребристый верньер, набирая нужную комбинацию цифр, взялся за хромированную ручку в виде буквы Т и повернул по часовой стрелке.
Широкий брусок из прочной легированной стали с щелчком скрылся в предназначенной для него потайной нише. Массивная дверь плавно повернулась на толстых цилиндрических петлях.
Моргенштейн сунул руку в темное нутро сейфа, вытащил оттуда на свет прямоугольный обрезиненный чемодан длиною в метр и шириной сантиметров сорок, запер дверь компактного хранилища и вернулся к Вепрю.
– Вот, – Ефим положил ношу на стол и развернул ручкой к посетителю.
Бородач щелкнул замками кейса, приподнял крышку, проверяя комплектность содержимого, и снова захлопнул.
– Это все?
Управляющий парком помотал головой, открыл нижний ящик тумбочки и положил на стол ПДА.
– Прибор настроен на частоту установленного в костюме микрочипа.
Вепрь взял в руки наладонник. Нажал на кнопку включения, подождал, когда операционка загрузится, и запустил поисковое приложение. Через секунду на экране появилась карта территории парка. Синий кружок с фигуркой человека внутри светился в правом нижнем углу отливающего глянцем дисплея. Касаниями пальца Вепрь сдвинул маячок по центру устройства, отмасштабировал изображение. Судя по всему, объект до сих пор находился в лагере.
– Годится, – кивнул Вепрь, выключил мини-комп и застегнул ремешок устройства на запястье.
– Отчет о выполнении задания пойдет напрямую или через меня? – поинтересовался управляющий.
– Напрямую. Других указаний не было.
– Хорошо. – Ефим помолчал, думая, что бы еще сказать Вепрю. Так ничего и не придумав, пожал руку бородачу и проводил до входной двери.
Обломки и гипсовая крошка разбитой статуи так и лежали на полу. Секретарша не прибралась после отчаянной обороны кабинета начальника. Решила, что тот увидит, какой бардак устроил незваный гость, и поощрит ее деньгами или каким-нибудь другим, не менее приятным, способом.
Она замечала его интерес к ней и терпеливо ждала, когда босс не выдержит. Сама она не решалась сделать первый шаг, опасаясь непредсказуемой реакции, зато прекрасно знала, как будет действовать, если начальник пойдет ва-банк. Никаких игр в недотрогу. Море любви, ласки и желания удовлетворить любой каприз. А когда он прикипит к ней душой и телом и уже не сможет обходиться без нее, вот тогда она и начнет качать из него деньги, золото и драгоценности, как нефть из скважины.
Секретарша не подозревала, что первым из кабинета выйдет начальник, а потому, когда дверь открылась, сердито поджала губы и нахмурила брови, всем видом выражая презрение и недовольство грубияну. Ефим не ожидал увидеть вместо милого сердцу личика злобную гримасу и чуть не вздрогнул от неожиданности. Женщина поняла, что совершила ошибку, нацепила на лицо приветливую маску, но опоздала. Моргенштейн повернулся к ней спиной и что-то негромко говорил мужлану в кожаной одежде, провожая его к выходу из приемной.
Когда за гостем захлопнулась дверь, секретарша птахой выпорхнула из-за стола. Цокая набойками десятисантиметровых шпилек и соблазнительно покачивая бедрами, она подошла к начальнику и защебетала:
– Простите, Ефим Соломонович. Я думала, это вышел грубиян, потому и приготовилась встретить его как подобает. Вы только посмотрите, что он наделал, – она театрально взмахнула руками и прижала кончики пальцев к вискам, как будто у нее внезапно разболелась голова. – Вам так нравилась эта статуя.
– Новую поставим, – сухо ответил Моргенштейн.
Ему вдруг в голову пришла мысль, что Богомолов только и ждет, когда ненавистный зять допустит ошибку, станет на скользкую дорожку супружеской измены, и вот тогда-то тесть со всей радостью предоставит доказательства предательства благоверного своей любимой доченьке, не рискуя при этом испортить с ней отношения, как могло бы случиться, пойди он на открытый конфликт с мужем своего единственного чада. Он только в ее присутствии играл роль любящего тестя, а когда той не было рядом, моментально показывал свое истинное лицо и разве что смерти не желал тому, кого выбрала его неповторимая кровиночка.
Моргенштейн зацепился за эту мысль, как утопающий за соломинку, и решил раз и навсегда поставить незримый барьер между собой и секретаршей.
«Не дождешься, старый хрен», – подумал Ефим и строго сказал вслух:
– Что здесь за бардак? Немедленно приберитесь тут и… – Он покрутил головой по сторонам, ища, к чему бы еще придраться. Взгляд упал на стоящие на подоконниках горшки с давно превратившимися в гербарий гортензией и фиалками. – И полейте цветы, наконец. Хватит просто так без дела сидеть!
Секретарша недоуменно пожала плечами, когда за начальником захлопнулась дверь. Тот был сам не свой. Видимо, тоже натерпелся от грубияна, решила она, и какое-то время постояла в задумчивости, размышляя, на самом деле прибраться и полить цветы или махнуть на все рукой и вернуться к просмотру роликов в Инстаграме и других социальных сетях.
Быть может, она и занялась бы делом, но тут мявкнул телефон, оповещая о выложенной в сеть одним из виртуальных друзей новой заметке. Мелодичный сигнал стал той самой последней каплей, что переполнила чашу сомнений. Решение было принято. Естественно, не в пользу работы. Цокая каблуками, секретарша вернулась за стол, взяла в руки телефон и с головой погрузилась в созерцание чужих жизней.
Тем временем у себя в кабинете Ефим Соломонович посмотрел на часы и записал в ежедневнике цифры 14–45. Это было ориентировочное время, когда на синхронизированный с его телефоном автоответчик Богомолова должна поступить информация о выполнении задания. Если операция пойдет по плану, через три часа, плюс-минус тридцать минут, он должен сообщить о потере связи с Преображенским и потребовать поднять по тревоге поисковый вертолет.
Этого не было в согласованном с тестем плане действий. Неизвестно, как тот отреагирует на подобную самодеятельность. Может, похвалит зятя за невольно оказанную услугу, а может, выйдет из себя и наорет во время внепланового телефонного разговора, а потом и вовсе потребует не мешаться под ногами.
Ефиму было наплевать на реакцию тестя. Управляющий планировал объявить поисковую операцию исключительно ради желания выйти сухим из воды. Факт гибели в парке одного из его владельцев мог пробудить нешуточный интерес не только у жаждущих жареных фактов журналистов, но и у правоохранительных органов.
Вполне возможно, сам Богомолов и станет инициатором разбирательства, в надежде отвести от себя подозрения. Тогда тем более надо было подстраховаться и первым забить тревогу. Моргенштейн хотел выбить почву из-под ног старого лиса прежде, чем тот подведет его самого под монастырь. Богомолов умел это делать филигранно, не зря всю жизнь шагал по головам.
* * *
Пока секретарша решала жизненно важный для нее вопрос, а управляющий продумывал концепцию ближайшего будущего, Вепрь покинул административный корпус, пристегнул кофр к багажному ящику, сел на квадроцикл и покатил на восток. Он прекрасно помнил те времена, когда по территории отчуждения сложно было передвигаться пешком, не говоря уж о том, чтобы ехать на машине. Особенно трудно приходилось после выбросов. В такие дни аномалии чуть ли не громоздились друг на друге. Практически каждый шаг приходилось выверять детектором или бросать болты, гайки да камешки, чтобы вовремя обнаружить безопасную тропу и не вляпаться в деструктив.
С тех пор, как Зона исчезла, стало не в пример лучше. Как говорится, была бы машина, а маршрут найдется.
Управляющий давно испытывал влечение к длинноногой помощнице и не раз делал недвусмысленные намеки на контакты в свободное время. И вроде бы даже та была не против, но что-то мешало ему сделать решительный шаг. Это что-то было связано с его женой: некрасивой, полной женщиной с короткими ногами и одутловатой физиономией, а точнее, с ее отцом Богомоловым Игорем Михайловичем.
Благодаря тестю Ефим Соломонович Моргенштейн, мало кому известный на тот момент молодой человек, получил место управляющего парком развлечений и солидный годовой доход с дополнительными шестизначными бонусами каждый квартал. И хотя Ефим очень любил красивых женщин, еще больше он любил не менее красивую жизнь и деньги. Ради них он был готов на любые жертвы, даже на сомнительную радость видеть каждый день постылое лицо нелюбимой жены.
К счастью для Моргенштейна, с тех пор как он занял пост управляющего и уехал в Украину, жена общалась с ним только по скайпу. Любящий папочка не смог переступить через себя и отправить единственную дочурку за тридевять земель от Москвы. Всякий раз, когда раздавался сигнал входящего вызова, Ефим, где бы он ни был в этот момент: дома или на работе, – брал ручку или карандаш, хватал первые попавшиеся под руку бумаги и отвечал на видеозвонок. Разговаривая с благоверной, он делал вид, что безмерно занят работой, и большую часть времени смотрел в бумаги, а не в экран телефона.
Ко всему прочему, подобная уловка сильно сокращала продолжительность беседы. Видя, как много работает супруг, что ему не до пустяков вроде чужих баб, женушка желала успехов в делах, посылала смачный воздушный поцелуй, напоминающий по звуку отрыв присосавшегося к ванной вантуза, и отключалась. После чего Ефим возвращался к бесплодным мечтам о секретарше, а потом шел в спортивный зал. Там он занимался на тренажерах до изнеможения, сбрасывая лишнюю сексуальную энергию.
От мыслей о тяготах семейной жизни управляющего отвлек раздавшийся в приемной шум. Судя по долетающим сквозь плотно прикрытую дверь приглушенным звукам и голосам, секретарша отчаянно защищала кабинет начальника от незваного посетителя.
Ефим вздрогнул, когда в приемной что-то загромыхало. Спустя мгновение дверь распахнулась. На пороге, упираясь расставленными в стороны руками в дверные откосы, стояла покрасневшая от непродолжительной борьбы помощница. Ее некогда безупречная прическа растрепалась. Узкая черная юбка сдвинулась набок. Верхние пуговицы на блузке были оторваны.
За спиной женщины маячил крупный бородатый мужчина в заправленных в высокие армейские ботинки черных кожаных штанах, куртке-косухе и темной бандане с белыми черепами. На правой щеке бородача алели три длинные косые царапины, на левой горел багрянцем отпечаток узкой ладони. На полу валялись обломки гипсовой копии Венеры Милосской.
Гневно сверкая оливковыми глазами и сердито раздувая ноздри, секретарша истерично выкрикнула:
– К Ефиму Соломоновичу нельзя! У него совещание!
– Вижу я, какое там совещание, – густым басом пророкотал незнакомец, схватил женщину за талию и легко оторвал от пола. Девушка взвизгнула и, как кошка, впилась наманикюренными ногтями в дверные откосы. – Да отцепись ты! – рявкнул бородач и шагнул назад, увлекая за собой брыкающую ногами бестию. Имитирующие дерево пластиковые панели протестующе заскрипели, когда острые кончики накладных ногтей секретарши оставили в них глубокие кривые борозды.
Мужчина сделал несколько шагов в глубь приемной, бросил бьющуюся в истерике длинноногую шатенку на диван и заскочил в кабинет, едва не запнувшись об один из обломков разбитой статуи. Захлопнув за собой дверь, незнакомец дважды провернул барашек накладного замка и еще несколько секунд держался за ручку. Видимо, ждал, что секретарша попробует прорваться внутрь и выдворить его прочь из кабинета.
– Ох, и горячая штучка, – сказал он, подходя к столу. – Не баба – огонь!
– Вы кто, простите? – просипел Ефим Соломонович, кашлянул в кулак и спросил нормальным голосом: – Вам на какое время назначено?
Мужчина выдвинул приставленный с другой стороны стола гостевой стул и тяжело опустился на него.
– А сколько сейчас?
Управляющий бросил взгляд на висящие над дверью часы:
– Половина двенадцатого.
– Вот на это время и назначено.
Стул пронзительно скрипнул, когда визитер качнулся на нем, закидывая правую ногу на стол. Управляющий нервно покосился на рубчатую подошву с засохшими в углублениях протектора комочками грязи. Гость с усмешкой в темных глазах наблюдал за ним, правой рукой поглаживая густую рыжеватую бороду. Набитая на тыльной стороне ладони кабанья голова шевелилась в такт движениям кисти.
– Что-то я не припомню вас в списке посетителей на сегодня, – выдавил из себя Ефим.
– А мне эта встреча назначена не тобой, а нашим общим боссом. Ты отдал костюм, как было велено?
– Да, – кивнул Моргенштейн, чувствуя, как внутреннее напряжение постепенно отпускает его. Как только бородач появился в кабинете, он напрочь забыл о полученных не так давно указаниях и испытал целый спектр эмоций от страха за свою жизнь до покорности судьбе. Ему показалось, тесть узнал о сжигающей зятя страсти к секретарше и принял превентивные меры. Ефим на полном серьезе решил, что этот неприятный тип в кожаной одежде и грубых башмаках явился по его душу и сейчас будет выбивать из него дурь кулаками, чтобы научить верности единственной дочери Богомолова.
– Ну и чего сидишь? Где мое оборудование?
– Ах да, сейчас. – Ефим встал из-за стола, собираясь пройти к стоящему в углу массивному сейфу, как вдруг вспомнил, что не узнал главного. Во время последнего телефонного разговора тесть сказал о нанятом им специалисте и сообщил, что отправил на электронную почту зятя зашифрованный файл. Ефим внимательно ознакомился с инструкциями. Прежде чем отдавать оборудование, он должен был убедиться, что это тот самый человек, а потому снова сел в кресло и улыбнулся.
– Простите, как вас зовут?
– Ща узнаешь, – пообещал мужчина и сунул кулак под нос Ефиму.
Моргенштейн примирительно выставил руки перед собой:
– Понял. Вы хотите остаться неизвестным, но…
– Дурак! – фыркнул гость. – Ни хрена ты не понял. В татуировке зашифровано мое имя.
– Голова? – удивился зять Богомолова.
Бородач закатил глаза к потолку и страдальчески простонал. В следующую секунду он скинул ногу со стола, стремительно подался вперед, схватил управляющего за галстук и выкрикнул в лицо:
– Какая, в задницу, голова?! Вепрь меня зовут! Вепрь! Неужели это так трудно понять, тупица?! – Он оттолкнул ошеломленного и немного испуганного Ефима от себя, сел на стул и пошмыгал носом, зажимая его с боков согнутыми большим и указательным пальцами. – Прости, не сдержался. Каждый раз одно и то же. Как будто сговорились, мать вашу.
– Может, дело в татуировке? – предположил Моргенштейн и вжался в кресло от брошенного на него яростного взгляда. – Не, я ничего против татухи не имею. Она мастерски сделана и все такое, но будь на ней хряк целиком, а не одна голова, тогда бы и вопросов, наверное, не возникло.
– Уверен?
Ефим мелко закивал, а Вепрь хмыкнул в бороду и помотал головой:
– А я вот нет. Пусть лучше так сперва обзовут, чем тем же хряком, кабаном или, прости хоспади, боровом.
В кабинете повисло неловкое молчание. Вепрь побарабанил кончиками грязных ногтей по столу.
– Ну, долго сидеть будем? Часики тикают: тик-так, тик-так. Время работает против нас, приятель.
– Да-да, сейчас.
Теперь, когда все формальности были выполнены, и Вепрь действительно оказался тем самым человеком (в инструкции фигурировало прозвище нанятого Богомоловым специалиста), Ефим проследовал к сейфу. Он покрутил ребристый верньер, набирая нужную комбинацию цифр, взялся за хромированную ручку в виде буквы Т и повернул по часовой стрелке.
Широкий брусок из прочной легированной стали с щелчком скрылся в предназначенной для него потайной нише. Массивная дверь плавно повернулась на толстых цилиндрических петлях.
Моргенштейн сунул руку в темное нутро сейфа, вытащил оттуда на свет прямоугольный обрезиненный чемодан длиною в метр и шириной сантиметров сорок, запер дверь компактного хранилища и вернулся к Вепрю.
– Вот, – Ефим положил ношу на стол и развернул ручкой к посетителю.
Бородач щелкнул замками кейса, приподнял крышку, проверяя комплектность содержимого, и снова захлопнул.
– Это все?
Управляющий парком помотал головой, открыл нижний ящик тумбочки и положил на стол ПДА.
– Прибор настроен на частоту установленного в костюме микрочипа.
Вепрь взял в руки наладонник. Нажал на кнопку включения, подождал, когда операционка загрузится, и запустил поисковое приложение. Через секунду на экране появилась карта территории парка. Синий кружок с фигуркой человека внутри светился в правом нижнем углу отливающего глянцем дисплея. Касаниями пальца Вепрь сдвинул маячок по центру устройства, отмасштабировал изображение. Судя по всему, объект до сих пор находился в лагере.
– Годится, – кивнул Вепрь, выключил мини-комп и застегнул ремешок устройства на запястье.
– Отчет о выполнении задания пойдет напрямую или через меня? – поинтересовался управляющий.
– Напрямую. Других указаний не было.
– Хорошо. – Ефим помолчал, думая, что бы еще сказать Вепрю. Так ничего и не придумав, пожал руку бородачу и проводил до входной двери.
Обломки и гипсовая крошка разбитой статуи так и лежали на полу. Секретарша не прибралась после отчаянной обороны кабинета начальника. Решила, что тот увидит, какой бардак устроил незваный гость, и поощрит ее деньгами или каким-нибудь другим, не менее приятным, способом.
Она замечала его интерес к ней и терпеливо ждала, когда босс не выдержит. Сама она не решалась сделать первый шаг, опасаясь непредсказуемой реакции, зато прекрасно знала, как будет действовать, если начальник пойдет ва-банк. Никаких игр в недотрогу. Море любви, ласки и желания удовлетворить любой каприз. А когда он прикипит к ней душой и телом и уже не сможет обходиться без нее, вот тогда она и начнет качать из него деньги, золото и драгоценности, как нефть из скважины.
Секретарша не подозревала, что первым из кабинета выйдет начальник, а потому, когда дверь открылась, сердито поджала губы и нахмурила брови, всем видом выражая презрение и недовольство грубияну. Ефим не ожидал увидеть вместо милого сердцу личика злобную гримасу и чуть не вздрогнул от неожиданности. Женщина поняла, что совершила ошибку, нацепила на лицо приветливую маску, но опоздала. Моргенштейн повернулся к ней спиной и что-то негромко говорил мужлану в кожаной одежде, провожая его к выходу из приемной.
Когда за гостем захлопнулась дверь, секретарша птахой выпорхнула из-за стола. Цокая набойками десятисантиметровых шпилек и соблазнительно покачивая бедрами, она подошла к начальнику и защебетала:
– Простите, Ефим Соломонович. Я думала, это вышел грубиян, потому и приготовилась встретить его как подобает. Вы только посмотрите, что он наделал, – она театрально взмахнула руками и прижала кончики пальцев к вискам, как будто у нее внезапно разболелась голова. – Вам так нравилась эта статуя.
– Новую поставим, – сухо ответил Моргенштейн.
Ему вдруг в голову пришла мысль, что Богомолов только и ждет, когда ненавистный зять допустит ошибку, станет на скользкую дорожку супружеской измены, и вот тогда-то тесть со всей радостью предоставит доказательства предательства благоверного своей любимой доченьке, не рискуя при этом испортить с ней отношения, как могло бы случиться, пойди он на открытый конфликт с мужем своего единственного чада. Он только в ее присутствии играл роль любящего тестя, а когда той не было рядом, моментально показывал свое истинное лицо и разве что смерти не желал тому, кого выбрала его неповторимая кровиночка.
Моргенштейн зацепился за эту мысль, как утопающий за соломинку, и решил раз и навсегда поставить незримый барьер между собой и секретаршей.
«Не дождешься, старый хрен», – подумал Ефим и строго сказал вслух:
– Что здесь за бардак? Немедленно приберитесь тут и… – Он покрутил головой по сторонам, ища, к чему бы еще придраться. Взгляд упал на стоящие на подоконниках горшки с давно превратившимися в гербарий гортензией и фиалками. – И полейте цветы, наконец. Хватит просто так без дела сидеть!
Секретарша недоуменно пожала плечами, когда за начальником захлопнулась дверь. Тот был сам не свой. Видимо, тоже натерпелся от грубияна, решила она, и какое-то время постояла в задумчивости, размышляя, на самом деле прибраться и полить цветы или махнуть на все рукой и вернуться к просмотру роликов в Инстаграме и других социальных сетях.
Быть может, она и занялась бы делом, но тут мявкнул телефон, оповещая о выложенной в сеть одним из виртуальных друзей новой заметке. Мелодичный сигнал стал той самой последней каплей, что переполнила чашу сомнений. Решение было принято. Естественно, не в пользу работы. Цокая каблуками, секретарша вернулась за стол, взяла в руки телефон и с головой погрузилась в созерцание чужих жизней.
Тем временем у себя в кабинете Ефим Соломонович посмотрел на часы и записал в ежедневнике цифры 14–45. Это было ориентировочное время, когда на синхронизированный с его телефоном автоответчик Богомолова должна поступить информация о выполнении задания. Если операция пойдет по плану, через три часа, плюс-минус тридцать минут, он должен сообщить о потере связи с Преображенским и потребовать поднять по тревоге поисковый вертолет.
Этого не было в согласованном с тестем плане действий. Неизвестно, как тот отреагирует на подобную самодеятельность. Может, похвалит зятя за невольно оказанную услугу, а может, выйдет из себя и наорет во время внепланового телефонного разговора, а потом и вовсе потребует не мешаться под ногами.
Ефиму было наплевать на реакцию тестя. Управляющий планировал объявить поисковую операцию исключительно ради желания выйти сухим из воды. Факт гибели в парке одного из его владельцев мог пробудить нешуточный интерес не только у жаждущих жареных фактов журналистов, но и у правоохранительных органов.
Вполне возможно, сам Богомолов и станет инициатором разбирательства, в надежде отвести от себя подозрения. Тогда тем более надо было подстраховаться и первым забить тревогу. Моргенштейн хотел выбить почву из-под ног старого лиса прежде, чем тот подведет его самого под монастырь. Богомолов умел это делать филигранно, не зря всю жизнь шагал по головам.
* * *
Пока секретарша решала жизненно важный для нее вопрос, а управляющий продумывал концепцию ближайшего будущего, Вепрь покинул административный корпус, пристегнул кофр к багажному ящику, сел на квадроцикл и покатил на восток. Он прекрасно помнил те времена, когда по территории отчуждения сложно было передвигаться пешком, не говоря уж о том, чтобы ехать на машине. Особенно трудно приходилось после выбросов. В такие дни аномалии чуть ли не громоздились друг на друге. Практически каждый шаг приходилось выверять детектором или бросать болты, гайки да камешки, чтобы вовремя обнаружить безопасную тропу и не вляпаться в деструктив.
С тех пор, как Зона исчезла, стало не в пример лучше. Как говорится, была бы машина, а маршрут найдется.